СОФИЯ ПРИВИС-НИКИТИНА. Волшебное отражение

Лилька сидела на балконе ресторана «Метро». Перед ней расстилался нарядный каштановый Киев, а на душе было муторно и пусто. И зачем она согласилась на эту встречу? Как она могла вляпаться в такую бесперспективную авантюру? Во всём Лилька винила бабушку и своих тёток.

Когда полгода назад Лиля ушла от мужа и стала называться обидным словом «разведёнка», бабушка и тётки срочно мобилизовали все свои связи и поставили перед собой цель — удачно выдать её замуж. Удачно – это значит, как в песне: «Чтоб не пил, не курил и цветы всегда дарил. Чтоб зарплату отдавал, тёщу мамой называл. И к тому же, чтобы он и богат был и умён!».

И такой нашёлся. Сотрудник Лилиного дяди. Дядя – это, вообще отдельная история. Умница. Академик. Известная и уважаемая в городе личность. И этот дядя Юра пригласил на обед молодого человека лет тридцати. Личность мрачноватая и очень несуразная по Лилиным меркам.

Мрачноватая личность, в свою очередь, назначила ей свидание в самом сердце Киева. У метро « Крещатик». Гривастый, но давно не чёсаный. В пиджаке явно с чужого плеча. Его можно было бы назвать интересным, но карие глаза были спрятаны за массивной оправой, бывших в моде в сто каком-то году очков. Кургузый пиджачок сидел на нём опереточно. Короткие брючки давали возможность наслаждаться носками апельсинового цвета. Короче, тот ещё типчик!

Насчёт «не пил и не курил» можно было даже не сомневаться. На столике стояли: свежезаваренный чай, сухие галеты, а в фужерах пузырилась минеральная вода с красивым названием «Боржоми». Насчёт «богат и умён» тоже сомнений не возникало. Талантливый авиаконструктор, известный в городе человек и обладатель стометровой квартиры в самом сердце Киева. На Прорезной.

Богатый и умный что-то говорил уже давно. Но как-то мимо Лилькиного уха.

– Да вы меня и не слушаете, Лилечка?!

– Нет! От чего же? Я – вся внимание! – Лиля с улыбкой повернула к нему своё симпатичное личико. – А что же это у вас, Илюша, стол такой пролетарский? Изволили даму пригласить, а за поесть и выпить не подумали?

При упоминании об алкоголе, брови Ильи взметнулись ввысь и норовили улететь куда-то в поднебесье.

– Ну, закажите себе что-нибудь. Я не против…

Лиля почти ухватила за фалды импровизированного фрака, летящего с подносом официанта:

– Будьте добры: котлетку по – киевски, с гарниром и грамм двести коньяку «Десна» для дамы.

– А двести-то зачем? – Изумился Илья. – Я же не пью!

– А потому и двести! – Лаконично ответила Лиля. И улыбнулась. Не замутнённо и лучезарно. Что-то, а неотразимость своей улыбки Лиля понимала.

Брови Ильи взметнулись резко вверх, согнав оправу больших очков на самый кончик породистого, почти римского носа. Илья покорно и обстоятельно прикрыл веки, как бы благословляя Лилю на всяческие безумства, одновременно снимая с себя ответственность за последствия этих безумств.

Лиля улыбнулась. Опять же: незамутнённо и лучезарно. Что-то, а неотразимость своей улыбки Лиля понимала.

Как – то, ещё учась в десятом классе и тоскуя безмерно на уроке физике, она приоткрыла парту, где лежало маленькое зеркальце. Слушая в пол – уха легенду преподавателя физики, Нинель Генриховны о каком-то Фарадее, Лиля не могла наглядеться на своего двойника в зеркале.

– Лиля! Что вас такое необыкновенное так заставляет радоваться и торжествовать? Неужели предстоящая двойка по физике? То, что вы видите в зеркале, не представляется никому таким уж необыкновенным. Смазливая мордашка, не обременённая интеллектом. И на что вы надеетесь при таких скромных данных?

