БОРИС ШАПИРО. Еврейские фацетии

Еврейские фацетии

Берлин

201?

Предуведомление

Фацетия – название литературного жанра, возникшего в XIV веке в Италии.

лат. fac?tia, ae, f. — шутка, острота[1]

Слово фацеция или фацетия происходит от латинского facere, что означает самую, так сказать, наиприятнейшую неприличность. В процессе огрубления нравов во многих языках появились выражения, не соответствующие изначальному смыслу, фривольному, ироническому, карикатурно-сатирическому и, безусловно, развлекательному. Короткими рассказами и жанровыми сценками в стиле фацетий вполне пристойно было когда-то украшать беседу не только за обывательским, но и за королевским и даже папским столом.

Великими мастерами фацетий были флорентинцы  Боккаччо (Giovanni Boccaccio, 1313 – 1375) и Поджо (Giovanni Francesco Poggio Bracciolini, 1380 – 1459). Их произведения прочно вошли в сокровищницу мировой литературы и породили лавину подражаний. Вставные фривольные анекдоты «Тысячи и одной ночи» освежали общение купцов и халифов. Тюбингенец Генрих Бебель (Heinrich Bebel, 1472 – 1518, подписывавший свои сочинения на латыни Genricus Bebelus) создал по аналогии с фацетией жанр шванка в немецкой литературе. Русские лубочные рассказы и заветные сказки тоже не уступают по красоте и значимости классическим образцам.

Мне захотелось научиться этому жанру. Но бедной моей фантазии хватило как раз на то, чтобы изменить имена и обстоятельства Еврейских фацетий настолько, чтобы в их героях невозможно было бы узнать тех, с кем эти истории на самом деле происходили. Ведь, если внимательно оглядеться вокруг себя, то нельзя не заметить, что почти вся наша жизнь, наши удачи и наши заблуждения, наши проблемы и то, как мы их решаем – всё это сюжеты занимательных и, как правило, мало приличных нравоучений. Наверное, так всегда и было.

Борис Шапиро

 

Беседа  о  ноге

 

• Раз пошла старушка по воду. Глядь, а в колодце сухо. Зато на дне из песка нога торчит.

 

• Видно, колодец-то неглубокий был, если старушка ногу без очков разглядела.

 

• Да нет, наоборот, глубокий. У старушек, ведь, дально­зор­кость. Был бы неглубокий, ничего она бы не увидела.

 

• Вот вы оба и неправы. В глубоком колодце темно, что в печке. В глубоком бы из-за темноты не увидела, в мелком из-за слабости глаз. Знать средний был колодец, в среднем-то и ноге проще!

 

Попугай

У одного врача была собака, которая вредно и помногу лаяла и иногда даже кусала гостей и прислугу. Приходит он усталый и нервный с работы, а собака ему не радуется, хвостом не виляет, а лает и лает, пока на неё не прикрикнут или не запрут.

 

И вот купил себе врач попугая и выучил его говорить: «Добрый доктор, хороший доктор, добро пожаловать домой!»

 

А ещё через неделю приходит он с работы, а попугай его встречает вредным заливистым лаем. Ну как тут быть?!

 

Случай

Один тут боролся со смертью и совсем уж было поборол. И поборол бы, если б не умер в самый неподходящий момент.

 

Семейные страсти

Жену Ивана Петровича Любова звали Екатерина Сте­па­нов­на, а любовницу Екатерина Павловна.

Сначала Любов порадовался: если оговоришься в приятных обстоятельствах помутнённого сознания и ослабленного контроля, то наружу ничего не выйдет из-за совпадения имён.

Говорит Иван жене ласково Катенька, а она ревнует, что он оговаривается и любовницу вспоминает. Говорит любовнице Катенька, а она подозревает, небось жену имеет в виду; а то бы развёлся.

Совсем замучился парень.

 

Человек

Как-то раз сотрудник одной всеземельной газеты оказался по журналистской надобности в средне-шикарном ресторане «Клевок чайки» и зашёл там в туалет.

В умывальной между раковиной и стойкой с мисочкой для собирания денег сидел обычный туалетный мужик и читал ту самую всеземельную газету.

Мужик опустил газету от глаз — сотрудник обомлел и аж поперхнулся: туалетный мужик был сам главный редактор и, следовательно, высший начальник.

Главный редактор улыбнулся и вежливо поздоровался. Тогда человек понял, что обознался.

 

Прогулка

Одна девушка, Ривочка, москвичка, гуляя по Нескуч­но­му Саду, увидела на фоне беседки мужской половой член. Преодолев смущение, она за­ин­те­ре­­со­­ва­лась игрушкой и взяла её с собой.

Игрушка прижилась у Ривочки. Но постепенно как-то обнаружилось, что при члене висел целый мужик, то есть не то чтобы мужик, а довольно симпатичный, хотя и несколько прыщавый юноша.

При юноше оказались родители, тёти и дяди, и ещё какие-то неисчислимые и незапоминаемые родствен­ники. Все они чего-то хотели и домогались, то лекарство привезти, то чтобы она … — она уже и забыла, что.

