ПЁТР АЗАРЭЛЬ. Восхождение. Часть II (продолжение)

  Необратимость возвращения Рахель была очевидна Якову, и мысль о том, что всё в жизни движется по спирали и на каком-то её витке может вернуться в новом качестве, промелькнула в его сознании, не оставив ощущения, что это может иметь отношение и к его судьбе.

  Яков подошёл к окну. Отсюда хорошо просматривались покрытые хвойными лесами склоны Иудейских гор, зелёными волнами спадающие к прибрежной равнине. День прошёл в чтении и раздумьях. К вечере боль в спине почти совсем улеглась, и он всё больше приходил к заключению, что падение в ночном клубе было ничтожной платой за новое знакомство, которое украсит его жизнь. Вернулись с работы родители, Ребекка Соломоновна приготовила еду и позвала мужчин ужинать.

  Яков уже забыл о Жене и обсуждал с отцом соглашения Осло между Израилем и ООП, когда в гостиной раздался звонок.

  — Добрый вечер. Пригласите, пожалуйста, Яшу к телефону, — услышала Ребекка чуть взволнованный женский голос.

  — Сынок, тебя какая-то девушка спрашивает, — сказала она, протягивая ему трубку.

  — Это Женя. Мне Гриша дал твой номер. Как ты себя чувствуешь?

  — Думаю, ничего серьёзного, наверное, просто ушиб.

  — А я так переживала, — услышал Яков вздох облегчения.

  — Ну, чтобы ты совсем успокоилась, готов прийти к тебе на приём, — пошутил он. – Когда мы можем встретиться?

  Яков почувствовал, что девушка явно не ожидала такого поворота событий. Она приумолкла, обдумывая предложение и собираясь с мыслями.

  — Откровенно говоря, я сейчас очень занята, у меня сессия на носу…

  — Я понимаю. Но есть же у тебя и свободное время?

  — Хорошо, давай-ка в четверг вечером в шесть встретимся на углу Гилель и Саломон. Знаешь, где это?

  — Конечно, Женя.

  — Ну, пока, выздоравливай, — сказала она, и из телефонной трубки послышались прерывистые гудки.

  Ребекка посмотрела на сына с укоризной.

  — Только вчера ты расстался с Рахель, которую любил, с Давидом – плотью и кровью твоей. Тебе не стыдно уже сейчас морочить голову девчонке?

  — Мама, у меня с Рахель всё кончено. Не думай, что я какое-то чудовище, у которого нет сердца. Мне нужно познакомиться с Женей, чтобы поскорей забыть её. В этом нет никакого цинизма и моветона. Она хорошая девушка и я не причиню ей зла.

  — Рива, я видел её, когда они его пьяного привели. Мне она понравилась. Пусть идёт. Наш сын порядочный человек.

 

 

4

 

Яков пришёл на пять минут раньше и остановился на углу возле одноэтажного здания, сложенного из побуревших от времени камней. Он стоял и озирался по сторонам, не желая, чтобы Женя застала его врасплох. Площадь перед ним была запружена припаркованными автомобилями. В народе она именовалась «кошачьей» и он недавно узнал у Юваля, что в семидесятые годы она служила местом встречи проституток, которых на здешнем сленге называли «кошечками». Несколько раз в году на ней устраивались ярмарки ювелирных изделий и украшений. Но Яков никогда ими не интересовался, и всегда проходил мимо по улице Иосифа Ривлина на Яффо, где пространство рассекало надвое построенное в тридцатых годах в фашистском стиле здание итальянской страховой компании Generale с большим крылатым львом над фронтоном. Справа через дорогу простилалось среди деревьев старое арабское кладбище с бассейном Мамила посредине, построенным ещё во времена Хасмонеев в третьем веке до новой эры. Он еще в начале века снабжал по водоводу бассейн Хезкиягу, расположенный в старом городе среди домов в нынешнем христианском квартале. Яков набрёл на него, проходя однажды здесь, и долго стоял озадаченный и потрясённый его огромными размерами.

  Женя появилась с небольшим опозданием, и Яков вздрогнул от неожиданности, когда она окликнула его чистым звонким голосом.

  — Здравствуй, Яша.

  — Привет, Женя. Я тут, ожидая тебя, окинул внутренним взором окрестности. Тут каждый камень – история с географией.

  — Я тоже люблю этот район. Но камнями сыт не будешь. Я, когда договаривалась с тобой, имела в виду не историю, а кулинарию. Я прямо с занятий и не отказалась бы поесть. Здесь, в Нахлат Шива, множество ресторанчиков и кафе, где вкусно готовят.

  — Наши интересы чудесным образом совпали. Я с работы и тоже голодный.

  Яков откровенно любовался ею. Распущенные чёрные волосы, большие тёмно-серые глаза, губы в ярко-красной помаде, голубой джинсовый костюм на молодом теле, длинные стройные ноги, открытые чёрные туфли. Она поймала его взгляд и смутилась, почувствовав, что её красота не оставила его равнодушным. Они обогнули площадь и вошли в узкий переулок, оказавшись в ту минуту во второй половине девятнадцатого века. Запахи из кухонь и причудливо соединённых между собой проходов и заполненных людьми помещений говорили Якову, что цель близка.

  — Зайдём сюда? – спросила Женя.

  — Я не против, тем более в этом ресторане никогда ещё не был, — согласился Яков.

  Они оказались в небольшой полутёмной комнате, стены которой были выложены старинной каменной кладкой, хранившей прохладу в самое жаркое время. Молодой официант в длинном синем переднике подошёл к ним и положил на стол напечатанное на плотном картоне меню. Они заказали стейк с чипсами и салат.

  — Яша, я тебе очень благодарна. Никто не осмелился вмешаться тогда, все берегут себя и не хотят никаких проблем.

