ЕФИМ ГАММЕР. Чайки, крысы, тараканы
После того, как в Лохленде, международном городе альтернативной реальности, обустроили сумасшедший дом и провозгласили «День открытых дверей», психи вышли на улицу. Но не одни. С лозунгом на транспаранте: «сумасшедший тоже человек, слово «сумасшедший» читай с большой буквы».
При этом не сказано, как читать последующее за «сумасшедшим» слово «человек». С большой буквы, или так, как врублено в кумач, с маленькой?
Но не поспоришь.
Как требуют, так и читай. А не осилишь текст, тут тебе и выпадет момент истины. Впритирку с вопросом на засыпку.
– Прочитали?
Лета Бабец поёжилась под напором внезапного дознания, выбитая из глубинного раздумья на тему, какую помаду купить, чтобы оставаться неотразимой? Присмотрелась: перед ней форменный придурок в бушлате и бескозырке, но взгляд – наповал, хоть падай на тротуар.
– А что читать-то?
– То самое! Но с большой буквы. Готова?
– Уже бегу глазами.
– Спринтуй, да побыстрей!
– Уже на финише..
– Тогда выкладывай.
– Чайки, крысы, тараканы.
– Не по тому адресу бегаешь глазами. Это у меня на ленточке.
– Так я и читаю по бескозырке. Но домыслом не доберу, чтобы это такое обозначало в природе людей.
– Да людей-то и нет. Вернее, не останется, как жахнут атомным гостинцем. Только чайки, крысы и тараканы. Радиация сей апокалипсис засвидетельствует
– Я жить хочу.
– И размножаться?
– Если позволит природа.
– Я тоже.
– Так давай жить на двоих.
– Кто тебя трахал в прошлый раз?
– А что? – растерялась Лета Бабец.
– У меня такое впечатление, что это был я.
– О, мой милый!
– Добавь для приварка: «нежный», и будем тесно знакомы до старости лет.
– Я как раз при обналичке метрических данных буду Лета. Точь-в-точь по созвучию с предложением руки и сердца.
– А я – небо в свидетели! – Стар.
Чайки мимо летели, в лапках по золотой рыбке, в клюве по ангельской ноте. И с затуманенной выси лёгкой паутиной соскользнула на плечи влюбленных мелодия с песенным содержанием.
На воде вода.
Во дворе трава.
Если вам сюда,
Приготовь слова.
Говори – «бонжур».
Говори – «мерси».
И со смаком жуй,
И ещё проси.
– А что на добавку? – поинтересовалась Лета, полностью, до самых потайных тонкостей организма, заинтригованная происходящим в живой реальности, похожей на сон.
– Поход!
– Куда!
– К чайкам, крысам, тараканам.
– Зачем?
– Не сечёшь? Проверка на прочность. Надо до ядерного катаклизма увериться, насколько они готовы сменить на посту наше с тобой человечество.
– Мудрое решение.
– Не дураками задумано и подписано.
– А кем, если не секрет?
– Сумасшедшими. Но не простыми.
– С большой буквы?
– Именно.
– И как проверять будем?
– Не твоя забота.
– Но всё же… поделись.
– Чего делиться? Полюбопытствуй.
Стар вынул из кармана рогатку, вложил острый камушек и пульнуд по чайкам. Чайки тут же наказали его за посягательство на небо. И отстрелялись помётом.
Стар утёрся, и довольно провозгласил:
– Что и следовало доказать!
– Наделали со страху?
– Наоборот, постояли за себя! Им не только радиация не страшна, но и люди. Доказано и подписано…
– Подкакано, а не подписано. Прошу извинить за поправку.
– Другой бы, – Стар показал кулак, – но где живёт правда, там не ночует ложь.
– Ты уже собрался на ночлег?
– А ты приглашаешь?
– Разве что, теперь тебе крысы понадобятся для проверки на живучесть. А у меня их на чердаке, за дверью…
– Соблазняешь?
– Больше ведь нечем.
– А тараканы?
– Тараканы по другому адресу.
– Записываю.
– Туда я не ходок по нынешним временам.
– Ядовитые? Кусаются?
– Они не ядовитые. Это мой бывший мужинёк – ядовитый. Год назад я его отпустила, следом за импотенцией, а слюну ядовитую так и не вытерла с его губ. Так и брызжет по сей день.
