ЕФИМ ГАММЕР. В главной роли Файвиш Аронес

(К 125-летию актера еврейских театров Ф.Л. Аронеса)

эссе

1

Свет далекой звезды непременно доходит до нас, даже если она растворилась в космосе несколько веков назад. А тут всего лишь несколько десятков лет. Не такой срок, чтобы время поглотило свет, излучаемый этим человеком – звездой  сцены еврейских театров Минска, Харькова, Биробиджана. Он умер 27 августа 1982 года, незадолго до девяностолетия.  Родился 125 лет назад, 21 июня 1893 года.

А начну я с посвящения и стихов.

Файвишу Аронесу  –  актёру кино и  государственных еврейских театров Харькова, Минска, Белорусской еврейской студии в Москве,  Биробиджана, узнику ГУЛАГа  с 1949 года. Реабилитирован 14 сентября 1956 года. И его жене Берте (Белле) Аронес – певице Ленинградской капеллы под управлением Мильнера, исполнительнице еврейских песен, а также песен народов СССР, участнице фронтовых концертных бригад во время войны с фашистами.

 

***

Умирают актеры на сцене,

чтобы жизни не умирать.

Умирают без смерти и тлена,

сотни раз и в сто первый опять.

А затем режиссура иная.

И премьера наоборот.

Не подмостки от края до края,

а из трупов живых эшафот.

– Роль желаете? Вот вам на выбор:

врач-убийца, космополит.

Жребий брошен. И жребий выпал.

В главной роли опять будет жид.

И давили его – на выжим,

и ломили его – в разгром.

Но, однако, он снова выжил,

ибо новый приспел погром.

 

***

Строке  не дано познать

кровавую изморозь пули.

Не время вновь умирать,

хоть ВРЕМЯ опять в разгуле.

Из ржавых винтовок – вдогон,

из-за горизонта ГУЛАГа,

палят нержавеющим страхом,

палят из лагерных зон.

Строке не дано познать

кровавую изморозь пули.

Какие хребты согнули,

прежде, чем их сломать!

В каждой судьбе века –

сон мёртвого, боль живого.

А мимо течёт строка,

записывая все слово в слово.

Строке не дано познать

кровавую изморозь пули.

Провидцы опять уснули.

Проснутся ль? Не будем гадать.

 

***

Слепые ведут слепых

путями слепой надежды.

Им светит слепая звезда,

своим ослеплённая светом.

Но сколько в пути не плутай,

окажешься в небе нездешнем –

наедине с душой своей,

дыханием Божьим согретой.

О, Господи! Предвосхити

летопись жизни и смерти.

О, Господи! Пощади!

Избавь нас от этого знанья.

Часы живых, прошу,

с часами мёртвых сверьте.

И вслушайтесь, и вслушайтесь

в их слитное звучанье.

 

***

На смытой киноплёнке –

кадры дождевые,

но всё же различимы –

присмотрись:

Путевой обходчик

сошёл с колеи.

Теперь ищут его

в придорожных кустах.

А он в том временном

отрезке Земли,

где надежнее слов,

чем «режь!» и «коли!»

не найти,

коль гложет смертельный страх.

Справа – враг, слева – друг,

чуть подальше – стукач.

А душа в самоволку рвется –

домой.

Но домой – ни ногой!

И ни шагу назад.

Стой! Стой! Стой!

И не плачь!

А ведь он – путевой обходчик.

Ему

не стоять,

а ходить – не сходить с колеи.

Однако: «ни шагу назад!»

«Режь – коли, режь – коли!»

Никакого движенья,

а уходишь во тьму

где все  кувырком:

морг – гром,

мод – дом,

гол – лог,

год – дог,

му – ум,

мук – кум.

 

***

Сотворение мира, жизнь по спирали.

Те же ошибки на каждом витке.

Сколько бы память нам не стирали,

с прошлым по-прежнему накоротке.

Вроде бы детство. Но где ностальгия?

Мечется бедная – зонт не найти.

Дождь бесконечный, струи тугие,

очередь к хлебу, и с ней по пути

год и другой, дальше – третий и пятый,

жизнь подминается склочной толпой.

Зомбируют разум: лишь те виноваты,

кто прежде вели вас вперёд за собой.

