ЕФИМ ГАММЕР. Коронованное эхо
1
Кто дышит, тот живёт.
Казалось бы, так.
А камень? Прорывается сквозь века, и не живёт?
А дерево? Дорастает до неба, и не живёт?
А цветок. Оживлённо благоухает, и не живёт?
Что-то здесь не сходится.
И всё потому, что так придумал человек.
Дышит, и придумал, что живёт.
Но если взглянуть на его жизнь, особенно сейчас, когда она проходит в масочном режиме, усомнишься – живёт ли?
Пандомия живёт – это да, а он?
Он теперь представляет собой только сплошные переживания.
Куда ни поверни голову, в глазах отражается испуг.
Тот случайно чихнул.
Этот зашёл в магазин без маски.
Третий выбирает помидоры из корзины голыми руками, забыв надеть резиновые перчатки.
Брр…
И давление вверх, давление вниз.
И самому хочется стянуть маску, чтобы подышать свежим воздухом.
Рука к маске, а навстречу напряжённые взгляды.
Ох-х…
И это называется жизнь?
А ведь дышит.
Хотя и с опаской, полагая, что изворотливый вирус вступил уже одной ногой в окружающее пространство.
– Эй=эй! Вирус? – и тянет из кармана лупу, за неимением микроскопа.
– Я не вирус! «Я другой, ещё неведомый избранник».
– Не цитачь Лермонтова, своё выкладывай, а то дам по башке!
– Испугал! Я уже в твоё ухо проник, до самого-самого. Будешь много говорить, не заметишь, как начнёшь заговариваться. Причём, моими словами.
– Скажешь!
– Теперь сказывай ты.
– А чё? Мы ничё! К плечу плечом. Идём, весне внимая. Горят знамёна кумачом зари и первомая.
– Ага! Плакатный стишок из газеты «Латвийский моряк».
– 1970 года.
– Ходили мы походами.
– И стопарь надёжный держали в руке.
– Вздрогнем?
– А чё? Ничё? Но ты ведь вирус!
– Вирус на вырост. Открой глаза, я уже с человека ростом.
– Да ну?
– И вочеловечился.
– Почему же я тебя не вижу?
– Посмотри в зеркало. И подпевай.
– Ой!
– Не «ой!», а «эх-ах!»
– Эх-ах!
– Та-ра-рах!
– Мы покажем скок и мах!
– Все сегодня для души.
– Спляшем, братцы?
– Да!
– Пляши!
– Эх-ах!
– Та-ра-рах!
– Ходит солнце в облаках.
– Дуриком таращит око.
– Эй! пройдись, браток, с прискоком,
чтобы стекла вон из окон!
– Крепче, крепче топочи,
чтоб тряслось всё до ночи!
– Эх-ах!
– Та-ра-рах!
– Шире круг, даешь размах!
– Не жалей, братишка, ног!
С каблучка да на мысок,
а затем-ка перемену,
с каблучка да на колено,
а с колена на каблук –
у-у-х-х!
– Эх-ах!
– Та-ра-рах!
– Будь бойчей, коль на ногах.
– Коль сомлел, тишком лежи,
на матерых не взыщи.
Ведь они и чёрту даже
вынут душу, если в раже.
Ведь они для куража –
о-хо-хо! И – вон душа!
– Эх-ах!
– Та-ра-рах!
– Ходит солнце в облаках…
2
В личном плане коронавирус людей разделяет, а в мировом соединяет. Выходя на улицу, человек сторонится прохожих, чтобы случайно не заразиться.
А в мировом масштабе одно государство приходит на помощь другому, отправляя медикаменты, предохранительные маски и всё необходимое для борьбы с эпидемией.
Может быть, пришла пора осознать, что самое главное из божьего дара – это жизнь и свернуть, наконец, от самоубийственных войн к миру.
Наивно?
Но иначе и не мыслится, когда жизнь и смерть одновременно смотрят тебе в глаза и спрашивают: «Ты с кем?»
3
ПОДМОСКОВЬЕ
Всё Подмосковье залито дождем.
Какое лето, если мокнет небо?
До перелётных птиц, пожалуй, подождём,
И в осень удалимся слепо.
Но вдруг и там не очень повезёт?
Мороз ударит, снегом запорошит.
И будешь думать: вот несносный год!
А жизнь? И жизнь не в жизнь. Так что же, что же?
Куда податься, коли путь один?
И завтра – завтра, хоть всегда сегодня,
Когда проснулся и махнул средь мин
По бездорожью, будучи свободным.
Как не петляй, но к лету добредёшь,
Пройдя тоску, депрессию и шашни.
Но если дождь, там снова хлынет дождь?
Не лучше ли вернуться в день вчерашний?
Хотя бы потому, что там задор и понт,
С любым готов был драться динозавром.
Но ведь мечтал взглянуть за горизонт.
Так что же, не податься ль снова в завтра?
ИЕРУСАЛИМ
Напрячься помыслом и нервом,
клюкой нащупать зорный след,
и прозревать, как в жизни первой,
когда сквозь чудо видел свет,
когда у звездного полога
не безъязык был и не слеп,
когда младенчески – пророком
вклинялся в помыслы судеб.
Уйти? Остаться? Возвратиться
под наказанье и указ?
И осознать себя в темнице
разнопохожих лиц и глаз?
Но знать срока земли и неба…
И не сказать. Кому и где?
Без осознанья чуда немо
реченье для земных людей.
Гордиев узел, путь запутан,
доколи чудо – не резон.
Серьезный век не верит в чудо.
Больной на фокусах взращен!
ПИТЕР
И всё-то, всё-то – ничего.
Зима, снежинки.
Нева, покрытая ледком,
как бы в простынке.
Изба, разбойное крыльцо –
ногам подсечка.
Заиндевелое винцо,
шальная печка.
И всё-то, всё-то – в полусверк
ушедшей ночи.
Летит сквозь жизнь, летит сквозь век,
ворчит, пророчит:
«Река вдруг вскроется, пойдёт
в скелетном гуде.
И лишь того не кинет в пот,
кто жив не будет».
И всё-то, всё-то – трынь-трава.
Больной – в порядке.
Играет с веком жизнь-вдова,
играет в прятки.
РИГА
В Старой Риге, возле синагоги,
наплывает детских мыслей дым.
Здесь сбивал я о булыжник ноги –
босиком бежал в Иерусалим.
Не сбежать до времени из детства,
приведут дороги в новый дым.
Замкнут детством? Никуда не деться,
и теперь, как встарь, – в Иерусалим.
И ТАМ, И ЗДЕСЬ
И там, и здесь,
в пространстве немоты,
где метрономы
тормознули время,
ни воздуха,
ни хлеба, ни воды,
а люди безъязыки,
эхо немо.
Не оглянуться,
Не шагнуть вперёд,
Не раздвоиться,
Не родиться снова.
Да кто же я?
Представьте, я народ.
И что мне зрелища,
когда в начале – слово?
Save as PDF
