ПЕТР АЗАРЭЛЬ. Восхождение, часть II (продолжение)

  Это психологический роман, полный внутренних монологов и самоанализа, повествующий о духовном и нравственном становлении героя, совершившего репатриацию в Израиль.

  Часть I была опубликована в № 29 (32), а начало Части II в № 34 (37) нашего журнала.

  Краткое содержание Части I и начала Части II. 

  Главный герой Яков происходит из семьи с глубокими корнями из еврейских местечек Украины. Прапрадед его был ортодоксальным евреем, прадед воевал в Первой конной армии, дед прошёл Великую отечественную войну, многие родственники погибли в Бабьем Яру.

  Роман рассказывает о нём и его родителях в период Перестройки, крушения и распада Советского Союза. В этот период происходят драматические события в его жизни, формируется характер и еврейское самосознание, что приводит его к мысли расстаться с возлюбленной, чья семья противилась браку дочери с евреем.

  Репатриация его и родителей в Израиль стала естественным результатом духовного перерождения Якова. Красота южной страны, Иерусалим и ощущение причастности к судьбе народа наполнили его жизнь новым смыслом и содержанием. Любовь к замужней женщине Рахели и рождение сына, гибель её мужа во время ликвидации террориста приводит его к решению жениться и удочерить её старшую дочь. Раввинский суд признаёт его еврейство, он делает обрезание, проходит тестирование перед службой в армии. Но Рахель, несмотря на совет матери, отказывается выйти за него замуж, полагая, что смерть мужа вызвана гневом Всевышнего за её измену, и знакомится с другим мужчиной. Редкие встречи с Яковом, внутренняя борьба между любовью и верой пронзают всю её жизнь.

Продолжение части II

  — Мне всегда не хватало знаний. В школе мы учили Тору, но я всегда хотела большего. Жаль, что в нашей традиции принято давать образование мужчинам. Поэтому я сама пытаюсь чем-нибудь заниматься. Я когда-то читала «Кохелет*» царя Соломона. Там есть строки, где он нелестно отзывается о женщинах. Он пишет, что за всю жизнь не встретил ни одной достойной. Ты с ним согласен?

  — Рахель, при всей его мудрости он здесь, по-моему, ошибается. В одном месте он пишет, что женщина – это западня для мужчины, сердце её – тенета, руки – оковы. И что от неё нужно бежать.

  — Но разве женщина не привлекает мужчину умом, возвышенной душой, внутренней и внешней красотой? Если она по природе своей порочна, как она становится любящей женой, опорой в семье, выводит на свет и воспитывает детей. Я не принимаю его мужской шовинизм.

  — Ты абсолютно права. Вот в другом месте своего философского трактата он говорит о женщинах совершенно другое. Что не может человек быть одинок, он должен найти женщину и наслаждаться жизнью с женой, которую любит, все дни свои.

  — У него было семьсот жён и триста наложниц. При всей его мудрости, как можно не сойти с ума. Женщины ревновали друг к другу, интриговали, наговаривали на соперниц. А одна, которая стала его любимой женой, даже *экклезиаст

 

уговорила его построить языческий жертвенник. За это Б-г прогневался на Соломона и обрушил множество лишений на народ после его смерти, — сказала Рахель. – Мне кажется, поэтому у него возникло предубеждение к

нам.

  — Я уверен, что так и было. Он великий царь, человек выдающегося ума. При нём страна достигла наивысшего расцвета, и был построен храм. Но он человек, как ты и я, а, значит, ему свойственны все людские слабости и пороки. Я бы не оценивал его отношение к вам только по этому его, в общем-то, гениальному труду. Вот в «Песнь песней» он совсем другой. Наверное, тогда он был молодым. Он рассказывает о своей любви к дочерям Иерусалима, к Шуламит, он болен любовью. Это великое произведение. Раввины, между прочим, считают, что женщины нравственно чище и лучше мужчин.

  — С тобой очень интересно общаться, Хаим. Но мне пора возвращаться. Нужно забрать Тамар из детского сада и освободить мою соседку. Давид сегодня остался с ней.

  — Я тебя подвезу. Я тут недалеко припарковал машину.

  Они спустились к дороге, по другую сторону которой высилась бетонная громада Банка Израиля.

  — Не волнуйся, я сегодня весь день свободен, взял отпуск, — сказал он, заметив её нерешительность.

  Они сели в машину, миновали здание Кнессета, и, свернув налево на перекрёстке напротив музея, спустились к высоткам микрорайона Вольфсон.

 

  Недели через две он позвонил свахе.

  — Добрый день, это Хаим Минц.

  — Как дела, Хаим?

  — Мы с Рахель уже пять раз встречались.

  — И как она относится к тебе?

  — Мы хорошо понимаем друг друга. Но я не уверен, что она меня полюбила.

  — Дорогой мой, любовь сегодня часто путают с влечением. Но это чувство мощнее и глубже и приходит со временем.

  — Наверное, ты права, Хана.

  Она замолчала на несколько секунд, обдумывая ситуацию. Совет, который от неё сейчас ждут, должен быть верен и разумен. От него воистину зависела судьба доверившегося ей человека.

  — А не пора ли сделать ей предложение? Вот тогда и узнаешь, что она думает о тебе и вашем браке. Тебе нечего терять. Женщинам нравятся смелые настойчивые мужчины. Возможно, Рахель проявляет сдержанность. Религиозная женщина воспитана не проявлять своих чувств к мужчине, пока она не замужем.

  — Я так и сделаю. Спасибо, Хана.

  На следующий день Хаим ждал Рахель в своей машине возле её дома. Она вышла на улицу и, увидев его «Dayatsu applouse», направилась к нему. Она сразу же ощутила его необычное волнение и спросила:

  — У тебя всё в порядке?

  — Я не совсем в этом уверен, — озадачил её Хаим. – Поедем в старый город? Мы с тобой вместе ещё ни разу там не были.