 

Файвиш Львович Аронес…

Это имя когда-то собирало полные театральные залы, красовалось на афишах и обложках книг. Он  создал бессмертные образы Тевье-молочника, Менахема Мендла и многие другие, ставшие в свое время классикой еврейской сцены. Написанная им пьеса “Аристократы и люди” некогда была украшением еврейского театра  “Артеф” в Нью-Йорке. Он переводил стихи Самуила Маршака на идиш, делал инсценировки по рассказам Шолом-Алейхема и Чехова, снимался в некоторых советских фильмах тридцатых годов, в том числе и в популярной картине “На границе”. И как “положено” по роли, в 1949 году,  в пору разгрома еврейской культуры, оказался в сталинских лагерях.

К счастью, старый актер не погиб на промороженных пространствах ГУЛАГа. Он умер в Телль-авиве, оставаясь преданным сцене до последнего дня жизни. За свою артистическую деятельность в Израиле Файвиш Аронес был награжден золотой медалью Бней Брака, а статья о его творческом пути была опубликована в Американской энциклопедии театра.

С Файвишем Аронесом я познакомился в Риге, году в пятьдесят девятом, вскоре после его освобождения из лагеря. Он был осужден на 10 лет за националистическую и сионистскую деятельность. Но вышел на свободу досрочно.

Тогда он и подарил мне странную — для подростка, пишущего стихи, но отнюдь не мечтающего о театре, книгу “Инсценировки рассказов А.П. ЧЕХОВА”, в переплете серого, видавшего виды картона, изданную в 1951 году. На внутренней обложке фиолетовыми чернилами, с нажимом, была сделана надпись “Книга Ф.Л. Аронеса”. Откроем выжившую на пересылках книгу сегодня и прочтем такие слова из предисловия народного артиста СССР В. Топоркова: “Если со стороны актерского исполнения инсценировки рассказов А.П. Чехова будут хорошо подготовлены и тонкое исполнительское мастерство будет налицо, то отсутствие сложных декораций и различных театральных аксессуаров не имеет почти никакого значения. В большинстве своем инсценировки Чехова очень удобны для исполнения в смешанных концертах.”

Концерты, которые ставил Файвиш Львович на лагерной сцене, были и впрямь смешанными. И, может быть, поэтому рекомендации заслуженного Топоркова не казались столь издевательскими, хотя “отсутствие театральных аксессуаров” наблюдалось полнейшее. Наряду с маститыми профессионалами сцены в “Чеховских представлениях” участвовали и обычные лицедеи жизни — аферисты, бандиты, воры в законе. Так что “тонкое исполнительское мастерство” было обеспечено от пайки до пайки, пока действующие лица и исполнители не передохнут с голодухи.

Знакомясь с книгой инсценировок рассказов А.П. Чехова, я мало-помалу сближался и  с  Файвишем Аронесом. Я видел его старые афиши, переведенные им на идиш книги, альбомы с рецензиями и пожелтевшими фотографиями: он с друзьями, еврейскими актерами и писателями. Читал он мне и свои стихи, написанные на идиш – на родном языке моих дедушек и бабушек, моих родителей, которые некогда, еще при советской власти, учились в Одессе — в еврейской школе. Однажды он прочитал мне на идиш стихи, в которых я каким-то чудом угадал ритмы поэмы Самуила Маршака «Мистер Твистер». И сам того не замечая, машинально стал синхронно за ним повторять:

 

Есть

За границей

Контора

Кука.

Если

Вас

Одолеет

Скука

И вы захотите

Увидеть мир —

Остров Таити,

Париж и Памир, —

Кук

Для вас

В одну минуту

На корабле

Приготовит каюту,

Или прикажет

Подать самолет,

Или верблюда

За  вами

Пришлет.

Даст вам

Комнату

В лучшем отеле,

Теплую ванну

И завтрак в постели.

Горы и недра,

Север и юг,

Пальмы и кедры

Покажет вам Кук.

 

Файвиш Львович, дочитав на идише эти строчки до конца, улыбнулся и сказал  то, что мудрый Самуил Маршак хитроумно приспособил для эпиграфа к «Мистеру Твистеру»:

— Приехав в страну, старайтесь соблюдать ее законы и обычаи во избежание недоразумений… Из старого путеводителя.

— А в каких странах вы побывали на гастролях? — спросил я.

Актер задумчиво потер переносицу:

— Приглашали во многие. Но я был невыездной. Вместо меня за границей побывала эта моя книжка.

И дал мне полистать единственный оставшийся у него экземпляр «Мистера Твистера» на идише с вложенным в него,  между страниц, благодарственным письмом от Самуила Маршака, который тоже прекрасно знал «маме-лошн». Письмом за «блистательный перевод».

