АЛЕКСАНДР ГИНЕВСКИЙ. Стихотворения
* * *
Олегу Николаевичу Дмитриеву
Могила Канта. Битым кирпичом
война траву усеяла вокруг,
огонь и смерть, казалось бы, сотрут
ту власть, которой был он обличен…
Но вот к плите,
под коей спал мудрец,
припал цветок куриной слепоты.
Как уголек он тлел и золотым
был немудреный маленький венец.
Дитя бездумное играя, положило
его на холод сумрачной плиты,
и человеческие теплые следы
не означали брошенность могилы.
1.12.1968 Гродно
* * *
Был мир до нашего прихода,
но появляемся мы в нем –
души неведомой огнем
опять пополнилась природа.
О, тот огонь… не что иное
как отклонений правота,
пока недолгая звезда
дрожит над нашей головою.
Будь вёдро или мгла сырая, –
какому случаю нас сбыв?!
Не выбираем мы судьбы –
она сама нас выбирает!
Но за превратности ее,
за синяки ее отметин
мы будем все-таки в ответе
и не отделаться враньем.
28.04.1969 Даугавпилс
* * *
Я оттолкнулся
от низкого берега факта
и поплыл.
Когда же я оглянулся,
то увидел лишь
равнодушную дугу горизонта.
Но я плыл
взятым курсом
от низкого берега факта.
Оставалось
с надеждой смотреть вперёд.
И надежда сбылась.
Я достиг высокого берега,
на мысль о существовании которого
навёл меня,
оставшийся позади,
низкий берег
мелкого факта.
7.07.1967 Никольское
СТРАННЫЙ МЕХАНИЗМ
Рождается человек
и кроме механизмов
сердца, печени, желудка и пр.
он получает в придачу
еще один – довольно-таки странный.
Природа – завод изготовитель –
выгравировала на нем:
«Недовольство собой».
Как и всякий механизм
он имеет свои
винтики, шплинтики и шестеренки.
Сосед мой, сверстник Новодедов
заявляет, что этот механизм –
одно баловство;
что он,
когда вырос и разобрался
что к чему,
в один прекрасный день,
как бы нечаянно,
подсыпал в редуктор песочку
и шестеренки обеззубили.
После этого он,
уже на законном основании,
выкинул этот лишний металлолом,
будто удалил аппендикс…
Теперь он полегчал в весе,
и ему стало проще плавать.
Но я знал одного чудака,
который ходил,
поглаживая рукой этот механизм
и, время от времени,
любовно его смазывал – все-таки
механизм.
Каково-то ему плавается?..
27.05.1967 Выборг
* * *
На ложный путь становится душа,
когда с годами медленно умнеет.
Она умнеет или же черствеет –
кто скажет твердо: «Вот она межа!»
А некогда… за нею ни гроша –
казалось, ничего-то не имеет,
но вот с улыбки чьей-то голубеет,
от радости не чаянной дрожа.
И как волну смиряет тишина –
приходит пониманье понемногу:
есть у медали и другая сторона,
найти ее не трудно, слава Богу.
И не тревожит собственно изъян,
когда весом тот нажитый обман.
8.09.1970 Рига
* * *
Лейтенант командовал:
«На огневой рубеж,
шагом марш!»
Я ложился,
раздвигал ноги,
проверял упор локтей
и спокойно прикладывался
щекой к холодному металлу
своего автомата.
Потом
посылал пули.
Я позволял себе волноваться
лишь тогда,
когда рожок оказывался пустым,
и мы бежали к мишеням.
Мои пули ложились кучно,
вокруг десятки,
не минуя её,
потому что я знал
как сочетать дыхание
с нажатием спускового крючка.
Но однажды,
когда я, как всегда,
спокойно наводил
мушку автомата под цель,
мне показалось,
что белые
концентрические круги
чёрной мишени
ритмично задвигались;
я увидел
дышащую грудную клетку
человека,
какую видит рентгенолог
в темноте своего кабинета.
…Лейтенант, анализируя
результаты стрельбы,
сказал обо мне,
что на сей раз я не вовремя
задумался о девушках…
Надо же!..
Лейтенант был не так уж и далёк
от истины…
13.08.1967 Выборг
* * *
В тебе, во мне и в ней – материки.
Вся наша жизнь – исследование их,
когда со скал спускаемся крутых
и в глубь себя глядим из-под руки.
То вдруг увидишь сказочный оазис
неведомой доселе доброты,
но прежде чем к нему добраться, ты
едва сапог вытаскивал из грязи.
