ЕФИМ ГАММЕР. Больничное стихийство

1 

Сегодня в тишине ночной

Я обнаружил человека.

Обычный с виду, не калека.

Но был он не в себе. В иной

Телесной оболочке.

В моей. И что? Поставлю точку,

Чтоб не сочли за сдвинутого психа.

Хотя, понятно, закрутил я лихо,

И вышло бы, откинь смятенье,

Отличное стихотворенье.

 

2

 

На запасном меридиане

Играет время на баяне.

В музее восковых фигур

Его вместить не хватит клетки.

А ведь какой возможен сюр

При невозможной сметке.

 

3

 

Соседняя кровать,

И кто-то умирает.

Не разобрать вполне,

Что шепчет он в бреду.

Какие-то слова

Об аде и о рае,

Куда тоннелем света

Отправлен по суду.

Куда? Не разобрал он,

И мучается сердцем.

Пункт отправленья ясен.

А пункт прибытья скрыт.

– Подайте толмача!

Пусть скажет, как раздеться.

В ответ небесный голос:

– Учил бы ты иврит!

 

4

 

Уединён в четырёх матерчатых стенах.

Слышно дыхание, вскрики и стоны.

Многообразие боли – рабочая смена.

Чтоб не включиться, держу оборону.

Первое дело – перо и бумага.

Дело второе – порыв к вдохновенью.

Правда, оно затесалось от страха

Тенью скользящей – куда? – в междутемье.

То ли война, то ли голод и стужа.

То ли компьютер, ринг и перчатки.

То ли пивбар, космодром, званый ужин.

Словом, играет со мною в прятки

Но я не сдаюсь, и под овенским знаком

Упрямо иду вдохновенью навстречу.

Ищу не лекарство – перо и бумагу.

Откажет в свиданке, глядишь, поколечу.

Но обошлось. Обнаружил в пирожной:

Водку под видом компота лакает.

– Поэту нельзя, вдохновению можно! –

Так говорит, от страха икая.

Ну что же тут скажешь? Моё вам почтенье,

Довольно кирять, включайся в работу.

И, виновато кивнув, вдохновенье

От водки пошло по живую воду.

 

5

 

Раскована и мило откровенна.

– У вас потеря крови, ешьте шоколад.

– Мне шоколад нельзя, давление подскачет.

– А вот виагру лопать? Вам и чёрт не брат!

– Простите, медсестра, с виагрой всё иначе.

С ней, говорят друзья, что даже смерть красна.

– Хорошие друзья! Пусть смерть по ним и плачет.

– Отплакала. На днях убрала всех она.

– А вы теперь, с испуга, к нам в больницу?

– С испугу или нет, но в сердце колотит.

– Рубайте шоколад, и думайте жениться.

Жена – хлеб-соль, и сексуально сыт.

– Всегда готов, как пионер, влюбиться.

Но где искать? Не первая учительница всё ж.

– Пройдите вдоль палат. Мол, до любви свободный.

Представьтесь пациенткам: бедуинский вождь!

И будет вам успех. Не дольше, чем до полдня…

– Понятно, за олима замуж не пойдут.

– А я на что ж?

 

6

 

Напуганная яйцеклетка

Сбежала, горяча,

Узнав, что выстрел меткий

Грозит ей, непорочной,

С заставы Ильича,

Где аист вьёт на ветке,

Подле канавы сточной,

Вдали от стукачей,

Пристанище для детки

Из солнечных лучей.

 

7

 

Единоутробна и однообразна –

И мама, и дочь, словом, жизнь моя эта,

Без дня запасного, влечёт меня к свету,

Где столько соблазнов, и личных, и стадных:

Любовь, вдохновенье, карьера, к ней дача,

И пиршеский стол, и занятий приятных.

Но сменных частей не сыскать мне для тела,

Как прежде, когда шёл на встречу с удачей.

 

8

 

От черты до черты

Всего сотня шагов.

Я не я, ты не ты,

И вокруг нет врагов.

Что за мир? Я не я,

Ты не ты, и врагов не найти.

А живём чего для?

Чтобы сбиться с пути?

Впрочем, путь проторён

В мир лишений и драк,

Когда он – это он,

Когда враг – это враг.

Я не я, ты не ты.

Нам заказан тот путь.

Сотня мёртвых шагов.

Но никак не шагнуть.

 

9

 

При полном, при параде,

Под удивленье гул,

Серьезный наблюдатель

В палату заглянул.

– Здесь мое место, точно?

– Нет, вам в другом конце.

И тень, как бы нарочно,

Возникла на лице

Чужого генерала

Враждебной нам страны.

Здоровьюшка не стало,

Припёрся на блины.

Здесь, в наших палестинах

Израильских корней

Целебная малина,

Будь даже не еврей.

 

10

 

Откровенье… Разве что в больнице

Нарастает чувств невнятных вал.

Как туман, текут чужие лица,

Но одно я всё-таки узнал.

Боже мой! Какой гримёр потешный

Умирает в нашем времени сейчас.

Помню я, и помнит ветер вешний,

Как носил на рижских крыльях нас.

Не слились в том прошлом жизни наши,

Я в Израиль, за своей строкой.

И теперь лишь паспорт нам докажет,

Кто есть кто… Хотя теперь на кой?

А ведь мы друг друга не признали,

Мимо зеркала прошли, потупив взор.

Позади души раскрытой дали,

Впереди больничный коридор.

 

11

 

После дождичка в четверг

Наблюдал я полусверк,

НЛО вокруг больницы –

Колесо, мигалки, спицы.

А в мозгах залётный голос:

– Хочешь, свозим вас на полюс.

А не хочешь, так на Марс –

Древний, тот, что вас и нас

Породил в далёки годы

И вовлёк в живые воды,

Чтобы жили – не тужили.

 

– Ну и ну! Вот удружили!

Мы тут пляшем и поём?

Нет! Вживую мы гниём!

Мне разрезали живот.

А ему зашили рот.

А тому, кто на коляске

Прицепились витта-пляски.

Вот наш сказ. Мы ждём ответа.

Не хотим чужого света.

Вновь создайте нас на этом,

Чтобы цвели мы пышным цветом,

И нисколько не болели.

Вот тогда бы мы попели –

Станцевали ради вас

И прославили ваш Марс.

 

Марсианам это дело,

Надо думать, надоело.

Создавать вновь дураков –

Это выйти из мозгов.

Прежде, чем их вновь создать,

Нужно всех их вновь убрать.

– Кто согласен на потоп?

Раз, два, три…

– Нет! Стоп! Стоп! Стоп!

 

12

 

Не отравитель, не растлитель,

Стихов задумчивый раститель,

Садовник непривитых слов,

Живу, как Доли – как овечка,

Замечу, очень человечный,

Притом без званий и постов.

Моя дорога на три вздоха,

Не даль, не ширь, не тьма – эпоха.

И я в пути до склона лет.

Куда ни кинет жизнь, не лишний,

На вид боксер, по сути книжник,

Диагноз: правильный поэт.