КАТЯ КАПОВИЧ. Под небом ночным

***

Певичка под небом ночным
с эстрады поет в микрофон,
и платье огарком свечным
белеет под фонарем. 

В нечетком фонарном свету
с окурком в кровавых губах,
не чтоб осветить темноту,
а чтобы забыться впотьмах.

Кончается жизнь или день,
кончается страх и вина,
и думать по-прежнему лень,
зачем так прекрасна она.

***

Присесть за стол, принять еду,
помыть, расставить все вдоль полок,
во всем порядок на виду –
в простых вещах, в простых глаголах.

Вот стул стоит, чтобы присесть
так долго ходики ходили,
они устали, вот те крест,
пусть повисят так просто гири.

Так мир устроен без затей
в виде порядка и режима,
над детским парком карусель –
почти немая пантомима.

***

Ветер подул, ветер подул,
вот и кончается месяц июль,
с желтой акацией, с белой
над головой очумелой.

Ветер подул, всё унес в небеса,
будет гроза, будет гроза,
будет и кончится скоро,
мчат по бульвару моторы.

Счастье и горе идут налегке,
что на уме, то и на языке,
том, на котором сказалось:
вот уж и лето промчалась.

***

В ботаническом летнем саду
мы гуляем с тобой в воскресенье
от куста к золотому кусту
в отцветающем ярком цветеньи.

В колыхании поздней листвы,
начинающей вянуть и падать,
стынет красная роза любви,
коготок ее острый, как память.

Ярко-красная роза – цветок,
лепесток к лепестку – чистый бархат,
ты возьми меня под локоток,
и под сердцем тихонько царапнет.

Не затем ли и нужен сюжет
и ботаника общего плана,
чтобы так вот кольнуло вослед
и от счастья растаяло плавно.

***

Облаков этих в качестве зрителя
я прошла по земле стороной.
Не такой вы мечтали, родители,
меня видеть – глаза с пеленой.                                                       

Над рассветами и над закатами
расцветает безумный огонь,
в этом мире с неправдами-правдами
слаще райского зарева он.

Все отдам за плохую акустику,
за бессмысленную синеву,
за дешевенькую цветомузыку,
чтоб горела башка наяву.

И лечу сквозь родную околицу
в золотую далекую ночь,
чтобы с плачем на шею вам бросится:
извините заблудшую дочь.

***

Неразделенная любовь,
счастливее ты разделенной,
ты строишь город городов,
абсиды, арки и колонны.

В нем солнце, воздух и вода
на вкус и цвет совсем другие,
катает акведук моста
такие облака живые.

Под солнцем черепичных крыш,
под музыку вокзальных клавиш
там на перроне ты стоишь
и тихо варежку кусаешь.

***

Мы прятались от ветра в будке
с помятой картой на стене.
Мужчина в ярко-красной куртке
искал чего-то в стороне.

Нашел окурок, на котором
след от помады красен был,
почиркал спичкой с ясным взором
и закурил, и закурил.

Вокруг строчили водометы,
ненужные перед грозой,
и подходил автобус желтый
почти что даже золотой.

***

Ты друга, как сердце свое, береги,
пока он шагает в болоньевой куртке
и до бесконечности парит мозги,
сто раз повторяя известные шутки.

Ты слушай его под сердечный обвал,
пусть улица громко шумит неотложкой,
пустой разговор без конца, без начал
и вечная куртка с плохою застежкой.

В плохой ресторан неприметно одет
заходит мужчина с подругой суровой.
Хотите котлет? Мы хотим тыщу лет
с нелепой любовью в судьбе бестолковой.

И даже ещё бестолковей всего,
что, как ни скучай с ним в плохом ресторане,
а вот потеряешь однажды его,
и нет даже этих пустяшных свиданий,
и тянется улица вдаль далеко.

***

Дайте мне безродное гражданство
у большого мира на краю,
повяжите черную повязку
мне к березовому рукаву.

Я ведь тоже берега такого
с этой средне-русской косиной,
тоже по добру и по здорову
вдруг тряхнуть умею стариной. 

Дайте на прощанье затянуться,
выпить за достоинство и честь,
я ведь с вами говорю по-русски
перед тем, как в небо улететь.

 ***

Летает бабочка-капустница
по траектории своей:
то взмоет в воздух, то опустится
в однообразный мир теней.

Летай, летай, моя красавица,
касайся крылышком грязи,
с тобой в окне – большая разница
и меньше тьмы с тобой в связи.

У двери с сонною консьержкою
округлым зеркалом сверкнет
помойка с банкою консервною,
с газетой в грязный разворот.

В пролете у пожарной лестницы
пускай проходит много лет,
и только жизни околесица,
и только ты, мой робкий свет.