  — Наверное, был под шофэ, а пьяному и море по колено.

  — Я так не думаю. Ты просто хороший парень.

  Она смутилась уже во второй раз. Яков пристально посмотрел на неё, о его охватило тёплое, давно не испытывавшееся им чувство.

  — Это ты, Женя, замечательная девушка. Я о тебе пока ещё ничего не знаю, но моё подсознательное эго уже дало свою оценку. Расскажи мне о себе.

  Семья её репатриировалась из Санкт-Петербурга в девяностом году. Школу она заканчивала в Иерусалиме. Мама прошла ульпан и краткосрочные курсы и устроилась на работу в банк Ха-Поалим. Папе, инженеру-технологу, повезло меньше, и он стал вспоминать, как ему было хорошо там, проклинал себя и маму, что согласился на авантюру. Отношения между ними разладились, они развелись, и папа вернулся в Питер. Дедушка, блокадник, участник войны, умер в прошлом году от инфаркта, от скандалов и развода не выдержало сердце. Живут с бабушкой в Гило на съёмной квартире. После школы сразу хотела мобилизоваться в армию, но маме посоветовали, чтобы она взяла отсрочку и получила образование, а потом уже служила по специальности. Она возражала, но мама и бабушка настояли. В конце концов, уступила, и подала документы в Иерусалимский университет.

  — Я решила учиться на хирургическую сестру.

  — Ты отчаянная, я понял это ещё в клубе. А почему не на врача? – заинтересовался Яков.

  — Потребовалось бы много лет и денег. Моя семья не смогла бы потянуть. Я это хорошо понимала.

  Официант поставил на стол деревянную доску с огромным куском жареного мяса, тарелку с золотистыми ломтиками картофеля, большое блюдо со свежим салатом из овощей, и они принялись за еду. Яков, выслушав Женю, не стал дожидаться её вопросов, и начал рассказывать о себе и семье. О Рахель решил пока не говорить, посчитав, что для истории их романа время ещё не пришло.

  — У такой красивой девушки, как ты, наверняка есть друг, — осмелел он.

  — Сейчас я одна. Мы расстались два месяца назад. Он инженер-электронщик, прекрасно был устроен. Ему его компания предложила работу в Америке. Он с удовольствием согласился и звал меня с собой. Но я люблю эту страну, а самое главное, не захотела оставлять бабушку и маму. Он уехал один. Вначале я очень переживала, потом успокоилась.

  — Я тебя понимаю, — поддержал её Яков. – Я в Киеве перед отъездом расстался с девушкой, которую любил. Это очень тяжело. Жизнь людей соединяет и разлучает, никуда не денешься. А ты обязательно найдёшь человека, которого полюбишь.

  Женя пристально посмотрела на Якова и улыбнулась.

  — Думаю, уже нашла.

  — Поздравляю. Я же сказал. И кто он?

  — Скажу потом, не сегодня.

  — Ладно.

  Он попросил счёт, расплатился, и они вышли в узкий переулок. Рестораны и бары были заполнены молодёжью, и шум дружных кампаний доносился отовсюду.

Свет фонарей и люстр выхватывал из сумерек наступившего вечера возбуждённые лица мужчин и женщин, собравшихся сюда на свой праздник жизни в этом злачном районе Иерусалима.

  — Яша, у меня завтра утром лекции и занятия в универе.

  — Не беспокойся, я отвезу тебя домой. Машина здесь недалеко, возле Дома Агрона.

  — Я буду тебе очень благодарна.

  Они спустились на улицу Хилель и пошли вдоль неё под большими развесистыми деревьями.

  — Вот моя тачка, — сказал он и открыл дверь. – Садись, Женя. А у вас есть машина?

  — Да, иногда мама мне её даёт, в конце недели или в праздники, когда ей не нужно добираться до работы. Я с ней не спорю. Она ведь деньги зарабатывает.

  Яков вёл автомобиль по ночному, освещённому фонарями городу, чувствуя рядом её взволнованное дыхание.

  «А она очень милая, надо бы узнать её поближе», — подумал он, изредка посматривая на правильный профиль и высокую грудь под элегантным джинсовым жакетом.

  — Останови здесь, мы приехали, — попросила она.

  Яков закрыл машину и направился вместе с ней к подъезду дома.

  — Спасибо тебе, Яша, за прекрасный вечер.

  Она стала вплотную к нему, и он увидел её отражавшие свет окон чёрные глаза. Её откровенный взгляд задел потаённые струны его души. Его охватило волнение, лёгкая дрожь пробежала по всему телу. Вдруг она потянулась к нему, её влажные губы раскрылись, коснувшись его губ. Потом она повернулась, быстрыми шагами подошла к двери и скрылась за ней.

 

 

5

 

  Они встретились снова через два дня, в субботу, у мельницы Монтефиори, побродили по живописным улочкам микрорайона Ямин Моше и спустились по каменным лестницам в Бассейн Султана. Над ними с одной стороны нависала, круто уходя ввысь, Сионская гора, с другой стороны виднелись стены и зубчатые крыши Мишкенот Шеананим, наверху по дороге, по краю широкой котловины проезжали автомобили, автобусы и грузовые машины, за деревьями парка скрывался подъём к деревне Давида. А здесь, внизу, они были одни на ровном настиле изумрудной травы.

  — Я люблю сюда приходить на концерты, оперные спектакли и ярмарки художников. Но впервые, нахожусь тут, когда никого нет, кроме нас, — сказала Женя.

  — Наверное, всему виной стадный инстинкт. Человек – социальное животное, ищущее защиты в толпе, которая является, по сути, стадом. Надо чаще отрываться от него, чтобы почувствовать себя личностью.

