ВЛАДИМИР ХАНАН. Двое в камере
Отмечалось шестидесятилетие директора завода Николая Дмитриевича К. Праздновали дома, рестораны для этой цели – середина 70-х — ещё не вошли в моду, да и квартира была большая: вместительная столовая, дверь в кухню – широкую, двухстворчатую раскрыли и один стол поставили там. Гостей собралось человек сорок, так что, хотя и с трудом, но разместились. Тут надобно сказать, что из гостей добрая половина была соседями юбиляра: дом принадлежал заводу, к слову сказать, большому, знаменитому, продукция которого ценилась даже за рубежом, что в те времена было явлением не частым.
Итак, с шумом, гамом, шутками расселись и началась главная часть. Сначала самый старший из гостей произнёс торжественную поздравительную речь, отметив многолетние и многочисленные заслуги юбиляра на трудовом поприще, не забыв упомянуть и его замечательные личные качества. Речь сопровождалась одобрительными возгласами с мест, после чего все дружно выпили, и юбилей покатился по привычным для подобных мероприятий рельсам. Тосты, здравицы, смех, шутки – всё, как положено.
Наконец, в один прекрасный момент встал гость из молодых, то есть не из соседей и, попросив тишины, обратился к юбиляру: Дорогой Николай Дмитриевич! Как я вижу, здесь добрая половина гостей ваши соседи, знающие вас долгие годы (20 лет, 25, 30 –послышалось с разных концов стола). Но мы, сравнительно молодые работники завода, знаем вас куда меньше, а хотелось бы знать больше. Поэтому я предлагаю всем присутствующим выпить за ваше здоровье, а потом у меня к вам персональная просьба. Известно, что о человеке можно с уверенностью судить по тому, что для него является главным. И поэтому у меня к вам такой вопрос: что для вас в вашей жизни явилось самым ярким, самым запомнившимся событием? И, осушив стопку, сел.
Самым ярким? Хм, самым запомнившимся – проговорил Николай Дмитриевич. Ну, что ж, вопрос прямой и ответ будет прямой. Самым ярким, что несколько относительно, но уж точно самым запомнившимся событием в моей жизни была… тюрьма. Соседи понимающе переглянулись, молодые гости распахнули глаза, некоторые — рты. Николай Дмитриевич продолжил. Дело было во время войны. Немцы до городка, где находился наш новый, недавно построенный завод, как известно, не дошли, хотя оказались довольно близко. Как бы там ни было, большим московским начальством было принято решение перебазировать завод за Урал. Несколько человек отправили самолётами на место – подготовить площадку и всё, что нужно для завода. Самое ценное оборудование отправили баржой по матушке Волге. Немецкие войска, как я уже говорил, до нас не дошли, а вот их самолёты – война началась недавно – летали в нашем небе свободно, как у себя дома на учениях. Короче, нашу баржу разбомбили и она со своим ценным оборудованием ушла на волжское дно. Единственное, что удалось спасти – это людей и то слава богу. Но как вы все знаете, у нас, что бы ни случилось: наводнение, горный обвал или землетрясение – всегда ищут виноватого, на которого можно всё списать, каковым я и стал, лучше кандидатуры не нашлось. Вот так я и угодил в тюрьму, даже без суда, не до того, видать, было, как несомненный, надо думать, вредитель. В камеру, замечу ещё, одиночку. В которой я просидел семь месяцев, не имея возможности перекинуться за сутки ни одним словом (не считая бесед со следователем, весьма, надо сказать, редких). Кроме того, в нашей тюрьме не было даже библиотеки, как в теперешних – я там до того дошёл, что даже Маркса почитал бы с восторгом. Но, увы… Вот тогда я и начал бомбардировать начальство тюрьмы просьбами или перевести меня в общую камеру или подселить ко мне какого-нибудь человека, хоть самого опасного уголовника. И, что удивительно, начальство пошло мне навстречу. Так в один прекрасный день на моём пороге появился, естественно, в сопровождении вертухая, человек интеллигентного вида – мой, как оказалось, новый сосед. Среднего роста брюнет с небольшими залысинами, типично еврейской внешности. Самуил Маркович, через десять минут Семён, а ещё через двадцать Сеня. Сказать, что мы друг другу обрадовались, значит не сказать ничего. Мы встретились, как встречаются два родных брата после двадцатилетней разлуки. А дальше пошли разговоры с краткими перерывами на сон. Сеня был до посадки главным технологом какого-то уральского завода, севший, как и я – козлом отпущения, то есть не за что. Короче, общих тем у нас была масса. Разговаривали мы без передышки месяцев шесть, пока я не почувствовал что-то вроде неясного пока ещё раздражения. А через некоторое время понял и его причину: Сеня. Нет, ничего плохого я сказать о нём не мог – вёл он себя безукоризненно. Причина раздражения была в другом: за прошедшие полгода мы рассказали друг другу о себе всё – от рождения и до тюрьмы. Беда была в том, что когда он открывал рот (а он его практически не закрывал), я уже знал, что он скажет. Особенно он донимал меня рассказами о своей любовнице Наде, в которую был без памяти влюблён. В результате я знал о Наде больше, чем о своей жене, так что при одном упоминании её имени у меня поднималось давление. Короче, я начал бомбардировать начальство просьбами перевести меня в одиночку, мотивируя это состоянием здоровья, требующим покоя. Как это ни странно, и эта моя просьба была удовлетворена. Боже, как я был счастлив, попав в одиночку!
