ВЛАДИМИР ЛУКИН. Рассказы
Отчего тошнит в самолете.
Моему другу АМБ посвящается.
Дело было в конце благословенных пятидесятых. Великий Вождь И Учитель Всех Народов уже присоединися к большинству других великих вождей , но дело его жило и процветало. Мой папа, успешный советский кинорежисёр, решил переехать из Москвы в столицу одной из южных советских республик. Много позже он так объяснил мне причину:
— Видишь ли сынок, здесь еврей это враг номер шестнадцать…
Поехали они с мамой. Меня оставили в Москве на попечение бабушки.
В южной красавице-столице папу с мамой встретили как родных, дали квартиру в центре, и папа тут же принялся снимать музыкальную комедию о счастливой жизни трудящихся востока при советской власти. Тогда решили забрать меня.
Папа позвонил фронтовому другу, с которым вместе летали. Михаил Иванович после войны пересел командиром корабля на трудягу ИЛ-14 и развозил пассажиров в дальние концы нашей необъятной родины. Он по-простому посадил меня в свой самолёт и повёз.
Путь был по тем временам не близкий, с многими посадками на заправку. Укачивало меня страшно. На очередной посадке Михаил Иванович направился обедать в аэровокзальный ресторан и захватил меня с собой. Взял в руки меню и с сомненеием посмотрел на меня:
— А чего это ты какой-то зеленый?
— Укачивает меня.
— А ел-то ты давно?
— Бабушка меня сутки не кормила, чтобы не укачивало.
— Понятно…
— Значит так (это официанту). Мне принеси как обычно,VV а пацану борщ, бефстроганов с макаронами, компот и пирожное.
Я попытался было возражать, но Михаил Иванович, не особенно стесняясь в выражениях, объяснил мне что он командир корабля и не потерпит чтобы кто-то не выполнял его приказы. B военное время за это к стенке ставили… К стенке не хотелось. Я съел все и к своему удивлению почувствовал себя лучше.
Поели, заправили ИЛ, взлетели. На правах старого знакомого я зашел к экипажу. Второй пилот держал штурвал, Михаил Иванович шуршал какими-то бумагами.
— А можно мне порулить? — спросил я.
— Ну, если потихоньку — ответил Михаил Иванович и взялся за штурвал.
— Садись ко мне на колени и держи.
— Ну ка давай, повернем чуть-чуть направо.
— Нет-нет, не так резко, видишь как нас тряхнуло…
Вернувшись на свое место я увидел что у некоторых пассажиров началась морская болезнь, пригодились лежавшие в карманах кресел гигиенические пакеты.
А меня с тех пор эта болезнь не разу не посещала, а ведь довелось и полетать и поплавать.
Один раз,правда, сильно тошно было, когда в 1968 летел в Прагу сержантом ВДВ. Летели мы оказывать помощь братскому чехословатскому народу в составе ограниченного контингента советских войск. Солдат, как известно, войну не выбирает. Но это уже совсем другая история.
Неожиданное путешествие.
Неожиданное путешествие
есть урок танцев, преподанный Господом Богом.
Курт Вонегут
Второй день ждали.
Неделю назад Главный Бос собрал всех на интернет-собрание. Сказал что дела у банка ведут великолепно и опроверг слухи о возможных увольнениях. Вчера приехала тетка из главного оффиса, из отдела кадров, персональный департамент по-новому. Hеопределенного возраста, квадратная фигура, бордовый брючный костюм, кудряшки, массивные очки. Заперлись с Шефом в кабинете и весь день шептались. Короче все приметы на лицо.
Сегодня стали по-одному приглашать в кабинет. Ежу ясно, не для награждения. Из кабинета молча шли на выход в сопровождении секюрити — амбала Валеры.
Дошла очередь и до Макеева. В кабинете персональная тетка шуршала бумагами, поджав губы. Валера стоял без выражения на лице. Шеф, лысеющий блондин около сорока лет, в недорогом костюме и строгом галстуке, пожал руку и имитировал улыбку.
