ЮРИЙ ЗВЕРЛИН. Шортики.
Уважаемые читатели! Наименование жанра
«Шортики» принадлежит редакции
ЧЕЛОВЕК-АМФИБИЯ
В океанской пучине Ихтиандр встретил Деву с рыбьим хвостом. Выбирать не приходилось, и он предложил ей руку и сердце.
– Сыграем свадьбу и отложим немного икры в зарослях морской капусты, для потомства.
– Дорогой, – кокетливо помахала хвостом морская Дева, – а какую икру ты предпочитаешь, красную или черную?
И человек-амфибия надолго задумался.
ПРАЗДНИК
– Все! Больше зарплату платить не будут!
Отец произнес это с нескрываемым восторгом, перехватил мой недоуменный взгляд и пояснил:
– Изобилие, сынок! Наступило изобилие!
– Нас тоже в конце смены построили, директор лично каждую поздравил! – мать черпаком разливала по мискам похлебку, – Завтра будет выходной. Праздник!
– Мы сможем отправиться в лес? Я хочу на озеро!
– Нет! – строго произнес отец, – с утра общегородское мероприятие: коллективное посещение Центрального универмага! Явка обязательна! Сомневающиеся должны лично убедиться, что ВСЕ ОБЕЩАННОЕ – РЕАЛЬНОСТЬ!
Ранним утром со всех концов города под звучащую из ретрансляторов торжественную музыку стройными колоннами двигались люди. Мы вышли затемно, поэтому довольно-таки быстро оказались в главном зале ЦУМа. Открывшаяся моему взору картина поражала воображение! Полки ломились от всевозможных доселе неведомых мне вещей и продуктов. Манекены, одетые в идеально отутюженные костюмы и платья, словно живые люди, приглашали посетителей в отделы, посмотреть, а, может быть даже, приобрести выставленные на витринах товары. Кто-то рассматривал, кое-кто примерял одежду, но никто ничего не брал.
– Отец, но ведь это же все бесплатно?!
– В этом главное достижение нашего общества: каждый гражданин должен сам себе задать вопрос и сам же на него ответить! Надо ли тебе это и заслужил ли ты право это иметь!
– Вопрос и ответ находятся в самом тебе! – поддержала мать отца, примеряя перед зеркалом шляпку с вуалью, – Вроде бы хорошая вещь, но с брезентовой робой как-то не вяжется…
– Нет ничего лучше обычной хлопчатобумажной косынки!
Мы все дружно рассмеялись, двинулись дальше и тут я увидел их!
Они лежали на блюдце, выставленном в витрине: маленькие, завернутые в блестящие золотистые фантики – настоящие конфеты! Вопрос и ответ мгновенно вспыхнули в моей голове:
– Да! Я имею право хотя бы на одну конфету!
Она сладко таяла во рту, фантик шуршал в руке, а молодые люди в черных костюмах уже вежливо подталкивали моих родителей к выходу.
– Но ведь ребенок, – пыталась как-то оправдываться мать, – всего-то одна конфета…
– К ребенку претензий нет, – тихо, стараясь не нарушать торжественной атмосферы праздника, произнес мужчина, – не волнуйтесь, о нем позаботятся!
И тут же какая-то женщина в форменной юбке сжала мою руку железной хваткой, потащила в противоположную сторону. Я резко дернулся, рука ослабла, и она неожиданно ласково произнесла:
– Ладно, иди, попрощайся с матерью.
Отец уже сидел в автомобиле, мать нагнулась перед распахнутой дверью, обернулась ко мне, в глазах стояли слезы. Наверное, это лучи восходящего в самом конце улицы Солнца слепили ее. Дверь захлопнулась, черный автомобиль медленно отправился по дороге вверх. Он удалялся, становясь все меньше и меньше, а восходящее из-за горизонта светило, захватывало небо, заливало город своим ярким светом. Мне вдруг показалось, что автомобиль не едет по улице, а летит в небе навстречу с гигантской звездой.