А вон река, вон стонет водопад,
под гнетом льдов – вон полюс изнывает,
вон проплывает туча грозовая,
а там орлы надменные парят.
Всмотрись в себя,
всмотрись в себя усердней,
не упускай подробностей…
Взгляни:
вот поселений редкие огни,
вон города,
каких не взять обедней.
16.06.1969 Даугавпилс
* * *
Не жди,
не жди благодарений
за малость
доброты в тебе –
то всплеск цветка
на том стебле
твоей души –
его горенье;
его свеченье
и тепло.
Что вдруг, устав,
так тяжело,
весло на этот свет
гребло
из ночи в ночь –
какую кряду?
… Не в этом ли
твоя награда?
20.12.1970 Рига
* * *
Цветы
по-настоящему
дороги человеку
который смотрит на них
сквозь железный орнамент
тюремной решётки
и если он ещё
не потерял сердце
05.1967 Выборг
* * *
Пока мы молоды и пылки
нам наша жизнь не дорога,
и все житейские блага
не стоят искренней улыбки;
пока отброшена наука
прощать себе, прощать другим,
и что ни день – еще одним
нас жизнь одаривает другом;
пока зовет нас и тревожит
глас вопиющего в пустыне,
путей к извечной середине
нам наши крайности дороже.
В них ярче наше существо,
невольно вспыхивая, светит,
и если есть на свете дети,
то в этом с нами их родство!
16.07.1970 Рига
* * *
Если вас интересует,
я могу попытаться
выразить свою точку зрения.
И если я вас не убедил,
то я рассчитываю
на ваше мужество
не соглашаться
со мной…
Но какое наслаждение
знать
ваши взгляды на вещи,
быть солидарным с вами
и чувствовать доброту
вашей руки,
лежащей на моём
плече.
…Все это так,
если при этом
мы с вами
искренни.
06.1967 Выборг
* * *
Со временем, я знаю,
постепенно
черствеет сердце,
всё-таки черствеет.
Вот стонет человек:
лицо бесслезно,
но гримаса боли…
Уже моргают
влажные ресницы.
«Он плачет от досады,
что не вышло
ближнего
вкруг пальца
ловко обвести
и кинуть…»
Когда мысль эта
первою приходит –
черствеет сердце,
что не говорите.
06.1967 Выборг
* * *
Идет человек
правая рука раскачивается
в ритм шагу
левая рука
не помогает идти человеку
в ней ноша:
деревянная оглобля
крышки унитаза
и аккуратно перевязанная
коробка
торт «Сказка»
с большим кокетливым
бантом.
Синяя коробка
точно вписывается
в полированную коричневую
дугу
…Бог с ним –
с человеком
я не знаю кто он
и что он
но какое своеобразное
представление о счастье
там
перед моими глазами
за окном трамвая
1975
* * *
И зажимать ладонью рану,
забыть и, стоя на ветру,
не знать, что друг уже не друг,
что уже круг. Не понапрасну
уже иному ясно сразу,
что семь и восемь раз отмерь
и все равно имей ту дверь –
нет береженого без лаза,
без глаза, где гнездится сметка,
где все потом – сначала факт,
где ты вверх ножками профан
не наблюдательный на редкость.
И пусть там что-то с чем-то сверят –
их правоты не отрицай,
кормя души своей птенца
подспудным семенем доверья.
14.07.1969 Питер
* * *
Снова лунная в небе ртуть…
тучи… тучи… плывут над нею…
утро вечера мудренее,
только, Господи, как уснуть…
1975
* * *
И в эпицентре катаклизма,
среди бегущих просто прочь,
я не считал, что день –
есть ночь –
не нажил грыжи
скептицизма.
1975
* * *
И это смерть?!.
Лежишь причесанный в гробу
или растрепанный в канаве
и не можешь даже
осудить муху,
торжественно оправляющуюся
на твоем бледном лбу…
Какая чушь!..
…Слушаешь и не слышишь
жужжание майского жука
над самым ухом;
смотришь и не видишь
как усики гороха,
цепляясь, поднимают
тело стебля к солнцу;
человечий крик о помощи,
долетевший до твоего уха,
не долетает до твоего сердца;
смотришь
и не видишь улыбки,
жаждущей повториться
на твоих губах
тогда,
когда тепла твоя рука,
поправляющая галстук, –
вот это –
смерть!
18.12.1966 Клайпеда, гостиница «Балтия»
* * *
На всех предчувствиях клеймо
того, что нами пережито.
Там и разбитое корыто,
и счастье редкое само.