  — Ты интересный человек, Яша. С тобой я готова отрываться, куда захочешь, — пошутила она.

  Яков улыбнулся. Он всё больше убеждался в том, что она неравнодушна к нему, и это укрепляло его готовность к новому роману, который должен освободить от настойчивых мыслей о Рахель. Он взял её за руку и поцеловал, не отводя взгляда от её прекрасного зардевшегося лица.

  — Хочешь что-нибудь выпить? – спросил Яков и, не дождавшись ответа, добавил. – В тут недалеко есть хорошее кафе, пойдём.

  Они поднялись на Хевронскую дорогу, и через несколько минут, спустившись по широкой лестнице, вошли в здание Синематеки. В кафе, как всегда по субботам, было многолюдно, а тусклое освещение создавало атмосферу раскованности и откровения. Они прошли на балкон и заняли столик, стоявший напротив огромного окна. Наступал вечер, но ущелье внизу просматривалось хорошо. Девушка в бардовой рубашке и чёрных обтягивающих брюках разложила перед ними два увесистых кожаных меню. Они заказали пасту с грибами и капучино с мороженым, а когда девушка удалилась, налили в высокие стеклянные стаканы воды из графина и чокнулись, засмеявшись от простодушной выдумки.

  — За нас, мой друг, — сказал Яков и отпил из стакана.

  Женя смотрела на него с нескрываемым восторгом юности, и он опять увидел, что сидящая напротив молодая красивая женщина влюблена в него. Её взгляд смутил его своей прямотой и искренностью, и он отвёл глаза, боясь ещё ответить ей взаимностью.

  — Ты знаешь, что это за овраг внизу? – спросил он, стараясь подавить охватившее его волнение.

  — Нет, расскажи, — произнесла она.

  Женя поняла его желание снизить эмоциональное напряжение и переключить сознание на какую-нибудь нейтральную тему.

  — Гай Бен Гином, долина Гинном. Она берёт своё начало у бассейна Мамила и заканчивается в месте пересечения с долиной Кедрон, возле деревни Силуан. В период завоевания Ханаана коленами Израиля по ней проходила граница между владениями колена Биньямина и Иуды. В христианской традиции её называют Гееной огненной. Тебе это ничего не напоминает?

  — Нет, но мне очень интересно. Ты, наверное, всю ночь не спал, готовился, — пошутила Женя.

  — Просто, люблю историю, — улыбнулся Яков. – Так вот, долина эта – преддверье Ада, а там внизу на востоке в ущелье — Ад.

  — А я всегда думала, что Ад – понятие мистическое, метафизическое, не имеющее никакого отношения к действительности.

  — У язычников, наверное, с абстрактным мышлением были проблемы. Вот они и сотворили его тут неподалёку и приносили в жертву сыновей Молоху – своему богу преисподней, зажигали костры на сложенных из камней возвышениях. Археологи их находят ещё. Самое поразительное, что этот культ существовал одновременно с культом Яхве в городе, в храме. Даже цари иудейские Ахаз и Менассия отдали на сожжение своих сыновей. Но тогда было тяжелейшее для Иудеи время и они надеялись, что отдавая самое дорогое, что у них есть, отведут беду от страны.

  — Я представляю, как трудно было этим царям, какая ответственность за страну.

  — Да, но и ошибок они и народ тогда совершили немало, — задумавшись, сказал он и продолжил. – Статую Молоха делали из бронзы, и ребёнок скатывался по его рукам в печь. Жертвоприношение происходило ночью. Народ стоял вокруг, люди, игравшие на флейтах и барабанах, производили оглушающий шум, чтобы заглушить плач младенцев, а остальные сопровождали церемонию топаньем и воплями.

  — Очень напоминает оркестр в Освенциме, — заметила Женя.

  — Нацисты хорошо знали историю и Священное писание и наверняка воспользовались этой находкой, — сказал Яков.

  — Ты замечательно всё рассказал, Яша. Но хватит о грустном, вернёмся в наш весёлый век. А вот и наш заказ.

  Девушка с большим подносом поставила на стол огромные блюда, и они с аппетитом принялись за еду.

  Выпив кофе и расплатившись, они вышли на улицу и поднялись на пешеходный мост, охватывающий дорогу под ним узкой железобетонной дугой.

  — Я как-то проходил здесь и обратил внимание, что отсюда хорошо просматриваются стены Старого города, Сионская гора, долина Гинном и квартал Ямин Моше.

  — Вау, какой великолепный вид! – восторженно произнесла Женя. – Если бы я была экскурсоводом, водила бы всех сюда.

  Яков невольно залюбовался ею, его взволновала её искренняя жизнерадостность и естественность, и он почувствовал, что стоит на пороге новой неведомой ему прежде влюблённости.

  — Ты славная девушка, Женя. Если бы я не нёс в себе груз прошлых ошибок и разочарований, а был наивным юношей лет восемнадцати, я бы втрескался в тебя по уши.

  — А вот об этом подробней, — усмехнулась она, положив руки ему на плечи и взглянув в глаза.

  Он притянул её к себе и поцеловал в губы, дрожавшие от охватившей её горячей волны. Она сразу же ответила ему страстным порывом.

  — Яшенька, мои вчера уехали в гостиницу на Мёртвое море. Я не сказала тебе об этом раньше, боялась, чтобы ты не подумал обо мне плохо, — проговорила она чуть слышно, не отрывая от него взгляда.

  Откровенные слова тронули его, и он нежно обнял её, зарывшись лицом в густые каштановые волосы. Плотина, сдерживавшая его чувства, стала рушиться, и сознание её крушения было для него неожиданным. Ещё несколько дней назад Яков не представлял себе, что это возможно и что какая-нибудь женщина сумеет заставить его забыть Рахель.