Между прочим, выяснилось, что девушка вышла за этого юношу замуж и ждала ребёнка, а юноша действительно стал мужик и член носил с собой.

Когда ребёнок родился, то мужик стал как-то совсем не нужен и даже противен.

Гулять мать водила ребёнка в Нескучный Сад.

 

Зятья

Рав Клотц рассказывал о пользе молитвы и привёл в пример Мойше Рабиновича.
Однажды Мойше Рабинович заплакал в синагоге. Рав Клотц спросил, почему он плачет, и Мойше рассказал, что плачет от страха за судьбу своих дочерей.
Все три дочери замужем, но у зятьёв страшные недостатки. Один не умеет пить, другой не умеет играть в карты, а третий не умеет обходиться с женским полом.
Рав Клотц удивился, что же в этом страшного? Мойше Рабинович объяснил: Зять, который не умеет пить, уметь не умеет, а пьёт. Другой не умеет играть, но играет и проигрывает. А третий запутался в трёх бабах, как в трёх соснах.

 

«Да», – сказал рав Клотц – «это опасно, но не безнадёжно. Молись, и Бог, может быть, поможет». «А долго ли молиться?» – спросил Мойше. «Молиться нужно всю жизнь», – ответил Рав Клотц – «но о судьбе детей, как минимум, двадцать лет».

 

2.
Вот прошло двадцать лет. Мойше Рабинович праздновал своё 65-летие. Уже совсем старенький Рав Клотц вспомнил вдруг давнишний разговор и спросил, как же сложилась теперь судьба непутёвых зятьёв? И Мойше рассказал, что судьба зятьёв не оставляет желать лучшего.
Тот, который не умел пить, стал знаменитым виноделом. Тот, который не умел играть в карты, получил Нобелевскую премию по экономике за книгу «Хозяйство как игра». А тот, кто не умел обращаться с женским полом, придумал феминизм.
«Но счастливы ли твои дочери?» – спросил рав Клотц. «Не знаю. Наверное», – ответил Мойше Рабинович – «у них теперь другие мужья».
«Значит, ты молился о зятьях, а не о дочерях» – сказал рабби.
Испытание речью

Во дворе школы построили большущий помост под навесом на случай дождя, с громкоговорителями, дискотечным светом, и на большой перемене испытывали микрофон почти в ритме вальса, раз-два-три, раз-два-три. Шла подготовка к выпускному балу.
Незадолго до того семья староэмигранта Самуила Коши вернулась в новую Россию. С родителями «вернулся» и родившийся в Манчестере Дэнис Огюстен Коши. Он говорил по-русски даже не на советском наречии послераспадных времён, а на восхитительном книжном языке конца XIX века. Но крутых оборотов и клёвых слов, так же как и его родители, не знал.
Вот на этой большой перемене Дэнис уловил слово «жопа» посреди щебета младшеклассников на майском школьном дворе. И спросил, что такое жопа? Стоявшая рядом девочка удивилась: «Дэнис, жопа?!» А кто-то подхватил неподалёку, Дэнис жопа, Дэнис жопа!
«Дэнис жопа!» кричали мальчишки. «Дэнис – жопа!» кричали девчонки. Волна вдохновения захватила школьный двор. Казалось, и дрозды, и голуби влились в симфонический гам посвистом и воркованьем, и микрофон с помоста. Даже ветви окрестных деревьев размахивали им в такт: «Дэнис жопа, раз-два-три, Дэнис жопа, раз-два-три…»
Красный от неожиданного стыда и на ватных ногах Дэнис поднялся по 12-и ступеням на помост, как по 12-и годам своей по-русски непересказуемой жизни, дотянулся до микрофона и сказал громко и ясно на весь двор, ломающимся с фальцета на бас голосом: «Это всё вы ЖОПОТОМ мямлите, а слов-то ни у кого нет!»
Всё вокруг смолкло, будто кто-то выключил звук.
Дэнис осел на 12-ой ступеньке, потом встал, сошёл с лестницы и направился к воротам на выход. И все видели, что глаза его смотрели вовнутрь.

 

Медицина и музыка

У нашего Лёли была красавица-жена Лиля. Они родили двух очаровательных детей Сашу и Иру и жили счастливо. Лиля была очень хороший зубной врач, а Лёля – весёлый и талантливый инженер.

 

У Лили отбоя не было от пациентов, потому что лечила она не только зубы, но всего человека. Как зубы связаны с челюстями, так и зубные болезни с остальным телом. Поэтому и успех у неё был неизбежный на медицинском фронте.

