ВАДИМ БАЛАБАН. Из книги стихотворений «Нулевая палата»

* * *
смотри меня в глазок
на лестничной площадке
где впаян горизонт
на сторону сетчатки

где чёрно-белый мопс
прольётся у подъезда
машина тянет трос
убитое железо…

* * *
15 часов вавилонского времени – здрасте!
уже отставной и совсем безъязыкий на свет
лечу с этой башни и с ней распадаюсь на части
и вот уже полный (конкретный тотальный) привет

дурак дураком по клиническим клинописаньям
по нёбу ковёр-самолёт пересохший залип
но тигры с евфратами в титры своё расписанье
выводят по карте на покер персидский залив

пошло и поехало и полетело и село
на муха варенье тебе не крестовый поход
в горшках по окошкам растили не виолончели
а тихий… тишайший чистейший священный синод

кому это надо и где инженеры-ублюдки
чертёжному шрифту по ГОСТу ведут разговор
один говорит по ослу а другой по верблюду
а между ними стоит вавилонский забор.

* * *
будет канатоходство
и ласточки из спины пролетят
памятник всех забудет
даже капельницы весны

чётное поколение
запаянное в карусельный хлеб
как увлечённое
остановит зимы бассейн

всё ли успето? как-то
строгость листается по странице
прячутся новосёлы
в дереве обитаемом

вылетят из спины и
аллилуйю каждому вынесут
зря мы подложно выли
при сухарях и от жажды.

* * *
меньше покоя – такое
страшное и другое

или следы от денег
и: денёк а не день

больше в глаза докуки
и старухи в старухе

время как молоко
сбитое молотком.

* * *

С. И.

по отрешённой атмосфере
в белёсых кубиках квартир
твердят невидимые звери
свой неразборчивый пунктир

из блюдец тянут нить событий
и – чтобы не оборвалась –
из потолочных перекрытий
по стенам стаскивают связь

по роздыху водопровода
по набухающим часам
определяют время года,
голосовые пояса.

ХРОНОМЕТРАЖ

кино кривозеркалья
закручено в цветы
подробные в расцвете.
поскольку декабря
не убыло в паркете
по линиям руки
затягивая воду
крадутся пауки.

в усталые пожатья
разжатая земля.
торопитесь к обеду
как люди-ледоходы.
а с четверга на среду
из сумерек стола
возносятся опилки
и выдохи стекла.

ПОХОРОНЫ

в дурдоме кормят ветчиной.
сияют очи у врачей
стеклянные, величиной
с охапку теннисных мячей.

а за окном трубят шопена.
от тополей отходит пена.
вот что-то сделалось с женой:
она упала на колена
среди молчащих сволочей.

* * *
сидишь на убитой рельсе
словно анна каренина
прописанная в уэльсе
на улице ленина

на колени-на! на колени!
поезд толкай головой
и преклонятся тени
лишив вопрос половой

но ты не стоишь не едешь
и ничего не ждёшь
будто какому феде
мОзги про жизнь идёшь

а это любому идиш
или какой алтай
стрелочника увидишь
крикни: тяни-толкай

встретишь ничью собаку
за ухом почеши
жизнь оказалась браком
до глубины души.

* * *
1
женщину татуировали изнутри
три любовника двое мужей
не впускали в палату
поскольку дождь
насквозь до самой глубины

2
в прихожей собачка таскает пить
на коврике новая галерея
галилея-гельмана
а на кухне протекает
междометие

3
из-под стола вытягивается акробат
перпендикулярно флаг

4
над и под наркомвоенмор
а ртом орёт в ковёр
тор кот топор год
который пот и тот свет

5
но рта не открывай поскольку все другие
имеют право резать и твердить
всё твёрдое и полоскать
прозрачный яд у языка а между
восьмым девятым прежняя подземка
станция и выход
в ход.

* * *
такие долгие долги
зимы ржаные утюги
ржаное дерево в обхвате
цепляет небо за крюки

и всё — казалось бы — хана
без хана или пахана
но нет – из ямы долговой
вперёд выносят головой

и вот смотрю: стекает масло
в киот луны крестообразно
и раскудрявая шпана
лысеет медленно. ужасно.

* * *
стрельба из лукового лука
по камешкам в росу.
порхает вертолёт без звука,
без запаха в носу.

гребёт веслами – не услышать
его продольный мах.
а сам почти уже не дышит
в густых своих потьмах.

ни деревянная линейка,
ни циркулевый круг,
но огневая канарейка
среди его подруг.

но принимающие реки
или манящая рука…
его встречают древнегреки.
уж близко. вот. издалека.

* * *
вот и троицк теперь китай
дзян-дзе-минь тебе лао цзы
снег по совести не летай
от пекинской цвети лозы

но привычные привыкать
иероглифы вытыкать
смотрят выходцы с матюга
на нерусские облака

* * *
сказано – сделано: будем мести по сусекам
жить колобками/ эх поле меня накати
заколосись на стога перекошенным сеном
не оставляя в живых никого на пути

мор и война/ и изба уходя в небоскрёбы
корни пускает для этого, зрит семена
и высевает взрастая в окрепшие рёбра –
клетка грудная стучит и стучит письмена.

* * *
психи выродившиеся – и что
нам остаётся от всей этой мерзлоты
города? арка дощатая и трико
папы Карло ну и менты

конечно/ выношенный запас
у боковых качелей на обиходе
на лобовом пара левых глаз
одетых в радужную по погоде

клумбы ромбы и переплёт
в нелинованную кислоту
я люблю тебя, вертолёт
постигающий мерзлоту

просыпающий порошок
парашютов в забытый полдень
не бывает так хорошо
если к следующему не пригоден

канатоходец канатобрат
небо выстроилось для тебя
окна чёрные в аккурат
невозможного сентября.