НАРА ВАРДАНЯН. В ожидании независимости. Пер. Нельсона Алексаняна

09.12.2019

В те дни маленькие мальчики мерялись своими кулачками с кулаками пап — клали их в их темные и жесткие ладони, и кулачки мальчишек выглядели маленькими и беленькими, как перепелиные яйца.
Застыло время в другом направлении: у вышедших за хлебом взрослых пустые кошелки, собирающиеся в детский сад малыши с пальчиками в носах все еще во дворах — ждут. Потекло время в другом направлении, текло по дорогам: мужчины и женщины с огромными транспарантами собираются идти пешком из Раздана в Ереван. Описавшиеся малыши сидят на земле, плачут. Толстые белые шеи бабуль в эти дни усохли, мелкие жилки, вены, нервы напряжены, а головы похожи на вцепившиеся прочными корнями в землю пни.
В нашем доме мама кричала на отца:
— Что изменится, если ты не пойдешь — вон, все идут, без тебя обойдутся, не ходи, останься!
Я не понимала, и мне было страшно.
Отец чинил наш черно-белый телевизор, швырнул в маму похожей на отечный синяк лампой. Я ела мацун, край моей тарелки отломился, а осколки лампы попали в мой мацун. Я плакала и продолжала есть мацун. Лицо отца стало синим, как та лампа. Он подхватил меня, обнял, и мы вышли. Помню, в тот день расцвели выращенные отцом кактусы.
У маленького городка имелась маленькая площадь, где те же самые парни, которые писали транспаранты и рисовали кулаки, вернулись потом как родники и цветы, из разноцветных лепестков которых мы потом делали себе ногти и губы.
Сфотографировались на площади — я с моим большим папой, с большими дядями и маленькими мальчиками. Сегодня в этой фотографии угнездилась кошмарная тьма, а в моих глазах — ужас. Эта фотография — небытие детства.
В нашем доме мама кричала на отца:
— Что изменится, если ты не пойдешь — вон, все идут, без тебя обойдутся, не ходи, останься!
Я понимала, и мне было страшно.
Папа поливал свои кактусы. Прямо в горшке бросил один в маму, и она замолчала.
Сжатые кулаки по очереди ушли на войну и вернулись по очереди — мертвыми, ранеными, а порой и целыми и живыми. Мой папа был из последних. Чтобы утешить не перестававшую тревожиться мать, крепко обнимал ее, и они ложились спать средь бела дня. Я помню: в тот день один из папиных кактусов зацвел.
Во времена моего детства в глазах взрослых было ожидание. Тревога за то, что может случиться.
Много месяцев спустя отец снова пришел — увидел раздутый живот матери, опешил. Мама заплакала.
— Почему не избавилась?!
— Поздно было…
Это теперь я все понимаю, а тогда была перепугана. Пугалась, когда мать подметала нагнувшись — боялась, что сестричка или братик вот прямо сейчас выпадут на пол…
Сестричка.
Папа зашел в комиссионку на первом этаже, купил целую кучу «дерби» и угощал всех встречных-поперечных — магарыч! Потом рассказывал густым голосом:
— Командир спросил: «Сколько у тебя детей?» — «Три девочки», — отвечаю. «Ну, тогда вон с поста и вперед идти не смей!»
В дверь постучали. Две маленькие девочки, наверное сестры. Предлагают купить спиртовки и зеленого цвета расчески.
Папа пришел домой полить кактусы.
— Избавилась бы!
— Поздно было…
Знакомый разговор.
Папа в глубине души мечтал о сыне.
Братик.
И вот так моя мама и соседские женщины пеленали детей и в комиссионке на первом этаже наслаждались сериальным счастьем, кормя за занавеской сосунков. Женщины грустили и ждали.
Сегодня, провожая брата в армию, я увидела, что выращенные отцом кактусы поседели. Седой — цвет моего детства, которого не было 

 

Перевод Нельсона Алексаняна

0 Проголосуйте за этого автора как участника конкурса КвадригиГолосовать

Написать ответ

Маленький оркестрик Леонида Пуховского

Поделись в соцсетях

Узнай свой IP-адрес

Узнай свой IP адрес

Постоянная ссылка на результаты проверки сайта на вирусы: http://antivirus-alarm.ru/proverka/?url=quadriga.name%2F