Нинель была категорически неправа. Физику Лиля, действительно, знала поверхностно. Но красавицей была она безусловной. Об этом по сто раз на дню ей говорило маленькое зеркальце. За это она его и любила. И дурой Лиля не была. Она Канта в шестнадцать лет уже читала. Да что читала? Понимала! А Нинель? Небось, кроме своих справочников и учебников ничего

в башке-то и не держала. Хотя – нет! Нинель была мудрая, как змея. Вполне могла с Кантом общаться. Да и не только. Лиля подозревала, что Нинель и с Воландом бы поболтать не отказалась на досуге.

– Лилечка! – Отвлёк её потенциальный жених. – Вы безусловная красавица. Но со многими привычками вам придётся расстаться. Вы, конечно, свободная современная женщина, но… Илья начал загибать длинные музыкальные пальцы. И потянулась череда бесконечных «но».

Илья деликатно откашлялся в кулачок:

– Жить будем у меня. Вы продолжите учёбу. Я помогу вам оформить перевод из Тарту в Киев. При моих связях это не представляется сложным. В дом подруг не приводить, из дома без моего ведома не уходить. И никаких этих гитар и песен до утра. (Ну это уже тётки настучали! И к бабке не ходи!) Вся жизнь подчинена будет отныне строгому порядку и соблюдению давно установленных правил.

И так он жужжал, как шмель, а Лиза сидела на стуле как на раскалённой сковороде и мечтала только об одном: сорваться и бежать, бежать. Туда, где друзья, вино и звон гитары.

Когда Илья изложил ей краткую программу их возможного брака, Крещатик уже зажёг огни. Лиля хотела только попрощаться и, конечно же, навсегда вычеркнуть из памяти красивого и нудного Илью.

Кое-как, на перекладных добрались до Куренёвки. У дома Илья предупредил, что завтра будет ждать её на станции у метро « Крещатик». Он покажет ей свою квартиру, познакомит с мамой, а там уже, как говорится: «Как Бог даст»! Мама – дама суровая, с принципами.

Как только потенциальный жених скрылся за поворотом, Лилька перепрыгнула низенький штакетник и наперерез бросилась к беседке, откуда раздавалось:

«И снится нам не рокот космодрома, не эта ледяная синева, а снится нам трава, трава у дома. Зелёная, зелёная трава».

Домой к бабуле и тёткам Лиля явилась за полночь. Был совсем не страшный разбор полётов. Бабушка кричала:

– Звонил Илья! У него утром внеплановый вылет. Ему садиться за штурвал! А мы тут ни сном, ни духом, что он тебя до подъезда проводил. Сидим и радуемся, что у вас всё сладилось! Он в ужасе! В УЖАСЕ! Какой позор!

Лиля поняла, что её хотят отдать в неволю, в рабство. Но не на ту напали! Она завтра же улетит в Таллинн, отгуляет лето как белый человек и умыкнёт в Тарту на свой третий курс. И в гробу она видела всё это сватовство! И этого Илью с его штурвалом. Смешно: этот тютя-матютя и штурвал…

Лиля прошла в ванную комнату. Мельком глянула в зеркало. В зеркале она себе не понравилась. Напряжённое лицо, лживые и как будто мёртвые глаза. И улыбки не случилось своей увидеть в зеркале.

А без улыбки – это не Лиля. Это совершенно другая девушка. Наскоро приняв душ, Лиля прошла в отведённую ей комнатушку кинулась на кровать, но уснуть не могла. Ей было очень жаль, что такой красивый парень как Илья, с романтической профессией, связанной с волшебным словом « штурвал», оказался такой букой.

Наутро сценарий сватовства продолжался. За завтраком тётки и бабуля только и говорили о достоинствах претендента на Лилькину руку и об упущенных возможностях, в случае чего…

Это – шикарная квартира – раз! Безбедная жизнь, как за каменной стеной – два! Машина – три! И такой интересный мужчина – четыре! Счёт достоинств такого брака стремился к бесконечности.

Лиля слушала не внимательно. Для себя она уже решила, что через день –другой уедет в Таллинн, а осенью поедет в Тарту продолжать учёбу.

Заключительной и решающей стала ария дяди – академика:

– Пощади мои седины! – Выпевал лысый, как коленка, дядя. – Ты не представляешь, какого замечательно человека ты отталкиваешь. Он, кстати, тоже не в восторге от тебя. Ты что, пила коньяк и рассказывала сальные анекдоты? Ты меня разочаровываешь, Лиля! Как ты думаешь жить дальше? Не говоря уже о том, как ты меня подвела.