Поэма Самуила Маршака «Мистер Твистер», переведенная Файвишем Аронесом на идиш и выпущенная в свет в тридцатых годах в Минске государственным белорусским издательством, стала своего рода визитной карточкой для многих советских делегаций в зарубежных странах, когда они посещали еврейские общественные центры.

Постепенно передо мной вырисовывался образ человека Возрождения — актера, драматурга, режиссера, а в дни военных испытаний и отважного воина. На Первой мировой, призванный под знамена русской армии, он воевал от звонка до звонка, за храбрость был награжден Георгиевской медалью, дважды был ранен, лежал в Петербургском лазарете. А в шестидесятые стал одним из первых, кто начал возрождать еврейскую культуру в Латвии.

Когда-то, в начале 20 века, он ушел с группой бродячих еврейских актеров из Двинска (Даугавпилса), где родился. С тех пор Файвиш Аронес, ученик знаменитой Эстер Рохель Каменской, никогда уже не покидал сцены, исключая время, проведенное на фронтах Первой мировой, в госпиталях и сталинских лагерях.  Впрочем, и это не совсем верно. Он и на войне умудрялся не забывать о своем артистическом призвании. И в лагерях.  Свидетельством тому томик инсценировок чеховских рассказов, которым он пользовался. Представьте себе, что испытывали люди, сидящие в насквозь промерзшем бараке — зрительном зале, когда перед ними выступал Файвиш Львович. Представили? Ну и смейтесь дальше — непременно согреетесь. В особенности, если  представите себе заодно, что там же, под завывание вьюги, он сочинял солнечные стихи на идише и, не доверяясь даже крохотному листочку бумаги, держал их годами в памяти — так и вынес на свободу, обманув самые тщательные шмоны.

В 1935 году, увлеченный идеей развития еврейской культуры именно в Еврейской автономной области, а не в какой-либо другой, он распростился с Харьковским еврейским театром, где, как и незадолго до этого в Минске, снискал широкую популярность, и уехал в Биробиджан. К тому времени на его творческом счету были такие значительные роли, как Тевье-молочник и Менахем Мендл. Его пьеса “Аристократы и люди” с успехом шла не только в Советском Союзе, но и в Нью-Йорке, что, конечно, припомнили ему потом на допросах.

Во время Второй мировой войны Файвиш Аронес поставил в Биробиджане спектакли, в которых можно было встретить целое созвездие талантливых еврейских актеров.

А дальше? Легко себе представить, как развивалась бы его творческая жизнь в свободной стране. Но Аронес в такой стране не жил…

“25 мая 1948 года в Биробиджане по просьбе зрителей был поставлен “Тевье-молочник”. Заняты в нем были все ведущие артисты театра, — пишет очевидец в газете “Община”. — Зрители видели на сцене человеческие страдания не в театральной схематичности, а  беспредельности живой жизни. Публика плакала. Но плакали люди слезами волнения и благодарности замечательному актеру и изумительному режиссеру Ф. Аронесу, который  силой искусства сумел поднять человека до высот подлинного восторга. Ему удалось создать страстный, волнующий спектакль, обращенный к будущему”.

Однако будущее смотрело на Файвиша Львовича через зрачок одиночной камеры. 5 октября 1949 года артиста арестовали, “чтобы не выступал”, так сказать. Об этом страшном дне его сын Майрум Аронес написал рассказ.

Вот он…

 

2

 

Майрум Аронес

УКРАДЕННОЕ ДЕТСТВО

 

Завтра в школу.  Я начал складывать учебники в сумку. Мама готовила ужин, а папа пошел в сарай за дровами. Было около 9 часов вчера. Начало октября 1949 года, а точнее – 5 октября.

В Биробиджане в это время года уже довольно холодно, и папа хотел затопить печку.

Обычный осенний вечер: собирались поужинать и лечь спать.

Неожиданно в дверь резко постучали. Мама открыла и увидела на пороге двух мужчин и одну девушку.

— Мы должны проверить ваши паспорта. А где хозяин? — спросил коренастый мужчина.

Мама ответила, что папа пошел за дровами.

Вскоре появился папа с охапкой дров.

Увидев незнакомых людей, спросил, ничего не подозревая:

— В чем дело?

Коренастый представился:

— Я капитан МГБ Лобашов. Мы должны произвести у вас обыск и вас арестовать.

У мамы подкосились ноги, она тяжело опустилась на стул – внутри все оборвалось.

Папу отвели в столовую, маму к нему не пустили. Мне же, 12-летнему сыну, разрешили подойти к папе. Я  сел к нему на колени и обнял его.