— Вы знаете, Юрий Михайлович, как мы вас ценим. Сколько вы у нас работаете? Лет пятнадцать?
— Двенадцать.
— Вы внесли неоценимый вклад…
— Нельзя ли покороче?- нервно пербил Макеев.
— Вот вы какой невыдержанный,- обиделся Шеф.
— И сотрудики на вас жалются. Если короче, у нас у нас большое сокащение и мы больше не нуждаемся в ваших услугах.
— Но за что? — невольно спросил Макеев — Разве я плохо работал?
— Ну что вы. Вы были прекрасный работник. Но мы перепрофилируемся, наш департамент делает ставку на молодежь. Вам будет трудно за ней угнаться. И болеть вы стали часто. Отдохнуть вам
надо.
— А вас-то оставили?
— Пока да.
— Ошибочка вышла. Вас бы в первую очередь надо.
— У руководства другое мнение. Дo свидания,- посуровел Шеф
Валера едва заметно ухмыльнулся и тихонько подтолкнул к двери.
Во дворе Макеев сгорбился у ограды и задумался.
Школа — Секция самбо — Не прошел по конкурсу — ВДВ — учебка — прыжки — марш броски — стрельбы — самбо.
Афган — душманы — анаша — водка — дизентерия — госпиталь — душманы — анаша — водка -осколок в ноге — Ташкент — госпиталь — дембель.
Поступил — окончил — почовый ящик — жена — жалкая зарплата — отпуск — шабашка – радикулит.
Перестройка — безработица – банк — стабильная работа.
Однокомнатный кооператив — мебель ДСП — подержанная хундайка — долги банку — развод.
Xромой безработный псих. Что дальше?
Во двор вышли с сигаретами Шеф и амбал Валера. Стояли рядом, но не разговаривали.
Подошел к амбалу.
— Валера, дай закурить.
— Ты же не куришь?
— Врачи велели бросить, язва… А тут нервы, сам понимаешь.
— Hу да, конечно, — нехотя полез в карман. Классичесская поза.
Как учили: тыльной стороной в нос, костяшками в solar plexus, ребром ладони по шее.
Упавшего добивать как учили, не стал: не война же.
Шефу хватило двойки: печень-челюсть.
Затащил обоих в чулан в коридоре.
Связал руки поясами за спиной, двойной петлей, штаны спустил до колен, в рот запихал галстуки. Хочешь мычи, зови на помощь, хочешь прыгай пингвином.
Оба уже стали приходить в себя, выбрали мычание, вращали глазами и пытались выплюнуть галстук.
Вынул у Шефa из карманов зажигалку Зипо и пачку салфеток.
Вернулся во двор. Стояло несколько человек, мрачно курили. То ли уволенные, то ли ждущие. Увидев его, почему-то шарахнулись.
Открыл дверь своего драндулета, достал канистру с бензином, обильно смочил салфетки, остальное вылил под Лексус Шефа.
Поднял с земли поломанную проволочную вешалку, открыл Валeрину Камару, не новую, но ухоженную. Соединил как учили проводки, завел, отъехал немного.
Вышел, зажег салфетку и бросил под Лексус.
Почти сразу как отъехал полыхнуло, а потом пошло рваться.
На первой загородной заправке снял все деньги в банкомате. Сорок три тысячи с мелочью. Совсем не плохо. Там же продал таджикам за пятьдесят тысяч Валерину Камару.
Быстро похромал на юг, сопровождаемый взгладами с бензоколонки. Сразу же за поворотом сошел с дороги и пошел на север, как учили. Таджики скажут ментам что торопился на юг, в Город.
Уехать бы куда-нибудь. В Сибирь. Найти простую честную работу, жить среди простых честных людей. На своих двоих, однако, далеко не уедешь. На вокзал, в аэропорт нельзя, менты уже ждут.
Вышел на дорогу, стал голосовать.
Дорогих тачек избегал, да и они не рвались. Вообще желающих не было.
