ОЛЕГ ПРЯНИЧНИКОВ. Три рассказа
Игра длинною в жизнь
— Этой ночью мне, наверное, не уснуть, как хорошо….Милый, давай поиграем в города.
— Родная моя, ты прямо как маленькая. Ну, давай. Москва. Тебе на а.
— Архангельск. Тебе на к.
— Киев.
— Сочи.
— А почему Сочи-то?
— А потому что в Сочи, любимый, мы познакомились.
— Тогда, Нижний Тагил.
— А почему Нижний Тагил?
— А потому что здесь мы поженились, любимая. И здесь мы теперь живём.
— Тогда… Поскрепухинск!
— Э, не понял, сладкая моя?
— Завтра к нам моя мама приезжает — в гости, из Поскрепухинска. Я же сама из этого города. Забыл, сладкий мой?
— А, ну, милости просим, милости просим.
Спустя пять лет.
— Что-то не спится. Может в города поиграем?
— Никак моя жёнушка детство вспомнила.
— Ну.
— Ладно. Москва. Тебе на а.
— Архангельск.
— Киев.
— «Кулинария»!
— А причём здесь «Кулинария»?
— Притом! Я тебя просила после работы зайти в «Кулинарию» — купить торт? У ребёнка завтра день рождения!
— Знаю — помню, три годика. Завтра и куплю, успокойся… Ёжик!
— Кто ёжик, какой ещё ёжик?
— Я сегодня ему ёжика купил. Живого. В кладовке сидит, смешной такой.
— Какой ты всё-таки у меня хороший. Ах-да, совсем забыла… Поскрепухинск!
— Господи!
— А как же завтра без моей мамы, дорогой?
— Ну-да, ну-да…
Спустя ещё десять лет.
— Ах, какая ночь, с улицы весной пахнет, тихо… Слышь, муженёк, может в города поиграем?
— Ты что, за день не устала? А я устал. Отстань! Ладно, Москва.
— Архангельск.
— Киев.
-… Чуешь — сирень цветёт. Позавчера такая же чудная ночь была, а тебя не было.
— Опять? Я тебе сто раз говорил — в командировке был.
— Козёл.
— Лахудра.
— Алкаголик!
— К… корова.
— А..а..короче, кобелина! Поскрепухинск!
— Знаю-знаю. Тё-ща моя, ла-ско-вая! Да не пинайся ты!
— Сволочь, детей разбудил.
Спустя ещё десять лет.
— Двадцать пять лет уже живём — ужас!
— Кошмар!
— В города играть будем?
— Не, спать будем. Что за привычка — пинаться? Москва.
— Архангельск.
— Киев.
— Волоколамск. Врезать бы тебе!
— Ну, хватит.
— А что хватит? Где у тебя любовница-то? В Волоколомске.
— Была, хватит, ну…
— Командировашник хренов. Скажи детям спасибо, а то не за что бы не простила.
— Дети взрослые, они всё понимают.
— Понимают… Кстати, Поскрепухинск!
— Хрррррр!!!!
Спустя ещё пятнадцать лет.
— А не плохо всё-таки на пенсии,а ? Хочешь спишь, хочешь — не спишь. Дед, в города поиграем?
— Ох, какие города ещё? Ты вроде бы не такая старая, чтобы из ума выжить. Ну, вот тебе — Москва.
— Архангельск.
— Киев.
— Сочи.
— А почему Сочи-то?
— А потому что, дед, в Сочи мы познакомились.
— Тогда, Нижний Тагил.
— А почему Нижний Тагил?
— А потому что здесь мы поженились, здесь мы прожили сорок пять лет. Здесь родились у нас дети.
— И внуки.
— И внуки…
— Дед, Поскрепухинск!
— А?!
— Глухня!
— Сама ты…Блин! Вот кто всех на этой Земле переживёт так это твоя мама!
— Мама есть мама, милый…
— Это верно,… любимая… Что ж, милости просим, милости просим…
Миртов и Савельев
Долго Савельев ждал своего часа, дождался.
«Миртов, Миртов, сукин сын! Я знал, зна-ал, что однажды отыграюсь! Отомщу, ох, как я тебе теперь отомщу!»