Двух полюсов полутона
сиюминутных катаклизмов,
и в наших бренных организмах
не скоро всходят семена.
Но от удачи к неудаче
они – подспудные – растут,
и стебли их подобьем пут,
когда смеёмся или плачем.
Казалось, мы понаторели
в предвиденьях на первый взгляд,
и всё ж предчувствия томят
средь осени,
среди весны,
средь месяца,
среди недели.
26.03.1970 Рига
* * *
Здесь царство тлена. Здесь могилы.
И вкривь и вкось стоят кресты.
И к фотографиям простым
смерть провела
не на мякине;
не просто эта перспектива
когда-то живших
убивала…
Спроси у пастырей –
у галок
с высот древесного штатива:
как слёзы горькие лия
шел, провожая в путь последний,
еще живой,
еще посредник –
к небытию от бытия;
не скоро, может быть,
лишит
судьба всех тяжестей
огулом,
дав облегчение сутулым
плечам
измученной души.
22.05.1969 Рига.
* * *
Когда задумаюсь устало
и загляну в себя опять
былое то,
что волновало
порою трудно
мне понять.
…Так газировка
щиплет нёбо,
лениво морщишься и пьешь…
А было: лужица…
«Еще бы!..» – и голос свой
не узнаешь.
5.12.1966 Клайпеда, гостиница «Балтия»
* * *
Когда мне больно,
и когда в тоске
невыразимой
сердце изнывает,
тогда-то, может быть,
и присягает
оно на верность
жизненной реке:
ее стремнинам и
водоворотам,
тишайшим струям
медленных глубин,
дремотным шорохам
стоящих камышин,
внезапностям крутого
поворота…
Тогда что значит
этот мир без нас? –
Пропавшая
прекрасная страница? –
Когда ему
уже не повториться
в живом хрусталике
задумавшихся глаз.
1975
* * *
Летом я любил воткнуть
какой-нибудь
легкомысленный цветок ромашки
или колокольчика
в левый нагрудный карман.
Это почему-то всегда
кому-то не нравилось.
Безобидные венчики цветов
помогали мне наживать врагов.
Я ими обзаводился невольно,
как обзаводятся
хозяйственной утварью
первой необходимости.
И стоило старшине
сурово взглянуть на мой левый
карман,
как тут же цветок увядал.
Естественно, я мечтал о реванше.
Я мечтал об этом порою
и в свободное время.
И возмездие приходило,
когда мы отправлялись на стрельбище,
и я вгонял своего старшину в краску.
К сожалению, только по очкам.
И всё-таки я победил.
Я ни разу не совершил
чудовищного поступка:
я ни разу не воткнул цветок
в ствол своего автомата.
29.08.1970 Рига
* * *
Пресытишься беспутной суетой
по горло в темпе бешеной погони,
когда события мелькают, как погоны
солдат, бегущих с криком на постой.
И словно вдруг тебе открылась рана,
в горячке ты не чувствовал ее,
и опершись внезапно на ружье,
осядешь, как бывало на экранах.
Но может статься, зрителей не будет.
И сцены тоже. Ты перед собой.
Ну что качаешь бедной головой,
неси себе, неси её на блюде;
так начинай. Раскручивайся всласть…
Коль есть она – до самой – подноготной,
а голова послушает охотно,
но в оправданье что тебе сказать?..
15.06.1969, Даугавпилс
* * *
Не чаять худа без добра
увы… не легкая наука,
хоть гибче палочки бамбука
и строчкой Библии стара.
Но постигая, ты сполна
собою платишь за уроки,
когда плутают долго ноги
и на опушке в трех соснах –
все тоньше от беды к беде –
слабеет Ариадны нить,
и как легко не уследить
того, что тянется к тебе…
5.09.1970, Рига
* * *
Белы дела мои,
как сажа,
и паводком всех
«не везет» –
стремнина –
вновь водоворот –
меня бросает.
Не отважась
грести туда –
на твердый берег –
рука судьбе своей
не верит:
что если там она
теперь вот
под берегом
приберегла
все те же
белые дела?..
15.08.1968
* * *
Пересыхало русло песни
в гортани городской пичуги,
листва казалась от недуга
венком кладбищенским из жести.
А зной грозил ещё неделей
и в учрежденьях на пределе
вовсю торжественно потели
над кипами бумажной липы…
И руки к ручкам сонно липли.
22.02.1968
* * *
Когда леса сведем на спички
и закоптим весь белый свет,
потомкам выразим завет
хранить гнездо последней птички.
Решим с ответственностью нашей
вот так. И гордо – на покой.
