ДМИТРИЙ ПЛАХОВ. Аpocalypsis. Стихотворения
Singultus
утро приходит как вор что подошвы правит
острою бритвой и после не хрустнет гравий
крики гортензий в саду флоксов икота
не потревожат покамест иакова и федота
друга обряще вотще на сыром плаще
как дионис в плюще
утром нефритовый кролик приносит блюдце
с розовым чаем и губы его смеются
будет федот щетины лишен а иаков пейсов
крокусов рыжий пожар лед эдельвейсов
сопровождает неспешный их cup of tea
в утренней мякоти
полдень ворует тени и выси горни
страхом объятые травы пускают корни
время тягуче как липкая струйка пота
вот переходит икота с якова на федота
после помедлив чуток снова на якова
после – на всякого
вот никодим что смотрел на работе порно
гулко икает и кровь орошает горло
вот венедикта икота скрутила рогом
давеча лгал он и клялся при этом богом
прочие все кого страшный конец постиг
делали глупости
боже мой святый крепкий плечистый бравый
знает что делает левой и то что правой
минет ли чаша сия то моя ль забота
так возглашает иаков и бьет по лицу федота
нет не твоя прерывает федот иакова
и об колено шмяк его
*
current receiver
в городе омске где проживал георг ом
сопротивление равнялось пи эр квадрат
сила тока реки выталкивала паром
на пологий извилистый плёс аккурат
супротив котельной и чем упрямей сей факт
тем длинней транссибирский тракт
наводить индуктивность как тень на плетень мастак
дебаркадера ржавые рёбра речное лоно
изучил вполне и во всех побывал местах
мимоходом постигнув суровый закон кулона
закорючки магических формул на трёх листах
но чадит в изголовье свеча и постель пуста
прочь на реку отсель там проказы и бабий визг
заседает конвент на трибуне горит ампер
электрический скат нежно жалит его мениск
молодого мин херца лобзает седой мон шер
всё не то и опять горизонт градиентом сер
голова пуста как палата весов и мер
заключенный в округлый контур квадрата пи
напряжение жил на зияющий ноль деля
оголенной рукой вот попробуй теперь слепи
круассанов версаля и ромовых баб кремля
и замерзни потом на границе глухой степи
на участке большой цепи
*
transmarinus
припадая на ноту как струнный квартет без альта
каменея лицом имитируй оскал базальта
и дождя сторонясь избегая последней капли
становись изваянием серым подобьем цапли
я любил эту деву как водится квадроченто
лобызал колени и локти ее зачем-то
по ночам душил эту плоть как полевку кречет
говорят в последнее время лишь время лечит
минотавр тебя сожри растопчи кентавр
пусть венчает чело твое шелестящий лавр
или колкий терн что по сути одно и то же
не про нас парнас но сродни бугорку под кожей
наша речь и теперь обращенная в дрожь металла
вожделеет не ласки гебы но мук тантала
и в движеньях скупа словно старый солдат на марше
улетает за темное море все дальше дальше
где центурии туч полыхают холодным гневом
где седой рыбак впопыхах выбирает невод
с утлой лодкой своей составляя плохую рифму
налегает на весла будто сатир на нимфу
*
before Christ
в декабре проснешься за окном ядерная зима
прах земной перемешан с небом равно как свет и тьма
на площадях водружают под ура троекратное
ржавые «тополь-м» и повторяя тополь тополь
тополь тополь ты надеваешь ядерное пальто
и выходишь в парадное
раздавишь ботинком атомный шприц и его игла
напрасно грезила стогом сена и вот легла
дырчатым острием указав направленье удара
по секретному бункеру и ты благодарен атомному ядру
что ритмично хлещет по головы ведру
и терзает геоид имеющий форму шара
а на улицах людно везде раздают хлеба
предвкушенье рождения атомного гриба
заставляет плоть трепетать будто нос крольчихи
и бросая тени на ядерный тротуар
три волхва стоят мельхиор бальтазар каспар
как три тополя на плющихе
*
тетраморф
серая пелена изнанка глазного дна
серое вещество переполняет череп
цвета серого праха мысль как дитя одна
мысью по древу порскнет проникнет через
пазухи носа и вот
сир человек наг человек убог
встал человек каким его создал бог
у городских ворот
серый бетон о который крошится глаз
серое марево брошенного тобой города
за спиною остались впереди пустыня где глас
вопиющего в ней от голода
не воспринят ухом
и жаждой духовной томим
как персонаж мистерий и пантомим
он воспаряет духом
серая пустошь метафора вечности здесь
умножая версту на коросту в формулах
путаешься и воскликнув о даждь нам днесь
торопливые капли дождя ловишь горлом их
слыша миндалин хруст
был человек полон
лев и орел и вол он
теперь он пуст
*
lake country
не будучи ни пулей ни штыком
хулу и похвалу приемли равно
как бог зерна (скучает мышь по ком)
амбары наши заполнял исправно
но умер днесь и вот они пусты
подобно дням без праведной рутины
и небеса над нами как холсты
и облака пучками паутины
пусть алигер всегда ком алигер
пускай ля фам не требует под утро
езжай мон шер езжай на селигер
где все живут и правильно и мудро
где высших сил презрев взаимосвязь
никем не ждан как лев на водопое
великий князь пятой ступает в грязь
а там не грязь но кое-что другое
*
Interference
Скитаясь по свету, не вечный, но жид,
И срама избегнув, и блуда,
Однажды узрел — герцогиня бежит,
Не к пруду, а вовсе от пруда.