– Мне слюна его без вреда.
– А у него от переизбытка слюны случится самоотравление.
– Причина?
– Если от меня явишься за оберегаемыми им тараканами, будет лишний раз переживать.
– Чего так?
– Да так! От зависти.
– Чему завидовать-то? Подсоби хоть с намёком.
– В открытку стесняюсь. А вот если метафорически, в стихах и в рифму мужскую и женскую, а?
– Валяй!
– Он свысока смотрел на член,
Умом пытаясь осознать
Ту связь недавних перемен,
Когда был раб, а член был князь.
Теперь, хотя не стар он внешне,
И немощи не сдался в плен,
Идёт себе сквозь жизнь поспешно,
А член не хочет встать с колен.
– Не Эс-се-сер! – вполне разумно уточнил выходец из сумасшедшего дома. – Но пусть не куксится. Меня не член его интересует, а тараканы.
2
Крысиная королева Марго Орлиный Хвост страдала от последствий незапланированной беременности.
Крысята ползали вокруг, пищали: «Мама, дай сиську!»
Марго отгоняла их гневным взглядом и строила планы на будущее. Понятно, в уме. Строить что-то на чердаке, пока рядом за дверью проживает Лета Бабец, ответственная квартиросъемщица и явная, если судить по повадкам, противница крысиного образа жизни, она не имела права.
«Но ничего, – думала с надеждой на успех, – будет и на нашем чердаке праздник, когда – бах-бах, тарарах! – шарахнут по человечьей гордыне атомной провозвестницей новой эпохи – оперенье птичье, зубастость крысиная, всепролазность тараканья». И косилась на загрызанную с голодухи в усмерть книгу с вкусным типографским шрифтом «ЖИЗНЬ ПОСЛЕ ЯДЕРНОГО САМОУНИЧТОЖЕНИЯ».
«Мы свой, мы новый мир построим. Кто был никем, тот ВСТАВИТ всем, – сочинялось по наитию, в память о другой книге с безволосым лицом на обложке, перебравшуюся из чулана прямиком ей в желудок. – Вот пишут-пишут, не ленятся: человек человеку – друг, товарищ и брат. Но без указания, что за брат? Брат старший? Кто такой, почему не знаю? Брат – меньший? Ну, так и скажи в подстрочку, по имени животного, четвероногого, хвостатого, быстроходящего, когда из муторной норы вылазит для прогулок, чтоб подыскать подальше закоулок. Но нет, стесняются себя уравнять с братьями меньшими, хотя всему миру талдычат уже какой век подряд, что произошли от обезьяны. Почему бы не добавить, что они и крысиного племени отростки? Да ладно, думают только о себе. Пишут-пишут и думают. Вот вставим мы в Программу строителей коммунизма, что через десять лет, это, почитай, в 1970 году, станут бесплатными поездки на трамвае. А какой крысе это надо? Да и где простой люд найдёт трамвай у себя в колхозе, чтобы поездить на дармовщине следом за сенокосилкой по урожайному полю? Думают-думают, пишут-пишут. А все это с трудом переваривается».
И крыса Марго Орлиный Хвост с болезненным хрипом повернулась на другой бочок, едва сдерживаясь от приступов рвоты.
Чем бы унять себя? Но тревожные мысли о переустройстве общества не покидали сознание и с назойливой дотошностью по прямому кишечному тракту доставали прямо до мозга. Как бы их успешно переварить? Но к слову «успешно» прикипало другое слово «пятилетка», и почему-то в голове крутилось – не пылилась газетная фраза, типа, «пятилетка успешно завершена, нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме». И следом натекала кипящей струёй первая заповедь из Морального кодекса: «Преданность делу коммунизма, любовь к социалистической Родине, к странам социализма».
Пишут-пишут. А где она – социалистическая родина и вкупе с ней страны социализма? Кого любить ныне? Э, нет, мы пойдём другим путём. И любить будем, и рожать будем. А что крысятами заполним мир, так это миру не в тягость, а на потребу. Главное правило для нашего мира, сформулированное человеком гласит: «сам погибай, а товарища выручай». В переводе на язык сегодняшних реалий это значит, что весь мир превратится в аномальную зону, пораженную радиацией, а крысы, которым радиация только на пользу, выживут и размножатся, и при каждом последующем поколении будут увеличиваться в размерах чуть ли не до динозавров. Кстати, по этому поводу и стихи заблаговременно написаны. Дай бог памяти, вернее помоги мне, пока книжка не переварена, дорогой мой желудок. Ага! Вот они!