– Все будет хорошо! – подумал я, успокаиваясь, – Они едут к Солнцу! Скоро они будут счастливы!
СТАНОВЛЕНИЕ
Джорж приходил под вечер.
Время самое спокойное. Вставал в переходе на Спасской у малого эскалатора, играл до самого закрытия. Джон тоже днем не появлялся, но работал только на Сенной. Это Пол мог сри бела дня прямо на платформе Садовой вдарить по басам. В наглую! И все-то ему с рук сходило. Друг друга почти не знали: место одно, а станций – три!
Ринго – лимитчик, вообще ни при делах был.
Приехал из деревни в город, не на завод же идти!
Вот он в ментовку и устроился.
Ночью дежурный по отделению попросил:
– Там в отстойнике волосатики шумят, вечером привезли. Отрихтуй их дубинкой, спать мешают…
Джон – интеллектуал! Первым почувствовал музыкальный ритм в его ударах и с ходу предложил:
– Пацаны! Давайте попробуем вместе!
– Yesterday,
All my troubles seemed so far away
Now it looks as though they’re here to stay
Oh, I believe in yesterday…
БОЛЬШОЙ БРАТ
Не знаю, как она добралась до Самого Главного: там несколько рядов оцепления – полицейские, секьюрити.
Но она кричала на режиссера, дергала за рукав, умоляла.
А что он мог ответить?
– У нас миллионы телезрителей, реклама проплачена! Да если я от сценария на шаг, меня самого!
Когда в ярком свете софитов нас повели ко рву, идущий впереди обернулся:
– Счастливый ты! С матерью попрощался…
Про ни о чём
ЭКЗЕРСИС.
***
Ничего.
Сначала ничего не было, а когда оно появилось, стало так темно, что ничего не было видно.
***
Огонь.
Великий огонь зажег солнце и звезды.
Солнце взошло и осветило песок и лежащее на нем яйцо.
***
Яйцо.
Яйцо было всегда.
Оно было раньше чем, но оно же было и позже чем…
Яйцо появилось тогда, когда не было даже ничего, но значительно позже, чем песок, на котором оно лежало.
***
Солнце.
Солнце нагревало яйцо сверху.
Раскаленный песок подогревал яйцо снизу.
Яйцо быстро увеличивалось в размерах и, в конце концов, треснуло.
Из треснувшего яйца вылупились маленькие яички и раскатились в разные стороны.
На горячем песке они быстро увеличивались в размерах и трескались. Через некоторое время яиц стало так много, что наступила насущная необходимость их планомерной укладки.
***
Яйцеклад.
Яйцеклад укладывал яйца.
Точно по прямой линии и несколько рядов в высоту.
***
Никто.
Никто не умел так укладывать яйца. Никто вообще ничего не умел и никогда ничего не укладывал.
***
Иной.
А иной, восхищенно цокая языком, подходил к яйцекладу и тряс головой:
-Молодец, яйцеклад! Отличная кладка!
Яйцеклад смущался от похвалы иного, но работу никогда не прекращал.
И никто тоже никогда работы не прекращал, но он ее никогда и не начинал.
***
Ошибка.
Только однажды яйцеклад ошибся.
Никто ничего не заметил. Никто вообще никогда ничего не замечал.
А иной, озабоченно цокая языком, подошел к яйцекладу и затряс головой:
-Ну, кто же так яйца-то кладет! Вот как дам сейчас!
И ударил, да так сильно и больно, что яйцеклад навсегда перестал ошибаться.
Яйцеклад как сапер ошибается один раз в жизни.
А никто никогда не ошибался, потому что никто никогда ничего не делал.
Иной же только и делал, что ходил, цокая языком, и тряс головой.
И даже когда не ходил он все равно цокал языком и тряс головой.
Просто с ним однажды случилось что-то.
***
Что-то.
Что-то случилось с иным давным-давно. В момент зачатия, на генетическом уровне.