 

Однажды Лиля заметила, что у Лёли начал портиться характер. Он всё чаще ложился после обеда на часок, всё реже мыл посуду. А когда она ему говорила, что он совсем обленился, и что это до добра не доведёт, то он придумывал несуразные отговорки или просто нагло лгал, что ему нездоровится. Румяный вид и крепкое телосложение выдавали его с головой. «Шила в мешке не утаишь», – шипела Лиля и думала о том, как ей не повезло.
Время шло, а Лилино недовольство накапливалось, накапливалось и как-то раз прорвало копилку. И надо же было так случиться, что именно в этот момент пришёл к ней лечить зубы англичанин, бизнесмен и, судя по всему, миллионер, хотя и лысый, но статный, приятно пахнущий западной свежестью мужчина.
Лиля не стала разбираться в том, отразимый это был мужчина или неотразимый. Она выгнала Лёлю из дому, сменив замок, а детям сказала, что жить с отцом невозможно, и что, когда они вырастут, то всё поймут.
Лечение зубов англичанина закончилось через две недели. На последнем, проверочном сеансе англичанин подарил Лиле кольцо с бриллиантом и сделал ей предложение. И кольцо, и предложение Лиля приняла, подала в бейт дин[2] заявление о разводе с Лёлей и уехала в Англию строить новое счастье. А детей оставила временно на попечение брата.

 

В суде Лёля сказал: «Чему быть, того не миновать», немедля написал разводное письмо и вручил его суду для передачи Лиле, когда она вернётся.

 

Лиля вернулась через три месяца, и оказалось, что она уже не может не принять разводное письмо Лёли, потому что поручила суду принять это письмо от её имени в её отсутствие. Так она оказалась раз­ве­дён­ной, а Лёля подтвердил свою подлость тем, что дал разводное письмо даже без колебаний.
Про английский вояж Лиля рассказывала неохотно, но если уж рассказывала, то со всеми дра­ма­ти­чес­ки­ми подробностями.
Англичанин действительно оказался миллионером. У него был дом с батлером и другой прислугой. Он искренне хотел на ней жениться. Но категорически запретил ей работать, потому что это не подобает его социальному положению, а на карманные расходы выдавал ей какие-то жалкие сто фунтов в неделю. Все закупки для него делала прислуга. А подарки ей он собирался дарить только на Рождество, на её день рождения и на день рождения королевы. Так об этом совершенно бесстыдно и заявил.
Кроме того, он работал до изнеможения, и, приезжая домой, бурчал что-то на своём кокни и валился, как мёртвый, спать. Так что видела она его только по выходным, да и то не всегда. А ещё он таскал её в церковь по воскресеньям, и ему было наплевать, что она некрещеная иудейка. Накопив карманных денег за шесть недель, Лиля сбежала.
Лёля же всего этого не знал, и знать не хотел. Сначала он так загрустил, что перестал ходить на работу, и был уволен. Зато он пристрастился слушать музыку. Больше всего ему нравились симфонии Шуберта и Бетховена. Чем больше он слушал, тем сильнее ему казалось, что эта музыка про него.
Не имея денег на билет, Лёля уговорил ад­ми­ни­стра­то­ра филармонии пустить его на концерт. Администратор выписал ему контрамарку. Давали девятую симфонию Бетховена под управлением Камиллы Кольчинской.
Потрясённый бетховенско-шиллеровским «Радость, пламя неземное, /Райский дух, слетевший к нам, … /Люди – братья меж собой. … /Обнимитесь, миллионы! /Слейтесь в радости одной! …», Лёля пошёл за кулисы благодарить дирижёра. Камилла Кольчинская выслушала его и попросила, чтобы он проводил её после концерта и помог донести гору цветов от слушателей.
Пока они шли, Леля всё мучился мыслью о том, как же он к ней без цветов попёрся. Камилла посмотрела на него и сказала: «Раз вы без цветов, значит вы безработный инженер, и вы любите музыку». Лёля потупился и сказал короткое «Да».
Они поженились через полгода. Когда Лёля после первого же домашнего обеда прилёг на часок, Камилла, ни слова не говоря, немедленно вызвала врача. У Лёли обнаружились гипертония и запущенный диабет.
Врач оказался хорошим терапевтом. И давление, и сахар в крови довольно быстро пришли в норму, но таблетки Лёле придётся принимать до конца жизни. Через месяц он нашёл работу, а когда вышел на пенсию, то стал разъезжать с Камиллой по гастролям и оказался идеальным личным секретарём.
Они прожили счастливо и любили друг друга тридцать один год. Камилла проводила его в последний путь, хотя сама была старше на пять лет и уже не могла стоять перед оркестром, а сидела на высокой табуретке. Газеты писали, что ни одному дирижёру не удавалось так наполнить музыку любовью, как Камилле Кольчинской.
«Обнимитесь, миллионы! /Слейтесь в радости одной!» Так-то вот, музыка для жизни важнее медицины. Если читатель спросит меня, почему эта история попала в еврейские фацетии, что же в ней фривольного или неприличного? То я отвечу: «Неприличное в ней – развод супругов. И огорчительно, и неприлично, несмотря на хороший, в общем-то, конец, по крайней мере, для Камиллы и Лёли».

 

 

[1] Дворецкий И.Х. Латинско-русский словарь. М.: Русский язык – Медиа, 2003.

[2] Бейт дин = еврейский религиозный суд. Развод по-еврейски вступает в силу, если муж даёт жене разводное письмо, а та его принимает. Женщина может поручить суду, принять от её имени разводное письмо мужа.

ПРОДОЛЖЕНИЕ В СЛЕДУЮЩЕМ НОМЕРЕ…