Пунктирное стечение минут.
Свет из-под свай – в тоску и стужу.
А жизнь идет. И западает в душу,
что при подсчете каждый третий – Брут.
Календари все врут.
Перенесли мы прошлое на завтра.
Еще нам ждать прихода динозавров,
и вызова на первобытный суд.
3
Чайка летела-летела и на зов стихов прилетела. Золотую рыбку под видом гонорара сбросила в чердачное окно. И услышала под рефрен детских писклявых голосков «Мама, дай сиську!» хруст рыбьих косточек. «Хруп-хруп. Храп-храп».
– Вкусно?
– Давай ещё!
– Больше нет. Не наловила покуда.
– Так слетай за добавкой. Летать – не ходить, ноги не ломать. Маши себе крыльями и пари.
– Проблемы нет. Но почему без «спасибо», а как бы по приказу?
– Закон радиации.
– Кто написал?
– Ньютон!
– Откуда знаешь?
– Из желудка. Пока переваривался, успел разгласить.
– А яблоком тебя не стукнуло ненароком по голове?
– Это ещё почему?
– Потому что именно яблоко подсказало Ньютону свой закон насчёт всемирного тяготения, но отнюдь не радиация. Тогда её и в помине не было.
– Образованная, будто Птица-Счастья! Как тебя, кстати, звать по анкетным данным, на случай криминалистического дознания?
– Ка-ко-го?
– Криминалистического. За незаконный лов и контрабанду золотого речного запаса
– Чайка Выручайка. Но злые умыслы мне не приписывай, иначе голодной останешься.
– А я крыса королевских кровей.
– Марго?
– Точно, Марго Орлиный Хвост. Наслышана?
– Тебя и ищу. Пора соображать на троих, как планету делить будем. случись атомная катастрофа.
– А кто на третьего?
– Тараканы.
– Хм-хм… Пролазы, везде свой нос суют.
– Не суди, и судим не будешь.
– Оно понятно. Тебе тем более, когда небо твой природный удел. И без всякого спора по разделу имущества. Кто на него позарится из сухопутной братии? Сказано ведь: «Рождённый ползать, летать не может». Цитата из «Песни о соколе» Максима Горького, всю ночь переваривалась, но замедленно. Видать, полагала, что пригодится. И не ошиблась.
– Ну и желудок-грамотей! А что там у тебя в желудке про тараканов?
– Про тараканов должно быть сказано в твоем желудке, птица ты моя небесная.
– Не понимаю.
– А что тебе понимать? Твой желудок это дело сам понимает.
– Каким образом?
– Пищеварительным? Стоит тебе встретить таракана, желудок тебе и подскажет.
– Чего?
– Самый благородный поступок в жизни. Изнутри воздействует на клюв, и «ам-ам – вкусно нам».
– Да ты что? Нас ведь всего останется трое на земле. Ты, я да тараканы.
– А без тараканов лучше! Они везде лезут, нос свой суют. Это же прирожденные агенты сыскного ведомства. Не успеешь переварить какую-нибудь цитату из запрещенной для самообразования книги, как окажешься в кутузке. И с тараканами в голове, чтобы туда не закралась какая-нибудь крамольная мысль.
– Так ты считаешь?
– А то! Ты на небе, я на земле. И повелевай миром, плодись и размножайся, как сказал господь.
– Тоже цитата из непереварённых?
– Она на стене написана, чтобы ели её глазами, а не переваривали, сидя на горшке.
– Дай и мне посмотреть?
– Залетай!
Чайка впорхнула на чердак. И стараясь не наступить на голодных крысят, просящих у мамки сиську, направилась к стене с красочной надписью, сделанной помадой. Однако, уже на третьем шаге ощутила, что радушное гостеприимство перерастает в свою противоположность. Какую? Об этом чайка догадалась бы на четвёртом шаге, но вместо догадки её догнала эпитафия в образе и подобии ещё одной цитаты из чревовещательной утробы крысы: «А до смерти четыре шага».
