ЛЮБОВЬ (ЛЮБА) РОЗЕНФЕЛЬД. Глюки
ГЛЮКИ
«Ты, зяблик подмосковный,
начни, начни, начни…»
Э. Багрицкий
… Ещё немного. Паршиво, конечно. Скорее… Руки дрожат, ничего, сейчас легче будет. Зажигалка, чёрт, не загорается… Вот, получилось. Ложка горячая. Терпи! Вот так… Ой… попал. Всё. Какое блаженство! Спать. Хоть пару минут. Как клёво, когда не болит…
Птицы. Я люблю птиц. Мама называла меня зябликом. Я же был большим, когда она исчезла… Я знаю, как он поёт… Кружатся, летят над головой… как хорошо. Никто не понимает – ни папа, ни этот врач, такой умный, просто смешно… Летят. Может быть, я когда-то и был птицей? Всё может быть… Пить хочу. Не буду из-за этого вставать. Спать…
Всё собрать надо. Куртка под головой… Забрать. Отец отвёл меня к психиатру. Почти насильно. А интересно, что он может сделать. Что-то вытянул из меня. Кино! Да, я знаю, с чего всё это началось, и он теперь знает. Мама ушла. Вот с этого…И ладно бы ушла… Выхожу из подвала. Как хорошо спалось. Теперь я снова человек. Что подвал! Хрен с ним! А ведь я нашёл её номер телефона. И что она мне ответила, когда я дозвонился: «Ты исчез из моей жизни, и я не хочу это менять. Не звони больше!» Как мне было больно! Вот так. А потом уже Митька дал мне покурить травку. Мне стало легче… Оп-па. А сейчас надо опять бабки искать. Ничего, рука заживает. Я купил детские влажные салфетки-подтирки. Вытираю ими иглу, рука теперь будет, как новенькая. Это моё ноу-хау. Могу научить. Стой! Куда идти? А дома я был вчера? Не помню. Может и в самом деле, мозги усыхают от этого удовольствия. И что? Сам никогда не брошу. Просто не смогу. Как это сделать самому, когда ломает. Когда нет вокруг ничего, один «Чёрный квадрат» этого придурка Малевича… Вперёд – и с песнями. Достану, не впервой. Бабушка подкинет бабки, она думает, что я школу заканчиваю. И жалко её, она видит плохо, вчера дала мне не сто, а двести рубликов…
Мой бог! Неужели я так и сдохну в том подвале? И не забьют вход, козлы. Подумаешь, есть же чердак. Нет, к бабушке сегодня не пойду. Она вчера мне дала бабки, Митька умер, Славик сам нищий… Где взять? Где? Ага!
– Куда ты, зараза, лезешь?
Молчу, корчусь на асфальте. Он, кажется, понимает, что я нарочно сунулся под его крутую тачку. Но нога болит.
– Вставай, сынок, вставай. Я отвезу тебя в больницу.
– Нет, дяденька, дайте мне только пару сотен. Наркоман я. Ломает меня, я не нарочно…
– Господи, что делается? Держи, малый. Лечиться тебе надо, умрёшь…
– Ага! А нога болит… Скоро вылечу. Всё равно спасибо вам.
Вот и бабки, оставлю на потом, а сейчас руку жгут.
Птицы мои, птицы небесные. Как я вам завидую… Летают и горя не знают… Неужели и я опять полечу?!
Он был таким красивым…
Гуляя по берегу моря, нашла огромного жука, долго смотрела на него. Не живой ли? Куда там! Его заливала вода, засыпал морской песок, он лежал на спине, скрестив застывшие в каком-то молитвенном слиянии лапки. Я нашла палочку и, копнув жука вместе с песком, так и понесла его на палочке к своим вещам, оставленным довольно далеко. Жук не шевелился. Поражали его огромные усищи. Он так и висел у меня на палочке, продетой сквозь лапки. Внизу под головой было четыре лапы, ниже – две. Глазища огромные, чёрные, мёртвые, они мне напомнили глаза больших стрекоз, которые иногда подпускают близко к себе, позволяя рассмотреть их.
Где-то виднелось красное пятнышко возле рта. Спину жука я не могла рассмотреть, боялась перевернуть его. Потом я нашла пластиковый тонкий разовый стаканчик. Дошла до небольшого фонтана, вымыла стакан, залила его водой и опрокинула туда дохлого жука. Но что-то заставило меня вылить воду, жук остался в стаканчике, выкупанный, чистый, без песка. Я положила его в кулёк, пока переодевалась. После купания он теперь лежал, как положено, на животе. Так же неподвижны были его скрещенные лапки. Теперь я могла рассмотреть его спину. Там оказались крылья, плотно прижатые, зеленоватые, сверху два красных пятна. Брюшко с боков посветлело.
Этот жук был так красив, что я решила понести его домой. Во-первых, можно будет кого-то напугать, во-вторых, поставить к сухим цветам для «икебаны». Позднее мне пришлось пойти к приятельнице, под стаканчик с жуком я положила записку. «Не бойтесь. Я дохлый!» Вдруг мне показалось, что в глубине его чёрного глаза просияло густое красное свечение. Страшно стало на миг, правда, потом, сколько я ни всматривалась, не было красноты, у стрекоз бывает такая же сетчатая зелень в глазах. Ну, и бог с ним!