  — Ну что ж, поехали. Мне нравится там гулять, — согласилась Рахель, полагая, что он предложил это неспроста.

  Она решила не нарушать его планы и следовать за ним. Они оставили машину на стоянке у Сионских ворот и двинулись через Еврейский квартал вниз к Храмовой горе. Солнце клонилось к закату, но его ещё яркие косые лучи ложились на стены и плиты под ногами, заполняя насыщенным охрой светом всё пространство вокруг. На площади возле Западной стены мужчины в черных шляпах и кипах молились, стоя лицом к ней, и кланяясь в такт молитве. Немногие туристы и прохожие с интересом озирались по сторонам, осматривая место, где две тысячи лет назад происходили события, имевшие решающее влияние на мировую историю. Но рядом с ними находились мужчина и женщина в предвкушении своей собственной судьбы.

  — Рахель, я не просто так привёл тебя сюда. Здесь мы ближе всего к Всевышнему. Я хочу сказать тебе слова очень важные для меня.

  Хаим повернулся к ней лицом, и она тотчас поняла, что интуиция её не подвела.

  — Я люблю тебя, Рахель. Выходи за меня замуж.

  — Но я ещё не очень хорошо знаю тебя. Ты замечательный человек, я это вижу. Дай мне время подумать.

  — Я не тороплю тебя. Просто, хочу сказать, что никогда прежде не встречал такой удивительной женщины. Родители мои хотят прийти к вам домой просить твоей руки.

  — Хорошо, Хаим, я поговорю с мамой и позвоню тебе.

  Рахель посмотрела ему в глаза и увидела в них пламя всепоглощающей страсти.

 

11

  Несколько дней после операции Яков принимал обезболивающие таблетки и делал марганцовые ванночки, которые настойчиво рекомендовала мама. Сильных болей он не испытывал, разрез, хотя и медленно, срастался, запекшиеся сгустки крови отпадали, оставляя розовый след. Это давало ему возможность заняться делами, до которых прежде не доходили руки. Он привёл в порядок одежду и обувь и просмотрел библиотеку, выбросив книги по языкам программирования и базам данных, которые устарели и уже не были нужны. Покончив с этим, Яков принялся за то, что сегодня считал самым важным для себя.

  Любовь к Рахель была неизменной доминантой его мироощущения, определявшей его мысли и поступки. Она стала и истинной причиной обрезания, на которое решались немногие из знакомых ему олим*. Он пошёл на него без колебаний, представляя его дальнейшую жизнь только с ней и их сыном. Яков сознавал неготовность к этой жизни среди людей, усвоивших с молоком матери её особый дух и строй. Нынешним он стал бы изгоем, над которым бы покровительственно посмеивались, махнув рукой на его беспомощность в основах еврейской веры и бытия. Путь в религию был для Якова несбыточен – душа его, отравленная агностицизмом, не восприняла бы тонкой материи чувств и образов, свойственных искренно верующим людям.

Только путь знания и оставался для него открытым и возможным. Поэтому, рассуждал он, необходимо без промедления взяться за учёбу. Нужно прочесть Тору, Пророков и Письмена, книги объёмные и нелёгкие для восприятия. Но у него нет другого выхода. Иначе он не сможет стать частью большой семьи, корни которой глубоко вросли в традиционную еврейскую жизнь.

*репатриант (иврит)

  Яков поднялся с кресла, подошёл к книжному шкафу и открыл дверцу. Три добротные книги ТАНАХ в обложках синего цвета стояли плотно прижатые одна к другой. Однажды их принесла Роза, сказав, что они распространяются среди репатриантов бесплатно. Яков не раз с тех пор брал их в руки,

прочитывал какую-то часть, потом ставил их на полку обратно. Учёба в ульпане*, поиски работы, трудные первые месяцы в компании, куда его приняли с испытательным сроком, не давали ему возможности сосредоточиться на чтении, и он надеялся, что придёт время для постижения еврейской мудрости. И это время настало.

  Яков взял Тору, сел в кресло, открыл книгу, выхватил строчку из текста на иврите и был удивлён тем, что понял смысл прочитанного. Он продолжил читать, заглядывая иногда в текст на русском языке, помещённый на левой странице разворота.

  «Торе более трёх тысяч лет назад, а я читаю и понимаю её, как будто она написана в наше время. Попытайся я прочесть что-нибудь на русском языке, сочинённое лет триста назад, я бы, наверное, мало что понял. ТАНАХ – это какая-то машина времени», — подумал Яков, удовлетворённый неожиданной способности читать Тору в подлиннике.

  Он слышал об Илье Рипсе, сотруднике Еврейского университета в Иерусалиме, известного своими работами по геометрической теории групп. Яков вспомнил, что он совершил попытку самосожжения в Риге в знак протеста против вторжения советских войск в Чехословакию. Его подвергли принудительному лечению в психиатрической больнице, но под давлением западных математиков, после двухлетнего заключения, ему разрешили эмигрировать в Израиль. В прошлом атеист, Илья превратился в ортодоксального еврея и занялся исследованием Торы. Недавно в каком-то научном журнале он с двумя его сотрудниками опубликовал статью, в которой утверждал, что в «Книге бытия», являющейся частью Торы, содержится закодированная информация. Введя текст в компьютер, и прочитывая его при некотором заданном интервале, он обнаружил в нём упоминания о событиях древней и современной истории и имена знаменитых людей прошлого.

  Тогда Яков захотел и сам в этом убедиться. В самом начале книги он нашёл буквы, расположенные через каждые пятьдесят букв, прочёл их и с *студия по изучению языка (иврит)

удивлением увидел, что получил слово «бырейшит», означающее название первой части Торы. Тогда он применил тот же метод к отрывку в конце книги и опять буквы сложились в два рядом стоящих слова на иврите «нация» и

 «талит*». Яков теперь без малейшей иронии принимал утверждение религиозных авторитетов о том, что текст Торы продиктован Моисею Всевышним. Он понимал, что такое великое произведение мог создать только обладатель великого ума.