  — Ты хочешь вернуться домой? – спросил он, не совсем уверенный в том, что правильно её понял.

  — У меня есть бутылка хорошего вина. Ты любишь «Мерло»?

  — Очень, — ответил он, постигая тайный смысл её слов. – Мне нравятся израильские вина.

  — Ну, тогда поехали.

  Женя потянула его за руку, и они быстрым шагом направились к машине, припаркованной неподалёку. Охваченный внезапным чувством, Яков всю дорогу до дома молчал, пытаясь понять происшедшую с ним метаморфозу.

  Вслед за ней он поднялся на третий этаж и остановился перед дверью, пока она доставала ключ из кожаной сумочки и неуверенно вставляла его в дверной замок.

  — Заходи, Яша. Извини за беспорядок, не успела прибраться.

  — Да всё нормально, Женя. По сравнению с моим беспорядком, у тебя порядок.

  Они вошли в большую комнату, обставленную видавшей виды мебелью.

  — Садись на диван и отдыхай.

  Она подошла к шкафу и достала с верхней полки две хрустальные рюмки. Потом наклонилась, взяла бутылку и, повернувшись к нему, смущённо спросила:

  — Ты есть хочешь?

  Он засмеялся в ответ, поднялся с дивана и взял у неё бутылку.

  — Мы же недавно ужинали. Но всё равно, благодарю.

  Женя поставила рюмки на стол, Яков откупорил бутылку и разлил вино, дохнувшее приятным терпким запахом.

  — Есть хороший еврейский тост, Женя. За жизнь.

  Они выпили и захрустели покрытыми шоколадом вафлями. Зазвонил телефон. Она подошла к полочке на стене и взяла трубку.

  — Всё в порядке, мамочка. Не беспокойся, я уже большая девочка. Как вы там, как бабушка?

  Услышав ответ, кивнула и бодро закончила:

  — Ну, отдыхайте. У меня завтра опять сумасшедший день… Да не волнуйтесь, вы мне столько наготовили, холодильник забит. И когда мне это съесть? Ладно, целую, пока.

  Она положила трубку и спросила:

  — Налить ещё?

  — Мне же домой возвращаться. Как я доберусь? – неуверенно сказал Яков.

  — Ты хочешь уехать? – с неожиданной иронией спросила Женя.

  Она приблизилась к нему, посмотрела ему в глаза, и её прекрасное лицо стало серьёзным.

  — Со мной случилась такая история, Яша. Я влюбилась. Думала, что после Димы никого не встречу. Было так тяжело. Пошла с подругой в ночной клуб развлечься и напиться. Это какое-то провидение, что именно ты выручил меня. И я не знаю, что делать.

  — Я попал в похожий переплёт, Женя, и я тебя понимаю. Будь, что будет.

  Он обнял её, поднял на руки и понёс наугад в другую комнату, толкнув дверь плечом.

  Ты не ошибся, любимый, это моя спальня, — прошептала она, обхватив руками его широкие плечи.

  Яков бережно положил её на постель и покрыл поцелуями шею и лицо. Потом снял с неё платье, а она расстегнула его рубашку. Желание охватило его, и он повиновался его необоримому зову.

  Когда Яков проснулся, Женя уже одетая, стояла рядом, смотря на него прекрасными серыми глазами.

  — Яшенька, дорогой, я должна идти. Профессор Хаит будет оперировать, а я приглашена ассистировать.

  — Мне тоже нужно на работу. Надо программу одну отладить. Управляющий просил сдать в эксплуатацию.

  — Вот тебе ключ от квартиры.

  Она положила его на письменный стол, нагнулась и с наслаждением поцеловала в губы.

  — Это была бесподобная ночь. Ты потрясающий любовник, Яшенька.

  — Подожди меня, я тебя довезу.

  — Я доберусь сама. Есть прямой автобус, пятнадцать минут и я на месте.

До свидания, любимый.

  Он услышал хлопок закрывающейся двери и сел на постели. Волшебная ночь любви сменилась ясным воскресным утром. Из открытого окна доносился привычный уличный шум. Начиналась рабочая неделя. Яков поднял с пола брюки и рубашку, оделся и, бросив взгляд на смятую постель, вышел из квартиры.

 

6

 

 

  Яков понимал, что дома его ждёт непростое объяснение с родителями и предчувствие его обмануло. Когда вечером он вернулся с работы и, поздоровавшись, прошёл к себе в комнату, его окликнул отец.

  — Яша, как дела?

 

— Беседер гамур*, папа.

  — Ты нас не предупредил, что не придёшь ночевать. Мы с мамой волновались. В Израиле принято всегда знать, где кто находится.

  — Я был уверен, что вернусь домой. Так получилось. И вообще, дорогие мамочка и папочка, Мне уже двадцать пятый пошёл. Я большой мальчик.

  — Бывает, возраст приходит один. Ещё неделю назад ты терзался от любви к Рахель, — съязвил Илья Зиновьевич.

  — Но она не оставила мне никаких шансов. Я похож на мазохиста?

  — Илья, оставь его в покое, — осадила мужа Ребекка Соломоновна.

  — Она влюбилась в меня. Это была её инициатива. Её мама и бабушка уехали в гостиницу на Мёртвое море.

  — А позвонить нам можно же было?

  — Я ведь тоже потерял голову. Вы не представляете, какая она…

  — Яша, тебе решать, с кем быть. Надеюсь, у тебя есть голова за плечами.

Знаешь этот анекдот из армейской жизни? – пошутил отец, пытаясь снять возникшее между ними напряжение. — Кстати, сегодня по почте пришла повестка из военкомата.

  — Да, я ожидал её, покажи.

  — Она на столе. В воскресенье тебе нужно явиться туда. Там у тебя будет время подумать и повзрослеть.

