ВАСИЛИЙ КОЛОТИНСКИЙ. Звон колоколов города Козлова
Пронзая время, она возвратилась к нам через несколько поколений. Она — это память о событиях, произошедших больше сотни лет назад и, казалось бы, не имеющих никакого отношения к живущим здесь и сейчас, в современном шизофреническом мире высоких технологий и всепоглощающего цифрового безумия, готового вот-вот разрушить последние остатки привычного и в какой-то мере нормального существования.
Почти невероятные сигналы из прошлого, которые время от времени получает наше сознание посредством средств телекоммуникаций, заставляют кого-то отмахнуться от ненужной информации, а кого-то задуматься над смыслом послания и постараться разобраться. Иногда эти сигналы приходят в виде старой кинопленки, на которой неожиданно промелькнет знакомое лицо из семейного альбома, иногда в виде газетной статьи или рассказа из книги, случайно купленной в подземном переходе.
История, которую я собираюсь рассказать, началась с письма, пришедшего в Россию на адрес электронной почты моего сына. Незнакомая женщина из города Бостона разыскивала потомков человека, спасшего ее семью в далеком и горестном 1919 году. А человеком этим оказался мой не такой уж дальний родственник.
Но, наверное, любую историю лучше рассказывать с самого начала. Поэтому попробую разобраться в некоторых исторических аспектах, связанных с отдельными эпизодами Гражданской войны.
В силу сложившейся военной ситуации летом 1919 года Южный фронт стал наиболее значимым для Рабоче-крестьянской Красной Армии (РККА), готовившейся перейти в решительное контрнаступление в конце августа. Штаб фронта располагался в уездном городе Козлове (ныне Мичуринске) Тамбовской губернии, что и определяло военную значимость города с точки зрения противоборствующих сил.
Естественно, что А.И. Деникину, как руководителю белого движение на Юге России, было необходимо сорвать планы РККА. С этой целью под командованием генерал-лейтенанта МамАнтова был организован рейд конного казачьего корпуса и пехотных частей по тылам Красных. Казаки Мамантова стремительно овладели Тамбовом, а затем 23 августа, практически не встречая сопротивления, заняли город Козлов. В городе уничтожалось всё, что так или иначе могло иметь стратегическое значение: взрывались мосты, системы водоснабжения, паровозы и железнодорожная инфраструктура.
Но чисто военными целями дело не ограничивалось. Три дня озверелые мамонтовцы (так прозвали казаков Мамантова) грабили город, расправлялись с евреями и коммунистами. Чуть позже к грабежам подключились крестьяне из ближайших деревень и часть городских работяг, не устоявших перед коллективной эйфорией от погромов и насилия.
Очень трудно, а может быть, невозможно с позиций сегодняшнего дня рассказать о событиях, происходивших в начале прошлого века. Что бы я ни написал – это будет лишь некое приближение к реальности, к ощущению ужаса и безнадежности, пережитого когда-то героями данного повествования. Несмотря на это, попробую изложить факты такими, какими они видятся мне, и так, как их описывали очевидцы. Да простят читатели меня за слова и диалоги, которые я приписываю людям из прошлой эпохи. Эти слова возникли только в моем воображении. В свое оправдание могу сказать, что вымысел основан на изучении исторических документов, воспоминаний и сохранившихся старых писем.
Этот очерк можно было бы назвать реконструкцией событий, но, пожалуй, будет лучше не давать определений, а просто перейти к сути.
23 августа 1919 года. В неурочное время, около четырех часов дня, уездный врач, надворный советник Владимир Диомидович Колотинский Колотинский. услышал звон колоколов и подошел к окну кабинета. Мимо дома проскакали конные казаки, размахивая оголенными шашками и стреляя в воздух из винтовок.
Служивший когда-то военврачом доктор Колотинский хорошо представлял себе, что после унизительного и стремительного бегства красноармейцев во главе со всем штабом и приходом Белых, в городе начнутся грабежи и убийства. Но масштабов происходящего он не мог себе представить ни в каком самом кошмарном сне. Впрочем, такого не видывали и другие жители города, даже те, которым ранее довелось пережить еврейские погромы.
Оконные стекла задребезжали от мощной взрывной волны, затем от последующих взрывов. Владимир Диомидович понял, что ситуация становится критической и надо срочно думать о сохранении жизни своей и своих близких. Все последние дни он провел на работе, не успел сходить в лавку и купить продукты, а из запасов в доме были только две больших буханки черного хлеба.