  День клонился к вечеру. Скоро должны были вернуться с работы родители. Яков положил книгу на стол и подошёл к окну. Прохладный весенний ветерок коснулся его лица, раскрасневшегося от напряжённого труда. Потом он взял со стола телефонный аппарат и, присев на диван, набрал номер Рахели.

  — Слушаю, — раздался незнакомый женский голос.

  — Добрый вечер, это Яков.

  — Минутку, я позову Рахель.

  Послышался отдалённый беспокойный женский говор.

  — Шалом, Яша. Извини, была занята с Тамар. Как твои дела?

  — Всё хорошо. Просто захотелось потрепаться с тобой. Скучно без тебя.

 У меня есть для тебя новость. Когда мы увидимся?

  — Приходи в парк послезавтра часов в пять.

  — Ты уже возвращаешься к обычной жизни, дорогая? – обрадовался Яков.

  — Пожалуй. Мы всё с тобой обсудим, когда встретимся. Сейчас я занята с детьми, — сказала она, торопясь закончить разговор.

  — А Давида я увижу?

  — Я буду с ним, как всегда.

  — Целую, любимая, — произнёс он и услышал в ответ раздававшиеся в трубке гудки.

  Яков вернулся к себе в комнату, взял в руки книгу, но сосредоточиться уже не мог. Неясное предчувствие, поднявшееся из недр подсознания, не оставляло его. В звучании её голоса, в том, как она оборвала их и так короткий разговор была тревожащая его тайна. Он объяснял это плохим настроением, связанным с гибелью близкого человека, с необходимостью скрывать перед матерью и родственниками свои отношения с ним. Но оставалось ощущение отчуждённости и душевного надлома, которые не

*покрывало для богослужения (иврит)

 

подчинялись никакой логике.

  Ребекка Соломоновна, пришедшая раньше мужа, заглянула к нему в комнату, спросила о делах и позвала на ужин. Яков, оторвавшись от

раздумий, почувствовал голод, и, поднявшись с кресла, побрёл на кухню. Утром он по просьбе матери приготовил овощной салат и теперь, вынув полную коробку из холодильника, поставил её на крышу кухонного шкафчика.

  — Молодец, Яша. Помоги мне накрыть на стол. Папа скоро придёт голодный.

  — Конечно, помогу, мама.

  Он расставил тарелки, разложил вилки и ножи, достал из шкафа фарфоровую салатницу и набрал в неё несколько больших ложек пахнущего свежими овощами салата. Вскоре прозвенел дверной звонок, и Ребекка поторопилась встретить мужа.

  Илья Зиновьевич просыпался и уходил раньше всех – до предприятия приходилось добираться почти час. Возвращался он обычно усталым на машине сотрудника, жившего недалеко от них. Но сегодня у него было хорошее настроение, он шутил и улыбался, будто не остался за спиной утомительный рабочий день.

  — Что с тобой, Илья? – спросила Ребекка, накладывая ему в тарелку гуляш с рисом, от которого поднимался к потолку горячий, пахнущий пряностями пар.

  — Я получил повышение. На наш завод прибыло новое оборудование. Инженер-технолог стал в нём копаться, чтобы его запустить, но что-то у него не пошло. Инструкция попала ко мне, я её просмотрел, понял, что смогу помочь и обратился к управляющему. Он вначале засомневался, а потом вызвал меня и дал добро. Ну, мы с Моти пару часов покрутились вокруг машины, разобрались во всём и она заработала. Доложили директору. Он приглашает меня к себе в кабинет, наверное, поинтересовался моей биографией, и говорит, что такой знающий инженер ему на предприятии нужен, а рабочего на мой станок он найдёт.

  Илья Зиновьевич взглянул на улыбающееся лицо супруги, перевёл взгляд на Якова и сказал:

  — За моё назначение не грех и выпить. Принеси-ка, сынок, бутылочку «Финляндии». Ривочка, достань рюмочки, пожалуйста.

  Он открыл бутылку и наполнил рюмки кристально чистой водкой.

  — Лехаим! За наши успехи! – произнёс он, выдохнул и одним большим глотком выпил.

  Все тут же последовали за ним.

  — Израиль получил бесценный подарок, Илья, — сказала разрумянившаяся Ребекка Соломоновна. – Прибыло столько специалистов во всех областях. Умные израильтяне понимают. Видимо, твой управляющий, неглупый человек.

  — Завистники и недоброжелатели тоже попадаются. Как ни странно, их хватает в политических партиях и в средствах массовой информации. Они волнуются, что им придётся поделиться властью и влиянием с «русскими», —

заметил Илья Зиновьевич.

  Он посмотрел на сына.

  — Яша, ты обещал показать нам внуков. Ты говорил с Рахель?

  — Сегодня я звонил ей, хотя она сказала мне, что пройдёт время траура, и она меня сама найдёт.

  — И о чём вы договорились?

  — Послезавтра вечером мы с ней встретимся.

  — Лёд тронулся, господа присяжные заседатели! – воскликнул Илья Зиновьевич. – Скажи ей, что мы хотим познакомиться с ней и с внуками.

  — Ладно, — неуверенно ответил Яков, — я постараюсь.

  Он доел гуляш, поднялся со стула и побрёл к себе в комнату.

 

12

  Зелёные газоны парка, покрытые свежей изумрудной порослью, были озарены неярким светом уходящего дня. Со стороны улицы Агрон изредка доносились звуки клаксонов проезжающих машин, там царила жизнь. А здесь, среди лужаек и деревьев, стояла привычная невозмутимая тишина.

