НАТАЛИЯ ЛЕГКОВА. Кинокритика.
ДОЛГО ПО КАДРУ ШАРФИК ЛЕТАЛ
Еще несколько месяцев назад Никита Михалков воспринимался, как сбитый летчик, из последних сил отстреливающий последнюю обойму, лишь бы не признать себя побежденным. Публика отвернулась, за спиной – грандиознейший провал, впереди – лишь свалка истории.
И вдруг, откуда ни возьмись, – «Солнечный удар» (нокаутирующий). Ну, внезапную доброжелательность прессы еще можно объяснить простым заносом денег. Так ведь и по блогосфере тут же полились потоки сладчайшего сиропа! Конечно, все это пока далеко от безоговорочной капитуляции публики, но после управляемого провала «Цитадели» и «Предстояния» и массированной травли режиссера в СМИ и Интернете, реакция на новую работу Михалкова положительна чуть более, чем полностью.
Вот тут-то мне, человеку-динозавру, и надо было насторожиться, а не нестись в кинотеатр с мытой шеей в полной готовности умереть от счастья прямо в зале. За те три часа, что я там провела, чуть и вправду не померла. От скуки.
Хотя «Солнечный удар», бесспорно…хорошее кино, да. Просто сделан он по набившему оскомину продюсерскому принципу «Снимай для тупых». Человеку, мало-мальски умеющему думать и способному чувствовать, «Солнечный удар» — крепкая такая пощечина, неплохо опускающая на грешную землю и заставляющая лишний раз оглянуться вокруг. В легком аху…(ой, теперь эти слова нам запрещены, но вы же все поняли) недоумении.
Почему? Судите сами, еще на титрах нам жестко задается исходное событие фильма: гибель врангелевской армии в 1920-м году. Далее мы видим, как разоруженные белые офицеры по одному проходят в лагерь, ждать эвакуации… Ну, кто-то еще не понял, чем закончится фильм? Ладно! Мы все учились понемногу. Чему-нибудь и как-нибудь. Я – тоже человек, и тоже прогуливала уроки.
А то, что среди сухопутных военных оказался моряк – ни на какие мысли не наводит?… Вот и Михалков, изучив современную публику, понял, что не-а, не наводит. Хоть ты тресни. И стал намекать дальше. Все толще и толще. На слезные железки давил всей своей личной мощью, помноженной на богатый опыт Голливуда, атмосферу нагнетал, а уж какие чудо-картинки его оператор выдавал раз за разом! Правда, последние полчаса уже и техническая сторона (безупречная до стерильности) радовать перестала. Сколько можно, кончайте их, господа комиссары, курить же хочется! Я настолько готова лицезреть трагедию, что даже обреченную собачку пожалеть не в состоянии.
И, тем не менее, в финале многие зрители рыдают. Словно Чапай мог на этот раз выплыть, но передумал. Учел Никита Сергеевич былые промахи, намотал зрителю на нос и про что он тут смотрит, и кто все эти люди, и как правильно понять любую мелочь. Чтобы – без разночтений! И винить в этом режиссера нельзя. Он блистательно доказал, что умеет создавать кино для любой целевой аудитории без потери качества. Даже для современного квази-интеллектуала, повально страдающего запущенной формой эмоциональной тупости. За флером морока любовной линии, под ненавязчивый хруст французского батона, приправив блюдо капелькой революционной романтики по старой памяти (ох, как хороша комиссар Землячка, чертовочка эдакая!), незаслуженно опозоренный именно этой аудиторией комдив Котов расчехлил саперную лопатку, да и подкрался к завороженному зрителю сзади. И, пока по кадру красиво летал голубенький шарфик, засадил этим самым черенком по самые гланды. Истинный адресат «Солнечного удара» выведен на экране (ну, что за зверь «собирательный образ», надеюсь, все помнят) не белогвардейским офицером и даже не слегка придурковатым по причине дикости комиссаром из мадьяр. Восторженных ценителей данной кинокартины олицетворяет бесталанный фокусник-халтурщик, развлекающий пассажиров на корабле. Летающие шарфики, прелестнейшие черты главной героини, весь сюжет небольшого рассказа Бунина, полный ассортимент расхожих аллюзий и отсылок – это лишь анестезия, позволяющая поиметь публику таким образом, что она ничего даже не заподозрит, а хруст собственных «булок» примет за похрустывание аппетитной корочки багета.