4
Кеш, старший кочегар-отопитель сумасшедшего дома, изгонял тараканов из ядерного реактора. Работа рутинная. Но прибыльная. За каждого пойманного таракана ему платили поштучно, с прибавкой в инвалюте из-за вредного производства.
Куда шли отловленные тараканы, заказчики не докладывали. Но при наличии развитого дедуктивно-аналитического мышления он догадывался. На подсадку к инакомыслящим и вообще вредным для народа членам общества.
Чем же ценны были эти поднадзорные твари, что их нужно было подсаживать в квартиры опасных в словоблудии людей? Радиоактивностью. Они помаленьку излучали смертоносную энергию, и поражали лучевой болезнью обитателей вредных квартир, на досуге промышляющих слухами о зомбировании сознания, искажённой в телеящике реальности и другими порочными наклонностями.
Что за порочные наклонности – тараканы не знали. Имена сильных мира сего – не держали в памяти. Но кого отравляли, с тем лично знакомились, заползая им под одеяло, или в тапки, когда не в носки и кальсоны.
Их представление о мире хозяев этих обиходных предметов было соответствующее, со знаком минус. Проще говоря, самое подходящее, чтобы поскорее сменить диктат двуногих прямоходящих по струнке прямого подчинения. И… да-да, назначить себя во главе земного правительства.
По тараканьей логике, что хорошего следует ожидать от человека, если он изобрел пылесос, щётку и веник, чтобы подбирать крошки с пола? А всякие лекарственные препараты? Это на их языке – препараты лекарственные, а для тараканов от них – форменная погибель. Ну, а про дуст и всякие ядохимикаты и говорить не приходится. Потому что от них умираешь прежде, чем раскроешь рот. И что? Жалеть после этого человека? Даже при желании, жалеть не получается. Ведь не тараканы ему, а он сам себе изобрел погибельную радиацию. Скажете, не он изобрёл? Пусть не изобрёл, но открыл. Сути это не меняет. Что открыл, то и закрой – не твоё – не трогай. Ан нет! Захотелось попробовать, вот и добаловался в играх с огнём. Говорят, бабахнет со дня на день, потому и учредили День открытых дверей, дабы сумасшедшие переждали его на свежем воздухе. Авось свежий воздух перевесит по целительным свойствам радиацию. Однако – умы! Пятёрка на экзамене по физике. Эйнштейн посмеялся бы над ними. Но и его уморили. Вернее, не самого человека, а его мозг. Разрезали мозг на тонкие пластины и хранят при минусовой температуре, чтобы не заплесневел, до сего дня – изучают, будто невидаль там какая. А никакой невидали! Видели мы и такие мозги. Не зря же говорят о нас, что водимся в голове. Видели и установили: нет разновидности мозгов, есть разновидности тараканов в этих мозгах. Различают их по скорости передвижения на открытом и закрытом пространстве. На открытом пространстве, это нам известно по тараканьим бегам, они не особенно отличаются. Бегут себе по прямой: кто быстрей, тому золотая коробочка от спичек в значении приза. А кто ловчей, тот мастер передвижения зигзагом в закрытом пространстве. Каком, спросите? В голове, несомненно. Вот такие и схватывает мысль человечью под уздцы и приводят её к победному финишу, знаменуя открытие. Попова – к радио. Эдисона – к фонографу. Эйнштейна – к теории относительности. Оппенгеймера – к атомной бомбе. Каждому по заслугам – воз и маленькая тележка почестей. А тараканам? Вот она неблагодарность людская, себе – всё, а тараканам – пылесос, щётка и веник, чтобы не ползали под ногами, не мешали думать. Но как им думать, если голова пустая, не обжитая тараканами? То-то и оно, звенит как колокол, собирает на вече окрестных тараканов. Набегут, покопошатся в мозгах, и пожалуйста – вот вам телевизор, интернет, видео. А не набегут, оставайтесь с каменным зубилом и высекайте искру кресалом. Стук-стук, трах-трах, ах-х-х…
5
Кто гостям не рад? Кеш. А почему? Потому что он рад посыльным.
– Доставку таракана заказывали? – обратился к нему молодой человек в камуфляжной форме, когда, не постучав, спустился в кочегарку.