– А я тебя просила устраивать мою личную жизнь? Я просила тебя? – Грозным фальцетом вступила Лиля.

Дядя сделал вид, что смирился, но умолял Лильчонка( О! Лильчонок! Это что-то новое!): встретить сегодня Илью на аэродроме в Жулянах. Попрощаться по-людски. И ещё раз хорошо подумать прежде, чем отказываться от такой блестящей партии.

И Лиля пошла. Натянула на себя смелый сарафан, чёлка дыбом, опрокинула пол флакона дорогих тёткиных духов, крутанулась перед зеркалом. Оттуда, из зазеркалья на неё смотрела снулая пустая девочка. Лицо не окрашено ни одной эмоцией. Кукла. Как есть, кукла. И кукла поехала в Жуляны.

Она стояла у окошка и смотрела на далёкое лётное поле. Уже давно должен был быть в зале её герой из-за штурвала. И где же он? Лиля повернула симпатичную головку направо. Направо оказался интересный джинсовый мужчина с ироническим прищуром карих глаз.

Илья? Не может быть! А где очки айболитовские? Где несуразные руки –ноги, выпрыгивающие из одежды? Где её вчерашний лохматый зануда? Перед ней стоял, облокотившись на поручни, красивый импозантный мужчина лет двадцати пяти. Шевелюра – волосок к волоску и ласковый взгляд карих глаз.

– Привет, принцесса! Спасибо, что пришла попрощаться! Сейчас поедем перекусить, а дальше договоримся так: ты заказываешь программу. Я гарантирую обеспечение этой программы. Идёт?

– Идёт. – Растерянно ответила Лилька.

Она не могла понять, где, в чём подвох? Ей подменили претендента в мужья, учитывая пожелания молодой перспективной студентки? Нет! Это был он – Илья. Но какой Илья! Красивый, как из мечты. С этим надо что-то делать. А то вот так влюбишься, а он тебе : « Гудбай, май лав! Сама не схотела! Кусай таперича локоток»! Главное – сохранить достоинство, ничему не удивляться и не раскисать! И Лиля включилась в игру.

И понёсся упоительный день. Пообедали они на скорую руку, но плотно. Потом поехали в «Первомайский парк», где освоили все аттракционы, пили газировку, болтали и хохотали. День пронёсся праздничной каруселью.

Они катались на фуникулёре, сидели на кручах Днепра, заходили перекусить в какие- нибудь кафешки. И постоянно Илья что-то рассказывал, шутил. Он

знал много интересных историй, и очень скор на смех. Учитывая Лилину патологическую смешливость, парочка получилась весёлой.

Провожал домой её Илья уже часов в десять вечера. Из беседки доносился звон гитары, смех. Туда тянуло.

– Зайдём? – робко спросила Лиля.

И зашли. Познакомились с Лилиными друзьями. Пили вино, ели из огромной эмалированной миски черешню. Было так хорошо в этой маленькой беседке под чёрным звёздным небом.

« Боже! Какими мы были наивными! Как же мы молоды были тогда!» – выпевала Лиля под звон гитары.

– Ты позволишь? – Илья взял из рук Лили гитару. И понеслось:

– «Таганка! Все ночи, полные огня! Таганка! Зачем сгубила ты меня? Таганка! Я твоей бессменный арестант! Пропали юность и талант в твоих стенах!»

Илья совершенно не подражал Высоцкому, не хрипел свирепо, что всегда выглядело жалко, когда хрипел не сам Высоцкий, а кто-то под него. Илья обладал спокойным мягким баритоном. Пел, не напрягаясь, но очень точно интонируя, доносил смысл стихов, заставляя вслушиваться в каждое слово.

К подъезду дома пробирались как партизаны. Простояли бытый час. В перерывах между поцелуями Илья рассказал, что влюбился в Лилечку сразу. Он, оказывается, увидел её, когда она встречала Юрия Сергеевича у института. Увидел… и погиб! Напросился в гости. Нарядился в недотёпу, решив для себя, что если Лиля будет согласна на него таково, то она не то, что он о ней подумал.

