ГРИГОРИЙ БАРДИН. Школа поэзии

*  *  *

А. В.

Ленинградская школа поэзии,
Из которой и Кушнер, и Бродский,
Та, где рифмы – как узкие лезвия,
Где звенят, как поковки, наброски,

Петроградская школа поэзии,
Из которой Ахматова с Блоком,
Та, где снежно сверкают созвездия
В небе северном, светло-далёком,

Где строка нежно в ножны уложена,
И где слово скупое – богато,
Даль – острожна, но страсть – не стреножена…

…Петербургская школа поэзии,
Где учился и Пушкин когда-то.

2008

*  *  *

Собираются вечера,
Растекаются вечера –
Как под пальцами гончара
Глина мокрая, как игра
Складок, вмятинок и воды,
Как оставшиеся следы
От касанья ладонью вслед,
До того, как явить на свет,
До того, как во храм внести,
Чтоб дыхание обрести,
Чтобы душу в сосуд вдохнуть,
Чтоб, начав, обозначить путь,
Тот, которым потом идти,
Не взыскуя конца пути.

2009
*  *  *

Дождались – и дожди зачастили,
Застучали по стёклам, по крышам.
Под взлохмаченным небом нависшим
Бодро фыркают автомобили
По-собачьи, по-конски, по-бычьи –
Видно, что-то для них в этом – кстати:
Хоть намёк на живое в обличье,
Перемена не сути, так стати.

2008

*  *  *

Едва прекраснейшее утро,
А, может, – хмурое весьма,
Закроет книгу «Кама Сутра» –
Изыски мудрого письма,
Индийских йогов изысканья,
Чуть потускнев, уходят в тень,
А в рифму с ними и желанья,
Чтоб легче начинался день.

Звеня коктейлями прелюдий,
Слегка рисующими их,
Проспектами проходят люди,
Прогуливая шерстяных,
Усатых, лапчатых, хвостатых
И уши могущих прижать.
Хвостатость – это тоже статус,
Который надо уважать.

И равно улыбаясь многим,
Встречающимся на пути,
Висит на мордах «Гутен морген!»,
Как будто жизнью не задёрган
И счастлив сытостью почти.
(А сытость – к святости причти!)
И переход в другое братство
Сочти почти за святотатство.

2008

*  *  *

Я – Фирс, которого забыли:
Закрыли двери – и ушли.
Забыли запах старой пыли;
На бричках, скрывшихся в пыли –
Туда, где планы, расписанья,
И где пути за горизонт,
Вокзала каменное зданье,
Запретный плод, забытый зонт,
Заезжий тенор в первом классе,
Мешок заплечный на скамье
И страждущий в билетной кассе
Проезжий, рвущийся к семье,
Баул немереного весу,
Девица с книжкой о любви
И сочинивший эту пьесу
Сам доктор Чехов – визави.

2008

*  *  *

Специфический запах классической лавочки,
Где над пыльными полками тусклые лампочки,
И где в комнатке, стиснутой стенами тесными,
Все общаются кодами, с детства известными,
Где вопросы «как дети?» и «что вы готовите?»
И в глазах отражаются, и в магендовиде,
Где колышутся детские воспоминания,
Восполняя утраты и веры, и знания,
Где святая наивность – ну, всё образуется –
Неизменно несёт отпечаток безумьица:
Так оно на столетья и вбито, и впытано,
Жаждой жизни, и кровью, и потом пропитано.

2008

*  *  *
А. Б.

Две ночи, две сестры,
И взгляды звёзд остры,
И греется зола,
И теплятся костры,

И платье – на траву,
И пепел – на песок,
Во сне и наяву,
И тёмный лес высок,

И целится в висок
Неведомый стрелок,
И след слезы просох,
А свет звезды – далёк.

2007

*  *  *

Королевская кара – страшна,
Тяжела королевская кара:
Будешь изгнан из жизни аж на
Погребённые в грязь тротуары,
Где в муаровых тканях дождей,
Угождая вселенскому спросу
На добро для бездомных людей,
Будешь робко просить папиросу,
И не вспомнят тебя по любви,
И ни принят ты будешь, ни понят;
Сны в осенний озноб позови –
Хоть оттуда тебя не погонят.
Осторожней, пока тишина –
Сна острожным словцом не встревожь ей.

Королевская кара – страшна.
Может, это – знак милости Божьей?

2007

*  *  *

Наяривая жарким языком
Спасительную порцию пломбира,
Так постигаешь совершенство мира,
Как будто бы с его Творцом знаком,
Как будто бы о Нём – не понаслышке,
Не от кого-то, не из старой книжки,
А – как вот мы сидим сейчас с тобой,
И ты в ответ качаешь головой,
Всё более со мной не соглашаясь,
А я – как закусивший удила,
Такое вдруг тебе сказать решаюсь,
Что от себя как будто отрешаюсь,
И от всего на свете отрешаюсь,
И где-то в дальнем небе отражаюсь,
Простёршись в нём…
Такие, брат, дела.

2008

*  *  *
А. Б.

Мы плутали по Италии
На машине цвета лошади
По горам ночным и далее,
Влившись в улицы и площади,
Были точкою в движении
С траекторией престранною:
Трудное для постижения
Напряженье непрестанное,
Из которого за вычетом
Сна нечастого, недолгого,
Выходило, что не счастливы,
А, закинув окна пологом,
Спрятав очи за туманами,
Жили сказками обманными,
Кроме одного мгновения:
Льва взлетавшего видения.

2009

*  *  *

Неугомонно, неуклонно,
Торжественно и похоронно
Колокола Дормициона
Вбивают в купол небосклона
Благословенья, отпущенья,
Проклятья и поминовенья,
Тысячелетья и мгновенья
Считая, как овец – пастух,
И жар июльского заката
На город изливает злато,
Покуда вечер не потух,
А далее, к приходу ночи,
Услышим, как фонтан лопочет
На улочке в Ямин Моше,
И так, в прохладе долгожданной,
Взойдём землёй обетованной
Туда, где нет земли уже.

1995–2010

*  *  *

Удушливый запах киоска «Орехи»,
И встречной красавицы стать,
И солнце глядит из-за тучи в прорехи,
Которые чем залатать?
Которые, чем тебе горше, тем шире –
Где сыщешь заплаток для них?
День с ночью, как прежде, сменяются в мире,
В котором песок и тростник,
И певчие птицы, и кошки,
И крошки на улицах для голубей,
И хлеб – на витринах,
И платья в горошки,
И хочется жить – хоть убей!

2004