Да-да, герцогиня. Я часто шучу,
Ворую в харчевнях графины,
Но все же свободно, друзья, отличу
Ее от обычной графини.
Бушует ли в ней гормональный хаос
Иль прочее женское горе,
Бежит, потрясая копною волос,
Бежит в направлении моря.
Беги герцогиня, меняясь лицом,
По бритвенной глади залива,
Мерцая в ночи обручальным кольцом,
Как птица ночная пуглива.
Беги без оглядки от грешной земли
В туманную муть океана,
От фильмов девчоночьих про Амели
И книжек Бориса Виана.
С назойливой мухой имея родство,
Терзая тебя и лаская…
Забудь их! Отныне твое естество —
Холодная пена морская.
*
arenae mandare semina
есть число для корпускул песка
в обезлюдевшем верхнем египте
для смиренной гордыни писца
что сокрыта в сухом манускрипте
пусть и свет я исчислю и тьму
но слова что исторгну в печали
сократит математик к тому
одному что у бога в начале
я со словом всегда был на ты
победитель большого кроссворда
о признательный дар немоты
как снесет тебя гордая хорда
по сочтенным песчинкам твоим
в жарком мареве дней твоих праздных
прохожу как застенчивый мим
слов лишенный больных и заразных
караван на закате ушел
ветер стих и собака не лает
а кроссворд до конца не решен
ибо так никогда не бывает
*
фотограф
о чем твоя печаль мой грустный визави
с тобою схожи мы как братья диоскуры
подай мне тайный знак и взглядом позови
из темной глубины из камеры обскуры
вольно ж тебе стоять средь праздничной толпы
и кнопки нажимать на цифровой консоли
бог сохраняет всё особенно столпы
особенно столпы из каменистой соли
холеру и чуму брюшной голодный тиф
не стану призывать на оба наши дома
но разгляди меня сквозь жесткий объектив
в тот неурочный час на улицах содома
немало не стыдясь ни серы ни огня
асфальтовых дымов и колебаний магмы
но выдержкой своей ты удивишь меня
кричащим естеством открытой диафрагмы
*
Sagitta
глядя в прошлое погружаясь прищуря глаз
в известковую муть молока а в него не раз
попадала твоя стрела что острее волоса
но не в центр там стигмой рдяной мерцает кровь
ты хороший стрелок ты стреляешь не в глаз а в бровь
вызывая едкий смешок у седого хроноса
что узреешь там напрягая тройничный нерв
чьи-то тени обрывки фраз и распад лактозы
рядового стрелка ныне списанного в резерв
за небравый вид за депрессии и неврозы
это в лучшем случае в худшем пустынный пляж
где мальчонкой лепил кулич и поймешь – пейзаж
без тебя гармоничней и даже играя в прятки
на пространстве голом где ветер вода песок
где густое солнце застрелит тебя в висок
не найдешь отпечатка своей необутой пятки
*
Cancer carsus
я вершею ловил голавля и ерша
я был простой рыбак истоков рубикона
здесь кто-то вброд ходил свои дела верша
любитель потрохов и рыбьего бекона
пока я добывал налима и леща
вода была мокра и глаз слепила блёстко
но беспокойный ум опасен как праща
в неопытных руках еврейского подростка
зачем рыбачил я притом не без труда
чинил худую сеть и налегал на вёсла
а тот другой входил с войсками в города
искусства поощрял и развивал ремёсла
свисти мой рак свисти пока тебя хранит
не обнаженный меч но меч лишенный ножен
пускай не на горе где царствует гранит
пускай на черном дне на черный день отложен
*
ultima ratio
в справедливых условиях равенства пера штыку
цель обоих — в могилу свести своего владельца
не кажи мне свиное рыло и хрен в пушку
демонстрируя силу духа и бренность тельца
гладишь пальцем клитор полированного курка
с преизбытком набрав чернил на короткий месяц
о как больно поет как сладко поет пурга
языком козырьков бордюров дверей и лестниц
из зловонного ливера толстых слепых кишок
из свинцовой желчи и прочего костного праха
оружейных дел мастер слепи мне еще стишок
застрели меня или в горло воткни с размаха
но пока не случилось что взял да и вышел весь
но пока на крюке благолепно чадит лампада
не захочешь а вскрикнешь о господи даждь нам днесь
не хлебов обильных но лишь избежать распада
