СЛАВА ГОЗИАС. 2016 год.

2016

январские стихи

преддверье

еще не день
еще не год
еще экран бельмом навстречу
язык не враг и не оплот
и не способен выйти речью
гулять сезонами погод
шептаться с ветром в диком поле
ценить цветы их цвет и мед
и на макушке тесать колья
так что начало
тишина
не богу свечка и не черту
и золотая кровь вина
как зеркало оправой сперто
вот пробку выбью кулаком
ударю в дно бутыли темной
и выстрел грянет на весь дом
шампанским
и слова тесемкой
полезут на забор зубов
предполагая поминутно
огонь в камине черствых дров
с горячим угольем на утро
ни смысла там
ни счастья тут
болтанка чувств хотела берег
оберегать
да азимут
свернулся ковриком у двери
сквозняк лег рядом у свечи
заколыхалось пламя бесом
корунд мне лезвие точил
чтоб я почил мой день зарезав
ну нет
кричу в экран пустой
звук входит в пар и замирает
на ноте низкой и густой
и под окном
и за сараем
и повернулся мой язык
на миллиметра три не больше
туман прорвал босой мужик
еще не виданый в Поволжье
от вышел в люди из глубин
забытых лет в пустом стакане
я снова жив и снова бит
трефовой мастью испытаний

претензия на судьбу

не вечный
в половину жид
ничуть не дожил до еврейства
такой судьбы моей режим
почти похожий на злодейство
второго января число
девятый потянул десяток
крутое чистое чело
забытой жизни отпечаток
и рот не крив уста в уста
на сердце загоняют воздух
не помереть мне без хвоста
и хвост не мыслим и оторван
или так кажется теперь
когда балябы хороводят
замками прикрывая дверь
в смех смехуна в огне породий
но голова-то какова
смекает треплется язвит и
никаких ей на права
нужда в ежовых рукавицах
бесправным нищим в бедноте
моей жены жив самоцветом
еще б распяли на кресте
тогда бы в вечность впал с приветом

без диагноза

во мне гуляют подозрения
по почкам сердцу и печонке
прислушайся они мгновенно
заговорят наперегонки
а слушать нечего
отделно
от внутриности мнутся мозги
извилин четкие разделы
и тромба меленькие розги
сама себя купчиха лупит
я повторяю ее подвиг
бичую хнычу
черт не купит
останков и не сядет подле
а станет ждать с огнем и дымом
когда душа к нему подкатит
изжарит и подаст любимым
чтоб крепко спали на полатях
и если потребитель свыше
поманит в тучах заблудиться
то стану спать на старой крыше
мишенью для дождя
разбиться
не предстоит – я на присосках
прильну к железу жестяному
и поржавевшему так броско
что ангелы слетятся к дому
на огонек от папироски
не думая утащат в небо
к ногам Петра с ключами рая
и бросят как утиль и мебель
чтобы резвяся и играя
гроза к родным и незнакомым
доставила итоги быта
в Эдеме мелких насекомых
и безопасных паразитов
прикинул так и улыбнулся
мне верх и низ равны – рванина
гром в небе ярый очень гулкий
а под землею лязг клубится
от сковородок или магмы
от черта или катастрофы
на что мне это слышишь мама
роди обратно как дистрофика
я стану есть и пить земное
и вырастать гигантом братства
как до потопа
братьев трое
и каждму давай богатства
и это значит честь и должность
без подозрения в мздоимстве
почти как бытовой художник
при долговом социализме
он и судья и в прокурорах
и сторож стражник на границе
он исполнитель приговоров
и смерд
когда не похмелится
от перепоя для забвенья
без подозрений жажды в пасти
он-я всего одно мгновенье
живое да и то в запасе

