АЛЕКСАНДР ГИНЕВСКИЙ. Рассказы для детворы.

27.04.2016

ЕСЛИ БЫ Я БЫЛ АВТОБУСОМ

Вот меня все спрашивают: кем бы я хотел быть? А я прямо не знаю кем.

Раньше мне хотелось побыть медведем. Чтобы жить в берлоге и сосать лапу. Лапа-то, наверно, вкусная! Уж я сосал бы её правильно. Чтобы хватило на всю зиму.

А ещё я хотел бы побыть доктором. Только чтобы лечить и старенькие двери, и звёздочки на небе, и зверей всяких, и поломанные веточки, и людей, и даже какие-нибудь маленькие речки.

Но до чего же мне хочется побыть автобусом!

Если бы я был маленьким автобусом, то постарался бы поскорее вырасти и стать большим. Тогда бы я повёз сразу много людей на работу, в школу, в булочную за хлебом, а потом – домой. Ведь если они на мне поедут, то получится быстрее и веселее. Уж я бы всех-всех повёз, кто хочет. А кто не хочет, пусть идут. Пешком. Я никого не обливал бы из луж, раз им пешком нравится.

У меня всем хватило бы места посидеть. А кто хочет – пускай лежит. И даже пускай спит себе на здоровье, а я разбужу где надо, если ты устал.

Окна у меня были бы всегда прозрачные. Даже зимой. Чтобы люди смотрели в них и знакомым говорили: «Здравствуйте!»

А сиденья у меня!.. Жёлтые, новенькие и чуть-чуть скрипят. Так что всегда можно на них покачаться и попрыгать.

Летом я бы своим гудком позвал много ребят, и повёз бы их в лесок у какого-нибудь озера. Я бы осторожно – осторожно ехал, чтобы не наехать на какую-нибудь незаметную травинку. Пусть все травинки, заметные и незаметные, живут и радуются.

Мы бы ехали и пели песни. И я бы тоже пел, потому что люблю попеть.

У озера я лёг бы на песочек и загорал бы вместе с ребятами.

А когда мы поедем обратно и встретим зайца, я  ему скажу: «Глупый, глупый заяц! Чего ты боишься?! Ты не бойся – я тебя объеду».

А если бы поехал куда-нибудь совсем один, я бы разговаривал с Дорогой. Потому что дорога всегда длинная, ей тяжело стоять, вот она и лежит всю жизнь на одном месте. Это скучно. А я бы ей рассказывал про всё вокруг.

Я бы ей про людей рассказывал: как они живут. И ещё про то, что если бы не было на свете Дорог, то люди не смогли бы ездить друг к другу в гости, чтобы дружить. Так что лучше уж я не один поеду, а обязательно хоть кого-нибудь, хоть недалеко, но подвезу. Потому что мне так хочется хоть кого-нибудь подвезти.

Подвезти и привезти к другу.

 

ИССЛЕДОВАНИЕ

Однажды я решил наблюдать за мухой. Раньше я как-то совсем не обращал на них внимания. А ведь они летают и ходят по потолку вверх ногами. Я бы на их месте просто упал с потолка на пол, а они там остаются и даже быстро бегают. Почему?

И вот я выбрал себе муху, чтобы за ней наблюдать. Такая серенькая с прозрачными крылышками. Она сидела на столе, и я стал к ней присматриваться, что она делает. Лапки у неё оказались загнутые, как кочерёжечки. И вот моя муха стала тереть одной передней лапкой другую, будто она поплевала на ладошки и теперь собирается колоть дрова. После этого она стала одной лапкой тереть лицо. Тут я догадался, что это никакие не дрова, а это у неё идёт умывание. Она так моется. Ей, наверно, хотелось как следует почистить уши, но ушей у нее я почему-то не заметил, поэтому она мыла шею.

Я заметил у мухи вместо ушей очень большие коричневые глаза. С такими большущими глазами она, конечно, меня видела. Она, наверно, просто меня не боялась. И правильно! Если бы она испугалась, я бы не смог за ней наблюдать.

Но тут мухе захотелось полетать, и она полетела. Я – за ней. Летать я не умею, так что я пошёл за нею ногами.

Моя муха села на окно и стала ползать по стеклу вверх-вниз. Она так быстро ползала, что я совсем не успевал её разглядывать. Мне пришлось носом водить по стеклу, и, конечно, тут она испугалась меня и опять полетела. Хорошо, что я заметил: она села на настольную лампу.