Папа шепнул мне на ухо:

— Запомни адрес моих родных – Рига, улица Пушкина, 1, квартира 63. Цын Груня.

Гебисты в спальне производили обыск и не обращали внимания на меня и папу. В доме все перевернули, искали литературу на идиш. Ведь в то время уже были арестованы поэт Перец Маркиш, писатели Давид Бергельсон, Дер Нистер, актер Бениамин Зускин, закрыт Московский ГОСЕТ (еврейский театр), убит Шлойме (Соломон) Михоэлс. В Биробиджане были арестованы поэтесса Люба Васерман, редактор газеты «Биробиджанер штерн» Фридман, руководители Еврейской автономной области Бахмутский, Зильберштейн и другие.

При обыске у папы нашли письмо от Михоэлса, с которым его связывала творческая дружба. А при виде томика стихов Переца Маркиша, капитан КГБ (тогда МГБ) язвительно произнес:

— Что, Перчика читаешь?

После окончания обыска маме сказали:

— Можете собирать вещи в дорогу для  арестованного.

Мама трясущимися от страха руками начала складывать рубашку, носки и прочее.

Я был полностью подавлен.

Мир счастливого детства рухнул.

Папу увели,  я с мамой смотрели  в окно на удаляющуюся фигуру папы в окружении гебистов. Лишь в 1956 году его освободили, и то потому, что после разоблачения культа личности Сталина начали выпускать из тюрем ГУЛАГа политзаключенных. Но 5 октября 1949 года врезалось в мою память. Ведь украденное и раздавленное детство никогда не вернешь.

 

3

 

Ефим Гаммер

СИБИРЛАГ

 

Сегодня, когда я расспрашиваю Майрума Аронеса об аресте отца, он говорит: “К тому времени, когда начались антиеврейские репрессии, мой папа был человеком уже известным не только в своем театре, но и в области. Он пропагандировал все еврейское — песни, книги, спектакли. И конечно, первый удар пришелся по нему и по тем писателям, которые там жили. Отца арестовали 5 октября 1949 года. И я не видел его до 1956. Он сидел  в лагерях строгого режима, носил арестантскую робу в полоску, с номером на груди, без имени. В самые тяжелые моменты вес его доходил чуть ли не до сорока килограмм, выглядел он, понятно, как живой труп. Но… но его ничего сломить не могло. В нем всегда был такой внутренний огонь, загасить который не способны самые суровые испытания”.

 

В канун пятой годовщины со дня трагической гибели Соломона Михоэлса в газете “Правда” была напечатана статья про “убийц в белых халатах”. Номер газеты с этой статьей дошел окольными путями до заключенных “Сибирлага №0-33”.

В этот день, читая тайком “Правду”, они поняли: им всем вынесен смертный приговор.

 

Минск мой, безмолвная груда камней,

Груда могильных плит.

В городе мертвых утраты больней —

Шлойме Михоэлс убит.

 

Город безмолвных могильных плит

Страхом насквозь продут.

Камни безмолвны, но сердце кричит

В надежде на Божий суд.

 

Но много ли проку в надежде той,

Если она слепа?

Шлойме Михоэлс, всеобщей судьбой

Стала твоя судьба.

 

Это стихотворение, переведенное мною с идиша, было написано Файвишем Львовичем тогда, страшным январем пятьдесят третьего года, сразу же после прочтения погромной статьи в “Правде”.

Тогда старый еврейский актер Аронес и его солагерники Иосиф Бергер – Барзелай,  бывший лидер компартии Палестины, раввин города Проскурова Шалом Носем Маргулис и другие евреи-заключенные не могли и помышлять о том, что годы спустя судьба уготовит им встречу в Израиле. Они предполагали, что в ближайшем будущем их ждет физическое уничтожение и что, может быть, в последний раз им дано отметить скорбную годовщину со дня гибели Соломона Михоэлса.

Ночью, после развода, забившись в дальний угол, они, уверенные в близкой смерти,  провели вечер памяти Соломона Михоэлса. 15 человек, представлявших собой осколки  еврейской культуры, как бы повернули время вспять и вновь, назло смерти и палачам, ощутили себя живыми людьми. Звучали стихи, монологи из спектаклей и снова стихи, написанные Файвишем Львовичем за колючей проволокой.

 

Шлойме Михоэлс, всеобщей судьбой,

Стала твоя судьба.