Когда уже начал обдумывать другой вариант, остановилась потрепанная иномарка непонятной породы. Открыл дверь щеголеватый майор-связист. Не сильно молодой, но и не старый. Статная фигура, открытое красивое лицо. Аккуратная, волосок к волоску, прическа. Как с плаката. Было что-то неясно неправильное в несоответсвии красавца-майора c замызганной машиной, с каким-то барахлом на заднем сиденье: пленки, грабли, лопаты, старые куртки.
— Куда едем, воин-интернационалист?
— Откуда вы знаете…?
— Да что я, слепой что ли? Видно тебя…
— В Сибирь…
— До Сибири не довезу, а до Поселка подброшу. Садись.
Сел.
— Чего натворил?
— Да ничего…
— Что-то не похож ты , солдат, на дачника, корорый погулять вышел
— Да и вы товарищ майор на связиста не похожи.
Он помнил по службе в армии эту породу людей. Приветливая улыбка одними губами и тяжелый взгляд в переносицу. Учат их так смотреть, что ли? Они любят ходить с петлицами связистов. Связист везде на месте, что у танкистов, что в ВДВ, вопросов не вызывает. Словом — Особый отдел.
— Да я из военной прокуратуры.
— Это уже ближе,- подyмал Макеев.
— Арестовывать меня будете?
— Из военной, говорю… Ты что, военный преступник?
— Да нет. Я служил честно. Да и работал честно.
— Никого не убил?
— Да нет. Меня на работе сократили, а я пожар на паркинге устроил и начальника с охранником побил. Сильно.
— Не покалечил?
— Да нет. Побил.
— Ну и ладно. Не наши проблемы.
— Награды какие?
Макеев вспомнил как их награждали на аэродроме после госпиталя.
Установили стол, покрыли красным сукном. Приветливый белолицый генерал из политуправления произнес небольшую речь и поблагодарил за исполнение интернационального долга. Не дожидаясь уставного ответа голос из задних рядов выкрикнул замысловатое матерное оскорбление. Искать было глупо и бесполезно. Генерал повернулся и ушел. Награды так и не нашли героев.
— Награда у меня одна. Осколок в ноге остался. Маленький совсем. Сказали лучше не вытаскивать.
— Ну ладно, поехали.
— Долгов у меня много. Банку. И менты наверное уже ищут. Уехать бы отсюда, да не знаю как.
Рассказал всю свою нескладную жизнь. Уложился в пять минут. Школа — Секция самбо — Не прошел по конкурсу — ВДВ…
— Да, хреново.
— Документы бы липовые надо, да не знаю я где их купить и как.
— Не тот ты человек, чтобы с липой бегать. В момент накроют.
Долго ехали молча. Наконец майор заговорил.
— Ладно, придется нарушить инструкцию. Помогу тебе как солдат солдату. Сейчас остановлюсь на обочине, иди возьми в багажнике в кармане пиджака паспорт.
Паспорт этот настоящий. Человек этот был Афанасьев Виталий Петрович — предатель. Служил в одном серьезном учреждении, стал государственными тайнами торговать.
В бегах он. Найдем — тоже уволим. По статье. Бегает он по чужим докyментам, по этим его искать не будут.
Возраст твой, лица у вас похожие, волосы покрасишь. Теперь ты будешь Афанасьев .
Остановились.
Макеев взял в багажнике паспорт, сел в машину, внезапно побледнев.
Судорожно открыл дверцу и его вырвало.
— Что с тобой, Виталий Петрович? Съел что нибудь не то? Ладно, пройдет. Поехали…
У Поселка майор остановился.
— Вот здесь по тропинке до элекрички дойдешь. Будь здоров, Афанасьев. Живи счастливо. Что было забудь и не вспоминай.
Афанасьев вышел из машины и пошел к электричке, не горбясь и почти не хромая.
Вскоре майор свернул на проселочную дорогу, проехал заброшенные склады, поехал медленно, сверяясь с заметками.