Теперь я к ней подошёл очень осторожно. И  только я подошёл, она залезла под абажур. Заглядываю под абажур, а она – там – в патроне. Я бы выключил свет, но лампы-то нет. И вот эта муха сидит в тёмном патроне, и мне её совсем не видно. Тогда я засунул палец в патрон, чтобы её оттуда выгнать. Тут меня та-ак стукнуло, та-ак двинуло, что я полетел на стул, и мы вместе с этим стулом грохнулись о стенку.

Прибежали мама и папа. Они подумали, что я уронил шкаф, что этот шкаф разломался на щепки, и что теперь они будут жить без шкафа.

– Ты что тут опять?!. – крикнул папа.

– Не кричи на него, – сказала мама, – видишь, ребёнок совсем бледный…

– В чём дело? – опять спросил меня папа чуть потише.

– То-то током  тю-тю-тюкнуло – отвечаю.

Папа посмотрел на настольную лампу и всё понял.

– Сунул палец патрон?

– Я за мухой…

– Тебе что, больше некуда девать свои пальцы?!

– Я за мухой наблюдал, а она в патрон залезла. Спряталась там, и не хотела вылетать…

– Опять исследование вздохнул папа, — и когда это только кончится?..

– Папа, а почему меня током тюкнуло, а муху нет? Ведь она там в патроне сидела с ногами, а я только пальцем дотронулся.

– Садись, учёный-исследователь, объясню… – ответил папа и подтолкнул меня к стулу.

 

«ТЫ ТОЛЬКО ПОСМОТРИ!..»

Шёл я однажды зимою по двору. Один шёл. Мама меня одного отпустила. Шёл я, шёл и вдруг вижу: стёклышко лежит. Ничьё, наверно. Значит, я его нашёл.

Поднял я стёклышко, посмотрел в него. И у меня даже дух захватило. Ведь всё вокруг стало другим. Всё зазеленело! И небо, и деревья!

Я стал так смотреть, чтобы небо оставалось голубым, а деревья – зелёными. Потому что мне нравится, когда небо голубое, а деревья – зелёные.

И когда я понял, что это я весну живую увидел, я побежал домой.

– Мама! – кричу. – Посмотри на весну во дворе!

– Что ты расшумелся, Вовка, – говорит мама, – ноги сначала вытри.

– Какие ноги?! – кричу я. – Ты только посмотри!..

Взяла мама стёклышко. Посмотрела сквозь него в окно.

– Всё какое-то бутылочного цвета, – говорит.

– Да разве ты не видишь?! – кричу. – Весна на деревьях!

– Вовка, я с работы. Устала… А тут ещё посуды в раковине целая гора… – сказала мама и грустно посмотрела на меня.

– Мама, а если бы ты не устала, ты бы увидела весну на деревьях?

– Может быть, и увидела бы… – улыбнулась мама.

– Так давай мы с тобой вместе с этой посудой расправимся! Чтобы ты быстрее отдохнула! Чтобы тоже увидела! Потому что вдруг появятся листья на деревьях, птицы прилетят! Начнётся настоящая весна, и забулькают ручьи – а мы всё это прозеваем!

 

ВДРУГ СЛОН ПОДОЙДЁТ

Увидели мы раз с Толькой большую глубокую яму. Сама она никак не могла выкопаться так глубоко. Да ещё за один день: вчера-то её не было. Не иначе как экскаватор выкопал. Для какого-нибудь дела.

– Вот это ямища! – обрадовался Толька. – Вот это глубоченная!

– Да, – говорю, – если в неё слон свалится, он уже ни за что не выберется.

– Ещё как выберется!

– Да ты посмотри! Глубинища-то какая! Почти дна не видать.

– А мы на что?!. – кричит Толька.

– Как на что? Чтоб смотреть в эту яму, чтоб в неё не свалиться.

– Эх, ты, не свалиться… Мы с тобой как раз слону и поможем. Возьмёмся вот так вот и – протянем ему руку помощи. Понял?

– Понял, – говорю. – Только знаешь, Толька лучше б эту яму закопать.

– Это почему же?!

– Чтоб слон в неё не свалился. Чтоб нам его не вытаскивать. Слон, знаешь, какой тяжелый.