Новый фильм Михалкова лжив, лукав и крайне недобр; он – более голливудский, чем картины, сделанные в Голливуде; он – абсолютно не михалковский. Но, пусть это покажется странным, претензий к режиссеру нет. Он выступает, как тонкий и грамотный манипулятор, только кто просит поддаваться на эти избитые, тысячекратно примененные, понятные заранее на 146% манипуляции?
Михалков настолько лоялен в «Солнечном ударе», что не оспаривает даже очевиднейшей чуши, будто он когда-то снял «Жестокий романс». Пожалуйста, невежи, получите героиню, скулы которой хоть и прямой намек на Киру Найтли, но на юную Ларису Гузееву девушка смахивает еще сильнее. Волга, пароход, роковая страсть… И хоть бы стаканом кто закусил или подрался! Нет, все чинно и благородно, и, главное, очень-очень красиво. Нынешний зритель любит рассматривать костюмы и интерьеры, а не пытаться понять происходящее? Да, пожалуйста! Все сделано так подробно, что даже строжайших ревнителей исторической правды, путающих художественное кино с документальным, за три часа укачает до такой степени, что им станет лень в Википедию заходить. В которой есть биография той самой чертовки-комиссарши, из которой следует, что Михалков ей польстил безбожно. Даме, которая предстает перед нами юной темпераментной прелестницей, в те дни было 44 года. Для верности режиссер решил ее образ на самых расхожих штампах, с помощью которых во времена СССР игрались исключительно фашистки, по-западному сексуальные и опасные. Готово!
Белые офицеры… Разумеется, все они хороши, нравственны, образованы, только вот, похоже, еще более глупы, чем самая восторженная зрительница в зале. Недогадливость которой еще как-то можно понять, не она же там, на экране, выставляет себя идиоткой, и вообще она-то точно выйдет из кинотеатра живой и невредимой. Заодно с изумлением узнав, что, оказывается, Георгий и Егорий – одно имя. Да здравствует образовательная функция искусства!
Напоминаю: действие происходит в 1920-м году, перед нами люди, большинство из которых воюет уже шесть лет. Три года идет гражданская война. А тут такая младенчески наивная вера в то, что красные выполняют свои обещания! Впрочем, о чем это я? Эти румяные красавцы, пышущие здоровьем, больше похожи на балерину Волочкову, чем на опытных фронтовиков, которые только что участвовали в бою, потерпели поражение и были взяты в плен. Пипл хавает, булки трещат, а иначе, пожалуй, нынче просто нельзя: провалишься. Уж Михалков-то это знает, как мало кто. Он недавно показал некрасивую войну. Над пронзительнейшей историей гибели кремлевских курсантов в «Предстоянии» не ржал только ленивый. Зато над участью, простите (но – стада тупых баранов, до последнего момента сохранявших оптимизм, старательно не замечая очевидного) льются слезы.
Мы, люди-динозавры, росли в то время, когда заикаться о нравственных уроках в искусстве не было прямым путем в хамы-было-мужики, зашоренные до последней степени. А еще нас учили уважать зрителя, стремиться поднять его как можно выше, быть предельно искренними, не кормить его штампами… Впрочем, какая нынче разница, чему нас учили, если требование уважать публику на глазах теряет аксиомичность! Во-первых, она ан-масс такова, что уважать не за что. Во-вторых, сама агрессивно требует и радостно поглощает именно то, что является, в лучшем случае, не прямым оскорблением, а грубой игрой на примитивных эмоциях и занудным намазыванием на нос всех текстов и подтекстов в максимально удобном виде. И получает поделочки, и носится с ними, как с писаными торбами, покоренная.
В принципе, в «Солнечном ударе» — есть, что посмотреть. Но только не в кинотеатре (если вы – не восторженный дурак, конечно, или не являетесь ценителем и знатоком операторского искусства). Необходима либо возможность проматывать места, в которых вам еще раз десять покажут то, о чем вы давно догадались, либо много водки. Иначе тоска зеленая, от которой не спастись ни пониманием высоты класса операторской работы, ни яркими актерскими работами, ни даже бесконечно прекрасным обликом главной героини и полетами ее голубого шарфика.