Анна Сидякина. О писателе НИНЕ ГОРЛАНОВОЙ.
Мир, который нас не меняет, но делает лучше
… Или вот ещё, совсем свежее:
«Яичницу вчера написала всё-таки. Муж сказал:
— Яичница со взглядом ужасной судьбы и с хищным луком на горизонте.
Слава советует написать Ноя с голубем, но сначала нужно съездить за картоном…» (НГ, 12 сентября 2013, запись на Facebook).
Нины Горлановой до сих пор нет в списке почетных граждан Перми. Но по её имени окликают и узнают Пермь уж тридцать с лишним лет – именно столько длится известность Горлановой как лучшего пермского писателя в современной русской литературе. 15 томов прозы, пьес, эссе – столько, по её подсчетам, написано ею с мужем-соавтором Вячеславом Букуром за годы совместной жизни. О ней – тоже немало: сотни откликов во всевозможных толстых журналах и сетевых сообществах, литературоведческие диссертации, статьи, документальный фильм, показанный по каналу «Культура» и т.д. Хотя, на самом деле, это капля в море, ничтожно малая плата за долю – ну, в общем-то, да, бессмертия, которую каждый получает, попав в горлановский космос. А в нём, как известно – вся Пермь (так, очень ёмко и точно называется быть может лучшая книга Нины Викторовны, когда-то изданная фондом «Юрятин»). Пермь для неё – судьба, любовь, город, дети, их дети, друзья, учителя, поэты, гении, ну ещё стукачи, конечно (куда без них – излюбленная тема 80-х), соседи-алкоголики, маньяки-библиофилы, Модильяни, Ван Гог, Ахматова, овощи с огорода, Бродский в виде ангела… «Жить и умереть в Перми?» — задается вопросом пишущий о Горлановой литературный критик журнала «Знамя». А что, можно где-то ещё?
Её Пермь – это уже целая Вселенная, архетипическая матрица бытия. «Пермь будет зеленоглазая у меня в картине (в виде девушки в шлеме, похожем на купол нашего Кафедрального собора, зеленые глаза, тело – Компрос, руки – Кама, а ноги – Хасана и Куйбышева)» (НГ, 8 сентября 2013, запись на Facebook).
Человекоподобный город, он же – в образах древа жизни и древа познания… Нина Викторовна умеет мифологизировать реальность, преображать ее милую бытовую требуху и возносить к небесам как никто другой из наших художников. Категории ангела и бога (в быту Нина Викторовна произносит по-простому: бок) вошли в пермский литературный обиход во многом благодаря ей, Горлановой. Только послушайте её, и поневоле озаритесь счастьем: Сеня Ваксман – такой талантливый, чудо, ангел! Киршин – ангел, конечно! Веденеев – несомненно, гений! И ангел. Слава Курицын – ангел мой, как ты заботишься о пермской литературе! Но если серьезно – хлопоча, как Марфа и внимая Слову, как Мария, Нина Горланова за десятилетия создала и утвердила свой миф – о поднебесной Перми, которая превыше мрачной ссыльно-каторжной судьбы некогда закрытого, стертого с лица земли «города Зеро», как выразился однажды давно писатель Анатолий Королев. Почитайте Горланову. Ее Пермь давно уже проросла сквозь саму себя и разлеглась своими хрущевками, оврагами и сиренью в саду мировой культуры. Диалоги с Платоном? Пожалуйста! Замуж за Пикассо? Но ведь он женат! «Он создает плод лозы виноградной…», — и это не выдумки. По крайней мере, на кухне Горлановой и Букура вас на самом деле могут удостоить глотка вина из пасхального кубка.
Кухня в коммуналке Нины Горлановой – это совершенно особое место пермской культурной жизни. Сакрально-богемное и очень демократичное, когда-то плотно набитое гостями, хозяйством, тысячами пельменей к празднику, смехом, танцами и — разговорами, разговорами, разговорами – о поэтах, художниках, искусстве, политике. Где-то начиная с 1980-х через кухню горлановской прозы, как сквозь киношную «колокольню счастья» в литературные кущи начали — в чем были — один за другим влетать пермяки, в некоторой растерянности узнавая друг друга на страницах ее новелл, пока все там не оказались. В домашнем салоне Нины Горлановой, а также прототипами ее прозы за несколько десятилетий перебывали, кажется, действительно все: писатели, поэты, филологи, историки, врачи, журналисты – Лина Кертман, Анатолий Королев, Леонид Юзефович, Виталий Кальпиди, Владимир Пирожников, Вячеслав Запольских, все Гашевы, Юрий Власенко, Шура Баранов, Юрий Беликов, Татьяна Тихоновец, Владимир Виниченко, Дима Долматов, Владислав Дрожащих, Алексей Решетов, Владимир Соколовский, Михаил Шаламов, Ольга Седакова, Израиль Смирин, Владимир и Марина Абашевы, Владимир Киршин и многие, многие другие. Создавая вокруг себя бурлящую и перенасыщенную творческую среду, Нина Горланова многим дала шанс прямого и ускоренного попадания в текст большой литературы, где Чехов и Бунин соседствуют с Довлатовым и Шурой Барановым, где все живы и прекрасны, все – герои и гении. Так хочется процитировать одного из них! «Сотни людей, — пишет поэт Виталий Кальпиди, — получали в этом доме уверенность, что культура существует, литература пишется и читается, поэзия несомненна и удивительна, а проза нужна и интересна. Но главное, что гости получали в виде знания – это уверенность, что именно они, каждый из приходивших к Горлановой и Букуру – и есть носители и хранители этой культуры, что они причастны к этой большой тайне, особенностью которой является отсутствие необходимости ее хранить, напротив – ею надо делиться со всеми, кто этого пожелает».
Когда в прозе стало тесно, Горланова параллельно занялась живописью. Ее наивные картины — цветы, дерева жизни, коровы, филины, индюки — звенят и лопаются от преизбытка цвета. Нина Викторовна человек щедрый, она их принципиально не продает – раздаривает многочисленным друзьям, друзьям друзей, читателям, всем хорошим людям. Эти растрепанные ангелы, букеты, горбоносые Ахматовы и золотистые Цветаевы, Богородицы в траве – что они для Горлановой? Радость, творческая жертва, терапия? Для нас-то уж точно – всякий раз нечаянная радость и еще одна дарованная возможность приобщиться, почувствовать себя избранным и посвященным. Придя в незнакомое место, начинаешь признавать его, заметив картинку Горлановой, поскольку ее «сирень» или «петух» — несомненный знак того, что ты находишься в пространстве той самой «всей Перми». Так же, как в ее прозе жизнь запросто входит в литературу, в художнической практике происходит обратное: искусство через картины проникает в жизнь — в быт, в кухни, квартиры, офисы.
И чем дальше, тем очевиднее становится, что именно Нина Горланова, её мир, её текст, её живые наблюдения, фантазии и вымысел – это и есть подлинная реальность. «От Лихой до Перми ехала ровно двое суток, и вместе со мной ехала книга о Ван Гоге. Она помогла снова прожить жизнь любимого художника… На первом пути перечитывала Пастернака: мы люди в той степени, в какой любим других людей… На первом пути перечитывала Пастернака: мы люди в той степени, в какой любим других людей…» (НГ, 12 августа 2013, запись на Facebook). Кто еще в Перми, если не Горланова, способен запросто на такое вот путешествие? Ее жизнь в этом городе – подлинное присутствие художника: увидеть каждого, запомнить, наделить любовью. Ну что тут скажешь: возьмите и меня с собою, Нина Викторовна, я тоже хочу.
Save as PDF