Я ушла, забыла о жуке. В какой-то миг мне показалось, что лапы его уже не такие окостеневшие, какими были раньше. Ну, ерунда, успокаивала я себя.
Пришла, вспомнила о своей находке. Стаканчик так и стоял на столе, под ним – записка. Но – ужас! Я увидела совершенно чётко, как, пластично изгибаясь, выравнивается гигантский ус жука, выпрямляется его лапка.
Схватив стаканчик, я метнулась к балкону и выбросила его вместе с содержимым.
Чёрт знает что! какой-то бессмертный жук. Теперь ему суждено ещё и полетать. Он не может разбиться, даже упав с шестого этажа. Его ожившие лапы спружинят, а, может быть, и крылья послужат.
Но даже теперь, когда его нет, меня терзает какой-то трепет. Он был таким красивым…
Иллюстрация Евгения Смирнова (Калуга), который ушёл из жизни недавно.
Песчаная буря
Да, тяжёлое время. А небо стало каким-то апельсиновым, мутным, солнца днём не видно. Ветер. Метёт песок из пустыни, песок красный, железистый.
Деревья тревожатся, их раскачивает ветер. Люди пытаются идти по улицам, но ветер их старается сбросить с дороги. Бабушка ведёт первоклассника-внука из школы, ветер сбивает с ног, бабушка повернулась к ветру спиной, прижала к себе внука, стоят. Через минутку, когда ветер изменил направление, быстро скрываются в парадном.
Две женщины ожидают автобус, со стуком падают на проезжающие машины огромные стручки зонтичной акации (делоникс). Нет автобуса. Пробежала налегке молодая девушка в лёгких красных туфельках-лодочках.
Дома на балконе песок слоями лежит на всём. На следующий день небо стало лимонным, пожелтело, значит, тот самый песок из пустыни, рассеивается понемногу. Солнца всё ещё не видно. Слышны стуки, с грохотом срываются металлические полосы с каких-то витрин, оград. Ветер тащит их по мостовой со скрежетом, машины уворачиваются, тормозят.
Моя резеда в горшочке не желает жить в доме, только на балконе ей комфортно. На третий день занесла горшочек в ванную, промыла, потом смывала песок уже из ванной. Резеде понравилось. Пахнет. Жаль, но снова вынесла на столик на балконе. Всё ещё гудит ветер, но небо всё белее и белее, кажется, закончилось это несчастье.
ПОСЛЕ БУРИ
Тяжело переносят люди погодные безумства, хамсин, например. Стоит тяжёлый, плотный воздух, ничто не движется, не шелохнётся. Ни ветерка, жар пышет, некуда спрятаться. Хоть бы вечером лёгкий ветерок повеял! Нет… А на следующий день – буря, в воздухе взвесь песка, пыли, жар всё так же полыхает, только добавился ко всему этому сильный горячий ветер-суховей. Дождались ветра! Люди закрывают окна, балконы, работают кондиционеры, вентиляторы… Нет возможности выйти из дому. Приходится пережидать непогоду. И вот наконец-то, к утру на мутном небе стали появляться облачка и голубые промоины света, потом брызнули светлые оранжевые лучи солнца. Можно распахнуть окна, впустить нормальный воздух!
Пошла к морю. Видно, что ночью бушевала буря. Пляжный песок ещё влажный, очевидно, огромные волны заливали берег. Множество разбитых ракушек…
А вот и пучок перьев торчит из песка. Погибла птица, перо наполовину чёрное, наполовину коричневое. Иду дальше, опять – теперь уже другая птица погибла. Из песка выглядывает целый веер чёрных перьев – остатки крыла и две длинные ноги торчат, красные, а лапки сжаты щепотью. Птица большая, она боролась, в стороне разбросано несколько взъерошенных перьев… Не только людям плохо в такую погоду!
Я представила себе. Ночь. Верховой ветер. Спасаясь от ветра, стая летит низко над самой водой. Но волны, яростно раскачиваясь, сбивают одну из птиц и швыряют её на берег. Птица пытается подняться, но новая волна опять бросает её на песок…
Стая не может остановиться, почти ничего не видно, а ветер уносит крик поверженной птицы, рёв волн гасит её предсмертные вопли. Утром только следы промчавшейся бури…
ЛЮБОВЬ
Вот как бывает… Берег Средиземного моря. Средиземное – середина Земли! Иду вдоль берега. Ещё «зима», конечно, наша бесснежная, ветреная, купаться нельзя, но сегодня удивительно спокойный день. Обычно море вблизи парка бурлит, волны скачут, заливают прибрежный песок. А сейчас тихо, волны маленькие, скользнут и отпрянут. Смотрю издали, паренёк что-то пишет палочкой на мокром песке, приближаюсь и боковым зрением вижу – признание в любви и ещё одну фразу: «очень скучаю по тебе». Он отступает, и пока жадная волна не смыла буквы, быстро фотографирует своим мобильным телефоном это признание в любви…
А буквы-то кириллица, слова написаны по-русски.
Не удержалась я, улыбнулась ему: «прекрасная идея!», а он ответил, немного смутившись: «романтика». Я же подумала: любовь.