в справедливых условиях равенства штыка перу
цель оружия – пережить своего владельца
каждый пишет послушайте завтра же я умру
шедевр это иль рифмованная безделица
*
missa brevis
и не то чтобы дело а так пустячок
ямщиковая песнь оседлав облучок
ту что в младости зычно орали
чем ты жив человече бобовый стручок
да пожухлый початок да тухлый рачок
на пустынном клочке литорали
несмотря на пониженный гемоглобин
ты остался в краю кумачовых рябин
здесь танатос от эроса близко
даже ближе пожалуй чем братск и харбин
погруженные оба в глубины вагин
недвижимых как зрак василиска
в эти годы командовал кто-то полком
или перья вострил раскаленным штыком
а теперь как обманутый дольщик
ты висишь между плинтусом и потолком
о гражданка судья подскажите по ком
заливается ваш колокольчик
*
сумма квадратов катетов
нарисуй себя гуашью
а меня карандашом
как на татлинскую башню
мы залезли голышом
над клубящейся метелью
обращенные вовне
дело кончится постелью
есть предчувствие во мне
ах мадам какая жалость
ах пардон муа мсье
вот вам жимолости малость
вот мешочек монпансье
пусть объял смертельный холод
этот город на реке
мы с тобою серп и молот
в человеческой руке
на морозе на просторе
выдыхая пар усни
вот река впадает в море
вот по морю парусник
это легкий чайный клипер
с андаманских островов
и у шкипера не триппер
он практически здоров
над верхушкой острой мачты
пролетает самолет
если хочешь плакать плачь ты
слезы холодны как лед
самолет расчертит небо
легким росчерком пера
мы с тобою крошки хлеба
в бороде у шкипера
*
aedificator
хочу воспеть межпозвоночный хрящ
какой асклепий уподобил диску
благодаря нему прямоходящ
прямолежащ и прочее по списку
а вот язык не так мне важен был
я даже прикусил его однажды
когда и как немедленно забыл
здесь поступили так и всяк и каждый
тебе пою мой позвоночный столб
и ты и я заносчивы и горды
но посреди разноязыких толп
не избежать и нам проклятья хорды
я хордовым и хордовой рожден
я скрючен был во влажной неге лона
а ныне прям но под косым дождем
затерян в переулках вавилона
не ведая что сам теперь реку
как будто с языком лишен ума я
стою столбом опершись на кирку
прораба своего не понимая
*
apocalypsis
входишь в комнату — в комнате стул
более ничего ни икон ни окон ни прочего
приспособления для сквозняка чтобы дул
за воротник или светлый нимб бога отчима
соприкасался с нимбом пасынка агнца юнца
впрочем предание это имеет начало
а мы ожидаем конца
зверь выходящий из моря приносит тину
на десяти рогах и кивает пучком голов
его встречает блудница являя собой картину
он вываливает на берег креветки миноги
и прочий морской улов
к ее золотым ногам
она раздвигает ноги
и произносит слова седьмого псалма
лоно ее в огне
блудница всегда служит многим богам
всадник на бледном коне
долго следит за ней с вершины холма
в этой комнате ты последняя семечка огурца
залезай с ногами свершая последний трюк
представляя собой статую недотесанную с торца
но вполне способную нашарить рукою крюк
ожидая конца испытываешь чувство
взаимности — здесь когда-то висела люстра
а теперь не висит
*
часовой
когда терзаем тонзиллитом
у церкви спаса на крови
неискушенным прозелитом
науки страсти и любви
стоишь зажав под мышкой барта
в науках туп но остр в ином
вокруг канун восьмого марта
с букетом астр астроном
спешит к жене а вот полковник
изящно запахнув шинель
своей любовницы любовник
несет ей розы и шанель
тогда услышит тихий вопль
что ты исторгнешь из нутра
последний на плющихе тополь
и не забудет до утра
пускай любимец ты евтерпы
живою ниткою прошит
природа пустоты не терпит
природу вакуум страшит
ни под пятой небесной тверди
ни в глубине сибирских руд
не стой одесную от смерти
а то умрешь и все умрут
все кто стояли под стрелою
все те кто дергали стоп-кран
теперь распилены пилою
их имена хранит госхран
но средь спешащего народа
как пограничник на посту
стоишь столбом молчит природа
и молча терпит пустоту