АЛЕКСАНДР ИВЕРСКИЙ. На даче. Стихотворения

НА ДАЧЕ 

Знойный рай порос крапивой.
За забором – ни души.
Лишь ветвей ив?вых гривы
Колыхаются в тиши.

По веранде шарят мухи.
На крылечке дремлет кот.
В будке Шарик лопоухий
Из лоханки воду пьёт. 

 

В ДОРОГЕ 

За линзами вагонных стёкол
Неслась мистическая быль.
Там ветер, задыхаясь, охал
И по-пластунски полз ковыль. 

Но всё расставив по ранжиру,
Недальновидный горизонт,
Тесня еловые мундиры,
Осины выстроил во фронт. 

Любви восторженные вспышки
Мешая с приступом тоски,
День нараспашку и вприпрыжку
Гнал рощи наперегонки.

 

ИНТЕРЬЕР 

Обыден быт, обеден стол,
Сутулый стул, усталый пол,
Оконный свет – изгиб луча
В баллистике паралича.

Графина туз, мышиный лаз,
Медовый вкус и медный таз.
Дверной засов, часов мишень
И мешанины светотень.

Храм кýхонный: хромой буфет,
В хрустальной вазочке – букет,
В сухарнице полно конфет,
И никого в квартире нет.

  

ОБОРОТНЕВА ЖЕНА 

Как из клоаки – с клокотом
Выкликнет слова клок, а там –
С волчьего воя хохотом,
Клыкастая, обнажена,

Клюкнет наливки клюквенной,
Клюнет из клетки буквенной,
Тюкнет клюкою буковой –
Оборотнева жена.

Тезы натужной тождество,
Ложного ложа убожество –
Супружество ли, скотоложество?
Похотью пригвождена,

Клюкнет наливки клюквенной,
Клюнет из клетки буквенной,
Тюкнет клюкою буковой –
Оборотнева жена.

А ёрничала ведь – колдунья, мол,
Плюнет де, юная, дунет, мол,
На кол – дуэнья! Дуня, мол?!
К ведьмам приобщена,

Клюкнет наливки клюквенной,
Клюнет из клетки буквенной,
Тюкнет клюкою буковой –
Оборотнева жена.

Совою ухает полночью,
Кукушкой шуткует, подличая,
Кликушествует перед сволочью –
Дьяволу посвящена,

Клюкнет наливки клюквенной,
Клюнет из клетки буквенной,
Тюкнет клюкою буковой –
Оборотнева жена.

 

*   *   * 

За ушкó и на солнышко
Меж косящих лучей,
Тёлка, божья коровушка,
Полетим за ручей
Над брусникой ликующей
Чрез разлапистый вяз…
Между прошлым и будущим
Мы – последняя связь!

  

БУДДА 

1

Родивший сам себя
Из мысли сокровенной
Задумался, скорбя
Об участи вселенной. 

2
Он взглядом плавит лёд
Предвечных Гималаев,
Он слухом чует лёт
На юг летящей стаи. 

3
Извлёк из тростника
Два-три простые звука
И слушает века
Молчание бамбука.
 

*   *   * 

В ночь со среды на воскресенье,
Как некогда при смене эр,
Исходишь ты ручьём весенним,
Рыча раскатистыми «эр».

Всей акваторией крапленья,
С пальбой, с капелью палых пуль,
Хлестал апостол заземленья
И обращал безмерность в нуль.

В штрих душем испещрённый шифер
Крал код и шрифт. Шипел и тёк,
Глазея в лупы луж на шифр,
Под цокот, в цоколь кипяток.

Как жест ожесточённой жести,
Благая весть – сквозь гром и треск:
Царя небесного наместник
Преобразился и воскрес.

В бульоне булькающей лужи,
Где, чавкая, икает грязь,
В брезгливых брызгах, неуклюже
Вставала радуга, святясь.

И я свидетельствую страстно,
Но истинно вам говорю:
Нисходит небо ежечасно
И вопреки календарю.

 

*   *   * 

Чую – что-то случится со мной,
Этой ночью сырой и астральной,  
Нет у Кука в запасе Австралий
Под зелёной луной. 

Я несусь – у меня за спиной
Небывалая свежесть мистраля,
От созвездий и лёт магистрали,
Над морскою волной. 

Океанский прибой теребит
Пьяной пеной песочные пляжи.
Я сорвался – ныряй, сибарит, 

Барским брассом бросаясь, как барс.
Восходя над плюмажным пейзажем,
Серп луны зацепился за марс. 

 

ХУДОЖНИК 

Жонглируя грачами,
Берёзы увлеклись
За тёплыми лучами 

В лазоревую высь.  

Над куполом церкóвки,
За сучьями ветвей,
Как в пламени спиртовки, 

Лазурь горит живей.  

Саврасов, от запоя
Очнувшись, привстаёт,
Глядь, за окном – такое… 

Весна, грачей налёт.  

Он силится подняться,
Он хочет разгадать
Игру иллюминаций 

И марта благодать.  

Кипит в чаду похмелья
Работа над холстом:
Обмякший снег, капели
И туча над крестом,  

Волшебный вешний воздух
И даль, а визави –
Деревья в птичьих гнёздах
И спирт в его крови.