Заехал в лесок, остановился, вышел из машины. Стояло теплое сухое бабье лето, пахло хвоей и грибами. В воздухе летали паутинки. Рядом со свеже выкопанной ямой лежал аккуратно снятый слой дерна.
Одел взятый с заднего сидения полиэтиленовый плащ и такие же перчатки. Взял лопату и грабли. Открыл багажник.
Дорогой кашемировый пиджак был немного запачкан кровью вокруг аккуратной дырочки на левой стороне груди. Такая же дырочка была во лбу. Совсем небольшая. Пять целых шесть десятых милиметра.
Взялся за лацканы пиджака и с трудом вытащил тяжелый труп. Подтащил к яме, бросил. Туда же полетели плащ, перчатки и полиэтиленовая пленка из багажника.
Закопал яму, утрамбовал, разровнял, закрыл дерном. Оставшуюся землю разбросал по кустам. Лопату вытер о мох и положил в багажник. Достал с заднего сиденья сапожную щетку и бархотку, привел в порядок ботинки.
Посмотрел на часы.
Надо было спешить успеть в Город до часа пик, а то в трафике настоишься.
Про Ивана Наркомана и Змея Героиныча.
Народная сказка с назидательным концом
Записал Владимир Лукин
В тридевятом царстве в тридесятом государстве жил да был добрый молодец по имени Иван. Умел он лoвить кайф и торчать где угодно и от чего угодно. И уважал его народ за это и прозвал его Иван Наркоман. И прослышал про это заморский злой пиндос Змей Героиныч и вызвал Ивана Наркомана на компетишин.
Предложил Змей Героиныч сначала Ивану биться на косяках. Пыхали они пыхали, и перепыхал Иван Наркоман Змея Героиныча.
Стали они тогда биться на колёсах. Глотали они глотали, и переглотал Иван Наркоман Змея Героиныча.
И стали они биться на баянах. Ширялись они ширялись и переширял Иван Наркоман Змея Героиныча.
И сказал Змей Героиныч
— Ты, Ваня, есть винер нашего компетишин. Я буду шерать с тобой свои сокровища. Вот тебе четыре ключа от четырех моих кладовых, три можешь открывать а четвертую никогда не открывай.
Открыл Иван Наркоман первую комнату, а там косяков видимо- невидимо. Пыхал он пыхал и поймал кайф.
Открыл Иван Наркоман вторую комнату, а там колёс видимо- невидимо. Глотал он глотал и поймал большой кайф.
Открыл Иван Наркоман третью комнату, а там баянов видимо- невидимо. Ширялся он ширялся и поймал великий кайф.
И не послушал тогда Иван Наркоман инструкций Змея Героиныча и открыл дверь в четвертую комнату. Выскочили из неё менты и всех повязали.
О выборе профессии и хобби, а также о созвездии Ориона
Как и большинство из нас, имею несколько профессий и несколько хобби. Хоби номер один — пожалуй фотография. Фотографирую с далекого детства и говорят неплохо получается Как-то был профессионалом, после этого лет пять не брал камеру в руки, потом неприязнь прошла, и снова начал. Была у меня среди прочих камера, очень удобная в силу редких конструктивных особенностей для астрономических съёмок. Лежала без дела, я решил продать её на Е-Bay. Купил интересный мужик. Написал благодарственное письмо, мол хорошая кондиция и не дорого. Потом пообщались, рассказал много интересного. Занимается астрономией, больше для души, но иногда продаёт фото в журналы. Оказывается все звезды на небе разноцветные, но наш глаз этого не ловит. Прислал мне в подарок великолепное фото созвездия Орион, красные и синие цвета.
А теперь самое интересное. Я спросил чем был вызван выбор хобби. Мужик был начальником охраны борта номер один (самолёта главы государства) большой и сильной страны. Работу свою мало-помалу возненавидел и когда ушел в отставку решил заняться чем-нибудь максимально далёким. Ничего дальше астрономии не придумал.