– А что? Что ты подумал?

– Что подумал? Подумал, что ты настоящая, свободная и очень искренняя. И не будешь терпеть рядом с собой дурака набитого и зануду ни за какие блага. И я не ошибся. Ты – моя женщина! Давай завтра мы поедем в гости к моей маме. А потом в зоопарк смотаемся. Там кенгурята родились. Хорошо?

– А мама разве не с тобой живёт?

– Не со мной, но рядом. Вы понравитесь друг другу. Я уверен! Ты пойдёшь за меня замуж?

Лиля посмотрела внимательно в его карие глаза, прищурилась хитро и ответила:

– А чё ж не пойти? Кто же откажется от такого предложения? Это – шикарная квартира – раз! Безбедная жизнь, как за каменной стеной – два! Машина – три! И такой интересный мужчина – четыре! И мама – дама суровая, с принципами, но отдельно!

– Ой! И нахлебаюсь я с тобой горя, Лилёк! Только без тебя мне и счастья не будет.

Чтобы целовать Лильку, надо было склоняться почти вдвое, и Илья склонялся и склонялся, пока в коридор подъезда не выкатилась бабушка со скалкой в руках.

Увидев Илью, счастливо обомлела и растворилась в дверном проёме, как и не было её.

Пора было расставаться. Илья с тоской выпустил из объятий своё дерзкое и такое желанное счастье. Уже у двери окликнул:

– Я заеду за тобой к двенадцати, чтобы ты выспалась. И не забудь паспорт прихватить! Хорошо?

– А паспорт –т о зачем?

– А без паспорта в зоопарк не пускают!

И Илья буквально скатился вниз! В коридоре квартиры Лилю встречала торжественная бабушка. Без скалки.

– Бабуля! Я – мыться и спать! Меня не кантовать до десяти утра!

Бабушка взглянула робко, но с обидой.

– Всё хорошо, родная! Всё хорошо. Твоя непутёвая внучка счастлива!

Лиля подошла к своей бабушке, взяла в руки её маленькую, почти детскую головку и поцеловала в родные и такие любимые глаза. «Бабуля старенькая, но красивая! Как же я этого раньше не замечала»?

Быстро приняв душ, Лиля пробежала в свою комнатку. Она расчёсывала на ночь волосы, глядясь в своё маленькое зеркальце на витой ручке. Боже мой! Как права была незабвенная Нинель Генриховна! Двадцать лет жизни прожила куклой смазливой, а считала себя красавицей записной. А сейчас на неё смотрела настоящая красавица. Зелёные глаза горели, как изумруды, лицо, освещено румянцем любви. Замечательное, прекрасное лицо счастливой влюблённой и любимой женщины.

 

 

Ушки- серёжки

 