  Яков подошёл к столу, взял конверт со знакомой ему печатью и направился в свою комнату.

  Женя позвонила ему на работу на следующий день. Трубку поднял Юваль.

  — Тебя просят. У девушки очень милый голос. Наверное, красавица.

  Яков усмехнулся и взял трубку.

  — Яша, это Женя. Ты сегодня вечером свободен?

  — Я получил повестку из призывного пункта. На следующей неделе начинаю службу. Мне нужно подготовить документы, собрать вещи. Кроме того нужно доработать несколько программ.

  — А я пойду служить через год, когда закончу учёбу. А на сколько лет тебя берут?

  — По закону мне положено полгода, но, похоже, меня ангажируют на год. Они во мне заинтересованы.

 

*хорошо (иврит)

  — Яшенька, тогда нам тем более нужно увидеться. Я ужасно скучаю.

Приезжай ко мне в семь.

  — Договорились.

 

Они лежали на постели обнажённые, тесно прижавшись друг к другу. Окно спальни было распахнуто и свежий ветерок, залетая с улицы, касался спины, плеч и рук, и шевелил его длинные чёрные волосы. Минуту назад завершился казавшийся бесконечным акт любви, и Яков, согретый молодой горячей кровью, отдыхал, не выпуская её из объятий. Она, прекрасная в своей наготе, покоилась на его груди, разметав на подушке роскошные мягкие волосы. Страсть, охватившая их с самого порога, требовала покоя и отдохновения, чтобы овладеть ими снова. Он погрузился в сон, повинуясь неге, спутнице бурного соития и удовлетворённого желания.

  Когда Яков проснулся, над городом царила необъятная звёздная ночь и тишина, льющаяся из открытого окна, нарушалась лишь отдалённым собачьим лаем из арабской деревни да изредка проезжавшей запоздалой машины. Женя смотрела на него, и её глаза светились отражённым светом уличного фонаря.

  — Дорогой, мне кажется, у тебя давно не было женщины, ты какой-то ненасытный.

  — Ты права. Я любил одну женщину, а недавно мы расстались.

  — Почему?

  — Я тебе потом всё расскажу.

  — Ты такой загадочный.

  Она поцеловала его и возбуждённый её чувственными губами, Яков обнял её упругую грудь и снова овладел ею.

 

 

7

 

  На городской призывной пункт Яков прибыл с родителями. Илья Зиновьевич взял однодневный отпуск, а Ребекка Соломоновна договорилась на работе, что задержится часа на два. С этим не было никаких проблем – израильтяне с уважением и пониманием относятся ко всему, связанному с армейской службой. Проводить сына в армию – святое дело.

  На улице в этот утренний час собралось уже много народу. Люди стояли группами, оживлённо переговариваясь, и многоголосый гул невидимым облаком стоял над ними. Яков увидел репатрианта из Москвы, с которым познакомился полгода назад во время регистрации и тестирования, и подал ему знак рукой. Парень, увидев его, жизнерадостно улыбнулся и что-то крикнул, но голос его потонул в шуме толпы.

  — А твоя девушка придёт? – спросила Ребекка.

  — Мы с ней вчера попрощались, мама. Она не смогла. У неё сегодня экзамен.

  — Она молодец. – Илья Зиновьевич посмотрел на сына испытывающим взглядом. – Яша, скажи, ты не влюбился?

  — Она мне очень нравится, я испытываю к ней сильное влечение. Но мне предстоит отслужить год, и ей тоже, когда закончит учёбу.

  — Вы ещё молодые, и время пройдёт быстро. Тогда и поженитесь, — неуверенно произнесла Ребекка.

  — Можно жениться и служа в армии. А женщине в этом случае даже срок сокращают или дают освобождение, — сказал Яков. – Если женщина беременна, тут вопросов никаких нет, отправляют домой. В Израиле рождение ребёнка, продолжение рода — самое важное.

  — Тебе уже сообщили, в какие войска тебя направляют? – поинтересовался Илья Зиновьевич.

  — Я просился в разведку, ты знаешь, папа. Надеюсь, так и будет.

  На пороге призывного пункта показался молодой подтянутый капитан, и, обведя взглядом множество людей, скомандовал хорошо поставленным голосом:

  — Всем призывникам занять места в автобусах. Отправление через пятнадцать минут.

  Из-за поворота улицы к стоянке напротив один за другим стали выруливать автобусы. Новобранцы после объятий и поцелуев поднимались и занимали места, делая знаки родственникам и друзьям.

  — Яша, позвони, когда доберёшься, — попросила Ребекка Соломоновна, смахивая слезу.

  — Мама, что ты себе надумала? Я буду приезжать. Мы же в Израиле, здесь всё близко.

  Ребекка подошла к сыну и поцеловала его.

  — Я горжусь тобой, Яша.

  — Рива, дай-ка мне с сыном попрощаться.

  Илья Зиновьевич обнял Якова за плечи и прижал к себе.

  — Сообщи нам, где ты находишься. Мы будем тебя навещать.

  — Если это будет возможно, папа. В чём я совсем не уверен.

  Яков энергично поднялся в автобус, прошёл вглубь салона и, найдя свободное место, посмотрел в окно. Мать и отец стояли на том же месте, ища его за оконным стеклом, и увидев, замахали руками.

  На военной базе, куда они прибыли, Яков оказался на конвейере, двигаясь от одной станции к другой. Его сразу же отправили к парикмахеру, который за считанные минуты укоротил волосы до стандартной длины. Потом он сфотографировался и получил армейское удостоверение и жетоны с личным номером. Один ему сказали одеть на шею, а второй, как ему объяснили, при получении ботинок разламывается на две половинки, с личным номером на каждой из них, которые кладутся под стельки. А делается это для того, чтобы, если бойцу оторвёт ноги, определить, кому они принадлежат.