Савельев торжествовал: тёр ладони друг о дружку, да так, что казалось сейчас дым зашает. Наслаждение от мести было так близко, предвкушая её, Савельев зло щурил глаза и учащённо дышал.
Чтож, в прошлом, а именно в детстве Савельев и Миртов, или Миртов и Савельев (как хотите) крепко дружили и после, поступив в один и тот же институт, оставались друзьями-не разлей вода. Однако на третьем курсе их монолитная дружба дала трещину, а если конкретно: влюбились друзья в одну и туже девушку — однокурсницу Риту (девичья фамилия, я думаю, не важна).
Всё началось банально: как-то спускаясь по институтской лестнице, два друга, шутя, познакомились с поднимающейся им на встречу высокой русоволосой девушкой. Познакомились и… влюбились в неё. Но, Савельев оказался более напористым и Миртов ушёл в тень.
Савельев. Савельев, кстати, с вполне благородной целью — жениться приударил за «самой красивой девушкой курса». Он ухаживал за ней как истинный джентмен. И уже были первые робкие поцелуи, вторые — смелее, третьи — смелые, наконец уже было предложение руки и сердца с его стороны и согласие с её как вдруг: Риточка обратила своё внимание на Миртова. То-ли она пожалела того, видя на его круглом лице печаль и слыша за спиной его потерянные вздохи, то-ли действительно Миртов ей понравился. Хотя. Хотя Савельев красив лицом, мускулист ,высок, а Миртов не урод, но мал ростом и косолапил, хотя Савельев юморист-говорун, владеет голосом и гитарой, а Миртов молчун, не в меру задумчив и потому чудовищно рассеян, хотя… Короче, как бы там ни было,но Рита выбрала Миртова и они поженились.
» Такая девушка и досталась такому прыщу!»
Миртов сразу почувствовал перемену в друге. Конечно же он извинился:
— Извини, брат,- сказал Миртов, а сам весь без лица, круглого.
— Да чего там, я понятливый,- буркнул в ответ Савельев и всё же руку Миртову не пожал. На том и разошлись.
Шло время. Закончив институт, оба, Миртов и Савельев поступили в аспирантуру. Савельев ревностно следил за научной деятельностью Миртова. Миртов что-то писал, что-то доказывал научному совету. Миртов делал маленькие победы. А уж когда он защитил кандидатскую… Если бы зависть могла бы принимать форму, то Савельев привратился бы в огромный чёрный шар и, раздуваясь по мере накопления злобы, в конце концов взорвался бы к чёртовой матери, разлетевшись на маленькие тряпочки. А уж когда Миртова назначили начальником отдела и Савельев оказался в его подчинении, последний слёг на две недели.
Но нынче на другой улице праздник — на улице Савельева и праздник Савельева заключался в беде Миртова. Беда прозаична: от Миртова ушла жена-Рита и тот запил. А раз запил — на работе прогулы, а раз прогулы — не сегодня-завтра из института «пшёл!».
Итак: вернёмся к торжеству Савельева.
«Что бы такого придумать?»- лихорадочно размышлял Савельев, перемещаясь взад-вперёд по своей квартире.- «Я должен сам, са-ам поиздеваться над ним. Что же такое придумать?!»
И придумал. Осторожно держа в руке пакет, не пустой разумеется, и насвистывая что-то из классики, Савельев позвонил в дверь, на рыжем кожазаменителе которой некрасиво смотрелись засохшие отпечатки подошв всевозможных размеров.
— Входите, не заперто,- слобо пробулькало за дверью.
— Миртов, это ты?- позвал Савельев, просовываясь в однушку бывшего друга.
То, что он увидел, начиная с грязной прихожей, было ужасно: вешалка на одном гвозде, перевёрнутые стулья, в комнате — полуразобраная «стенка», где сервант был без стекла и посуды, а секретер без книг, стол, заваленый пустыми бутылками и протухшей снедью, на полу скомканный палас, на нём сидел Миртов.
Его сгорбленный силуэт на фоне окна без штор, в которое светило тусклое сентябрьское солнце, был жалок, Миртов здорово сдал. Чтобы получше разглядеть опухшее, небритое, измождённое лицо, бессмысленные глаза, чтобы получше почувствовать смрад немытого много дней тела, которое неимоверно страдало как душевно так и физически, Савельев вплотную приблизился к Миртову и даже глубоко втянул ноздрями то, что шло от того, втянул смрад и боль бывшего друга, казалось сейчас он втянет самого Миртова. Наконец Савельев криво улыбнулся:
— Ну, привет, Миртов.
