НАТАЛЬЯ ЛАБУТОВА. Откуда приплыл мячик
Наша Таня громко плачет:
Уронила в речку мячик.
— Тише, Танечка, не плачь:
Не утонет в речке мяч.
Всем известные стихи, слушая которые «ходило под стол» несколько поколений советских, а затем и российских детишек. Звучание этих строк непроизвольно вызывает целый ряд умилительных образов: пухлые розовые щечки, распахнутые глазки, бантики, манная кашка, т.е. все атрибуты безоблачного детства в счастливой семье. Между тем, только очень поверхностный взрослый читатель или же слушатель трех-четырех лет воспримет стихи буквально. И если ребенок видит только картинку на крышке шкатулки, то человеку, выросшему в Советском Союзе или на постсоветском пространстве, стоит все-таки заглянуть под крышку.
Перед нами стих-перевертыш — в смысловом, разумеется, отношении. Как картинка, которую стоит повернуть на 180 градусов, и вместо прекрасного женского лица появится довольно-таки страшненькая рожа зловещей старухи. Такой «поворот» стихотворения сразу же выявляет социальный статус маленькой героини. Танечка не мамина и не папина, не дедушкина и не бабушкина, а наша, т.е. «общая». Общим ребенок может быть только в одном случае: когда у него нет семьи, когда ребенок — сирота. Итак, Таня круглая сирота. В стихотворении указано и место происходящих событий. Девочка «уронила в речку мячик». Не бросила, не шлепнула мячом по воде с тучей брызг, не пустила плавать, а именно уронила. Понятно, что уронить что-то можно только с высоты. Следовательно, действие происходит на высоком берегу, где под крутым обрывом течет бурная река. Отсутствие в стихах упоминания о городской застройке сразу же подсказывает, что Танино горе приключилось в сельской местности, более того — в краях достаточно удаленных от центральной, европейской части страны. Автор позволяет читателю самому заполнить ландшафт и дорисовать недостающие детали, благо они легко угадываются между строк. Картинка получается достаточно мрачная: на высоком берегу реки под пронизывающим осенним ветром горько плачет плохо одетая маленькая девочка, а быстрые воды уносят старый облезлый мячик. За спиной у ребенка сквозь пелену дождя проступают очертания десятка жалких домишек.
Теперь легко сложить «два» и «два» и вычислить, о каком ребенке написаны стихи. Нет, это отнюдь не счастливая, обласканная любящими мамой и папой, малышка. Это сирота, чьи родители были политическими заключенными и умерли на поселении в каком-то Богом забытом сибирском углу нашей необъятной Родины.
Ох, какая далекая от «счастливого детства» жизнь у Тани! Очень скупо, буквально графически — четкими черными линиями — рисует поэтесса обыденную жизнь девочки. До малышки никому нет дела: девочка одна гуляет на берегу реки, рискуя свалиться в воду. И речи нет о том, чтобы кто-то кинулся к ребенку, едва он заплакал, — Танечка давно горько плачет на берегу реки. Наконец, когда безутешная Таня буквально зашлась в рыданиях, на нее обратили внимание. Но, увы, нечеловеческая жизнь политзаключенных ожесточила и их души: никому не пришло в голову попытаться вытащить мяч из воды, спасти единственное сокровище девочки, подарив тем самым немного счастья этому обделенному существу. Единственное, на что хватило душевных сил у замученных людей, — это утешить ребенка тем, что мячик не утонет. Мячик будет жить! Он уплывет в другое — лучшее место и будет там гораздо счастливее, чем здесь, даже если его маленькой хозяйки не будет рядом. Это ли не прививка от эгоизма, сделанная в раннем детстве, хотя и столь болезненным образом?
Вот такая безрадостная история о девочке Тане рассказана в милых и уютных стихах. Но, как каждое выдающееся поэтическое произведение, стихи о мячике имеют глубину, состоящую из нескольких смысловых слоев. В данном случае, это повествование о Таниной семье и весьма вероятном будущем самой героини.