  Яков заполнил анкету, и его вызвали на интервью. Офицер пробежал глазами бумаги и взглянул на Якова.

  — Мы ознакомились с твоими тестами и профилем и рекомендовали тебя в разведывательную часть. Ты тоже просил об этом и твоя просьба удовлетворена. Желаю тебе хорошей службы.

  Он замолчал и внимательно посмотрел на него.

  — Вас, русских, сейчас здесь очень много. Замечательные парни и девушки. Для нашей страны это божье благословение.

  — Спасибо, господин майор.

  Когда Яков поднялся со стула, офицер крепко пожал ему руку.

  Ему сняли отпечатки пальцев, сделали рентгеновские снимки полости рта, которые требуются для опознания сгоревшего трупа, поскольку зубы – единственное, что не сгорает, взяли кровь на анализ и сделали прививки. На складе прапорщик выдал ему комплект армейской формы: две рубашки, две пары брюк и ботинок, носки и много чего ещё. Он отошёл в сторону, снял с себя одежду и обувь, в которых приехал, и надел полученную одежду. Она оказалась ему впору, и Яков отметил про себя намётанный глаз прапорщика. Он сдал ему свою одежду и уложил всё остальное в огромный вещмешок, китбег, как его называли ребята, одевавшиеся рядом с ним. Опять погрузка на автобус, идущий на учебную базу, где Якову предстояло служить. В автобусе знакомый парень подсел к нему и, широко улыбнувшись,

протянул руку.

  — Пора нам уже и подружиться. Меня тоже определили в разведку. Я Михаэль.

  — Яков, — ответил он, пожимая руку. – Ты прав, похоже, мы оказались в одной лодке. Кто ты по специальности?

  — Я электронщик. Начал работать в компании «Тельрад». Знаешь, на Хар Хоцвим?

  — Конечно. Как ты думаешь, стоит нам попросить, чтобы нас зачислили в одну часть?

  — Когда приедем, подойдём к командиру.

  Через час автобус въехал в ворота военного лагеря. Был полдень, солнце стояло высоко на голубом небе, обжигая по-летнему их молодые лица. Выйдя на грунтовую площадку, ребята с интересом разглядывали низкие строения и караваны, выкрашенные в белый цвет, и ровные ряды дощатых казарм. Они сразу же нашли командира, молодого лейтенанта, он как раз вышел встречать автобусы на широкой парковке у ворот.

  — Разрешите обратиться? – смущённо спросил его Яков, сознавая, что нарушил все нормы обращения к офицеру, которые предстояло ещё узнать.

  — Я слушаю, — ответил тот, окинув новобранцев взглядом.

  — Мы друзья с Михаэлем, из Иерусалима. Просим зачислить нас в одно подразделение.

  — Я проверю такую возможность. Назовите ваши фамилии и имена.

  Лейтенант записал в блокнот и отошёл от них. Прозвучала команда на построение, и майор, оглядев парней и девушек в новеньких мундирах, сказал, что рад приветствовать молодых воинов Израиля, и здесь, на этой учебной базе, они пройдут курс молодого бойца. Потом все двинулись в столовую, уставленную длинными крашенными коричневой краской деревянными столами и лавками, и стали в очередь на раздачу, оживлённо переговариваясь в радостном предвкушении обеда.

  — По-моему, неплохо, — заметил Яков, с аппетитом поедая шницель с рисом.

  — И суп был ничего, — поддержал его Михаэль.

  — Надо бы найти лейтенанта. Знаешь поговорку – «куй железо, пока горячо»?

  Парни вышли из столовой и побрели к домикам командиров. Молодой офицер неожиданно вышел из кабинета им навстречу, держа в руках несколько картонных папок. Увидев их, сделал знак, чтобы они подошли.

  — Я справился о вас. Вы в одном взводе, поздравляю.

  — Спасибо, господин лейтенант.

  — Вы свободны.

  Ребята радостно потрепали друг друга за плечи и направились в комнату, где оставили свои вещмешки.

  — А мешочки-то тяжеловатые, — констатировал Яков.

  — Погоди, нам ещё предстоят прогулки со всей амуницией. Мало не покажется, — напомнил Михаэль. – Знаешь, сколько весит автомат?

  — Буду знать, когда нам его вручат.

  В казарме, где разместили их взвод, они выбрали кровати напротив.

  — Теперь будем дружить и постелями, пошутил Яков, раскладывая вещи в тумбочке.

  — А полежать нам не дадут, — съязвил в ответ Михаэль. — Всех вызывают на занятия.

  — Чем мне нравится армия… Она функционирует, как часы. Здесь за тебя решают, когда, что и как делать, — заметил Яков.

  — Поживём – увидим, — рассудил Михаэль.

 

8

 

  Миновал месяц. Тиронут, так назывался на иврите подготовительный курс молодого бойца, перевалил на свою вторую половину. Стрельбы и походы в полном снаряжении остались позади, накопившаяся усталость требовала отдохновения, и руководство базы распустило ребят по домам.

  Автобус, петляя вдоль северного откоса горы, приближался к Иерусалиму. Проехали Сады Сахарова, затем большой загруженный перекрёсток Гиват Шауль. Яков и Михаэль подняли на плечи увесистые автоматы, прежде лежавшие на коленях, подхватили брошенные на пол вещмешки, спустились на перрон автобусной станции, и вышли на улицу Яффо. Стеклянная глыба Дворца конгрессов дружелюбно сверкнула отраженным утренним светом, приветствуя их возвращение в город.

  — Ну что, разбегаемся по квартирам, – предложил Яков.

  — А в субботу сбегаемся здесь в восемь вечера, — в унисон ему ответил Михаэль.