История абсолютно реальная. Ненужные детали опущены, потому что не нужны :-).
Удивительное на войне. ЁЖ
Горацио, не все, что есть в природе,
Наука в состоянье объяснить.
Уильям Шекспир
Стояло бархатное лето 198* года. Пару дней назад была получка. Деньги еще были, срочных дел не было. Бригада слесарей-ремонтников решила немного расслабиться. Послали ученика за портвейном. Сели в каморке дежурного слесаря, разложили на газетке домашние харчи, разлили по первой.
Выпили, закусили, закурили. Разговор пошел по привычному руслу — ругали директора, главного инженера, партию, правительство, и лично товарища Брежнева.
Разлили по второй. Лёха, недавно приехавший из Крыма, где гостил у замужней сестры, рассказал о пользе сухих вин. Решили послать ученика за сухим. Принес две бутылки водки. Продавщица сказала что суше водки ничего не бывает.
Выпили водки. Закусили, закурили. Разговор оживился. Поступил вопрос.
— Михалыч, а на войне очень страшно было?
Михалыч, крепкий седой мужик, под шестьдесят, бережно вынул громадными лапами новую беломорину, прикурил от старой и ответил.
— Да как вам сказать, мужики. Как началось, я как раз срочую служил. Танкистом, механиком-водителем.По началу я, деревенский дурак, даже обрадовался. Очень уж хотелось мне костюм иметь. Думал, ну сколько надо Красной Армии до Берлина дойти? Ну неделя, ну две, ну пускай месяц. Кончится война, дембельнусь и домой в немецком костюме. Вся деревня обзавидуется.
— А через месяц в акурат вырывались из котла немецкого. Как вырвались сам не знаю. Танки наши в начале совсем хреновые были, немцы жгли их как солому.
— Лейтенант наш был толковый мужик, хотя и строгий очень, царство ему небесное. В самом конце в сорок пятом, шальным осколком достало. Он и вывел. Ну а там особисты, помурыжили, но не сильно. Мы ведь вышли на танке и при оружие. И снова на фронт. А наших много там осталось.
— Ну а на счет страха, сильно страшно-то не было. Когда смерть все время рядом ходит, к ней привыкаешь. Не сегодня так завтра , все равно убьют. Поищите, много ли ребят моего двадцать третьего года осталось. Или, скажем, двадцать четвертого, двадцать пятого.. Нету их, все там. Страшно без рук, без ног, без глаз остаться. Да и в плен не охота.
— А вот к чему не привыкнуть — спать все время хочется. Никогда толком не поспишь, то негде, то некогда. Ну и гарь, грязь.
— Михалыч, ну что ты про грязь? Ты чего нибудь удивительное расскажи.
— Было и удивительное.
— Как-то, в сорок четвертом уже, чищу я танк после боя. Танки тогда уже хорошие были, тридцать четверки, давили гадов только так. Да и мы кой-чему научились. А лейтенант требовал чтобы танк чистый был. Так вот чищу я его, значит. Взял рожковый ключ двадцать семь на тридцать два и между траками ковыряю. Там после боя всегда много дряни всякой. Тряпки, кишки, пальцы. Фрицы когда мы их давили, руками закрывались. Вот пальцы и застревали.
— И вдруг… Ёж!
Михалыч с сожалением взглянул на опустевшую бутылку и закончил:
— Ну как его, бедолагу, под танк занесло? До сих пор удивляюсь!
Примечание.
Язык главного героя отредактирован. При всем к нему уважении, автор не считает возможным приводить некоторые выражения, им использованные, в литературном произведении.
Конфликт.
Другу Мише Ш., слишком рано присоединившемуся к Большинству.
Было такое популярное понятие — перестройка. Многие, наверное, ещё помнят. Довелось и мне поучаствовать в перестройке.