— И тебе не хворать, друг Савельев… Я рад тебе, Савельев, купи, а?- Миртов кивнул на палас.- За бутылку отдам. Почти новый, натуральный, не облёваный.
— Зачем он мне, — только сейчас Савельев заметил, что Миртов держится за сердце и его лихорадит.
— Вот, значит, ушла Рита,- Миртов отвернул лицо.
— Вижу.
— Поругались мы, накричал я на неё, дурак. Впервые накричал.- Миртов сильнее сдавил грудь.- Плохо мне, друг.
— Друг, говоришь,- Савельев выудил из пакета бутылку «Столичной». Бутылочка сверкнула стеклом, внутри неё загулял винт, бутылочка так и просилась в рот.
Вот оно — началось. Савельев впился глазами в Миртова, он наслаждался его реакцией. А у Миртова рука, только что щупавшая затихающее сердце, уже нащупывала где-то под батареей мутный стакан:
— Нали-ли…
Савельев рванул зубами пробку и резко отпрянул, напахнуло спиртом:
— А моё имя ты помнишь, Ваня?
— Ко…конечно помню, Семён.
— А моё отчество помнишь?
— Ми…михайлович.
— А как ты у меня Ритку из-под носа увёл, помнишь?! — тут зрачки Савельева сузились, тело напряглось и бутылку он точно для удара занёс, из неё на пол полилась водка.
Миртов вытянул трясущуюся руку со стаканом:
— Что-ты, что-ты? Она же сама ко мне, со мной…Сейчас всё выбежит!
С ехидным оскалом Савельев расслабил тело, вернув бутылке стоячее положение.
— Не налью, проси прощение.
— Прости. Я же уже просил…
— Плохо просил!- вдруг взвизгнул Савельев, а затем медленно повернул бутылку горлышком вниз, градусов на… сорок. Водка стала литься на паркет пола, разлетаясь на мелкие брызги.
— Савельев, зачем?- Миртов весь превратился в удивление.- Зачем, Савельев?!
— Проси, паскуда! Уже половина осталась.
— Ну, зачем тебе это?!
— Меньше половины.
— Ну, прости, прости, Савельев!- не то, что закричал, завопил Миртов, вложив в свой вопль все свои последние силы.
Савельев изобразил виноватую мину:
— Не успел,- он поставил перед Миртовым пустую бутылку.- Не успел, Миртов.
— Уходи,- просипел Миртов и снова схватился за грудь.
— Гонишь?- Савельев вытащил из пакета вторую «Столичной».- Жаль,- он заговорил голосом полностью отомщённого.- А я хотел мировую с тобой выпить. Чтож, тогда я пошёл.
— Постой. Ты это, прости меня за Ритку, но она же ушла от меня, значит мы квиты.- И тут Миртова снова заколотило: — Всё, хана мне, нали-ли… Сав…
— Ладненько,- Савельев взял из бесконтрольной руки Миртова стакан, налил грамм сто, брезгливо посмотрел на свет.- Только я первый. Ты не против? Пять секунд ещё выдержишь?
— Да-да-давай первый.
Савельев опрокинул в рот водку, занюхал рукавом дорогого костюма:
— Хорошо… хорошо.. ну, а ты, Миртов, всё же не заслуживаешь моего снисхождения.- И Савельев перевернул вторую бутылку.
— Чтож ты делаешь со мной, гад?- Миртов даже привстал.
Савельев резко вернул бутылке изначальное положение:
— Ой, осталось,- он снова оскалился своей фирменой улыбкой. -Как раз на опохмелку осталось,- он вылил остатки водки в стакан.- Держи и благодари меня за то, что я с тобой такой добрый.- он протянул стакан с водкой Миртову.
Миртов схватился за стакан, плавно опустился на палас. Лицо Савельева расплылось в блаженной улыбке, ах, как ему было хорошо: «Миртов, скотина, как мне приятно на тебе отыгрываться.»- Пей, пей,- подзадоривал он бывшего друга.