Однако, эйфория скоро прошла. Всё же человеку нужно не только есть и спать, но и общение с себе подобными. Через пару месяцев мне уже начинало казаться, что я стал забывать родной язык. Бывало, сутками не мог вспомнить какое-нибудь простое слово, которое знал как свою фамилию. И всё чаще стал вспоминать Сеню – не с раздражением, а прямо-таки с нежностью. Не знаю, чем бы это кончилось, может быть психбольницей, но тут меня выпустили и ещё через некоторое время я оказался в своём директорском кабинете. Разумеется, в новом и в новом месте, но это уже не имело значения. Вот такой конец моего самого яркого и запоминающегося события… А теперь я хочу сделать небольшой перерыв и послушать кого-нибудь из вас. Господи, чуть не забыл главное. Я приготовил для вас сюрприз. При этом сюрприз приятный. С большим удовольствием объявляю вам, что в самое ближайшее время наш главный бухгалтер, наша очаровательная Надежда Павловна, которая всегда и, разумеется, сегодня украшает наше общество, выходит замуж. (Переждав аплодисменты) выходит за человека, который сидит рядом с ней и,надеюсь сейчас нам представится.
После этих слов со своего места поднялся человек среднего роста с седыми висками, очках с толстыми стёклами и, дождавшись тишины, начал. – Товарищи! Позвольте мне выразить надежду, что через некоторое время я заслужу право на другое обращение к вам – «Друзья» Судя по всему, я здесь единственный человек, попавший в ваше общество впервые, поэтому считаю своим долгом представиться. О своём возрасте я не буду распространяться, он виден невооружённым глазом. Начну с главного: по образованию я инженер – технолог, в каковом качестве работаю уже много лет на заводе, о продукции которого не принято распространяться. В моей жизни, как в жизни всех людей моего поколения, было много хорошего и немало плохого, которого я не считаю нужным скрывать. Как и нашему юбиляру мне тоже довелось посидеть в тюрьме и, для довершения сходства, также в одиночной камере. Поскольку через несколько лет меня реабилитировали, о причине посадки рассказывать нет смысла. Кто сидел в одиночке, тот поймёт, что это за – без преувеличения скажу – мука. По счастью приблизительно через полгода меня перевели в двухместную камеру, где уже находился человек, очень многим на меня похожий, так что мы быстро нашли общий язык и несколько первых месяцев не давали этому языку отдохнуть. Но. Как известно, у медали есть две стороны. Я всегда был человеком общительным, но имел один крупный недостаток. Возможно, бог при моём рождении пожалел для меня чувства юмора, но, как бы там ни было, я всю жизнь не любил анекдоты, что часто мешало мне в общении с коллегами. Согласитесь, мало приятного, когда в компании рассказывают анекдоты, все смеются, а ты, как дурак, сидишь с каменным лицом. К несчастью, мой замечательный, действительно замечательный сокамерник любил анекдоты, знал их тьму и очень любил их рассказывать. Полгода я крепился как мог, но когда он в сто первый раз рассказал мне анекдот про еврея – извозчика, я не выдержал…
— Каким был вруном, таким и остался: «в сто первый!» Максимум в пятый раз. Ну, забыл, что уже рассказывал, так сразу надо… — Возмущённо закричал юбиляр.
– Узнаю друга Колю: у тебя и тогда было плохо с устным счётом и сейчас, я вижу, не лучше…- перекрикивая общий хохот, возразил человек, оказавшийся Сеней – это я ещё преуменьшил. Он наполнил стопку и двинулся к юбиляру. Тат сделал то же самое. На половине пути они встретились, чокнулись стопками, выпили и крепко обнялись.
21, 05, 2020.