  Яков пришёл раньше и сел на скамейку, с которой хорошо просматривались все подходы к беседке. Рахель появилась с небольшим опозданием. Длинное коричневое платье, гармонирующее с перехваченными на затылке каштановыми волосами, отлично сидело на ней, подчёркивая её великолепную фигуру. Она прекрасно выглядела, и незнакомый с ней человек никогда бы не догадался, какие драматические события пронеслись над её головой.

  — Шалом, Рахель. Спасибо, что пришла.

  — Добрый вечер, Яков. Вот, забрала дочь из детского сада, мама осталась с ней, а я на автобус с коляской.

  Яков взял Давида на руки и внимательно посмотрел на него. Мальчонка с любопытством уставился на отца, и их взгляды встретились.

  — Рахель, — сказал он, прижав ребёнка к груди, — родители хотят встретиться с тобой и детьми. Они вчера опять просили меня об этом.

  — Яша, нам нужно поговорить. За последнее время много воды утекло.

  Они сели рядом, и он вновь почувствовал перемену в её отношении к нему. Яков повернулся к ней, чтобы видеть её лицо и глаза, избегавшие его пристального взгляда.

  — Что случилось, что с тобой происходит? Ты меня разлюбила?

  — Я выхожу замуж, Яков. Мне сделал предложение один хороший человек. Сваты через неделю приедут к маме просить моей руки. И я дам согласие.

  Такого поворота событий он не ожидал. Ему в голову приходили любые причины, кроме этой, которая могла стать для него непреодолимым препятствием.

  — Я звал тебя замуж, и не один раз. Не верю, что ты меня разлюбила и что ты любишь своего жениха. Не понимаю, зачем тебе нужны эти пытки?

  Рахель зарыдала, слёзы неудержимо потекли по щекам, и она едва успевала их вытирать. Её плечи и грудь содрогались от плача, и Якову стало её нестерпимо жалко. Он обнял её, прижал к себе и стал гладить её волосы. Значит, она любит его, так плакать может только женщина, переживающее искреннее страдание. Он молчал, полагая, что в такой момент неуместны никакие слова утешения. Когда слёзы иссякли, Рахель посмотрела на него мокрыми глазами и горькая усмешка пробежала по её лицу.

  — Дорогой мой, я люблю тебя, только это делает меня несчастной. Я никогда не смогу стать твоей.

  — Почему, Рахель?

  — Я верующий человек. Я выросла и воспитана в убеждении, что Всевышний повседневно присутствует в нашей жизни и знает все наши помыслы и поступки. Он – верховный судья наших безнравственных действий и желаний и выносит приговор и карает за преступления. А я преступница, я изменила мужу с тобой.

  — Но тогда он должен был покарать тебя или меня. Значит, б-г рассудил иначе. Он устранил препятствие на пути к нашему счастью.

  — И я вначале так думала. Но потом поняла, что он наказал меня, обрекая на страдание и боль. А через них заставил задуматься и вернуться на верный путь. То есть он даёт мне шанс исправиться.

  — Ави был отличным парнем. Ты его уважала, но не любила. Разве б-г не видел ошибки и не хотел помочь?

  — Яшенька, я виновна в его гибели и боюсь, что моё нежелание покаяться и упрямство в следовании моим чувствам вызовет у него возмущение. Я не желаю, чтобы его гнев обрушился на тебя, меня и моих детей.

  Яков смотрел на её прекрасное лицо не в силах найти убедительные доводы, которые помогли бы изменить её решение. Он сидел, взволнованный её откровением, понимая, что её искренняя вера в б-га загнала её в тупик, из которого она не в состоянии выбраться сама.

  — Но у нас же есть сын, — высказал он последний аргумент. — Что будет с ним?

  — Этот человек любит меня, и он примет моих детей, как своих.

  Рахель взглянула на него сияющими глазами, её губы задрожали и она, приложив последнее отчаянное усилие, произнесла:

  — Если ты меня любишь, отпусти.

  Она встала со скамейки, взяла сына, который всё время мирно спал на его груди, положила его в коляску и неуверенным шагом двинулась по дорожке к выходу. Яков опустошённый и подавленный смотрел ей вслед, пока Рахель не скрылась за углом примыкающего к парку дома.

  Шушана материнским чутьём сразу почувствовала перемену в душевном состоянии дочери. Она понимала, что её встреча с Яковом не могла быть лёгкой и, несомненно, должна была вызвать сильные переживания. Поэтому не стала донимать Рахель расспросами, дав ей возможность успокоиться и привести себя в порядок. Она сама обо всём расскажет, полагаясь на свой богатый жизненный опыт, решила Шушана, и не ошиблась. Во время ужина, после того, как Рахель покормила и уложила спать Давида, они сели на кухне за столом одна напротив другой. В трудные минуты жизни они делали это всегда, что создавало особую душевную близость и располагало к откровению.

  — Я уверена, что ты горишь желанием узнать, как прошло свидание с Яковом. Неплохо, мама. Конечно, было тяжело, но он меня понял. Он не будет меня преследовать, звонить и домогаться. Он умный интеллигентный парень.

  — Я вижу по глазам, что ты плакала.

  — Он опять сделал мне предложение. Он любит меня. Вот я и разрыдалась. Но я сказала, что выхожу замуж. Родители Хаима хотят прийти к нам просить моей руки. Когда ты сможешь их принять?

  Шушана посмотрела на дочь с сожалением, что ей не удалось убедить её прекратить самобичевание, остановить безудержный бег от себя и следовать зову сердца. Увы, теперь, после встречи с родителями жениха, она уже ничего не сможет изменить.
— Я думаю, в субботу вечером, часов в восемь, — вздохнув, сказала она.

  — Хорошо, мама. Я позвоню ему утром.

  Рахель поднялась из-за стола и подошла к кухонной раковине.

  — Я сама помою посуду, — остановила её Шушана. – Займись лучше Тамар. У неё сегодня тоже был напряжённый день. Уложи её спать.

  — Спасибо за всё, мама. Да я и сама тоже лягу.