  Друзья попрощались, и Яков с вещмешком на одном плече и автоматом на другом побрёл к остановке автобуса. Он сошёл недалеко от дома. Было жарко, день катился к полдню и только свежий не разогревшийся с утра ветерок охлаждал его горячую грудь и лицо. Дверь открыла Ребекка Соломоновна и, не сдерживая радости, обняла его.

  — Яшенька, заходи, — сказала она, рассматривая сына. – Ты возмужал, загорел, хотя выглядишь усталым. Я отпросилась, и меня сегодня отпустили пораньше.

  — Ты права, мамочка, мне не мешает отдохнуть. А папа ещё не пришёл?

  — Он часа через два появится. Ты голодный.

  — Я продержусь до прихода папы. Я хорошо поел на базе.

  — Тогда прими душ и полежи.

  Ребекка Соломоновна поцеловала сына и направилась на кухню.

  — Яша, я готовлю твои любимые котлеты по-киевски.

  — Спасибо, мама.

  Он зашёл в свою комнату, снял с натуженных плеч оружие и вещмешок, с наслаждением растянулся на постели и мгновенно уснул. Через час он проснулся от внутреннего толчка, который появился у него в последнее время. Биологические часы исправно функционировали. Яков поднялся, подошёл к телефону и набрал номер Жени.

  — Привет, это я.

  — Яша, ты где?

  — Дома.

  — А почему не предупредил меня о приезде?

  — Хотел сделать тебе сюрприз. К тому же, в армии всё может измениться каждую минуту.

  — Когда мы увидимся? Я очень скучаю по тебе.

  — Сегодня в шесть вечера на нашем месте. Идёт?

  — Договорились, дорогой.

  Яков положил трубку. Его охватило радостное чувство ожидания встречи с любящей женщиной. Он всё больше и глубже ощущал в себе настойчивый и непреклонный зов природы и потребность любить, возрождённую с новой силой появившейся в его жизни женщиной.

  «Женя – красивая, умная, порядочная женщина. Что ещё нужно? Разве это не счастье? Пора выбросить из головы Рахель. Её религиозная мораль и философия создают непреодолимые препятствия между нами. Я ничего не могу изменить. А чтобы видеться с сыном как-нибудь договорюсь с ней».

  Так думал Яков, стоя у стола и смотря в окно, за которым разгорался тёплый июньский день. Он опять взял трубку и позвонил Грише.

  — Это Яков. Как дела?

  — Рад тебя слышать. Где ты?

  — В Иерусалиме.

  — Ну, наконец. Зверствовали очень?

  — Да всё в порядке. А дурь из нас вышибить – святое дело. Увидеться не желаешь?

  — Завтра днём, вечером я возвращаюсь на базу.

  — Я тоже. Давай в половине четвёртого в «Дублине».

  — Буду, пока.

  Яков вышел в гостиную и наклонился к матери, державшей в руках пахнущую клеем книгу.

  — Что читаешь, мама?

  — Амоса Оза «Мой Михаэль». Купила недавно в книжном на Агрипас. Нужно знать и своих писателей, Яша.

  — Согласен. Как насчёт обеда?

  — Папа вот-вот придёт, и мы сядем. Ты сказал, что выдержишь. Перекуси пока, если невмоготу.

  Яков пошёл на кухню, набрал чашку воды и выпил несколькими большими глотками. Потом взял со стола кусочек запеканки с капустой, всегда удававшейся Ребекке Соломоновне.

  Прогремел звонок и она открыла входную дверь.

  — Здравствуй, Яша.

  — Привет папа.

  Отец и сын крепко обнялись.

  — Сколько времени добирался? – спросил Илья Зиновьевич.

  — Нам с Михаэлем повезло. На тремпиаде постояли минут десять. Попуткой до автовокзала. Оттуда на автобусе до Иерусалима. Часа полтора.

  — Илья, сын наш проголодался. Мой руки и к столу.

  Вскоре они уже сидели в кухне и с явным удовольствием ели свежий украинский борщ.

  — А чеснок почему не берёшь? – спросил отец.

  Ребекка Соломоновна заговорщически переглянулась с Яковом и с лёгкой усмешкой сказала:

  — Ему сегодня не стоит, он на свидание идёт.

  — Понятно. Ну, расскажи, Яша, о своей жизни в армии. Месяц не виделись с тобой.

  — Вначале было трудно физически, с ног валился, потом втянулся. Представляешь, был я абсолютным неандертальцем, а стал человеком, бойцом. Ну, почти, курс ещё не закончился.

  — Что ты уже умеешь? — спросила Ребекка Соломоновна.

  — Стрелять, собирать и разбирать винтовку, работать с рацией, бегать в противогазе. Много ещё чего.

  — Как вас кормят?

  — Неплохо, довольно вкусно. Вольно-наёмники нам готовят, это повара с опытом. Бывают дни, когда нас забрасывают в пустыню на несколько дней. Там, конечно, сидим на сухом пайке.

  Ребекка подала бифштекс с рисом и с любопытством рассматривала сына. Яков заметно возмужал, прежде угловатые плечи округлились и налились мышцами, холёные прежде длинные тонкие пальцы огрубели и окрепли, и на указательном пальце правой руки появилось тёмное пятно, въевшееся в кожу от частых нажимов на курок. Она любовалась его новой мужской статью, правильным овалом красивого лица, напоминающего ей её в молодые годы, прямым носом и широко посаженными карими глазами.

  Яков перехватил её взгляд и с некоторым смущением спросил:

  — Всё в порядке, мама?

  — Просто давно тебя не видела. Вот и смотрю. Ты изменился, возмужал.

  — Так и есть, Рива, — там всякую дурь из парней выбивают.