Миртов уже коснулся потрескавшей губой тёплый край стакана, уже стал запрокидывать голову.
— Пей!
И вдруг Миртов поставил стакан на пол, не выпив ни глотка:
— Не буду.
Возникла пауза. Савельев видел, что Миртов сомневается.
— Точно не будешь?!
Не успел Миртов опомниться как стакан покатился по полу. Савельев расхохотался, когда увидел выкинутые вслед стакану слабые руки Миртова, его натянутую до предела шею и выпученные словно у рыбки-телескопа глаза.
— Ваше желание для меня зако-он!- пропел сквозь свой злорадный смех Савельев. Миртов уронил голову на грудь. Савельев склонился, заглянул тому в лицо. Миртов был жив, он плакал.- У меня ведь ещё есть, -прошипел Савельев.- Да-а! Упал ты, Миртов, здорово упал. И как ты в начальники вылез, прыщь?!
— Меня попросили,- не поднимая головы ответил Миртов.
— Теперь ты улицы пойдёшь подметать, понял?!
— Улицы тоже люди подметают. Уходи. Ради бога, уходи.
— А как же выпить, опохмелиться как же, Миртов?- Савельев достал из пакета третью «Столичной».- Взгляни, дружище! Что туточки у нас?!
— Уходи,- Миртов поднял голову, выражение его лица было спокойным, страшно спокойным…
…- Слышала я тут многое,- раздался женский голос в квартире.
От неожиданности Савельев выронил из рук бутылку, та не разбилась, а покатилась по полу и прикатилась прямо под ноги человеку, сказавшему эти слова — на пороге комнаты стояла Рита: высокая, белокурая, прекрасная Рита.
— Вот твоя «Столичная». Ты не вразумел то, что тебе сказал хозяин дома?
Савельев с минуту заворожённо глазел то на Риту, то на протянутую ему бутылку, опомнившись, выхватил её и опустил в пакет.
— Рита?- Миртов поднялся, его закачало будто он уже опохмелися и вновь «готовый».
— Да — это я.- тихо сказала Рита.- Уходи. Савельев.
Скрежет зубов, хлопок дверью.
— Риточка,- прошептал Миртов и встал на колени.
— А небритый-то какой,- она прижала голову Миртова к своему кругленькому животу.- Я здесь…я дома…
Свадебный гость
Кузина никто не звал, он сам пришёл. У порога квартиры обычного пятиэтажного дома зачем-то оправдывался, мол простите, думал что поминки, а оно вон как оказалось — свадьба. Ломая кепку, уже было повернулся, чтобы уйти, но открывшие ему дверь люди были в отличном настроении, тем более уже выпили, и Кузина впустили, как-никак родня всё-таки. Хотя никто так и не понял — кому и кем он приходится, но раз представился дядей Васей — значит кому-то дядя.
Кузина усадили за стол, поставили перед ним чистую тарелочку, налили в рюмку водки.
А тем временем свадьба шла своим чередом. Тамада, раскрасневшееся, толстая баба, съевшая на этом деле собаку, певуче что-то там читала по-десятки раз использованным листкам, она уже подходила к тосту. И вот, когда наступил сладкий момент тоста с избитой «горькой» оконцовкой, раздался голос, не терпящий возражений:
— А разрешите-ка мне произнести тост!
— Вам?- растерялась тамада-свиные глазки.
— Мне!- отрезал Кузин и поднялся во весь свой рост — метр сорок.
Тамада, опешившая, плюхнулась на свой стул.
Кузин, взмахом головы, откинул назад бело-чёрную чёлку, одёрнул полы старенького серого пиджачка, и взяв со стола рюмку, торжественно начал свой тост:
— Дорогие Пётр и Рая!
Кто-то подсказал с шипением: «Александр и Светлана».
— А то я не знаю — усмехнулся Кузин, кашлянув в свободный костистый кулачок и зыркнул на подсказавшего.
Все как-бы тоже усмехнулись. Один из гостей (подсказавший) правда громко заржал, но Кузин остановил его испепеляющим взглядом, а затем невозмутимо продолжил:
— Дорогие Александр и Светлана! Впрочем,- смягчил тон Кузин,- давайте-ка по-простому. Сашка! Тебя, Сашка, я с пелёнок знаю. Маленький ты брыкастый был, копытистый. Помню, капусту жрал — будь здоров. У других отбирал детишек. Маленьких, голодных…
Тут жених стал испуганно озираться по сторонам, мол какая к чёрту капуста. Какие детишки голодные?