Доктор Колотинский еще не осознавал всего трагизма ситуации. Не знал он и о том, что на площади уже вывешен приказ военного коменданта города, из которого, хоть и не совсем прямо, но, тем не менее, следовало, что принадлежащие евреям и коммунистам дома и магазины отныне можно безнаказанно грабить, их владельцев просто убивать. А развернуться мамонтовцам было где: в городе проживало большое количество ассимилированных еврейских семей: врачей, провизоров, фармацевтов. После начала Первой мировой войны к уже жившим еврейским семьям добавились беженцы, переселенные властями из пограничных западных губерний России. Поводом для признания неблагонадежности таких переселенцев было владение ими языком идиш, который посчитали схожим с немецким.
В качестве небольшой исторической справки можно добавить, что Тамбовская губерния относилась к регионам России вне черты оседлости. Именно поэтому, а также вследствие некоторого смягчения политики государства по отношению к евреям, в начале двадцатого века большое количество еврейских семей поселилось в городе Козлове, как, прочем, и во всей губернии. Кроме того, в соответствии с законами, принятыми еще во время царствования императора Александра II, вне черты оседлости разрешалось проживать евреям с высшим образованием и купцам I-ой гильдии.
Пока Владимир Диомидович размышлял, что предпринять, в доме его коллеги — городского врача, коллежского асессора Якова Иосифовича Хейфеца царили панические настроения. В любой момент могли ворваться казаки или местные люмпены, которые точно не пощадили бы ни доктора Хейфеца, ни его жену Анну (Нехаму), ни дочь Соню (Сарру). Страшнее всего было за четырнадцатилетнюю дочку. Одна мысль о том, что пьяные погромщики могли сделать с красивой молодой девушкой, сводила с ума и мешала оперативно искать путь к спасению. Бежать к знакомым евреям нельзя, попроситься к ближайшим соседям — тоже не выход: обязательно кто-нибудь выдаст. Спрятаться можно только у русских или у татар, но у кого хватит смелости принять еврейскую семью?
Перебирая по памяти всех знакомых и малознакомых жителей Козлова, Яков Иосифович подумал, что самым правильным решением будет попросить помощи у своего коллеги доктора Колотинского. Примет или не примет? Он, вроде, человек порядочный, из старинного рода, не то польского, не то смоленского. Впрочем, какая сейчас разница, выбирать не приходится. Надо скорее бежать к нему на Выводную улицу. Правда, от нашей Московской это далековато. Но пока бандиты грабят склады и магазины, можно попробовать прорваться. Надо только поскромнее одеться, вещей никаких с собой не брать, чтобы не привлекать внимание.
Шли по опустевшим улицам родного города, превратившегося во вражеский лагерь, в котором за каждым углом могла оказаться засада казачьего патруля или добровольных помощников из числа местных жителей. По пути несколько раз натыкались на тела убитых мужчин и женщин. В одном из убитых Яков Иосифович узнал своего вчерашнего пациента, обращавшегося по поводу язвы желудка. Почему-то подумалось, что, если бы человек мог предвидеть свою судьбу, то поступки были бы совершенно иными. Не пошел бы он вчера к доктору на прием, а собрав скарб, как можно быстрее бежал куда глаза глядят, лишь бы подальше от города.
Сильный ветер поднимал пыль и частично опавшую листву, в воздухе отчетливо чувствовался запах гари, время от времени доносились звуки взрывов и беспорядочной стрельбы. При пересечении Прогонной улицы доктор, его жена и дочка едва успели спрятаться в каком-то дворике: небольшой конный отряд проскакал в сторону железной дороги.
Еще два квартала и вот дом доктора Колотинского. Надо проскочить как можно незаметнее; хорошо, что уже начало темнеть и не разобрать, кто именно пришел. Но все равно страх заставлял торопиться, а дверь, как назло, никто не открывал. Наконец, послышались шаги и мужской голос, — Кто там?
— Владимир Диомидович, откройте, пожалуйста, это я, Яков Иосифович.
Щелкнул замок, — Быстро проходите, пока вас никто не видит. Постойте здесь, в прихожей. Я сейчас погашу лампу, чтобы с улицы не было видно.
Все прошли в полутемный кабинет. Вдоль наружной стены слева и справа от окна стояли массивные книжные шкафы, за стеклами которых виднелись переплеты сотен книг. В углу белела большая печь, а посередине комнаты разместился стол, на котором стояли письменный прибор, пресс-папье, лампа со стеклянным круглым плафоном и небольшая ваза с цветами.
Последние четырнадцать лет, с тех пор как доктор Хейфец переехал в Козлов, он по делам службы достаточно часто встречался с Владимиром Колотинским, обустроившимся в городе еще в 1901 году после увольнения с военной службы. Совместная работа и университетское образование определяли круг интересов обоих врачей. Колотинский был выпускником Казанского университета, а Яков Иосифович окончил медицинские факультеты как Дерптского (Тартуского), так и Московского университетов, экзамены в которых он сдавал экстерном из-за существовавших квот для студентов-евреев.