– Свеженький?
– Только-только назначенный. Но в курсе текущих событий, И их секретного содержания. Ксиву смотреть будете?
– Мне приятнее на американских президентов.
– И мне. Так что демонстрируйте. И разбежимся.
– Оплата по перечислению.
– Не доверяете?
– Доверяю, но проверяю через банк.
– Ага. Враг…
– Подслушивает.
– По нынешним временам и подсматривает. У вас тут, часом, скрытая камера давно установлена?
– Да с появления первых образцов. Контингент у нас ненадёжный. Сумасшедшего расплода. Всякое брякнуть могут.
– Нецензурное?
– Хуже. Несусветное!
– Кто?
– Адрес на спичечном коробке.
– Честь имею!
– И я.
Тут Кеш солгал без зазрения совести. Какая к чёрту честь, если он сопроводил посыльного с насквозь радиоактивным тараканом на квартиру недавней жены, чтобы она поскорей заразилась и отбросила коньки.
Но что не сделаешь, когда исподволь понукаем импотенцией и её неразлучной подругой – ревностью? К тому же из ума не выходили ехидные и компрометирующие стишки Леты Бабец.
Когда же член ушёл в отставку,
Кеш с удивлением узнал:
На высший свет тот делал ставку,
Парнас умело штурмовал.
В модельном бизнесе обласкан,
В кино себя не уронил.
На «Оскар» двинул без опаски,
Но эту стену не пробил.
Глядит на член. Что в нем такого?
Но жизнь – не жизнь, сплошь дикий трэнд.
А в прошлом член о том ни слова.
Видать, был вражеский агент.
6
Крыса Марго Орлиный Хвост, ворочаясь с боку на бок, переваривала малосъедобные строки Чуковского – «Таракан, таракан, Тараканище. Он рычит и кричит, и усами шевелит».
От усов ей стало щекотно в желудке, и она впервые за весь день рассмеялась: «Ой, не могу». Но когда дошла до тараканьих угроз, типа, «я вас мигом проглочу», призадумалась. «Дели с таким власть на двоих. Предаст в самый неподходящий момент. А какой он, неподходящий? Понятно и без наводки, роды».
Тут крысята и зашевелились в животике, а следом за ними по телепатическому призыву и те, что на дощатом полу.
«Мамка, сиську давай».
А как её дашь, когда молока ни капли? Книжная учёность не идёт впрок для повышения простой крысиной жизнедеятельности, молока не вырабатывает. А рыбье да птичье мясцо, пока ещё не прибавили жизнедеятельности организму, не пробили засохшие молочные протоки. Нужно добавить на один зубок, на другой, но где возьмёшь дополнительные калории, когда не до охоты по причине вынужденной малоподвижности? Правда, тут под бочком, за дверью в спальню, есть в натуре мясцо. Но человеческое, по прозванью Лета и Стар. Заявились на ночь глядя, и бух в кровать, чтобы не просыхать от страсти до утра. Пальчики им отгрызть – плёвое дело, но кодексом крысиной чести возбраняется. После смерти – да, кусай в охотку, при жизни – нет-нет! Иначе чем они будут указы подписывать об охране окружающей среды и спасении исчезающих видов животного населения? Получается, убережёшь человечьи пальчики, принесёшь неоспоримую пользу всему животному миру. Хотя зачем животному миру такая польза? Всё одно, вымрет в ближайшие сроки от радиации, как шарахнет силовая станция в сумасшедшем доме и напитает всех радиацией до упора. Но это когда ещё будет. А вот капельку радиации не помешало бы и сейчас вкусить. По последнему слову из учебника физики, тому самому, последнему, что переваривается с пользой для самообразования в желудке, основательно доходит до ума, что радиация придаёт сил, позволяет с лёгкостью увеличиваться в размерах и плодиться в рекордные сроки. Но не каждому встречному-поперечному. А избранным. То-то и оно, избранным! Кого же мы избрали? Кстати, не мы, а сама радиация, неотразимая дочурка атомной бомбы. Кого надо, того и избрали. Крысу Марго, избрали!!!
– Не только тебя! А то возгордилась, и ревёшь, как белуга, не даёшь людям спать по соседству, – послышался из-под двери скрипучий, как сама дверь, голосок.