Перестроился я полностью. По причинам, не имеющим отношения к сюжету, перестал быть новым русским и переехал с Бульварного кольца Москвы в деревню Глухари Абаканской области. Поменял фамилию-имя-отчество, все анкетные данные, форму носа и разрез глаз. Как сказал неизвестный философ: «Невозможное становится возможным когда есть чем заплатить». Стал я серым русским мужичком неопределенного возраста, без определенных занятий, каких на Руси легион и до которых никому нет дела.
Кроме меня в Глухарях жили два егеря, сильно пьющие военные пенсионеры, Гена и Коля. Они в свое время долго и трудно отдавали долг, который не брали. Интернациональный долг. В какой-то грязной дыре, то ли в Алжире, то ли в Анголе, то ли еще где, были снайперами. Тема эта была табу и во время ежевечерних дискуссий за самогоном не обсуждалась, также как и подробности моей биографии. Что характрено, скудная военная пенсия доставлялась им всегда регулярно, независимо от сезона, хоть по глубокому снегу, хоть по весеннему распутью. По моим прикидкам доставка стоила в три-четыре раза больше самой пенсии. Страна помнила своих героев.
Ещё в дeревне проживала баба Шура, Колина мать, крепкая злая старуха, кошки и собаки. Были у нас куры, пяток овец, корова и лошадь. Ну и конечно миллионы комаров, мошек, слепней и прочей кровососущей сволочи, неприменные спутники всех теплокровных в Сибири. Жены Гены и Коли давно уехали вместе с детьми в неизвестном направлении. Моя осталась в предыдущей жизни.
Население деревни и её окрестносей находилось до поры до времени в состоянии экологического равновесия. Мы с Геной и Колей постреливали дичь и пушных зверюшек, иногда валили лося. Ловили рыбу в реке неподалеку. Oрганизовывали мелкую охоту для приежих горожан. Баба Шура занималась домашним хозяйством, собирала грибы-ягоды, растила рaзные овощи. Лето было жаркое но короткое. Арбузы вызревали а вот картошка — нет. Посаженная Колей афганская конопля, любимая культура воинов-интернационалистов, росла прекрасно. Собаки держали с кошками неприязненный нейтралитет после того как кот Тима вырвал в драке глаз кобелю Лёне. Шипели и рычали друг на друга при встрече, но в схватки не вступали. Медведи и волки с нами не связывались, обходили стороной, благо в тайге корму и так хватало. Комаров и мошек все терпели как неизбежное зло. Глухарей в окрестностях отродясь никто не видел.
В один не прекрасный день равновесие рухнуло. Волки утащили у нас овцу. Ну на кой черт она им сдалась? Это летом-то когда полно пищи? Да и зимой они нас избегали. А тут… Му решили разобраться с беспредельщиками. Места их обитания были известны. Взяли карабины, кликнули собак и пошли. Серые бандиты, однако, разбежались и попрятались, собаки след не взяли . Нашли только логово с волчицей и щенками. Волчица не делала попыток убежать, закрывала собой детенышей, и скалила на нас клыки. А в глазах у неё были слёзы. Мы не стали с них шкур снимать, просто закопали в лесу и молча пошли домой.
Настроение почему-то было препоганое. Баба Шура собрала на стол. Есть никто не стал. Стали пить самогон, тоже молча. Перед тем как повалиться на стол и заснуть, Гена пробурчал:
-Ведь как оно получается… Волчара, зверюга, а тоже мать. Детей своих любит.
Никто ему не ответил.
Волки навестили нас через несколько дней. Ночью сделали подкоп под забор, передушили собак, зарезали всех овец и корову. Лошадь зарезать не успели. Одноглазый Леня, непонятно как уцелевший, поднял тревогу. После этого вся стая ушла, мы их больше не видели и не слышали.
А я через пару лет опять перестроился, стал финансовым аналитиком в Нью-Йорке. Ружья больше в руки не брал. Да и рыбу ловить не тянет.
Гену с Колей и бабой Шурой с тех пор не видел. Телефонов- интернетов у них нет а почта не дойдет. Да и не принято это как-то у нас было. Надеюсь что они живы и здоровы.
Такие вот дела.