человек без судьбы

давно не поминал судьбы
моей
в глаза ее не видел
она должна бы стать как быль
или как спутник на орбите
не встретились мы
не беда
она возможно просто призрак
она застряла в проводах
для телефона и для тризны
пошел искать и абрис взял
какой-то общий как предбанник
где ждут солдаты без ружья
до моечной
потом по бабам
прошел одну страну в другой
биноклем мерил расстояние
и ни судьбинки на прямой
похабного существования
и вот однажды разглядел
стоит не деушка не мама
и ни одна из лебедей
которые судьбе программа
кричу
ты кто кому я тут
мне для одёжки и сугрева
нужна судьба на пять минут
лихая и под черной гривой
а женщина как заревёт
потом речетатив мне в уши
живу с тобой который год
а ты не видишь даже куша
но я тебя переживу
я отделилась от сознания
твоих забот по гаражу
колесного недомогания
иду пешком без рук без ног
и каждый встречгый поперечный
мне говорит там осьминог
в канаве пресной ловит вечность
схвати его присвой пригрей
он станет завистью соседям
и твой носитель хан Гирей
к хазарам в гости не поедет
он станет витязем в пальто
из шкуры барства на отлете
возьми меня
ты мне никто
болоту должно жить в болоте
я без судьбы – на то судьба
шататься призраком по свету
пусть я останусь голытьба
как ноль имущества к обеду
ну как в искусстве
если нет
культуры
уровень как воздух
он существует на земле
как Митькой звали до и после

точка вне географии

хоть потоп до меня
хоть закат
чтобы после пылила пустыня
бык у лужи чернявый рогат
отражением видно гусыню
и следы и туда
и сюда
и оттуда в то место горою
там стекло заменяет слюда
и приземные ветры не воют
человек должен быть на пути
как бы мой предворитель потомок
чтоб воды на земле не мутил
и поющий тростник по картону
словно грифелем букву создаст
получается клинопись быта
глина лопнет начало прикрас
раскрошилось и позабыто
что же есть на покатой земле
если ты – человек – канул в воду
капля сока смолы на стволе
солнце в ней обличает породу
или нацию трав и кустов
по легенде столетних деревьев
где на тереме дремлет засов
не замок
не затычка
не вера
вот ищу сам себя в мире мглы
вижу тени подобные мечутся
и торгует из-под полы
что-то очень похоже на месяца
и зовется луной напрокат
в синеве синяков на сопатке
кажлый камень луной конопат
служит грузом давления в кадке
по соленью капусты грибов
огурцов
зерна в них для отчета
и на кладбише новых гробов
как сорока стучится чечётка
попляши милый друг или враг
мы с тобой невидимки пространства
мы коряги в болте коряг
якоря для бутылок и пьянства
спим и видим
глядим – пустота
плюс история тех или этих
позабытых голов от хвоста
пролетевших как ветер столетий
может быть дело к чести ведет
мелочь случаев в пригоршни чая
бык гусыня и самолет
и поющий тростник между щами
станут истиной как бы кому
восстановят баяна на струны
мгла сойдет и откроет тюрьму
нашей жажды до старости юной

на дне атмосферы

запредельная тишина
ищет окна просмотра простора
не вина если нету вина
или есть на закуску просфоры
что имеем – едим или пьем
что хотим – отнимаем воруем
потакая карману рублем
и предательству поцелуем
говорим все наоборот
патриот не убица герой он
государство родное – твой рот
на пшенице на ржи на простое
только грабь как Грабарь под себя
и греми по кастрюлям половником
приравняйся до октября
и назначат на должность полковником
кто
да те
или эти
и все
у кого на прицеле шарманка
распевает о колбасе
возле двери закрытого банка
в банке тишь
или гладь или блажь
окна в шорах – подглядывай в щели
кто кому доставляет багаж
из юдоли к забытой купели
крестный муж с ним рябая кума
для младенца ни слуху
ни духу
сноп последний ума кастрома
жги его и сгоревшее нюхай
не своди тут коней табуны
у корней тонкий волос кормильца
мы – цыгане разгульной страны
догоняй заголяй или мылься
а побреет тебя каземат
и в узилище вымоют спину
нам ли пряники занимать
нам ли плетью уважить рутину
что ты батя
тяни за узду
свою лошадь или кентавра
к той горе где клюет на звезду
красноперая рыба застава
от горы по границе полей
или рек и лесов – что имеешь
без межи возводи мавзолей
на миллениум поколений