– Кто такой будешь? – крыса близоруко уставилась на незваного гостя. Из желудка донеслась подсказка: Он рычит и кричит, и усами шевелит: «Погодите, не спешите, я вас мигом проглочу! Проглочу, проглочу, не помилую».
– Официально я инкогнито. А неофициально – агент по распространению радиации.
– Какого рожна припёрся к нам?
– К людям, чтобы покопаться в их нижнем белье.
– И что там нашёл? Блох?
– Глупости! Не нашёл, а привнёс.
– От тебя дождёшься!
– Правильнее сказать, привнёс то, что не ждали. Радиацией напитал их трусики и кальсоны.
– Хорошее слово – «напитал». Думаю, придаст силы при переваривании. А ведь ещё не скушано, хотя должно присутствовать в учебнике физики про ядерный реактор.
– Учебников не читал. Я практик, обхожусь без учёных степеней. Вышел из недр…
– Народа?
– Какого народа? Ядерного реактора! Так что – проверено на себе: радиация отнюдь не убийственная штука!
– Когда ты таракан?
– А ты – крыса.
– У меня имя собственное есть, голопуз ты пристеночный.
– Извиняюсь, Марго.
– Плюс Орлиный Хвост.
– Ладно, будет тебе и хвост на добавку. Но сначала давай по делу.
– Выкладывай.
– К тебе, крыса Марго Орлиный Хвост, я пришёл, чтобы потолковать о правильном разделении власти после умиротворения человечества.
– Не умиротворения, дуралей! А если по-книжному, уморению смертельной дозой радиации.
– Поправку принимаю.
– Выкладывай дальше. Или у тебя докладная на журнальном уровне с неаппетитной сноской «продолжение в следующем номере»?
– Мы без продолжений. Мы с предложениями. Власть делится пополам, как сказано было публике после отстранения Хрущева в Советском Союзе. Половина Брежневу, вторая Косыгину.
– По-научному, на паритетных началах. Архивные подшивки газет до сих пор перевариваю. Очень уж противная на вкус эта серая бумага, почти несъедобная.
– Поэтому употреблялась несознательным населением на подтирку…
– Не выражаться тут, в присутствии подрастающего крысиного племени!
Упомянутое племя тут же закопошилось в претензиях к старшему поколению.
«Мамка, сиську хотим».
– Голодные! – сочувственно заметил таракан.
– Не кормленные второй уже день почитай. Пресса им не по зубам. Молоко у меня забастовало, ни капли наружу. Научная и философская литература не способствуют.
– Властью могу поделиться.
– Властью сыт не будешь. В особенности, когда один правитель-повелитель весь из себя радиоактивен и приспособлен на все сто к новой жизни…
– Это обо мне?
– О ком ещё? – крыса Марго Орлиный Хвост печально вздохнула. – А другой правитель-повелитель в любой момент может окочуриться.
– Это о себе?
– О ком ещё? – второй раз вздохнула с прежней печалью крыса Марго Орлиный Хвост.
– Что ж, дело поправимое. Человеков напитал радиацией. Подпитаю и тебя до кондиции, чтобы – выложить прямой путь к бессмертию.
Крыса Марго Орлиный Хвоост откликнулась по-книжному, будто вместе со стихами прикормила и поэтическое вдохновение.
– Ну, питай меня, питай, хоть до крови, хоть до боли. Не в ладу с холодной волей ожидающий нас рай! – и при первой подпитке мигом проглотила доверчивого таракана, блаженно зажмурилась, ощущая, как по телу разбегается спасительная радиация, наполняя молочные железы живительной влагой.
Прежде невыносимо горькое по восприятию «Мамка, сиську давай» теперь зазвучало в ушах целебной музыкой.
– Детки! – только и молвила счастливая крыса и раскрыла объятья.
А за дверью соседи человечьего обличия, потревоженные возбужденным писком мелких грызунов, заворочались спросонья.
– Опять эти крысы спать не дают.
– Не боись, Лета, завтра кошку приведу из нашего сумасшедшего дома, и найдём на них управу.
– Скорей бы завтра!
– Не спеши, у нас и сегодня не кончилось. Иди ко мне!
Луна напоследок посмотрела на них в открытое окно и стыдливо укрылась туманным облаком.
Классно, мне понравилось.