ЕКАТЕРИНА ДЕРИШЕВА. Парадигма

Парадигма

Как будто не было меня и вовсе
жила посередине между светом и гардиной.
Я – млечный путь, Я – неба россыпь.
Я – тоненькая паутина

в руках твоих. Попробуй удержать
песок что утекает между пальцев,
победы исчезающих держав
и голос преданный и преданный: «останься».

Я – солнце, потонувшее во мгле
морей твоих. Утеряна корона.
И солнце превращается в омлет,
Бог им насытится и с берега иного

рождаюсь снова…

Из прочной глины,
теста,
может быть,
металла
в одной из демиургских клиник.

И наплевать, что жизнь нарисовала
нечёткость линий.

Плевать!..

Я – млечный путь. Я — неба россыпь.
Представь, как будто не было меня и вовсе…
и в овсе…

День, как срубленное дерево, точит свой сок.
В. Хлебников

Пусть

Мы стали чужими –
заявкой в литературу.

Чем уже мир
чувств, тем громче орут

мне: дура!

Глупые,
думают, научусь:

розы и жемчуг
пускать
из уст.

Пусть,

(как по мне)
боль
полнее
существующих
ноне
(на дне)
искусств

воспринятых
мною
вперемешку с

горечью

обороненной
обронённой
в речи…

И кричи, не кричи
чужие, чуждые,

но спрятал
страус
страсть
и чувств выю

в песок…

Вновь день, как берёза точит свой сок,
за песком следят часовые…

Объектив

В зашоренных окнах не видно снега
и облаков.
В камере сердца непроявленный нега-
тив.
Но умолкаю. Закон таков:
если люблю, то – стих!

Строчки касаний или молитв
на языке чувств?
Что же, когда внутри болит,
то и вокруг – чушь.

Жизнь — забрызганный объектив,
с размытием бытия.
К чёрту послать всё, мир объявив –
врагом. Без стыда и нытья.

Лестница

Человечество жаждет денег.
Человечество жаждет крови.
Человечество детство денет –
как билетик его уронит

на холодную землю быта
для сыреющего взавТРАТства.
Человечеством мирь разбита
и колючками бьёт акация

по лицу. Покалечено время — сломано,
костылями – перила лестницы,
замест гипса – здесь слово, но
не поможет, и перекрестишься,

и пойдёшь своею дорогою:
строить заново жизнь и не кланяться.
И подумаешь, чёрт, как здорово –
пусть всё катится, катится, катится…

Демиург

На лестничной площадке бытия
курю, ищу, где зажигают смысл жизни
и не найти включатель. Был и я
искателем, электриком.

В/из ни-

откуда спрашивал Господь:
«Чьего ты рода? Имя! – Grazie».
Косился, но с Cоздателем поспорь,
и из меня – в ад – депортация

без права на прощенье и возврат…
А, впрочем, был и так потерян
ключами, выключателем и над…
И вытянут рукой, как лотерея

без совпадений, вперемешку с
везением – иудой неудачи.
SOSловлен, по(но)верженный на вкус
судьбою, будто неуд., значит

что жил моментами
монет
разливневых,
теряясь между ангелом и бесом –
менялся сам, подозревая вывих
Создателя, и стал Им покаместно,

Он спал.

Я опрометчиво опрометеил мир собой,
питался и питал других лишь светом,
чинил, крепил словами как скобой,
свой дом, а древо увядало – с веток

текла смола, которая могла
залечивать мои ушибы, раны,
но опускается, завесой – мгла
и просыпается Он – вечностью избранный…

Стою на лестничной площадке декабря.
Нет сигарет, но руки по привычке
наощупь
ищут
выключатель чувств,
а зря…
Вон – сверху зажигают свет, подобно спичке…

Клепсидра

Освобождаю текст.
Плавно текут минуты.
Для поколения next
время не для уюта,

жизнь не одним маршрутом
в поезде на нижней полке.
Горе проходит мимо, будто
грейпфрута долька:

съешь и оттерпнет лихо,
выпьешь бокальчик «завтра».
Станция «прошлое» – выход,
минута любви – дозатор –

клепсидра недолгого счастья –
вымеряешь и забудешь.
Буквы по свету мчатся,
бьются каёмки блюдец.

Раны засолит утро
солонкою звёзд н е ч а я н н о.
Прошлое время – бутор
сыпется старыми тайнами…

Убиквист

Я живу в междолетье и в средизимье.
Мои точки плывут, становясь запятыми.
Я ввернул сердце в строчку, прикупив в магазине
новое – на двести ватт с незапятнанным именем.

Этот девственный стук, неопознанный – кардио-
граммами проверяет меня на искусство любить.
Я забыл, что такое любовь, но опять по радио
сообщают, кто выиграл в одной из битв…

Неизбита строка и душа прорастает травами,
если сможешь найти – забери с собой.
Я себя излечил кулаками и травмами,
заглушая стон сердца – болью, но бой

не принёс ничего, только память убил
мою намертво. Сердце новое – более не болит.
Приспособился жить в пустыне и без оазиса – убик-
вистам легче. Буквами меряю бит…