  Рахель вышла из кухни, миновала гостиную и вошла в детскую комнату, где на ковре играла с куклами дочь.

  — Мамочка, а когда у меня будет папа?

  — Скоро, милая.

 

13

 

  На прибрежной равнине было ещё светло, а здесь, за вершинами Иудейских гор, в небе над Иерусалимом уже появились первые звёзды, возвестившие начало нового дня. Зажглись уличные фонари, окна домов ответили им своим дружным сиянием, и улицы наполнились вечерним гулом поднявшегося после субботнего отдохновения города.

  Хаим остановил машину, и родители его энергично выбрались на тротуар и под неярким светом фонаря стали приводить себя в порядок. На отце, мужчине среднего роста, был старомодный костюм, шитый из качественной шерстяной ткани в начале восьмидесятых годов. Новая синяя рубашка хорошо сочеталась с серым костюмом, а шёлковый галстук стального цвета придавал Нахуму солидность и торжественность. Эмма, мать Хаима, в длинном голубом платье выглядела элегантно, её живые глаза на худощавом лице с нависшими над ним прядями чёрных блестящих волос говорили об уме и природном темпераменте, свойственном еврейским женщинам центральной Европы.

  Они вошли в палисадник возле дома, и Хаим нажал на кнопку дверного звонка. Открыла им Шушана и, окинув гостей внимательным взглядом, улыбнулась.

  — Пожалуйста, заходите. Я Шушана, мама Рахель.

  — Очень приятно, Нахум, — взволнованно произнёс мужчина, поправляя сбившуюся вязаную кипу. – Эмма, моя жена, наш сын Хаим.

  — Рада с вами познакомиться. Садитесь, гости дорогие.

  В комнату вошла Рахель и, поздоровавшись, опустилась на свободный стул справа от матери. Она взглянула на Хаима и одобрительно кивнула ему. Её напряжённое лицо скрывало волнение, захватившее всё её существо. Она ждала этой встречи с душевным трепетом, всё ещё не уверенная в правильности своего выбора. Рахель смотрела на его родителей, стараясь понять и оценить их за считанные минуты, которые предоставляли ей обстоятельства, полагая, что это даст ей возможность принять верное решение. «Симпатичные, наверняка, интеллигентные люди, немного беспокойные, но кто может быть равнодушным в такой волнующий момент жизни. Вырастили и воспитали хорошего сына… Я попаду в прекрасную семью европейских евреев-ашкеназов. Что ещё желать?» — подумала она.

  — Дорогая Шушана, — повернулся к ней Нахум после того, как рюмки были наполнены «Мерло», и разобраны по тарелкам приготовленные хозяйкой дома закуски. — Сегодня для нас с женой очень важный день. Наш сын обратился к нам с просьбой, продиктованной искренним чувством, которое он испытывает к Рахель. Он просит нашего благословения на брак и вашего согласия отдать замуж твою дочь.

  Нахум остановился в неуверенности, посмотрел на сидящих рядом мать и дочь, и лицо его зарделось от смущения.

  — Извините меня, если я не совсем точен. Вы, должно быть, понимаете моё волнение. Много лет назад я говорил что-то подобное. Увы, наша невестка трагически погибла. Такая вот страна. Европа нас изгнала, и другой страны у нас нет.

  — Нахум, ты всё правильно сказал, — ответила Шушана, стараясь его ободрить и снять напряжение. – Я вижу, вы достойные люди, у вас хороший сын. Если Рахель согласна, я буду готова благословить их союз.

  Она повернулась к дочери.

  — Рахель, Хаим просит у нас твоей руки. Ты хочешь выйти за него замуж? Если тебе нужно ещё подумать прежде, чем дать ответ, мы тебя поймём.

  — Да, я согласна. У меня было достаточно времени на размышления, и я приняла решение. Я выйду замуж за Хаима.

  Пока говорили его отец и её мать, Хаим сидел, переживая, неуверенный в благополучном завершении их визита. Услышав её ответ, он засветился от радости, вынул из кармана и положил на стол красную, покрытую бархатом коробочку.

  — В знак нашей помолвки я хочу подарить ей кольцо, — произнёс он, вставая со стула и на ходу открывая коробочку. – Здесь два кольца.

  Хаим подошёл к Рахели, и она поднялась навстречу ему, с любопытством наблюдая за ним.

  — Любимая, я безмерно счастлив. Я постараюсь никогда не разочаровать тебя, — сказал он, надевая ей кольцо на палец.

  — Спасибо, Хаим. Очень красивое кольцо.

  — Я предлагаю выпить за наших детей, — воодушевился Нахум.

  Потом обсудили проблемы, связанные с оформлением в раввинате, и пришли к выводу, что весь процесс может продлиться до пяти месяцев.

  — Расскажи о себе и твоей супруге. Чем вы занимаетесь? – спросила Шушана.

  — Я работаю экономистом, а Эмма в институте национального страхования. Раньше, после защиты диссертации преподавал в университете, но однажды меня вызвал гендиректор и предложил должность в министерстве финансов. Мне эта работа показалась интересной и я согласился. Понимаете, мне приходится составлять экономические прогнозы, делать расчёты. Я могу через них оказывать влияние на принятие государственных решений, — разговорился Нахум.

  Я сразу поняла, что вы люди образованные, — заметила Шушана. – Я работаю бухгалтером на предприятии, а дочь в технологической компании. Сейчас она пока дома, но должна скоро выйти на работу. Её сыночку только полгода, а Тамар пять лет.

  — Да мы слышали о них. А можно на них взглянуть? – попросила Эмма.

  — Конечно. Дорогая, приведи сюда наших детей.

  Рахель вышла из гостиной и вскоре вернулась с сыном на руках. Девочка смущённо прижималась к её ногам.

  — Познакомьтесь, Давид и Тамар, — игриво произнесла она, протягивая мальчика маме жениха.