Врачи несколько раз предлагали иному сделать операцию, но он всякий раз отказывался:
-Не доверяю я что-то, — говаривал он, цокая языком и тряся головой, — Нашей медицине!
И никто тоже не доверял, но никогда ни от чего не отказывался, но ему никогда ничего не предлагали.
***
Общественное мнение.
Когда иной ударил яйцеклада так сильно и больно, что тот навсегда перестал ошибаться, все очевидцы-соотечественники очень на него обиделись и даже в душе возмутились, только виду не показали.
Но иной сам обо всем догадался, и ему стало очень стыдно.
Потому что у иных тоже бывает совесть.
***
Совесть.
У иных иных совесть есть, а у иных иных ее нет.
Только пойди догадайся, какой из иных иных иной, а не иной иной.
***
Эпилог.
А потом снова стало ничего, но опять было так темно, что ничего не было видно.
Из сборника рассказов «про бобра», изд. «Скрипториум», СПб, 2000г.
УТРО СТРЕЛЕЦКОЙ КАЗНИ
– Руби! – коротко скомандовал майор.
Палач, первогодка срочной службы, взялся за топор, но поднять не посмел.
Лицо человека, возложившего голову на плаху, было до боли ему знакомо и дорого: он с детства увлекался речами этого пламенного оратора, многие высказывания и идеи которого бы ему близки и понятны.
– Руби, мать твою! – завизжал офицер.
Палач стоял как вкопанный.
– Прекратить немедленно! – усиленный десятками ретрансляторов загрохотал над Площадью грозный голос Государя, – Немедленно!
– Помилует! – вспыхнула в голове приговоренного шальная надежда, – В ногах валяться буду, руки целовать! Он ведь, и правда, самый добрый! Самый справедливый!
Государь же тем временем бегом по брусчатке пересек Площадь к Лобному месту, взлетел на эшафот, скидывая на ходу пиджак охране, и, закатывая рукава накрахмаленной сорочки.
– Дай! – вырвал из рук новобранца топор, занес над головой.
– Хрясь! – голова самого жесточайшего оппонента плюхнулась в корзину.
Он вытащил ее за волосы, поднял высоко над собой, не опасаясь забрызгать белоснежную рубаху кровью.
– Давай следующего!
Толпа на Площади безумствовала!
ТОЛЕРАНТНОСТЬ
С детства обожаю черное: рубашки, штаны, ботинки – а волосы на голове просто не растут.
Они подошли на улице, молодые, здоровые крепкие.
– Братан, давай дружить!
Давно мечтал о настоящих друзьях, а тут сразу трое, и я, не раздумывая, согласился.
– Что делать будем?
– Ходить по городу и бить не таких как мы, особенно, нигеров!
– Погодите, ребята, – я не ожидал таково поворота, – мы же любим черный цвет! А негр – чернее черного.
Друзья с удивлением посмотрели на меня:
– Похоже, мы в тебе ошиблись, брат!
…………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………
Жаль, они меня не догнали, я бы устроил им взбучку!
ХОКУСАЙКА
– Да что это ты за чудище приволок? – всплеснула руками мать, наблюдая, как отец достает из питчей клетки маленькое пушистое существо.
– Хокусайка!
– Да разве это Хокусайка? – пятиклассник Колька оторвался от компьютера, подошел к столу и осторожно коснулся звереныша пальцем, – У него глаза круглые!
– Погоди, сынок! Подрастёт, сам вытянется, а глазки сплющатся, щёлочками станут
– зрачков не увидишь!
– И он тогда нам сто видов Фудзи нарисует?
– Нет! – уверенно ответил отец, – Фудзияма из нашей деревни не видна! А вот яму, силосную, он точно нарисует!
Хокусайка неожиданно спрыгнул на пол и юркнул под диван. Зашуршал, вытаскивая на середину комнаты старую тетрадку и огрызок карандаша. Огляделся по сторонам и быстро начал рисовать.