– Что-о? – говорит Толька. – Тяжести испугался!.. Да если хочешь знать, нам его, может, и вытаскивать не придётся. Слоны же медленно ходят. Мы как увидим, что он идёт, сразу закричим. Чтоб он сторонкой шёл. Чтоб сюда и близко не подходил. Ведь так?

– Так.

Толька посмотрел на меня. Нахмурился.

– Закопать… Что-то ты сегодня, Вовка, скучный какой-то. Яму-то, может, для дела выкопали, а ты: закопать…

Я прямо не знал что ему ответить.

– Ладно, Толька, – говорю. – Не надо закапывать. Давай ещё постоим здесь. Вдруг слон подойдёт.

– Совсем другое дел! – обрадовался Толька. – Давай, постоим. Вдруг и правда – подойдёт.

 

ОБРАЩЕНИЕ СО ЩУКАМИ

Она лежала в кухне на столе. Такая большая и такая зелёная. И живот у неё был толстый. Только не зелёный, а весь из белых чешуинок.

Я увидел её лицо. Оно было злое. Щука лежала на боку и одним своим свирепым глазом смотрела на меня. Тут я подумал: хорошо, что мы с ней  не в реке встретились, а на кухне. У нас дома.

Я подошёл к щуке ещё ближе и погладил её рукой. Она даже не шевельнулась. Оказывается, она совсем не страшная. Чуть – чуть прохладная и всё.

Я взял щуку за плавник и сказал:

– Здорово, щука! Боишься меня? И правильно. Потому что я тебя не боюсь. А ну, раскрой рот!

Щука не послушалась. Я взял и руками раскрыл ей рот. Раскрыл и увидел зубастую пасть. В пасти было много-много зубов для еды, а остальные, наверно, чтобы пугать. Раскроет щука пасть, увидят маленькие рыбки такую кучу зубов и от страха забудут спасаться.

Из-за этих зубов я не сразу заметил щукин язык. На нём никаких зубов не было, и я захотел его потрогать. Язык оказался шершавый, как тёрочка.

Я стал вытаскивать палец и вдруг чувствую, что он никак… никак не вытаскивается. Вот она какая: лежала себе и притворялась, а теперь схватила меня за палец.

– Щука, отпусти! Отпусти палец, кому говорят! Ты меня всё равно не проглотишь. Я вон – больше тебя. Понятно?

А щука будто ничего не слышит.

Я стараюсь вытащить палец, а мне всё больней и больней.

Вошла мама. Увидела меня. Схватилась за голову и бросилась в комнату к папе.

– Что здесь творится?! – раздался папин голос.

Он вошёл в кухню, увидел всё и строго сказал:

– Ты зачем суёшь руку в чужую пасть?

– Хотел посмотреть щукины зубы, – говорю.

– Ну и смотрел бы, а палец зачем сунул?

– Я думал, она неживая… Думал, потрогаю зубы какие они, а они, оказывается, и не зубы, а острые крючки…

– Ну, любопытная Варвара! Вот и ходи теперь со щукой на руке, раз она к тебе прицепилась. И спать ляжете вместе…

И когда папа вытащил  мой палец, мама смазала его йодом. Потом забинтовала, и я стал ходить, как раненый.

А наш сосед Виктор Степанович сочинил песенку про меня и про щуку:

Подбегает к щуке Вовка,

– Ну-ка, пасть разинь, плутовка!

Любопытный Вовку руку

Храбро сунул прямо в щуку!

То-то был мальчишка рад

Руку вытащить назад.

 

Виктор Степанович и принёс нам щуку. Он на выходные уезжает с друзьями ловить рыбу.

Недавно он снова привёз щуку. Я у неё тоже зубы потрогал. И – ничего. Потому что теперь я знаю как обращяться со щуками.

 

РАЗГОВОР С КОМАРИКОМ

Я давно знаю, что деревья там, стулья всякие, разные насекомые и живые зайцы не разговаривают. Нет, они, конечно разговаривают. Только маминым или бабушкиным голосом. Когда мне книжку читают. А по-настоящему говорящие бывают только попугаи у учёных. Жаль, у меня такого попугая нет. А нет потому, что какой же я учёный? Так, просто человек Вовка.

И хотя я всё это давно знаю, мне всегда слышится. И как дерево с птицами говорит. И как стул на ножки жалуется, когда на нём сидят. И как заяц другому зайцу про морковку рассказывает: какая она сладкая. И я с ними, хоть с кем, могу поговорить.