Оба врача учились по одним и тем же учебникам и по единой программе, да и взгляды по различным проблемам у них во многом совпадали. Но то, что сближает людей в мирное время, далеко не всегда позволяет сохранить дружеские или хотя бы человеческие отношения во времена исторических катаклизмов, резко повышающих стоимость собственной жизни по отношению к жизням чужим.
В комнате стало совсем темно. На фоне оконного стекла четко был виден силуэт большого глобуса, стоявшего на подоконнике. Все молчали, прислушиваясь к каждому звуку и всматриваясь в сумрак улицы.
Наконец, Владимир Диомидович нарушил молчание,
— Нам вместе оставаться в доме никак нельзя. Если обнаружат, что здесь прячутся евреи, то убьют всех. Поэтому сделаем так. Вы поднимитесь на чердак и будете там сидеть, пока всё не успокоится. Лестницу втянете за собой наверх, чтобы ни у кого не возникло желания посмотреть, что находится под крышей. А я с семьей попробую отсидеться у моего приятеля на соседней улице. Думаю, что это будет правильно. Прежде всего, надо будет запастись водой, на кухне стоит большое желтое ведро, его надо аккуратно поднять на чердак, чтобы не расплескать. Что касается еды, то могу поделиться буханкой черного хлеба. Это немного, но позволит какое-то время продержаться, а что будет через несколько дней никто не знает.
Действительно, в тот августовский вечер никто не мог знать, что погром продлится три дня и две ночи, будет убито более ста человек, разграблено или сожжено около трехсот домов. Для относительно небольшого города это страшные потери и разрушения.
Убийства, грабежи и насилие как начались по приказу военного коменданта города Козлова есаула Кутырина, так и были прекращены по его же приказу 27 августа 1919 года.
Трудно сказать, что явилось причиной такого непоследовательного поведения есаула. По одной из версий, к коменданту с просьбой о принятии мер по прекращению насилия и убийств обратились представители городского самоуправления города. По другой версии, депутация священников упросила генерала Мамантова навести порядок. Сейчас уже не представляется возможным сказать, какая из версий является более точной, но так или иначе, погром прекратился, хотя некоторое время казачьи патрули все еще ловили евреев и отправляли под арест.
Вероятнее всего, дело было вовсе не в гуманизме Мамантова и тем более не в просьбах представителей самоуправления и духовенства, а том, что, с военной точки зрения, рейд достиг своих целей: части РККА частично бежали, частично перешли на сторону Белых, а для спокойствия в собственном тылу надо было налаживать хотя бы подобие системы земского и городского самоуправления. Кроме того, грабить в городе было уже нечего. Через несколько дней обозы с трофеями, захваченными мамонтовцами были успешно переправлены через реку Дон в расположение частей генерала Шкуро. Ради справедливости можно отметить, что увлеченность казаков Мамантова насилием и их разбойничьи повадки вызывали определенное раздражение у высшего командования Белого движения. Чуть позже генерал Деникин отметит, что во время рейда казаки Мамантова вместо того, чтобы уничтожать тыловую инфраструктуру Красных, занялись системными грабежами. Но внутренние разборки и недовольство Деникина ни в малейшей степени не повлияли на жестокость, проявленную Белыми по отношению к жителям Тамбовской губернии и, в частности, к жителям города Козлова.
После погрома город представлял собой жалкое зрелище, необходимо было хоронить убитых, пытаться отыскать и сохранить то немногое, что еще могло пригодиться в жизни.
Три кошмарных дня августа девятнадцатого года Соня Хейфец будет помнить всю свою последующую долгую жизнь. Пыльный чердак, запах свежевыкрашенного желтого ведра с водой и кусочки черного хлеба, отломленные от буханки. При этом она будет с искренней благодарностью помнить русского врача, который не побоялся спрятать у себя еврейскую семью. Что бы ни происходило в последующие годы, Соня бережно сохраняла фотографию, на обратной стороне которой можно прочесть карандашную надпись: «Семья д-ра Колотинского, спасшего нас во время погрома в августе 1919 г».
Именно эта фотография, точнее, ее электронная копия, сейчас находится передо мной. Старая, местами выцветшая, местами надорванная фотобумага сохранила изображение семьи моего двоюродного деда, о котором я знал не слишком много, несмотря на многочисленные попытки найти документы, рассказывающие о жизни доктора Владимира Диомидовича Колотинского. И вдруг такая удача – нашлось его фотографическое изображение.
Прислала мне фотографию та самая женщина из Бостона, с письма которой и началась данная история. Женщину зовут Анна Краско (Ася Беркович), и она приходится внучкой Соне Хейфец. Как говорит Анна, ее бабушка любила повторять фразу «Все уже записано в Книге».