Ушки- серёжки.
С прошлого года в семье рос, набухал и становился на ребро вопрос: прокалывать почти пятилетней, взрослой барышне, Катюне, ушки или не прокалывать категорически? Папа был против, мама сомневалась по медицинским соображениям.
Старшие братья в обсуждении почти не участвовали. Им это было не особо интересно. Не представлялось актуальным. У старшего, шестнадцатилетнего, в голове была физика, в которой он чувствовал себя почти Энштейном. А может  Энштейна чувствовал сродни себе. Видимо, объединяли их частые вкрапления двоек по любимому предмету. Не знаю, как там было у Энштейна, но у Михаила двойки были стихийные и не совсем обоснованные: забытая тетрадь, трезвон мобильного телефона во время урока и, конечно, всепоглощающая гениальная лень!
У одиннадцатилетнего Ванечки, посещавшего ту же школу, что и старший брат, обстоятельства сложились ещё трагичнее. Его взяла в плен любовь к литературе и желание излагать свои мысли на бумаге, что часто случается с математиками и прочими физиками- лириками.
Младший, Павел, крутился у всех под ногами, все его обожали, но аргументов  в споре от него не ждали, по причине его сокрушительной молодости. Не очень-то заявишь о своём мнении в полтора года.
И вот вся эта история со спорами и аргументами тянулась год. Катенька очень переживала: старость у порога, а она, как дурочка, с не проколотыми ушами.
Жизнь и судьба Катеньки были в руках родителей. Любимых, любящих, но… Ах уже эти взрослые! Всего-то делов! Проколоть ушки. И вот вам готовая красавица! Принцесса. Необыкновенная прелестница!
Время шло, пролетая в хлопотах и заботах . Неубедительный запрет на серёжки уже шатался, как гнилой зуб. Мама плавно и по- женски перекочевала на сторону Катеньки. А папа? Папин протест уже звучал не убедительно и не страшно. Тихо-тихо, как жужжание усталого вечернего комарика.
Пролетел учебный год старших мальчишек. На носу уже был день рождения Ванечки. Соберутся гости, будет весело. Приедет бабушка из далёкого Таллина. Что-то она своей любимице привезёт? Бабушка приехала. Срочно примерялись наряды, под счастливый смех и разговоры. Всё было так замечательно! Но к нарядам не хватало серёжек в ушках. Катастрофически не хватало!
Буквально в день рождения Ванечки папе, можно сказать, прямо из-за стола, в половине четвёртого утра, пришлось лететь в неожиданную командировку в Москву.
Естественно, на последнем совете с повесткой: «срочно прокалываем ушки!» папа присутствовать не мог! Но, видимо, черновая папина резолюция «не возражаю!» была принята раньше, так как без папы никто и никогда… Субординацию в семье блюли свято! И это мудрО!
И вот маленькая принцесса уже записана мамой в косметический салон (а вы как думали)? Мама и бабушка встретили свою принцессу и компания  торжественно пропутешествовала в салон, где должно было свершится сие чудесное превращение. Хирургические серёжки с зелёным камешком (под глаза) уже заботливо были выбраны дуэньями маленькой принцессы, заранее.
Взволнованы были все трое. Бабушка видела, что девочке страшно. Это слово — «прокалывать» в детском сознании как-то ассоциировалось с жестокостью. И обе дуэньи понимали, что девочке сейчас не легко.
Принцесса сидела на стульчике по балетному, прямо держа свою худенькую спинку, головка на стройной шейке прямо — не шелохнётся. Зелёные распахнутые страхом глаза добровольной жертвы. И полное, глобальное одиночество! В затуманенном мозгу бабушки проносились кровавыми титрами строки из Лермонтова:
«Выхожу один я на дорогу,
Сквозь туман кремнистый путь блестит.
Ночь темна, пустыня внемлет богу,
И звезда с звездою говорит».
Короче, бабушка готовилась к полновесному инфаркту. Но всё окончилось благополучно. Зеленоглазая фея взлетела со стульчика, и сразу ей поднесли зеркальце. И там её ждало потрясение. Потрясение красотой!
За весь долгий путь по торговому центру, просто заставленному зеркалами, уполномоченными вводить в траты легкомысленных на покупки женщин, наша Катерина не пропустила ни одного зеркала.
Дома, конечно, переполох. Народ в восхищении, соседи по двору, все встречные и поперечные в восторге. Катюшка празднует свой первый в жизни блистательный триумф!
А ночью прилетает из командировки папа. Мы все в пижамах и ночных рубашках вываливаемся ему навстречу! Двенадцать часов ночи, а у нас истерическое : « Папа! Папа приехал!» Тут же крутится двухлетний Пашка и тоже визжит: «Папа! Папоська!»
Бабушка с тоской подумала о ювенальной юстиции, радетели которой, слава Господу, не слышат этих ночных воплей восторга. А тут «Посмотри на меня, папочка!» И папа падает головой к входной двери и извещает всех (в том числе и соседей!) и тоже не тихо, что он умирает от такой немыслимой красоты!
На следующий день уезжает бабуля. Вот и окончились короткие каникулы счастья! Из дома бабуля звонит в Питер по скайпу, спрашивает про ушки, про серёжки… И тут Катенька ей жалуется на одну тётеньку, которая на всю эту красоту сказала только: « Хорошо. Молодец».
И принцесса протягивает в недоумении сквозь экран к бабушке свои ручки и говорит: «Ты представляешь, бабушка! Молодец! И никакого восторга!»
Да! Равнодушие в такой ситуации — великий грех! Восхищайтесь женщиной, друзья! И когда ей пять лет, и когда — сто пять! И они будут за это вас любить вечно!
15.06 2018.