АЛЕКСАНДР ИВЕРСКИЙ. На даче. Стихотворения
НА ДАЧЕ
Знойный рай порос крапивой.
За забором – ни души.
Лишь ветвей ив?вых гривы
Колыхаются в тиши.
По веранде шарят мухи.
На крылечке дремлет кот.
В будке Шарик лопоухий
Из лоханки воду пьёт.
В ДОРОГЕ
За линзами вагонных стёкол
Неслась мистическая быль.
Там ветер, задыхаясь, охал
И по-пластунски полз ковыль.
Но всё расставив по ранжиру,
Недальновидный горизонт,
Тесня еловые мундиры,
Осины выстроил во фронт.
Любви восторженные вспышки
Мешая с приступом тоски,
День нараспашку и вприпрыжку
Гнал рощи наперегонки.
ИНТЕРЬЕР
Обыден быт, обеден стол,
Сутулый стул, усталый пол,
Оконный свет – изгиб луча
В баллистике паралича.
Графина туз, мышиный лаз,
Медовый вкус и медный таз.
Дверной засов, часов мишень
И мешанины светотень.
Храм кýхонный: хромой буфет,
В хрустальной вазочке – букет,
В сухарнице полно конфет,
И никого в квартире нет.
ОБОРОТНЕВА ЖЕНА
Как из клоаки – с клокотом
Выкликнет слова клок, а там –
С волчьего воя хохотом,
Клыкастая, обнажена,
Клюкнет наливки клюквенной,
Клюнет из клетки буквенной,
Тюкнет клюкою буковой –
Оборотнева жена.
Тезы натужной тождество,
Ложного ложа убожество –
Супружество ли, скотоложество?
Похотью пригвождена,
Клюкнет наливки клюквенной,
Клюнет из клетки буквенной,
Тюкнет клюкою буковой –
Оборотнева жена.
А ёрничала ведь – колдунья, мол,
Плюнет де, юная, дунет, мол,
На кол – дуэнья! Дуня, мол?!
К ведьмам приобщена,
Клюкнет наливки клюквенной,
Клюнет из клетки буквенной,
Тюкнет клюкою буковой –
Оборотнева жена.
Совою ухает полночью,
Кукушкой шуткует, подличая,
Кликушествует перед сволочью –
Дьяволу посвящена,
Клюкнет наливки клюквенной,
Клюнет из клетки буквенной,
Тюкнет клюкою буковой –
Оборотнева жена.
* * *
За ушкó и на солнышко
Меж косящих лучей,
Тёлка, божья коровушка,
Полетим за ручей
Над брусникой ликующей
Чрез разлапистый вяз…
Между прошлым и будущим
Мы – последняя связь!
БУДДА
1
Родивший сам себя
Из мысли сокровенной
Задумался, скорбя
Об участи вселенной.
2
Он взглядом плавит лёд
Предвечных Гималаев,
Он слухом чует лёт
На юг летящей стаи.
3
Извлёк из тростника
Два-три простые звука
И слушает века
Молчание бамбука.
* * *
В ночь со среды на воскресенье,
Как некогда при смене эр,
Исходишь ты ручьём весенним,
Рыча раскатистыми «эр».
Всей акваторией крапленья,
С пальбой, с капелью палых пуль,
Хлестал апостол заземленья
И обращал безмерность в нуль.
В штрих душем испещрённый шифер
Крал код и шрифт. Шипел и тёк,
Глазея в лупы луж на шифр,
Под цокот, в цоколь кипяток.
Как жест ожесточённой жести,
Благая весть – сквозь гром и треск:
Царя небесного наместник
Преобразился и воскрес.
В бульоне булькающей лужи,
Где, чавкая, икает грязь,
В брезгливых брызгах, неуклюже
Вставала радуга, святясь.
И я свидетельствую страстно,
Но истинно вам говорю:
Нисходит небо ежечасно
И вопреки календарю.
* * *
Чую – что-то случится со мной,
Этой ночью сырой и астральной,
Нет у Кука в запасе Австралий
Под зелёной луной.
Я несусь – у меня за спиной
Небывалая свежесть мистраля,
От созвездий и лёт магистрали,
Над морскою волной.
Океанский прибой теребит
Пьяной пеной песочные пляжи.
Я сорвался – ныряй, сибарит,
Барским брассом бросаясь, как барс.
Восходя над плюмажным пейзажем,
Серп луны зацепился за марс.
ХУДОЖНИК
Жонглируя грачами,
Берёзы увлеклись
За тёплыми лучами
В лазоревую высь.
Над куполом церкóвки,
За сучьями ветвей,
Как в пламени спиртовки,
Лазурь горит живей.
Саврасов, от запоя
Очнувшись, привстаёт,
Глядь, за окном – такое…
Весна, грачей налёт.
Он силится подняться,
Он хочет разгадать
Игру иллюминаций
И марта благодать.
Кипит в чаду похмелья
Работа над холстом:
Обмякший снег, капели
И туча над крестом,
Волшебный вешний воздух
И даль, а визави –
Деревья в птичьих гнёздах
И спирт в его крови.