— Всё блеял ты, блеял,- продолжал тост Кузин,- всё бегал по огородам соседским. А теперь всё. Всё! Хана теперь тебе, Сашка, отбегался! Привяжут тебя к верёвочке! Ну и ладно. Ну и ничего. Терпи, Сашок… Я заканчиваю.
После этой фразы Кузина все присутствующие облегченно вздохнули. Жених смахнул со лба пот, невеста отхлебнула водки.
— А посему, я заканчиваю,- сказал Кузин и вдруг с надрывом всхлипнул: -Горько!- И хлопнул опорожненную рюмку об пол.
— Горько-о!!!- после не большой паузы дружно заорала свадьба и заскандировала словно на хоккейном матче: Горь-ко!!! Горь-ко !!!
Жених и невеста поднялись со своих мест и слились в поцелуе. Раздались апплодисменты.
— А теперь — споём!- вскрикнула тамада.
На её призыв взъерошенный гармонист растянул было меха и затянул что-то свадебное. Его песню уже начали подхватывать, но тут…
— Разрешите снова мне!- раздался голос, не терпящий возражений.
— Да что же это такое,- возмутилась тамада, но не громко, скандал ей был ни к чему, тем более деньги она уже получила.
— Валяйте!- разрешил пьяный отец невесты.
— И правильно,- Кузин снова вырос на метр сорок из-за стола.- Я как раз о вашей дочери хочу сказать.
Отец невесты получил тумак от матери невесты, а у невесты задёргалось правое веко.
— Светлана! Светик ты наш семицветик! К стати, мама невесты, передайте мне вон тот салат из капусты и вон тот фужер под водку.
— Он хрустальный,- промямлила было мама невесты, но Кузин сверкнул очами. Он налил себе под каёмку.
Для техники безопасности позади него кто-то бросил пару падушек — из приданого невесты.
— Тебя, Светик, я тоже с молодых копытц знаю.
— Да я не местна-ая-я-я!- проорала невеста.
Кузин словно не услышал её:
— Любила ты, Светик-семицветик, побегать по полянкам там разным, по огородам всяким. Одна, или с кем-то.Нет, конечно, и ходить и бегать ты и теперь сможешь, но только под строгим приглядом мужа. Он у тебя козёл видный, да и ты козочка ничего- вот и пойдут у вас красивые козлята. Мда.
— Сам ты козёл! — не выдержал жених.- Что за фигня?! Капуста, огороды, копытца?! А?!Ты, вообще, кто такой?! Ты чей?! Родственник!!!
— Ну, ты бодни ещё меня,- огрызнулся Кузин и махнул в три глотка свою водку. Пустой фужер врезался в подушки.- Гоорько-о-о!!!- взревел опьяневший Кузин и обвёл мутными глазами комнату, полную людей. -Ну что уставились, козлы?! Я сказал — горько!- это он обратился ко всем присутсвующим здесь. Возникла мёртвая тишина. А потом началось.
Пьяный Кузин потянул на себя скатерть со стола, так он решил удержать равновесие, потому что его сильно качнуло. Естественно: грохот полетевшей посуды, мат. Отборный мат. Затем жених бил Кузина. Затем били жениха. Короче, стало происходить то, без чего не обходится не одна русская свадьба — повальная свадебная драка.
Кузин кубарем выкатился из подъезда. Он с трудом встал на ноги, отряхнулся, напялил на себя кепку и, шатаясь, побрёл.
Дул холодный, осенний ветер. Он брёл до тех пор пока не шагнул на огромный пустырь, покрытый местами травой. Ещё зелёной. Остановившись, Кузин задрал голову на луну. Кепка с его головы упала, луна наливалась белым соком.
И вот наступило полнолуние. Вдруг раздался хруст костей — руки Кузина превратились в ещё одну пару ног, а из его черепа вылезли рога.
«Бе-е-е-е!»- заблеял Кузин и ринулся в сторону горизонта.
Save as PDF