  — Замечательный парень, красавчик, — залепетала Эмма, прижимая к груди ребёнка и поглаживая девочку по голове. – Обожаю детей.

  Хаим подошёл к ней и взял Давида на руки. Тот доверчиво уставился на него.

  — А мы с ним подружимся, — заулыбался Хаим.

  — Нам, пожалуй, пора. Завтра рано утром на службу. Пусть теперь молодые решают свои вопросы. Большое спасибо, Шушана. У тебя очень умная и красивая дочь. Дай им б-г счастья, — сказал Нахум, пожимая ей руку.

 

Глава II

1

  Встреча с Рахель стала для Якова болезненным ударом, который неминуемо должен был повернуть всё течение его жизни. Женщина, которую он любил и которая, несомненно, отвечала ему взаимностью, отказалась от собственного счастья по причине, коренившейся в тончайшей психологической коллизии искренне верующего человека. Он с удивлением осознал, что нравственный закон для неё выше зова души и тела, который всегда считал главенствующим и непобедимым. Ведь на этом вечном императиве стоит вся мировая и великая русская литература. Конечно, героиня повести Лескова Катерина Измайлова, во имя любви совершающая кровавые преступления, образ маргинальный. Но женщины в массе своей всегда выбирают любовь.

  Так размышлял Яков, направляясь к припаркованной на стоянке машине. Он впервые в жизни оказался бессилен что-либо изменить. Ему предстояла жестокая внутренняя борьба с глубоко проникшим в него чувством, беспощадная ломка, после которой он должен был стать другим. Им овладела тоска, и желание облегчить душу, поделившись с близким человеком, привело его к телефону-автомату.

  — Гриша, привет, это Яков. Не надеялся застать тебя дома.

  — Как дела, дружище?

  — Плохие.

  — Не пугай меня. Что случилось?

  — Я расстался с Рахель. Гриша, хочу сегодня напиться до беспамятства.

  — Она тебя кинула?

  — Тут такая высокая планка… Не телефонный это разговор.

  — Яша, я только что домой завалился, автомат и вещмешок в угол комнаты бросил. Часа полтора добирался с базы. Сегодня хамсин. Я потный и грязный. Сейчас разденусь и под душ… У меня вечером встреча с девушкой. Значит так – я приглашу Свету в клуб, и часов в девять мы за тобой заедем. Идёт?

  — Спасибо, Гриша.

  Яков повесил трубку, сел в машину и завёл мотор.

  Родители уже были дома. Он поздоровался и прошёл в свою комнату.

Мать сразу почувствовала неладное, она поднялась с дивана стала в дверном проёме.

  — Яшенька, что происходит?

  — Я очень сожалею, но, похоже, вам не увидеть ваших внуков. Рахель выходит замуж.

  — Ну и характер. «Есть женщины в русских селеньях…» — процитировала Ребекка Соломоновна.

  — Не в этом дело. Она убеждена, что виновна смерти мужа, что Господь покарал её за измену.

  — Илья, ты слышишь? – спросила Ребекка, обернувшись назад.

  — Да, я всё слышал, Рива.

  Илья Зиновьевич поднялся с дивана и тоже подошёл к двери.

  — Не отчаивайся, Яша. Жизнь порой преподносит сюрпризы, которые богаче и неожиданней самой смелой фантазии. Если вы любите друг друга, б-г вам поможет.

  — Папа, о чём ты говоришь? Я же говорил с ней. Это её выбор и никто не сможет что-либо изменить.

  Илья Зиновьевич задумался, пожал плечами и вернулся в гостиную. Ребекка Соломоновна, не найдя, что сказать, последовала за ним. Яков растянулся на тахте, стараясь расслабиться и отвлечься от мыслей о Рахель.

Минут через пять, убедившись в тщетности своих намерений, он встал и, гонимый здоровым инстинктом самосохранения, направился в кухню.

  — Яшенька, я купила карпа и пожарила. Ты же любишь, — сказала вдогонку ему Ребекка Соломоновна.

  — Спасибо, мама, я разберусь.

  — Я ещё и картошку пожарила. Возьми кетчуп или свежий помидор.

  Яков подогрел всё в микроволновке и сел у окна. Яркие вечерние сполохи в западной части неба торжественно приветствовали наступление прохладной майской ночи. Поев, он вновь повалился на тахту. Голова его потяжелела от напряжения, а тело наполнилось горячей нервной усталостью.

  — Мама, я посплю. Разбуди меня в половине девятого. За мной Гриша заедет, — проговорил он, стремительно погружаясь в бездну снов.

  — Хорошо, сынок, — ответила она, но Яков едва ли слышал её.

 

2

  Народу в клубе было ещё немного, и они легко нашли столик у стены справа от сцены. За соседним столом двое парней с подругами потягивали коктейли, обмениваясь иногда словами, смысл которых заглушался звуками музыки. Бармен за стойкой, высокий мужчина лет сорока в элегантной шёлковой блузе свободного покроя и схваченными на затылке длинными чёрными волосами, ловко, словно жонглируя бутылками, разливал напитки по высоким стеклянным бокалам. Парни и девушки, получив свои коктейли, и, потягивая их через соломинку, отходили от стойки и возвращались на свои места. На возвышении сцены сияли сталью и медью ударные инструменты, стоял на четырёх ножках электроорган, лежала на стуле поблескивающая в неярком свете юпитеров электрогитара. Оркестранты уже собрались и сидели недалеко, попивая виски.

  Яков безучастно опустился на стул. Света и Гриша сели по другую сторону стола, посматривая на широкую площадку, где в одиночестве танцевали под звуки джаза молодой брюнет и девушка в футболке и джинсах, облегающих её плотные бёдра и длинные стройные ноги.

  — Закажем что-нибудь? – спросил Гриша, и, не дождавшись ответа, направился к бару.