никто не сравнится
с Матильдой моей

великий микроб у меня в голове
он полон до края горячего яда
наводит мосты над водой по Неве
и смотрит сквозь землю на происки ада
себя божеством называет
других
музычит полощет ласкает ухабом
и жабры свои – две косые дуги
в воде предрассудков растит словно баба
когда насносях
и тревого слышна
и блеск возле плеска – волна и частица
загадку расколет орех и желна
а свадьба и тризна – лицо кобылицы
и знак в небесах разглядит – рак и лев
сомнеие пятится голос ярится
и пьяной губой зацепив за распев
совьется змеей и растянет ключицы
тут ключница выйдет из тени веков
с гроссбухом брюхатым имен и поместий
а ключник как столб у ворот бестолков
в руках поводки от смирившихся бестий
он любит микроба как свет по ночам
меня отличает – собаки не тронут
ну что ты
я весь не похож на скелет Ильича
и сам под кроватью скрываю корону

наши круги и враги

позволил
смел – долой очки
от розовых до черных
и мир раскрылся вопреки
теориям ученых
и краснобаи отцвели
хотя на краски не жалели
Пегасу толстых кобылиц
и слюни липкой акварели
но изменеий в мире нет
зато такое совершенство
теней от праведных тенет
и поцелуй – иск блаженство
любовь с Иудой пополам
наводит глянец смысла
так воск творит на мед пчела
так добывает крыса
чуму для блох и мы полны
чумных в словх противоречий
краснеют люди валуны
болезнь здоровье лечит
а мор пройдет коси коса
слова застрянут в глотке
чтобы руками чудеса
творить и по наводке
подкожной памяти следы
опять повторят все былое
погибнут райские сады
по рваному на водку трое
положат бочке на чело
ларек заголубеет жаждой
мы выживем по то число
которым хвастались однажды
и это станет красныс днем
и праздником
и тризной нашей
и краснобаи за рулем
печатных правил нас помажут
елеем соуса в уста
цари родной мы разрешили
скелет встает в руке коса
в кармане рясы колет шило
мы от него
они за ним
тут флаги с ветром песню воют
и командиром серафим
задачу задает конвою

под праздничной подсветкой

муть становится светлее
но прозрачней – никогда
христианские евреи
занимают города
а строенья городские
переходят в реквизит
мизансцена
ты – Россия –
управляет паразит
он прожорлив он прожженый
он задумал причесать
наши головы ежовым
гребнем
будет полосат
каждый ты и он и все мы
краснотой полос
потом
управление антенной
влезет в каждый отчий дом
двадцать пятый кадр – штука
не нащупать не унять
и экран даёт поруку
медным всадникам кремля
призрак их открыт для розы
ветров на букет труда
без нахрапа без угрозы
тут и там
и навсегда
даже временные меры
стойки годом на века
комсомольцы пионеров
прихватили за бока
и наладили отряды
автоматом по борцам
чтоб краснели баррикады
супом бурака – борщам
роль традиции присвоив
и котлеты не забыв
кашей потчуют героев
в хвост и гриву до трубы
страшный суд не скоро будет
трубачи и смехачи
прямо в мозги дуют людям
ты
вперед
беги
харчись

