ПЕТР КАЗАРНОВСКИЙ. Экспромт с панторифмой.
экспромт с панторифмой
Голодуха! Ожирел я,
пожирая духа ожерелья.
Плач по забытым сюжетам
Памяти неся мякину,
Устаешь и каждый раз
Ешь прогорклую малину —
Чавкаешь рассказ.
То герой, а то нарратор
Уплывает в немоту
Опустелой alma mater
В ботаническом аду.
Плод висит, недосягаем
В ослепительном верху, —
Мы же звуками гоняем
Сахар в буквенном соку.
***
Я не знаю, что делать со своим героем.
И потому я его убиваю.
***
Треснула рубашка по швам
А я всего проводил их до дома
У одной из сестер рубашка затрещала по швам
уже на следующий день
Треснула рубашка по швам
А сколько было сказано слов?
И сколько шагов мы прошли вместе?
О чем теперь думать?
Треснула рубашка по швам
А раньше всё было всем понятно.
Вечером вернулся домой спокойный
А наутро — страшный треск!
Треснула рубашка по швам
уже на следующий день
Страшный треск! и всё у одной сестры
которую и провожать не думал
***
Смотрю в позорную трубу
и вижу, как в окно:
летело тайное табу,
слабело белизной.
Звенела ария планет,
растянутых в парад.
Тревожно думать: на окне
не ангелы стоят.
Кто может выскочить из сот
и кувырком из чрев?
И кто теперь произнесет
немую горечь-речь?
А в незапятнанном углу,
сверкая пустотой,
раскрытым ртом прильнул к стеклу
двойник-напарник мой.
Сквозь иней оставляет он —
сквозит — не соберешь — —
отягощающий всё стон,
в жилом пространстве брешь.
Практикум
память — перчатка в которой продраны пальцы
память — бабочка с крыльев которой слетела пыльца
легко откладывать памяти яйца
когда уже не восстановить лица
окунёте руку в бесконечный карман
надобность желание укачать поймаете если
из темноты ига смотрят сами не свои мысли
уходя в сторону от набрякшего ярма
личинки заполоняют сквозящиеся пустоты
бременя задумчивые места
ждущие взмыть устать и стать
на какой-то точке затеянного в утробе полёта
по небу самолетик прочерчивает полосу
одну за другой норовя завязать в мертвый узел
твердь уподобленную зыбкому лицу
которого ищешь подчиняясь взгляда гипотенузе
только чтобы забыть найденное только его отыскав
вторя полету прозрачной бабочки движением непонятного слова
чтобы за испарением смысла следить с обеих сторон глазка
и повторять это же снова
БАБОЧКА-ПРОПЕЛЛЕР
Р Г
АЗ ОР
ДВА ОДА
ИВАН ТЛИВ
ИЕГОВ НИЖЕТ
НАРОДА СТВОРА
ЛЖИВАТЬ ТОРАКОМ
СЯКНУТЫМ ПАНЕБЕСЬ
ГНУТЫМУТОТОРОКАНЬ
РНЫМУТРО РТОВКАМЕ
МБОНАМИ ДНЕЕТСЯ
НАТИНА КОВЫСО
КОВОС ТАЯНО
ТОРГ ЧЬЮЛ
АНА ЕТЕ
ВТ ТЕ
Ь L
ПРОПЕЛЛЕР
ПОПЛЕТЕЛ
ЛЕПРОТИ
ЛИТРЕЛ
РПЕЛИ
ОПРО
ЛИТ
ИИ
О
ЛЕ
ТЕЛ
ОПОР
ОЛИРО
ПРОЛЕТ
ОТИРОЛИ
ОПРЕЛИЛО
ПРОЛЕПИЛЕ
***
Бздите
без диет
***
солдат не спит — служба стоит
интервал выделили маркером
интервал вёл в ил
ил сна солдата
сна ил у-сна-ст-ил
интервалом валило велело
вволю валандало
периметр двора — службы
службы дружбы
на много зим немного им
манит
имманентное
***
Государство не терпит наивных
оно отбирает невинность
ебя во все поры
так что не перевести дух.
Что оно делает с моей принадлежностью —
социальной гендерной человеческой
самому себе, наконец?
Уже внимания не обращая на тело
ни на то что от него осталось
я стараюсь заглянуть в сумерки
чтоб услышать тяжелое сопенье
и увидеть облик
того вездесущего животного
(недостаточно освещенного английским
фонариком)
которое бесконечно множится
приставленное к каждому
ждущее когда его убьют.
ПРЕДМЕТОД
Александру Горнону
А там атом речи мреючи сказкой скользкой
скола с колбы сколь бы быльё
Там да°ма_ска зска_кунаки
Накинь накипь и никшни, никни_ги_ пер
Гюнта таоматом мретдь трём ыз дрёма
мадеры море_ллы мокры_лья /лия
или ил лили_Путов_ар гекто_р
рот оратора тут
а там атом ртути_ны тени рутины
креация акта реакции: кратер секрета
оракул омег сивиллина альфа
аль Фауст_а из_ста_я_каобы колбы
ре-торты ре-клеры ре-наполеоны
оратаи тая кидая Китай орало нарыли
на рыле леноры и лерны
каденции рекла_мода_ тел’
каденции скаскаскаски
с каскадов вокабул Кабул-муэдзин
дзынь-И-дзынь
требят требят будить бдить
гонг бес ангин_Тер-ра
тарары_твин и _бин
ионы (и оны) во дни и во дне воднеющий днесь
(ТА)ТЬМУХА
Вымоли муть
Выколи тьму
Молотьба молок колом
Мух уйма — мух нет
***
Зависла мысль над стогом сена.
Уткнув упрямое колено
В исчерна-южный небосклон,
Следил я звездопад.
И стон
Сопровождал светил скольженье
По тверди. Жертвы приношенье
Творилось тихое везде.
Я думал втайне: быть звезде.