Вот вчера я был в густом далёком парке. Почти в лесу. И вот налетела на меня стая комаров. Отмахиваюсь от них, а сам прислушиваюсь. Слышу комариный разговор жужжится:

– Аппетитный какой мальчишка, а?!.

– Давненько мы вкусненькими не закусывали!

– А ну-ка, ну-ка!..

– А что? Бояться нам нечего.

– Конечно! Он даже руками размахивать не умеет толком.

– Я вон, на носу у него сижу, и хоть бы что!

Вот вруны! Так я им и подставил нос. Я того хвастуна сразу прихлопнул. Он и посидеть-то не успел.

Тут вижу: вьётся один маленький тощенький комарик. Подлетит и – отлетит. Подлетит и – отлетит в сторонку.

– Что, боишься?! – обрадовался.

– Нет, — отвечает. – Я, понимаешь, без спросу не могу.

– Как так?! Что же ты за комар такой?

– Такой уж…

– Какой такой?

– Уж не такой…

– Не голодный что ли?

– Нет, я голодный. Может, голоднее всех. Да вот беда – без спросу не могу. Мне и мама говорит: «Ой, Комашик, будешь таким в жизни, пропадёшь…» Ладно, прощай Вовка. Полечу пропадать. Странный ты какой… Ведь ты же голодный. Ещё и не долетишь, – говорю. – Так и быть я тебе разрешаю. И махать руками не буду. Ты уж только не больно кусай, ладно?

– Нет, Вовка, не буду, – отвечает. – Мне тебя жалко.

– Что-о?!. – я прямо рассердился на него. Думаешь, мне тебя не жалко?! А ну, сейчас же!.. Ведь пропадёшь.

– Спасибо, Вовка. Ты Человек, – сказал Комашик и сел.

Вот такой у меня разговор был вчера с одним Комашиком. Не верите? Потрогайте мой лоб. Там осталась ма-аленькая шишечка, где Комашик сидел.

 

АРБУЗЫ БЕЗ ОЧЕРЕДИ

Раз мы с папой гуляли по улице. Шли и смотрели на витрины магазинов, на прохожих. Люди вокруг нас торопились по своим делам, и им даже некогда было посмотреть кусты в сквере.

Воробьи чирикали вовсю и копошились в пыли, там под кустами, – только брызги во все стороны. Конечно, им было приятно растопыривать пёрышки и обсыпаться пылью, потому что было ещё лето, тепло.

– Вовка, хочешь арбуза? – вдруг спросил меня папа.

– Давай! – говорю.

– Шустрый ты, брат: давай… Его ещё найти надо, – сказал папа.

И мы пошли искать, где продают арбузы.

В одном месте стояла большая очередь. Мы заглянули в решётчатый ящик, а там – ничего.

– Вот-вот будут, – говорят люди.

– Встаём? – сказал папа и посмотрел на меня.

– Встаём.

Папа уткнулся в газету, а я стал тренироваться. Мне дядя Петя показал фокус с монеткой. В общем, показываешь всем зрителям монетку в руках, а потом – раз – и монетки нет. Интересный фокус. Только его надо хорошо показывать. А у меня пока плохо выходит – монетка из рук на землю выпадает. Вот я и тренируюсь.

Вдруг слышу:

– Везут!

– Наконец-то!..

Смотрю, и правда: подъезжает здоровенный зелёный грузовик с высокими бортами, а на нём целая гора арбузов. Я даже подумал, что столько арбузов не съесть и за всю жизнь.

Машина остановилась. Шофёр залез в кузов и стал сбрасывать арбузы продавцу в белом халате, а продавец относил их в решётчатый ящик.

– Вот это арбузы! – радовались вокруг люди.

– Что ж это мы, уважаемые покупатели, стоим, как зрители?.. – сказал папа и посмотрел на меня.

Я прямо не знал, что ему ответить.

Тогда он снял пиджак, повесил его на крышку ящика, засучил рукава и встал рядом с продавцом. Шофёр бросил арбуз, папа ловко его поймал и бросил продавцу. Тут я не выдержал и тоже встал рядом с папой. Подошли ещё двое взрослых, мы встали цепочкой.

– Лови его, полосатого!.. – кричал шофёр сверху.

– Лови его толстопузого!.. – кричал папа.

– Лови его, сахарно-мороженного!.. – кричал дядя рядом со мной.

Я хватал арбуз, он у меня чуть не выскальзывал из рук, но тут его подхватывал продавец и осторожно укладывал его в решётчатый ящик.