сомозабвенье

плачь о себе душа моя
тебя загнали за три моря
ты подневольна
волен я
искать бездушное по моргам
там в формалине наплаву
на обезболенном просторе
осыпан пепел на главу
рубашка порвана от горя
для умозрения – стезя
ну как святой вопи на падаль
вставай на дыбы как князья
и с дыбы на допросе падай
к ногам закона он суров
его слова плели страницы
от власти избранных умов
чтобы в ежовых рукавицах
любой живой служил и бдел
и патриотом назывался
топчась на обшей борозде
чечёткой или круглым вальсом
танцуем милые мои
дуда дудит бьют барабаны
и замолкают соловьи
не посыпая солью раны
по новым временам не нам
и соловьи
и рощи ропот
гудит электротарарам
чтоб египтяне вышли в копты
чтоб на Руси покойный скиф
кумыс с кефиром перепутав
нёс в обры свой кооператив
вожжей и хомутов и путы
останется мечтой покой
диванной мякоти распутства
для амазонок
песню пой
слова бери из конституции
не гимн не реквием
зато
порядок вдоль по беспорядку
и торжествует наш Пихто
сажая в тюрьмы нас как в грядку
потом история потом
ты раскопаешь прах под камнем
где золотое решето
отсеет пыль от ураганов
и на пыли стилом прошьет
идею как нас пришивали
на юг и серер пар и лёд
доходов нашей кашеварни
печально это – паром стать
и крепость тела разбазарить
в угоду правилам где тать
искрой нашу зарю зажарит

во мгле

глаз выколи
так вижу лучше
безглазым видно без помех
и дно морей
прическа тучи
и дыры в мире без прорех
не отвлекает показное
блестящее пугает взор
и только нечто наливное
стопарь стакан ведро простор
лишь бы края держали образ
не позволяя драть в разнос
явление разовое оптом
в дыму огня от папирос
тут запоют концы с концами
воздушный замок обличим
и тройка мчится с бубенцами
по голым головам личин

надпись на плакате

заплачь заплатят
плачь в почете
а смех до слез – базар вокзал
там расписание прочтете
куда бежать закрыв глаза
оплата плачем неизбежна
для вам толковым словарям
где в клочья расползётся нежность
на месте в голове царя
еще – когда заплачка горем
при погребении души
увы вино с кутьей не спорят
и ночью кошки хороши
действительность полна слезами
а слезы плачем в голос тут
не заберешься так слезаешь
на путь с указкой азимут
потеря влаги небольшая
хоть прореви закат зари
и утро не пообещает
подол батистовой любви
что остается
да подсчеты
в словах оплаченных долгов
для рядовых ревущей роты
при наступлении рогов
закрой вот веки на минуту
леса рогов стоят вокруг
и ни тропинки в тени мутной
к той стороне
где враг и друг

очевидность желаний

паршивый хочет быть пророком
страшила – мужем балерин
и червяком ползет высокий
знакомый липкий гражданин
мы лезем в сани хоть чужие
хоть самодельные – кустарь
себе полозья мажет жиром
тащиться легче по кустам
вот в трудный день одень колеса
создай телегу и катись
как шар биллиардный безволосый
в любой провинции Руси

в окружении врагов

я бездарен
а январь
одарен толпой мороза
он трещит как пономарь
вдоль и поперек прогноза
шум вестимо уловим
это я кричу неслышно
потому что серафим
снял исподние штанишки
и пописал
и зассал
всех моих святых и грешных
где Бухарский аксакал
капал кровь живых черешен
сок почти что не звучал
а мелодия страдала
по улыбкам харковчан
и по запаху сандала
я в сандалях без носков
а снегу следы оставил
чтоб ругался пьяный Псков
на тепло зимы в Молдавии
а потом помчал к Баку
бок поранил уши бросил
они пели мне ку-ку
куку-маку на Авдотье
у нее такой калибр
что колибри пролетают
от сосков на самый клитр
пить нектар по Первомаю
я за ними не тянусь
январем придавлен к ёлкам
языкастой пала Русь
кастой брошена подонков
вот сижу между межей
всенародных интересов
метранпаж чужих гужей
в ребрах ржавого железа
что в печать пойдет бегом
даже звуки не повторят
и спина под батогом
схожа с парусом простора