А Век, не ведомо какой,
другому Веку то же скажет,
а тот – руками разводить,
беседуя со старшим стоя:
«Простите, кажется, пустое…»
«Гнездо пустое?.. Сохранить!..»
30.11.1968, Гродно
* * *
Нам не хватает окрыленности.
Так своенравна, так редка
она порой за облака –
ласкать болезнью обреченности –
бросает нас. Но страх падений:
глядишь, на острое подденет…
Диктует трезвость заявлений,
что это праздность
и удел,
не оказавшихся
у дел.
24.10.1968, Клайпеда
* * *
Ну что ж. Нельзя переиграть –
все сызнова начать с начала,
чтоб заново душа дышала,
вкушая жизни благодать.
Как не спеши – наполовину
свой черновик испишешь только,
и не дано нам сесть и
с толком –
за беловик –
его придвинув…
Так жизни рукопись
жива
всей искренностью
закорючек
от радости к слезе горючей
во всём живого существа.
Здесь человек
велик и низок –
глядит с исчерканной
страницы…
И прелесть терпкая
таится
в неповторимости
описок.
2.11.1968, Клайпеда
* * *
Смеяться, право,
не грешно.
И плакать…
тоже.
И это все
разрешено
тобою,
Боже.
И смех, и горе ли –
у нас
все
слезы.
…А, может,
дыма
в том вина
от
папиросы.
11.06.1969, Даугавпилс
* * *
Устали мои часы
и встали средь бела дня…
«Минуты – не про меня
и, сколько вас есть, —
часы.
Стучите в окна другим,
оставьте меня
в покое,
и чтобы в моих
покоях
не было вашей
ноги!»
Но вечером –
я устал.
И явною стала
ложь:
время не проведешь –
нету на нем
креста…
17.06.1969, Даугавпилс
* * *
Живет в нас тяга к постоянству.
Но что б мы там не говорили,
держась рукою за перила,
нам не найти себя в пространстве.
И неожиданность измены
несет с собою чувство боли,
в нас боль доигрывает роли,
чтобы поставить на колени
пред большей тягой к постоянству.
…И снова излучают вежды
тепло открывшейся надежды
на холод вещего
пространства.
11.01.1970, Рига
* * *
Откуда напасть этих дней?..
Они приходят чередою
бесцеремонные с тобою,
пройти не думая скорей.
В глазах померкнет белый свет –
их тяжесть нам невмоготу,
и тщетность явная потуг
найти спасительный ответ.
Как рок над нами. Без личины –
сейчас она им не нужна,
когда те дни лишь ночь одна
тоски тяжелой беспричинной.
1978, Питер
* * *
Порою страшно
заглянуть в себя,
как в заколдованный
колодец,
и ты стоишь,
не подходя,
и чувствуешь:
всего колотит.
И тем, что ты
ни с места, здесь –
доносится
оттуда гул –
что не успел
дыханье перевесть,
не лги –
ведь ты уж
заглянул.
14.04.1970, Рига
* * *
Разочарования приходят –
горчит познанья сладкий
плод,
и до каких-то там
высот –
что делать?.. –
ноги не доходят.
Возможно, глупая затея.
Поскрипывай затеи
ось.
На ней колёсики:
«Авось
мы все-таки
не поумнеем».
28.12.1969 Рига
* * *
Кто-то постучал в стекло.
Я подошел к рябому,
запотевшему окну
и увидел
далеко не юное,
заплаканное лицо
Осени.
Из её глаз
доносилась беззвучная
мольба.
В комнате было тепло,
и на приколотом к стене
белом листе бумаги
распускался цветок.
Но я не мог
ничем ей помочь:
отношение хозяев
к вошедшему
зависело от того –
оставляет ли он следы
на паркете…
* * *
Перешагни порог тоски,
ее тебе в награду дали,
чтобы, пригубив новой дали,
надежды светлой проросли
ростки из тёмных зёрен боли.
Не оставайся на приколе
у той тоски!
Ты волен, волен,
Сойдя с тропы,
сойдя с ума ли,
переступить
порог печалей.
28.04.1968
* * *
Тасует колоду удач
рука, под которою все мы,
и чувство испытано всеми,
когда с неудачи, хоть плачь.
И коли ты с толку не сбит –
казалось бы, дали по шапке –
увидишь и мелким, и жалким
размокший реестрик обид.
И впрямь. Мы порою гнусавим
чрезмерно, и жизнь нам не в жизнь,
и цепи своих укоризн
лелеем и пестуем сами.
6.06.1969, Даугавпилс
Save as PDF