– Чей это шкет?! – крикнул с машины шофёр, показывая на меня пальцем.

– Мой, – сказал папа.

Шофёр больше ничего не сказал. Он только подмигнул мне и посмотрел, будто мы с ним старинные друзья.

– Баста! – крикнул шофёр, когда кидать стало нечего.

Теперь все арбузы сидели в решётчатом ящике, как тигрята в зоопарке.

Папа взял пиджак, люди расступились, и мы пошли в свою очередь.

Только мы встали, вдруг слышим:

– Гражданин с мальчиком, пожалуйста, выбирайте арбуз!

Я посмотрел, – а это продавец нам говорит.

– Да что вы, – замялся папа, – наша очередь ещё не подошла.. Мы и постоять можем – спешить нам некуда… Так, Вовка?..

– Конечно! – говорю. – Вы берите. А мы успеем.

– Никаких «успеем»!.. – сказал дедушка в очках, который стоял впереди нас. Он сердито размахивал чёрным зонтиком. – Сейчас же забирайте свой арбуз! Тоже мне новости…

Вокруг зашумели:

– Вам полагается без очереди!

– Идите!

– Вы же заработали!

И мы пошли.

За прилавком стоял продавец. У него были чёрные усы. Они топорщились и шевелились. Продавец сдавил арбуз двумя руками, прижал его к уху и прислушался. Будто в арбузе жила муха и продавец хотел узнать, там она или уже улетела.

Продавец переслушал много арбузов. Он выбрал два. И когда один положили на весы, то я испугался, что весы не взвесят – такой он был здоровенный.

Мы с трудом затолкали арбузы в сетку. Папа уплатил продавцу и сказал:

– Спасибо!

– Это вам спасибо и вашему мальчику! – ответил продавец, снимая с весов гирю.

Я взял сетку за одно ухо, папа – за другое, и мы понесли арбузы домой.

Мы шли по улице. Папин пиджак лежал у него на плече, а рукава рубашки ещё были закатаны, как у рабочего. У меня тоже ещё был пот на лбу, я чувствовал, что здорово устал. Но мне было очень хорошо идти по улице с папой и нести арбузы. Ведь мы их заработали.

 

ХОРОШО – КОМУ ГДЕ

Я лежу на травке и загораю, чтобы стать коричневым. Солнышко греет, будто поджаривает меня. А мне это очень приятно.

Хорошо мне! Устану лежать на животе – повернусь на спину. Пусть живот загорает. А я пока посмотрю на небо. Оно такое синее и прозрачное, будто его нет. Только оно есть, раз по нему плывут облака. Облака похожи на всяких рыб, птиц и зверей.

Хорошо мне! А вот тюленям Уэддела было бы плохо лежать и загорать рядом со мной. Конечно плохо! Потому что они живут на полярной станции. Она называется Молодёжная.

Мне подарили фотографию. Прямо оттуда – прямо из Антарктиды. И вот я увидел: на большой толстой льдине эти самые тюлени лежат. Мама – толстая-претолстая, а рядом с ней – маленький тюлечка, сынок. И тоже весь толстенький. Они смотрят на меня и улыбаются. У мамы-тюленихи прямо рот до ушей. Это она так улыбается потому, что тюлечка лежит рядом, никуда не убегает и его не надо искать по улицам.

Я прямо удивляюсь! На них шубки из короткой шёрстки, а им вовсе не холодно. Лежат себе преспокойно на ледяной льдине. А ведь в этой Антарктиде – папа сказал – собачий холод. Папа сказал, что тюлени очень жирные и им такой холод просто пустяки.

А мне загорать в Антарктиде было бы очень плохо. Сначала бы, может, и интересно. Потому что тюлени рядом. А потом бы я замёрз. В трусиках на льдине – бр-р-р! Ведь у меня никакого жира! Одни рёбра и ноги. А тут ещё солнце в Антарктиде такое. Оно светит и ни капельки не греет. У меня бы и ноги, и нос, и руки превратились бы в сосульки. Я бы весь звенел, как стеклянная посуда…

Нет уж! Лучше на травке!

Ведь это хорошо – кому где. Мне – на травке, а тюленям на льдине. На самой ледяной…

 

ЗАДУМЧИВЫЙ МИШКА

Недавно я подружился с одним человеком. Мишка его зовут. Он хороший друг. Только какой-то странный. Начнёшь его спрашивать про кино или ещё про что, а он только одно слово знает: «А-а?..» И всё. Думает себе о чём-то, а о чём – не скажет.