На происхождение девочки безошибочно указывает ее имя. Итак, она звалась Татьяной. Нет никаких сомнений, что девочка происходит из старинной дворянской семьи, коих, подобно семье Лариных, было великое множество в царской России. Дедушки и бабушки девочки оказались настоящими русскими патриотами, которые не захотели покинуть Родину. Даже потеряв все, оставшись без крова и средств к существованию, даже рискуя жизнью и будущим своих детей, они не променяли Россию на спокойную жизнь в эмиграции. У их отпрысков, Таниных родителей, уже не было выбора — они стали советскими людьми. Автор не дает четкого указания, по какой причине папа и мама девочки оказались в заключении. Реалии тогдашней жизни обозначали огромное количество возможных причин ареста, начиная с дворянского происхождения и кончая неосторожно сказанным словом. Читателю предоставляется возможность самому «нужное подчеркнуть». Судьба Таниных родителей в заключении, казалось бы, неизвестна. Но это не так, стоит только обратиться к другому стихотворению этого же цикла. Вот оно:
Уронили Мишку на пол,
Оторвали Мишке лапу.
Все равно его не брошу —
Потому что он хороший!
Издевательства, пытки, физическое уничтожение людей — вот что звучит в этих, на первый взгляд, невинных строчках. Двуликим Янусом прорисовывается лицо Советской власти: с одной стороны, убийства, доведение до положения скота лучших представителей русского народа, а с другой — высказываемое публично восхищение и уважение интеллигенции. Достаточно вспомнить фильмы и художественные произведения тех лет, в которых одним из главных героев обязательно был ученый, инженер, артист или композитор. Несомненно, что Танины родители были в числе тех, о горькой судьбе которых поэтесса рассказывает в своем стихотворении о Мишке. Чрезвычайно простые выразительные средства и совершенно беззащитный образ героя создают поистине жуткое ощущение безысходности и обреченности людей, попавших в лапы НКВД. Судьба их предрешена: короткий и мучительный путь к смерти под жизнерадостные, но лживые песни о том, как «хорошо в стране Советской жить».
Танина жизнь, увы, будет совсем не такой, как виделось ее бабушкам и дедушкам. Не будет малинового берета и испанского посла в качестве собеседника. Что ждет в будущем дочь врагов народа, прогнозируется достаточно легко. Лучший вариант — учеба в ремесленном училище и изнуряющая физическая работа всю жизнь, плюс несмываемое клеймо, которое никогда не даст чувствовать себя полноценным человеком. Безысходность и отчаяние могут толкнуть девушку и на другой, едва ли лучший путь. Именно этот путь и определяет для Тани автор в другом стихотворении того же цикла:
Идет бычок, качается,
Вздыхает на ходу:
— Ой, доска кончается,
Сейчас я упаду!
Неопытная, простодушная, как бычок, девушка, попав в город, оказывается не в состоянии противостоять трудностям и противиться соблазнам. Понимание, что она идет по скользкой кривой дорожке, приходит слишком поздно — уже не повернуть назад. Каким отчаянием пронизаны строки о близком конце дороги и падении в пропасть! Не трудно догадаться, каков будет итог: панель или воровской притон. Крик о помощи уйдет в пустоту — бедной сироте не поможет никто. И в этот момент голодная жизнь в глухой деревне покажется радостной, детство — счастливым, а полинявший мячик — замечательной игрушкой.
Итак, в открытой шкатулке оказалось совсем не то, что можно было ожидать, судя по картинке на крышке. Перед нами цикл из трех стихотворений, которые идеально стыкуются друг с другом. Собранный пазл производит ошеломляющее впечатление картиной горестной судьбы трех поколений русской интеллигенции. Можно только поражаться гражданскому мужеству автора, не побоявшегося дать столь жесткую и острую критику советского строя в то время, когда и за неизмеримо меньшие провинности человека лишали жизни. Также достойно восхищения мастерство поэта, позволившее облечь «жгущие сердца» слова в форму, доступную для понимания только проницательному читателю. Нет сомнения, что в Советском Союзе и в современной России достаточно умных и вдумчивых ценителей поэзии, которые без труда догадаются, откуда приплыл мячик. [/su_column]
Необходимое пояснение
Эта статья, написанная более трех лет назад, была задумана автором — биологом по образованию, скептически относящимся к литературоведческим опусам, — как своего рода иронический пассаж. Простодушный читатель может принять за чистую монету многие немотивированные выводы автора. Данную статью следует рассматривать как иронический экивок по поводу многоречивых филологических штудий.