Наверное, это действительно так. А как иначе можно объяснить тот факт, что события прошлого навсегда связали судьбы двух врачей из города Козлова. Связали не в вульгарном бытовом понимании, а в смысле тонких материй духовного существования. Где-то там в высшем мире, лишенном социальных и национальных различий, запустился процесс, приведший к тому, что никогда даже не подозревавшие о существовании друг друга Анна и я, услышав лихорадочные отзвуки колокольного звона, начали изучать документы, относящиеся к, казалось бы, давно забытым событиям. Прав был Михаил Булгаков, сказавший словами небезызвестного персонажа: «Как причудливо тасуется колода!».
Часто в нашей жизни трагическое переплетается, если не с комическими ситуациями, то, как минимум, со случаями, заставляющими улыбнуться. Вот как раз о таком случае спустя много лет после козловских событий Соня рассказала своей внучке Анне. Я, в свою очередь, попробую пересказать эту историю здесь.
Когда после погрома доктор Хейфец, его жена и дочка смогли вернуться в свой дом, то выяснилось, что, собственно говоря, возвращаться уже некуда. Абсолютно всё, что представляло хоть какую-то ценность, было украдено, а то, что, по мнению грабителей, ценности не представляло, было уничтожено, включая книги, от которых оставались одни обрывки, разбросанные по всему полу.
Бабушка рассказывала Анне, что после погрома Яков Иосифович пошел в органы местного самоуправления, чтобы получить справку о грабеже. Когда он вместе с дочкой вошел в помещение, то, как говорят в таких случаях, имела место быть немая сцена, почти как в известной комедии Гоголя. Все сидевшие в комнате были уверены, что доктор и вся его семья убиты. При этом на столе стоял сервиз доктора Хейфеца, из которого присутствующие неспешно попивали чай, а на окнах красовались габардиновые шторы, висевшие ранее в доме врача. Немного придя в себя, служители закона в свое оправдание пробормотали что-то вроде того, что «вот, доктор, мы думали, что вас нет в живых, но на всякий случай ваши вещи сохранили».
После погрома семья доктора Хейфеца навсегда покинула Козлов, перебравшись в Смоленск к родственникам. Оставаться в городе было негде, дом полностью разграблен, близилась зима, да и после пережитого хотелось как можно быстрее уехать подальше от страшных воспоминаний. Дополнительным потрясением для Якова Иосифовича стало то обстоятельство, что люди из городской управы, с которыми он был хорошо знаком, занимая государственную должность городского врача, не постеснялись участвовать в присвоении чужого имущества.
В Смоленске Соня окончила школу, затем поступила на медицинский факультет университета, вышла замуж. Далее была длинная жизнь, насыщенная множеством событий, переезд в Москву, рождение в 1932 дочери Элеоноры (Э.А.Венедиктова /Беркович/), эмиграция. Но всего этого могло не быть, если бы тогда в городе Козлове семья доктора Хейфеца была бы уничтожена. Никогда бы не родилась дочь Сарры Рабинович (Сони Хейфец). Никогда бы не было Анны Краско, никогда бы не было брата Анны, ставшего очень известным человеком в современной России. Не было бы многого другого, того, что не вписывается в рамки данного очерка, но о чем, наверное, необходимо будет написать в дальнейшем.
Прошло более века, нет уже свидетелей тех событий, слышавших набатный звон Козловских колоколов в августе девятнадцатого года. Все документы излагают только фактическую сторону дела, да и то не всегда объективно. Значительно интереснее другое – понять или угадать мысли и чувства людей, переживших катастрофические события времен Гражданской войны, мотивацию их поступков. Отголоски тех событий, разрушивших привычное мироустройство, так или иначе повлияли на жизнь последующих поколений, на нашу с вами жизнь.
Конечно, сегодня, сидя за чашкой кофе или с бокалом вина, можно с легкостью порассуждать на тему: подумаешь, некто отдал кому-то на время свой чердак, а сам перекантовался у приятеля. Ничего героического. Наверное, действительно, ничего героического. Вот только мысленно поместив себя, любимого, в тот день и то место, невольно задумываешься: а у меня хватило бы даже не какого-то там особого героизма, а просто мужества поставить на карту из той самой булгаковской колоды не только свою, но и жизни своих родных, чтобы спасти жизни чужие. Ответ, ох, какой непростой. Расположившись в уютном кресле перед экраном монитора, вряд ли можно честно ответить на этот вопрос, а уездный врач Владимир Колотинский тогда свой выбор сделал. Остается только поблагодарить Соню Хейфец, которая всю жизнь помнила о человеке, поступившим просто-напросто по-человечески.
Москва, 2021