Если с Мишкой прожить два дня в одной комнате, то говорить разучишься. Потому что больше всего Мишка любит думать и сопеть. Такой уж он человек. Я на него не сержусь.

Раз мы с ним строили луноход.

У меня дома, строим себе потихоньку. Я слушаю, как Мишка сопит, и делаю своё дело. Вдруг смотрю: Мишка руки опустил. Задумался. Я молчу. Продолжаю делать своё дело. А Мишка пошёл, сел на диван и лоб наморщил. Скучно мне стало одному. И что дальше делать – без него не знаю.

– Мишка, – говорю, – луноход-то стоит…

Молчит Мишка. Совсем задумался.

– Мишка! – кричу. – Будем строить луноход или не будем?!.

– А-а?.. – через целый час отвечает Мишка и смотрит на меня. Смотрит, как на чужого человека. Ну, будто мы с ним никогда не встречались.

Обидно мне стало. Тут луноход почти готов, а он сидит себе. Как мечтатель какой-то.

Смотрит Мишка куда-то в сторону и говорит своим тихим голосом:

– Понимаешь, Вовка, я недавно узнал, что солнце потухнуть может.

– Чего-о?!. – удивился я.

– Через миллион лет…

– Что через миллион лет?! – кричу.

– Солнце… потухнуть может. Представляешь?

Я чуть не упал.

– Мишка! – кричу. – Тут луноход почти сделан! Пустяки осталось! А ты?!

Только когда на Мишку кричишь, он ещё больше не слышит.

Тут я немного успокоился и говорю:

– Мишка, о чём ты? Через миллион лет – это когда ещё будет! И учёные есть… Они что-нибудь придумают. Чтобы солнце не потухло.

– Учё-ёные… знаю… – махнул рукой Мишка. – Только, Вовка, представляешь? Солнце потухнет – и никогда больше весны не будет. А без весны деревья умрут. И птицы. И рыбам всяким будет очень плохо. Да-а… – тяжело вздохнул Мишка. – Что же такое придумать?..

Он подпёр голову кулаком и уставился в окно.

У него было такое лицо, что я сел на диван рядом. Я положил руку ему на плечо. Мне очень хотелось помочь Мишке. Я думал изо всех сил. Только что я мог придумать, если луноход придумал не я, а Мишка?..

Я сидел с Мишкой рядом и молча слушал, как громко он сопит.

А за окном стояло старое-старое дерево с ветками и листьями. Весело светило солнце. Листья от ветра и солнца шевелились. Они совсем не знали, что есть на свете такой Мишка, и что это из-за них он сейчас так горюет.

 

ЧУДО В ПЕРЬЯХ

Мы с Толькой сидели у него на балконе и загорали.

– Знаешь, Толька, – говорю, – пока к нам загар прилепляется, давай покукарекаем?

– Как это? – не понял он.

– Как, как… Как петухи кукарекают.

– Давай. Чур, я первый!

И Толька кукарекнул. У него получилось, будто это дверца кухонного шкафа скрипнула. От неумения, конечно.

– Разве так кукарекают, – говорю. – Вот как надо.

Толька послушал, говорит:

– Тоже мне петух. Орёт, как коза привязанная.

Но скоро у нас стало получаться хорошо. Ну, будто на балконе не два загорающих, а десять настоящих петухов.

Вдруг Толька ка-ак толкнёт меня:

– Тише ты!

Я прислушался. В тишине, далеко-далеко кто-то кукарекнул.

– Слыхал? – сказал Толька.

– Ага.

– Это он нас зовёт. Откукарекивается.

– Кто, – говорю, – он?

– Здрасьте, кто!.. Петух, конечно.

– Да где ты слыхал, чтобы петухи в городе откук… от… откликались?

– А кто же это по-твоему?

– Тоже какой-нибудь мальчишка. Услыхал нас и откликнулся.

– Эх, ты, – говорит Толька. – Живого петуха с мальчишкой спутал. Айда!

Выскочили мы из парадной и… растерялись. Кругом дома, деревья, кусты. Куда бежать? Где петух?

Но Толька сообразил. Говорит:

– Сейчас мы его обнаружим. Я кукарекну, а ты слушай.

Так мы его и нашли. По голосу.