тоска по родине

черноволосая русалка
обман дурман или позор
с ней под водою перепалка
на замусоленный подзор
полна движенья без отрады
а сучий потрах водяной
корягой создает преграды
на тине белой и льняной
не чесуча не ткань виссона
с парчовой острою звездой
но мутный привкус самогона
с расплатой за случайный дой
хочу брюнетку без чудачеств
без наблюдателей родных
хоть в Комарово тонких качеств
искусства добрых молодых
они за гений поминутный
аккумулируют любовь
глаза зажмуря на прилюдный
обоз обзор хлеб и морковь

не своими руками

чую мне несдобровать
чьи-то пальцы давят душу
и влекут её наружу
хоронить в большой словарь
тут не фараон Египта
в пирамиде – тут кошмар
нищего добьет клошар
бумазейной бритвой
чтобы мир карикатур
переполнился навозом
о погоде по прогнозу
видом жеванных скульптур
для истории почет
и удача незадача
голубая слеза плача
что притоком в Стикс течет
слез кровавых перебор
при игре в очко нагрянул
на душе осадок пряный
и прическа на пробор
не понять зачем меня
достают стращают лупят
душат мучают как любят
без могилы хороня
может быть я им пример
неимущих за душою
куру ем и кур не строю
на купеческий манер
да живу почти как все
и петлёй своей играю
словно гром в начале мая
на нейтральной полосе
мой удел шуметь со скрипом
камышами по воде
знать не видеть не владеть
лыком в строку лаже липы
полузнайки мы с тобой
душенька душа изгоя
на луну собакой воем
о тяжелой трудовой
доле
дали нам невзгоду
отражать в себе тебя
на покров при октябрях
даже в майскую погоду
ой уйдем в слепую глушь
в дебри истин нараспашку
за здоровье пей чеплашку
до забвенья от чинуш

под кожей терпения

теперь уже обычно
терпеть недомогать
не доверять наличным
остаткам пирога
черствеет и стареет
и плесенью зарос
так что язык немеет
как будто в зубы врос
еще иным сравнением
поговорить готов
чтоб выявить терпение
не выбитых зубов
так солнышко закатное
она не мне не вам
живет женою ката
любимым головам
мою головку любит
как сладкий леденец
и не держать на блюде
не может мой конец
одно тут очень плохо
ей друг Конецкий был
он из другой эпохи
служил и ворожил
об этом знали кошки
соседнего двора
в подвалах без окошек
страдая на ура
о март – священный месяц
поры бессрочных ид
мир их прохожих бесит
а девственник манит
долой пример примеров
повтор забот и ков
толпою полимеров
в делах большевиков
они большие были
с инструкцией в руках
как лошади от мыла
бегом кругом по пах
учились быть традицией
до блеска во дворянстве
но главною амбиций
им оставалось пьянство
что все же человечнее
допросов и отбросов
поскольку дело вечное
и в сапогах и босое

таинства быта

качусь куда-то
спуск или подъем
не отгадать п видеть бесполезно
мне бездна без огня или с огнем
буза обуза и не дай бог лезвие
клинок кинжал тяжелый ятаган
или жилет тончайший враг для шеи
я в бороде почти до сапога
если сапог подушкою имеешь
или подругу злую как швея
верней змея в гнезде и без прописки
не шевельнусь на месте по краям
дно отдыха молочные сосиски
и ласковые пальцы
брадобрей
и сам изнежен
и клиента нежит
и держит мысль в голове своей
что как-нибудь мне шею перережет
приходится крутиться тут и так
как флюгер выбирая силу ветра
почти что низость
если ты простак
или игрок по масти чужой веры
что нам дороже – правда кривда ложь
кривое зеркало души прямой и тонкой
а правильное зеркало возьмешь
получишь в шею и пойдешь с котомкой
мой парикмахер друг или злодей
я потрафляю гению искусства
как самый беспробудный ротозей
и вру подруге даже если грустно

