ХРИСТИНА ПАНДЖАРИДИС. Богатый американец ищет сиделку. Рассказ
Пер. с болгарского Галины Кирилловой
После двадцатитрехлетней разлуки родной воздух показался каким-то особенным. Он приносил с собой запахи липы и мягкость свежескошенного клевера. Вот она и дома, а всё остальное уже позади.
Она почувствовала усталость от многочасового перелета. Десять или одиннадцать часов, и всё время над океаном! За горами не видно никакого Чикаго. Боже мой, как далеко меня занесло! А для чего? Для того, чтобы помогать детям, чтобы они ни в чем не нуждались. Десять лет рядом с дочерью. Подняла на ноги маленького Сильвестра, утирала дочери слезы после её развода, пила шампанское на свадьбе с новым мужем-американцем, потом снова пеленки и памперсы. А вот уже и второй внук подрос.
Парень едва понимает пятьдесят болгарских слов, а она и этому рада. Пела ему песни, куплеты которых ещё сохранялись в сердце. Горькая жизнь, видимо, хотела перемолоть её, как старая мельничка молола в свое время черный перец, или память вдруг стала нашептывать ей, что пришло время памяти и забвения. Но теперь уже всё равно. Она сильнее, чем это поётся в песне. Она сама решает, когда поставить точку. После неё останется малыш, который умеет смешно произносить некоторые болгарские слова. И в его крови лаборанты, наверное, смогут найти несколько капель болгарской кровушки. Как бы ей хотелось научить его и писать на бабушкином языке. Но она поругалась с дочерью.
Как может так быть: ребенок, выношенный под сердцем у матери, так и не научился, не перенял чувство благодарности к ней. Бесконечные жалобы и недовольство. Стремление командовать и, если нет поблизости того, кого можно подчинить, отыгрывается на матери.
Зять без конца надирался пивом, его акции на бирже упали, нервы не выдерживали, и из комнаты летели бутылки в разные стороны: американская идиллия осталась в прошлом. Молодая жена, артистка по духу и профессии, не плакала, а вымещала свой стресс страшными криками на матери. Балканское терпение вошло в пословицу, но перегруженная телега опрокинулась, и женщина, обняв внуков, ушла от дочери.
Плохой английский язык открыл ей только одну возможность – заботиться о престарелых. В основном это были старушки. Некоторые умирали буквально через месяц – два. Другие ей сочувствовали, догадываясь, как трудно найти стоящую работу в незнакомой стране женщине в пятьдесят лет, и, несмотря ни на что, – жили. Как кактусы, которые стоят, претерпевая житейскую засуху, и живут долго, хоть старость и тяжела.
Последней старушке было девяносто три года. Бывшая профессор, изобретатель. Оставила дом для каждого из своих пятерых детей. А сейчас жила одиноко с болгаркой. А болгарка готовила ей, точнее превращала еду в соус и капала ей в рот пипеткой. Жалела её. И, как говорила медсестра, которая приходила каждую неделю, если бы не её забота, давно бы уже старушка переместилась в урну с прахом на подготовленное место. Бабушка приходила в сознание, но грезила наяву. Путала её с умершей сестрой, с дочерью. Дом также умирал, пережив многое за свою долгую жизнь. Отовсюду шёл запах тлена, крыша на втором этаже протекала. Она дважды видела мышей, которые приходят обычно, когда в доме нет людей. Забвение приближалось, но всё-таки ей казалось, что ещё рано.
Март вторгся в сад и изменил пейзаж. Свежий весенний ветер принес надежды. Женщина мечтала, что они доживут до весны. Бабушка затихла неожиданно. Весь день она рассказывала о своих студентах, называла их по именам. Говорила о том, как сильно она любила мужа и как каждый из её трех сыновей всё больше походил на отца. Болгарка приготовила ей морковный сок, и бабушка улыбнулась от удовольствия. Повернула голову вправо и сказала, что хочет поспать. И на самом деле заснула. Навсегда.
Женщина почувствовала себя одинокой. Несмотря на то, что в доме было десять комнат и ещё балкон, на котором так хорошо было смотреть на черешневый сад. Появились мыши, которые как будто почувствовали её страх смерти. Она позвонила по телефону старшей дочери. Та приехала через несколько часов. Заплатила ей до конца месяца. Мать была благодарна ей за это, но внутренние часы уже отсчитывали последние минуты на чужбине.
Как чувствуются годы! Так болят ноги, ты кормила бабушку, но тебя никто не покормит. Ты похудела. Желудок не принимает обычной еды. Ты меняешь врачей, но не всегда и до врача можешь дойти. Без машины в Америке ты – как инопланетянин. Ешь сухарики и чай. Как жаждущий путник в пустыне хочет напиться, так и ей хотелось вернуться на родину и вдохнуть полной грудью родной воздух. Начала себя ограничивать, чтобы собрать денег. Делала вид, что ей всё нипочем! Глотала усталость, как таблетки от язвы.
…Сын ждал её в аэропорту.. Мама приезжает с долларами! Может, ей показалось, что это было как будто эхо, исходящее от снохи, или она просто потеряла чувство юмора на своих бесконечных лестницах судьбы. Вечером они сели за богатый стол, и сын как бы в шутку стал расспрашивать её, почему она не получила водительское удостоверение, почему не купила машину…
– Да когда же, миленький мой! Если бы ты только знал, что это такое – смотреть за престарелыми!
– Он-то не знает, но я… – втерлась неожиданно сноха.
– Перестань, дорогая! Мы все знаем, какие квартиры ты получила таким путем. Но твой адвокат заставил меня подписать бумаги, что всё это приобретено до нашего брака!
– Да, миленький, богатую невесту ты получил! Но тебе и этого мало!
– Мамочка, а ты разве не нашла какого-нибудь богатого американца!
Богатый американец? Его вопрос заставил её посмотреть на него повнимательней: неужели это её сын? Ухмыляется, раздобрел, отрастил усы, но какой-то чужой.
Последний мужчина, о котором она заботилась, был богат. Но не умом, а своим глубоким возрастом. Никогда бы она этого не хотела – брак по расчету. Сын, как видно, неплохо устроился. Но смотрел на неё странным взглядом, полным какого-то ожидания, который она не хотела бы разгадывать.
– Неужели ты не рад, что я здесь и что всегда буду помогать тебе? Мне не по себе, и, если ты будешь продолжать меня раздражать, то не получишь обещанного спального гарнитура и новой мебели для холла.
– Ну, вот видишь, моя дорогая! Мама не в своем уме! Она забыла, что всё здесь принадлежит нам! Напомни, пожалуйста, что дома престарелых не предполагают персональной сиделки.
Пощечина не помогла закрыть бесстыжие уста. Её опора, утеха, надежда глупо ухмылялся. Мать встала и ушла в спальню. Легла и стала думать. И решила: поеду-ка я полечиться на минеральные воды. Побуду там месяц, два. Я приду в себя, верну здоровье и тогда уж хлопну дверью. Даже и в пятьдесят семь можно уйти от неблагодарного сына и снова сесть на самолет!
Как там выглядел этот богатый американец?
И вообще, разве совсем закончились эти американцы!?