  Он вернулся с тремя бокалами и протянул Якову один с бесцветной прозрачной жидкостью.

  — Я взял тебе текилу, Яша. Выпей, полегчает.

  — Спасибо, друг, — сказал он и, не раздумывая, выпил её несколькими большими глотками.

  Мягкое жжение охватило горло и верхнюю часть пищевода. Яков прижал тыльную сторону ладони к губам и наклонился к столешнице.

  — Ну как? – осведомился Гриша.

  — Хорошо пошло. Потом ещё выпью. Представь себе, я первый раз после приезда. Некоторые израильтяне убеждены, что «русские» поголовно алкаши и удивляются, когда говоришь им, что это не соответствует действительности. Местная пресса распространяет о нас небылицы, — заметил Яков.

  — Она выполняет социальный заказ. Здешняя элита видит в нас конкурентов и заинтересована в том, чтобы ославить нас в глазах аборигенов, — поддержал тему Гриша.

  — Чтобы «русских» евреев считали своими, должно пройти немало времени. Ксенофобия, страх к чужакам – закон природы.

  — Мы здесь тоже стали другими, — продолжил Гриша. — Распались наши прежние кампании. Друзей разбросало по всему миру, а те, кто в Израиле, разбежались по разным городам. Да и не до праздников, в общем-то. Первые годы ты занят тем, чтобы выучить язык, найти работу, подсобрать деньжонок и купить машину или квартиру и оплачивать коммунальные расходы. А когда садишься за стол в праздник, то уже пьёшь вино. Не с кем водочки выпить.

  — В Израиле, ребята, много хороших вин. И мне, честно скажу, совершенно не хочется напиваться, — подключилась к разговору Света, потягивая через соломинку коктейль.

  Гриша взглянул на неё с любопытством и улыбкой, убедившись не первый раз в её умении менять тему разговора и переводить его течение в более спокойное русло. Полгода назад он расстался с Яной, разведённой женщиной с ребёнком и, казалось бы, должен был быть доволен тем, что инициатива принадлежала не ему. Тогда Гриша уже служил в армии, и они стали изредка встречаться, когда его отпускали с базы. Он ещё не созрел для женитьбы, как ошибочно думают многие парни его возраста, да и служба в бронетанковых частях совсем не располагала к этому. Однажды Яна позвонила ему и сказала, что познакомилась с человеком, который сделал ей предложение, и она дала согласие. Гриша потом не раз вспоминал, как у него защемило сердце. Он понял, что нешуточно привязался к ней, но гнал от себя это чувство и тогда, во время того разговора, оно поразило его своей неожиданной новью. Со Светой он повстречался месяца через полтора на тремпиаде. Она была в армейской одежде и тоже ловила попутки, чтобы добраться до военной базы. Гриша уже успокоился после разрыва с Яной, и был готов к новому роману, который, как он полагал, помог бы ему забыть о ней. Стройная шатенка, время от времени одёргивающая висевший на плече автомат «Галиль», показалась ему сексапильной и симпатичной. Если девушка нравится, это верный признак для юноши, что он на правильном пути. Потом они оказались вместе в одном микроавтобусе, где и познакомились, обменявшись номерами телефонов и договорившись о встрече в один из выходных дней. Её воинская часть оказалась ближе к Иерусалиму, и вскоре она вышла, махнув ему рукой. Отношения их развивались стремительно, как это часто происходит между молодыми людьми, понравившимися друг другу. К сегодняшнему дню любовники расставались только на автобусной остановке, где её подбирал офицер, служивший на той же армейской базе.

  Музыканты поднялись на сцену, и всё пространство клуба заполнилось музыкой, бьющей из больших чёрных колонок. Людей становилось всё больше, столиков уже не хватало и многие теснились возле бара или стояли группами прямо на танцплощадке.

  — Яша, ещё по одной? – спросил Гриша.

  — Мне бы не помешало.

  Лёгкое опьянение уже охватило его приятным тёплым дурманом и ему захотелось усилить это давно не испытываемое им ощущение.

  Друзья поднялись из-за стола и направились к бару, прокладывая себе путь между людьми. Бармен виртуозными движениями наполнил три бокала, и они, лавируя в толпе, вернулись к ожидавшей их Свете.

  Музыканты, исполнив несколько популярных мелодий, покинули сцену, и из колонок послышалась знаменитая песня.

  — Рок-группа «Европа». Обожаю эту вещь, — воскликнула Света, — «Последний обратный отсчёт». Гриша, пойдём танцевать.

  Он охотно последовал за ней, и они смешались с толпой, двигающейся в едином ритме. Яков уже изрядно опьянел и перед его взором поплыли проходящие мимо люди, вспышки разноцветных ламп на металлических балках на потолке и головы и плечи танцующих. Внимание Якова привлекли крики, доносящиеся из угла справа от него. Молодой мужчина кричал на девушку, пытавшуюся освободиться из его цепких рук.

  — Отстань, — просила она, — я не хочу с тобой танцевать.

  — Русская проститутка, — заорал парень и грязно выругался.

  Его глаза горели от злости, вызванной неожиданным отказом девушки, он был пьян и не желал отступиться. Яков, едва держась на ногах, подошёл к нему и заплетающимся языком попросил:

  — Отпусти её, друг.

  Парень перевёл взгляд на него, разжал руки на плечах девушки и толкнул его в грудь. Яков упал на спину, ударившись головой о ступеньку. Он попытался подняться, чтобы ответить, но тупая боль в спине не отпускала.

Девушка, наклонившись над ним, спросила:

  — У тебя всё в порядке?

  — Не уверен, — сказал он, — голова и спина болят.

  Опьянение после падения моментально прошло, и сознание его стало предельно ясным и чистым. Подошли обеспокоенные Гриша и Света.

  — Что случилось?

  — Он заступился за меня, и тот мужик толкнул его.

  — Так, пора отсюда выбираться. Ты сможешь подняться? – спросил Гриша.