долой имущество

благодать или проклятье
с каждым днем все меньше слов
строчек черные объятья
строф пустых болиголов
чем я занят в диком поле
размышлений ни о чем
доля
а на кой мне доля
если вровень с саранчой
словно дар небес народам
ешь меня молись другим
мне б в цыгане коноводом
хоть весь век
чтоб стал любим
черноглазою судьбиной
или участью в потемках
где русалок волос длинный
окружает жутью тонкой
вот бы мне еще гитару
нож уже за голенищем
никогда не стану старым
навсегда останусь нищим
манной кашей ранним утром
заряжусь на день-деньской
чтоб душа до Брахмапутры
долетела нагишом
и умылась древним соком
моей матушки земли
с краю бездны видит око
улетают журавли

учет хлеба не печет

все получено что дадено
по карманам дыры тьмы
а снаружи ходит гадина
с нею вечные сыны
сна без духа
дух тяжелый
может возбудить вопрос
почему рожденный голым
ты к имуществу прирос
я прирос да так старательно
что отшить нет сил в уме
пришивают нас каратели
нитки мочат в полынье
на морозе станет каменным
образ духа моего
если не был обокраденным
не оставлю ничего
кроме лужи ярой осенью
и весною от снегов
как подачку хлеб мне бросили
он размок и был таков

вдох закончен

три недели января
растянулись года шире
я в дому в своей квартире
словно струг на якорях
якоря-то без цепей
на манильской злой веревке
можно резать вешать ловко
сыновей и дочерей
кат обычно стар умом
или выучен не думать
лишь бы получалась сумма
окисляющая мозг
по оценке посторонних
сумма эта хороша
и в запасе есть душа
и в желудке макароны
а бутылка на столе
она общий признак нации
или радио без рации
или жопа на коле
мы в лицо не знаем катов
сколько их
о чем поют
кто картавый
кто пархатый
кто засвечен как салют
может выкован на ковах
и в болоте закален
и в тенетах бестолковых
от ушибов оголен
вот оно – открыто тело
кровь должно быть с молоком
запредельный до предела
вымыт чистым кипятком
только раз в собранье кучей
он проявит негатив
говоря о самой лучшей
доли в долю
покатил
бочку кто-то он горячий
без прохлады отдыхать
тень его еще маячит
догоняет нашу мать
вашу тоже – мы не властны
изменить тюрьму вещей
а стараемся ужасно
торопливо и вообще

код характера

тебе – аминь
мне – аллилуйя
одна бутылка на двоих
а судеб сколько
не ревную
мне бы к судьбе приштопать стих
доспех поэта да не к спеху
сперва попьем и загрустим
о том куда
когда уехал
мной прирученный серафим
переманил его от неба
пообещал любовь толпы
а он мятежный просит хлеба
и с оборванцами на ты
тут я откликнулся эпохе
босяцкий хлеб и хлев и храм
горячих слез
да мы не плохи
равноположенны богам
нас утешает буря горе
печалит счастье напрокат
и отражение на море
до дна упавших облак
а
само жемчужное придонье
в тени тяжелой глубины
чернеет
так чернеют догмы
и звуки ересью полны
давай всплывать до выси горной
и серафима накормить
для толстоты икрою черной
чтобы нейтралитет хранить
с любыми спазмами страданий
с вояками преступных дней
при равновесье общих маний
без меры скукой – кто длинней
не на Голгофу с песней топать
не в дырку ада головой
аминь тебе и мне Европа
пой аллилуйю под горой
геройский гусь лететь в низину
не может – волки детских игр
клыкастое зевло разинув
хватают каждый гусий миг
все
что придумаем для счета
и счастья нашего вдвоем
отнимет вражья пехота
да без костра спалит огнем
и остается нам Бутырка
букет Матросской тишины
Кресты квасцы и под копирку
судьба
которой мы умны
поэтому тебе бутылка
и пробкой мягкое – аминь
мне аллилуйя быть настырным
петь на огонь в пустой камин
мы – пьяницы душевной скуки
и драчуны лихих удач
судьбы пустующая сука
не воет
перешла на плач