Прибегаем к тридцать восьмому дому и видим… На втором этаже по балкону гуляет большой, белый. С гребнем, с крыльями, с жёлтым клювом. Настоящий! Живой петух! И важно так разгуливает. Как генерал на параде.

– Ну что, видал?! – кричит Толька.

Петух остановился, сердито посмотрел на нас большим жёлтым глазом, красной бородой потрёс. Мол, что это ещё за шум, что за телячий восторг. Потом пригнул голову на бок, поднял ногу и погрозил нам длинным кривым ногтём. Мол, смотрите мне. Чтобы больше так плохо не кукарекать.

И так у него это здорово получилось, что мы рассмеялись. А петух не обиделся. Опустил ногу и посмотрел на нас по-дружески.

– Что, братва, любуемся? – какой-то мужчина стоял рядом.

– Любуемся, – отвечаем.

– Понятное дело, такой красавец. Чудо в перьях, одним словом.

– А как кукарекает! – сказал Толька.

– О-о! И не говори! Я напротив живу. Вот уже четвёртый день как просыпаюсь под его побудку по утрам. Откроешь глаза, и – будто ты в деревне, на сеновале. Благодать!.. И никакого будильника не надо.

С тех пор стали мы с Толькой просыпаться без всяких будильников. Я проснусь, выйду на балкон. И сразу услышу: «Кукареку-у!» Не очень громко, но до чего здорово! А Толька уже кричит со своего балкона:

– Вовка, ты от него проснулся?

– От него. А ты?

– Тоже. Красота, верно?!

– Ага! Будто в деревне, на сеновале!..

Только через два дня выхожу на балкон. Толька уже торчит на своём балконе.

– Эй, Вовка! – кричит. – Что-то не слышно. Послушай ты. Может, я немножко оглох.

Я долго слушал.

– Ну, чего ты там?! – кричит Толька. – Тоже что ли оглох?

– Нет, — говорю. – Не слышно совсем.

И мы стали по очереди кукарекать, но всё без толку.

– Да что это он? – расстроился Толька. – Кукарекал, кукарекал, а тут…

– Слушай, — говорю. – Может, он это… конопляным зёрнышком подавился?

– Чего-о?! Я тебе дам подавился! – замахал кулаком Толька.

Смотрю: он с балкона исчез.

Выбегаю на улицу, догоняю его.

Прибежали мы к тому балкону, а на нём вместо петуха нашего какая-то женщина. Выколачивает пыль из половика.

– Скажите, пожалуйста, а где петух? – кричит Толька. – Петух где наш?!

Женщина не сразу ответила.

– Ещё одни хозяева выискались, – сказала она недовольно.

– Мы, понимаете ли, привыкли к нему. Теперь без всяких будильников встаём… – начал Толька.

– С вашим петухом у нас совсем другая жизнь пошла, – говорю.

– Вот пристали, – сказала женщина. – Нету петуха, нету! Съели его.

Толька посмотрел на меня, захлопал глазами.

– Ка-ак съели?..

– Так. Ощипали и – в суп.

– Ощипа-али… – протянул Толька. – Эх, вы-ы… – сказал он совсем тихо. Такого петуха…

Он повернулся и пошёл.

Я шёл рядом, но он меня не замечал. На него было больно смотреть. Он морщился, тёр глаза кулаками.

– Эх, такого петуха!.. Да как же это они, как?.. – бормотал.

Теперь мы с Толькой встаём как попало. И даже на балкон позагорать, или там на деревья полюбоваться перестали выходить.

Однажды сидим у меня на кухне. Радио слушаем. Как раз весёлая передача была. Про Бременских музыкантов. Слышим: «Кукареку-у!» И снова. И опять.

Толька вскочил, выключил радио.

– Ты что?! – кричу. – Такая передача!..

– Да разве так кукарекают? – отвечает. – Вспомни нашего, вспомни…

Мы всё сидели за столом. Толька молча ковырял пальцем в солонке. Было слышно как на клеёнку мелко сыпалась соль.

 

 

 

 Save as PDF
0 Проголосуйте за этого автора как участника конкурса КвадригиГолосовать

Написать ответ

Маленький оркестрик Леонида Пуховского

Поделись в соцсетях

Узнай свой IP-адрес

Узнай свой IP адрес

Постоянная ссылка на результаты проверки сайта на вирусы: http://antivirus-alarm.ru/proverka/?url=quadriga.name%2F