  — Помогите мне.

  Яков с помощью Гриши встал на ноги и, опираясь на его плечо, медленно пошёл по направлению к выходу. Света и девушка следовали за ними, переговариваясь между собой.

  Свежий ночной воздух ударил в лицо Якова. Голова болела, на темени появилась небольшая кровоточащая шишка, каждый шаг отдавался болью в спине.

  — Извини, мне как-то неловко, я невольно оказалась виновной, — сказала девушка, подойдя к нему. – Если хочешь, обопрись на меня.

  — Я ненавижу хамов, и не мог позволить ему глумиться, — улыбнулся он, — Как тебя зовут?

  — Женя, — ответила она. – Я не оставлю тебя в таком состоянии. Я учусь в университете на медицинском. У вас в машине найдётся место для меня?

  — У нас есть два свободных места, — сказал шедший рядом Гриша.

  Красота и искренность девушки не могли остаться незамеченными. Гриша вспомнил сегодняшний разговор с Яковом, и ему в голову пришла крамольная мысль, что Женю им послало небо — так, будто само собой, всё соединилось в одном неожиданном происшествии.

  Яков морщился от боли всякий раз, когда машина тормозила на перекрёстке, ускоряла движение, поворачивала или подпрыгивала на неровностях дороги. Он вспомнил о Рахели, их недавнем объяснении в парке, и, посмотрев на сидящую рядом девушку, подумал, что сегодня не готов знакомиться с ней. Он не мог не заметить, что понравился Жене, не скрывающей симпатию к нему.

  — Яша, если завтра-послезавтра боли в спине не утихнут, позвони мне.

Я знаю отличного ортопеда, он поставит тебя на ноги.

  Она открыла сумочку, достала записную книжку и шариковую ручку, записала номер телефона, вырвала листок и отдала ему.

  — Спасибо, Женя.

  — Это тебя нужно благодарить. Многие видели, как этот негодяй напал на меня, но никто, кроме тебя, не захотел связываться с ним.

  — Наверное, потому, что я был пьян? – попытался отшутиться Яков.

  — Я неплохо разбираюсь в людях. Ты другой человек, — улыбнулась она.

  — Ты была там одна?

  — С подругой, мы с ней добирались на её машине. Она осталась там.

  — Гриша, отвези потом Женю домой, — попросил Яков.

  — Не беспокойся, всё сделаем. Главное, чтобы ты был цел и невредим.

  Они помогли Якову подняться по лестнице и позвонили в дверной звонок.

Дверь открыл Илья Зиновьевич.

  — Заходите, «племя молодое незнакомое». Мы вас только утром ожидали.

  — Да, уже поздно, — замялся Гриша. – Вот Яша там упал и шишку набил. Мы пойдём. Спокойной ночи.

  Ребята заторопились спуститься вниз, оставив отца озадаченным.

На шум, надев махровый халат, вышла из спальни Ребекка Соломоновна. Она забеспокоилась, увидев на лице сына гримасу страдания.

  — Что случилось, Яшенька?

  — Ничего серьёзного, мама. Оступился и упал в клубе. Пьяный был, потерял равновесие.

  Яков, кряхтя от боли, прошёл к себе в комнату, разделся и лёг в постель. Мама смыла спиртом рану на голове, сокрушаясь величиной шишки, помазала её йодом, наложила наклейку и дала выпить таблетку. Он долго не мог заснуть, мысленно возвращаясь к событиям прошедшего дня.

 

3

  На следующий день Яков проснулся поздно. Сказалась душевная усталость и два стакана текилы, выпитые без закуски. Родители уже давно ушли на работу, и у него появилась возможность предаться размышлениям.

Разрыв с Рахель представлялся ему сейчас очевидным и безвозвратным. Она принадлежала к другому миру, в который его занесло волей изменчивой судьбы. Теперь всё становилось на свои места. Он вернулся туда, где ему надлежит находиться в силу его происхождения и воспитания. А Женя – подсказка свыше, она умна и красива, и, конечно, подходит ему больше. Он понравился ей, он почувствовал это ещё вчера. Если она позвонит сегодня, значит, так тому и быть, ему суждено быть с ней.

  Спина ныла, но болела уже меньше, и это было хорошим знаком того, что перелома нет, хотя шишка на голове никуда исчезать не торопилась. Яков не без труда поднялся с постели и пошёл на кухню, гонимый здоровым инстинктом голода. Ощущение беспокойства сменилось приятным чувством молодости и сознанием того, что вся жизнь ещё впереди. Он открыл холодильник, достал оттуда овощи и зелень, приготовил салат и полил его оливковым маслом. Затем поджарил яичницу со свежим помидором и с наслаждением позавтракал.

  Он вернулся в свою комнату, снял с полки «Письмена», поудобнее уселся в кресле и углубился в чтение. Его сотрудница Анат, женщина религиозная и весьма образованная, заметившая однажды, что происходит от самого царя Давида, как-то спросила его, знает ли он историю Йова. Яков признался, что ничего о нём не слышал. Теперь, наконец, пришло время, узнать о его трагической судьбе. «Каждый человек представляет собой арену борьбы Господа и Сатаны за его тело и душу. Он может лишиться имущества, которым обладал, оказаться в пучине физических и нравственных мук. Но никогда нельзя проклинать за это б-га. Он единственная опора человека в нашем мире. Ведь в конце он ему всё вернул: богатство, здоровье, почёт и уважение, — подумал Яков, закрывая книгу. – Для верующих людей жизнь Йова поучительна и, несомненно, играет роль в формировании нравственного кода. А я – светский человек. Что его образ значит для меня? Конечно, это великая литература. Страдания героя универсальны и не оставляют равнодушными и современного человека. Следовательно, делают его лучше, убеждают относиться к людям и вещам, как к тому, чего он может лишиться. Но никогда нельзя терять надежду».