 

Эти строки читал Файвиш Аронес. И тогда к нему подошел православный священник, отец Николай, старый лагерник, лет восьмидесяти с лишним, страдающий за веру. Он сказал так: “Братья мои, евреи! Если Сталин пошел против вашего вечного народа, помяните мое слово, он обречен. Потому что ваш Бог не оставит его без наказания”.

Это было 13 января 1953 года, в пятую годовщину со дня гибели Соломона Михоэлса, менее чем за два месяца до смерти Сталина, за три года до реабилитации Файвиша Аронеса.

 

“Выжить ему помогала душевная сила, — рассказывает его сын Майрум. — Он мне говорил: “Погибну я или нет, но внутри у меня есть то, что они отобрать не могут. Мой Израиль”.  И это придавало ему стойкости, иначе он не дожил бы до освобождения”.

В 1972 году Файвиш Аронес наконец-то оказался в Израиле.

И сразу же вернулся к артистической деятельности. Вместе со своей женой Бертой (Беллой) Аронес, еврейской певицей, он выступал на израильских подмостках.

Их концерты пользовались большим успехом. Дело в том, что зрители не только знали Файвиша Львовича, но и  помнили памятью сердца замечательную певицу Берту Аронес, блиставшую на сцене в тридцатых-сороковых годах, до ареста мужа. Свою музыкальную деятельность Берта Аронес начала в Ленинградской капелле под управлением Мильнера. А потом, выйдя замуж, переехала из Ленинграда в Биробиджан. Она была певицей и актрисой в Биробиджанском еврейском театре, много выступала с песнями по радио. Во время войны неоднократно выезжала с шефскими концертами на фронт. В ее репертуаре были еврейские, русские и белорусские песни, пользующиеся в ее исполнении заслуженным успехом у публики. И это лишний раз подтверждалось в Израиле, когда она выступала вместе с мужем в разных городах нашей страны.

В Израиле их творческий и жизненный путь подошел к своему логическому завершению. Незадолго до смерти Файвиш Львович  выпустил в свет на языке идиш  книгу лагерных стихов, написал историю Биробиджанского театра, рукопись которой хранится в Тель-Авивском университете. Его не стало 27 августа 1982 года, когда ему исполнилось 89 лет. Сколько из них — артистических? Думается, все. Ибо артисты рождаются и умирают на подмостках. То же можно сказать и о его жене Берте Аронес, прожившей, как и он, очень долго и трудно на сцене театра жизни. Может быть, и тот мир — театр, а души людские в нем актеры.

 

 

 

 

БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА

 

Аронес Файвиш Львович (Файвл Лейбович)   21.6. 1893 – 27. 8. 1982. Родился в Двинске (Даугавпилсе), Латвия, умер в Петах-Тикве, Израиль. Артист еврейских театров, киноактер, режиссер, драматург, переводчик. Начал артистическую деятельность в Двинске (Даугавпилсе) в 1911 году. Участник Первой мировой войны, награжден Георгиевской медалью «За храбрость», был тяжело ранен на фронте, лежал в госпитале Санкт-Петербурга. Работал в еврейских театрах Харькова, Минска, Биробиджана,  вел дружескую переписку с Соломоном (Шлойме) Михоэлсом. Исполнял роли еврейского репертуара и мировой классики – Тевье-молочник, Гоцмах, Менахем Мендл, Де Сильва и др. В двадцатых годах написал пьесу «Аристократы и люди», которая шла в Нью-Йорке, США, в театре «Артеф». Во второй половине тридцатых годов перевел на идиш «Мистер Твистер» Самуила Маршака – книга вышла в свет в Минске. В 1935 году Файвиш Аронес снимался на киностудии «Ленфильм» в художественном фильме «Граница». 5 октября 1949 года в Биробиджане, во время антисемитской кампании по уничтожению еврейской культуры, был арестован по обвинению в  националистической деятельности и отправлен в ГУЛАГ, в Сибирлаг №033 – Иркутская область, станция Новочунка. Был освобожден и реабилитирован после разоблачения культа личности Сталина в 1956 году. Выйдя на свободу, переехал в Ригу. В 1958 году выступал со своей женой – певицей еврейских песен Бертой (Беллой) Аронес  с сольным концертом в Рижской филармонии. В 1972 году вместе с семьей репатриировался в Израиль, где написал на языке идиш историю еврейского Биробиджанского театра, которая хранится ныне в Тель-авивском университете. В Израиле Файвиш Аронес продолжал свою артистическую деятельность, совместно с женой дал несколько концертов. Здесь он был награжден золотой медалью Бней-Брака  за вклад в современную еврейскую культуру.