  — Из девушек тоже. У нас инструктор – красавица, все ребята в неё влюблены, хотя она никому повода не даёт и должна вызывать ненависть. Ходит в тёмных очках и внушает священный трепет. Михаэль, мой приятель, в неё втрескался по уши.

  — Высыпаешься?- спросил Илья Зиновьевич.

  — Не всегда. Однажды был такой забавный случай. В нашем взводе есть один тирон* из России. Старается, но всё время делает оплошности. Во время построения как-то раз он поправлял спадавшие с него штаны. В наказание сержант ему говорит:

  — Знаешь, где моя комната?

  — Так точно!

  — Так вот, завтра в пять пятнадцать ты встанешь напротив комнаты и будешь кричать: «Доброе утро, командир!», пока я не выйду и тебя не остановлю.

  — В то утро взвод поднялся на час раньше, чтобы увидеть эту сцену из окна. Во второй половине дня все падали от недосыпа.

  — Ну и методы у нас.

  — Мама, во всех армиях они есть. У нас ещё вполне гуманные. Ничего не поделаешь.

  — Ну ладно, сынок, пойди, отдохни. Ты заслужил, — сказал отец, улыбнувшись.

  Яков поднялся и поплёлся к себе в комнату. Он разделся и в одних трусах направился в ванную. Минут пять он стоял под тёплыми струями, потом набрал в ладонь большую жменю шампуня и покрыл голову густой пахучей пеной.

 

9

 

  Яков заехал на грунтовую стоянку возле школы и, припарковав автомобиль, быстрым шагом двинулся на улицу Хилель. Он увидел её на углу и подал знак рукой. Женя увидела его, подбежала и бросилась ему на шею. Её поцелуй был сладок и продолжителен. Они стояли так несколько минут на оживлённом перекрёстке, не замечая проходящих мимо людей и проезжающих рядом машин.

  — Ты такая красивая сегодня! А платье какое! – сказал Яков, отдышавшись и с восхищением взирая на неё.

*призывник, проходящий курс молодого бойца (иврит)

  — Хотела тебя поразить. Почему так редко звонил?

  — Два телефона-автомата на всю базу. Попробуй, пробейся, очередь всегда в свободное время, которого почти нет.

  — Ты скучал по мне?

  — Очень. Хочешь перекусить что-нибудь?

  — Не откажусь.

  — Тогда вперёд. Здесь на Саломон есть вкусная забегаловка.

  Они пошли, держась за руки и через несколько минут сели за столик на открытом воздухе. Официант принял у них заказ, и Женя с наслаждением оглянулась по сторонам.

  — Я люблю эти старинные улочки. Они как бы напоминают, что Иерусалим – древний город и что этот район, как культурный слой, переносящий нас в девятнадцатый век.

  — Мне нравятся и современные кварталы. Иерусалим, как машина времени, его нужно читать, словно летопись… Ладно, вернёмся в двадцатый век. Какие предложения на вечер?

  — Приглашаю тебя на концерт в театр. Сегодня там играет хороший джазовый ансамбль.

  — Идёт. Я люблю джаз.

  — Моя подруга улетела в Лондон на конец недели. Оставила мне ключи. Как ты на это смотришь?

  Яков взглянул на Женю и почувствовал сильное влечение, вытесненное из его молодого тела и сознания на целый месяц, занятый каждодневной учёбой и тренировками.

  — Ты ещё спрашиваешь? Может быть, на концерт пойдём другой раз?

  Женя усмехнулась, и розовый цвет молодости окрасил нежную кожу её прекрасного лица. Появился юноша с подносом и поставил на стол две большие тарелки, пахнущие чипсами и сёмгой, и блюдо с овощным салатом, посыпанным кусочками пармезана.

 

  Район Бейт Ха-керем, где проживала её подруга Аелет, утопал в зелени деревьев, посаженных в двадцатых годах, когда строились эти одно-двух-трёх этажные особняки. Центральная улица, вдоль которой стояли по обеим сторонам автомобили, была тиха и молчалива, и только редкая машина и одинокий прохожий нарушали порой её безмятежный покой.

  — Останови здесь. Вот её дом, — произнесла Женя, положив руку на его плечо.

  — Ну и домина. Богатая, видно, семья, — с искренним удивлением сказал Яков.

  Он припарковал машину, они вошли в калитку и по уложенной плитками дорожке, поросшей с одной стороны высокими кустами роз, прошли к освещённому тусклым светом крыльцу. Женя достала из сумочки ключ, и дверной замок щёлкнул под его лёгким нажимом.

  — Заходи, Яша. Сегодня мы здесь хозяева.

  Они миновали маленький коридор и оказались в огромной, уставленной старой добротной мебелью гостиной.

  — Её дед был гендиректор какого-то министерства. Работал ещё с Бен Гурионом. А отец главный экономист в министерстве промышленности. Но что интересно, материальный достаток и практически неограниченные возможности её совсем не испортили. Ни снобизма, ни высокомерия. Она добрый и интеллигентный человек. Ну, кто я по сравнению с ней? А для неё это не имеет никакого значения.

  — Потому что ты сама, как слиток золота. Она увидела тебя такой, какой я вижу тебя.

  Он притянул Женю к себе и почувствовал учащённое биение её сердца. Она прильнула к нему и поцеловала его обветренные в пустыне губы.

  — Подожди, ты меня отсюда не сможешь поднять.

  Яков отпустил её, и она повела его вверх по лестнице, открыла дверь в одну из комнат, и он увидел огромную резную деревянную кровать, покрытую бордовым плюшевым покрывалом.

  — Вот это да, — вырвалось у Якова. – « Дела давно минувших дней. Преданья старины глубокой». На этом стадионе можно заблудиться.

  — Не волнуйся, ты меня найдёшь.

  Она подошла к кровати и сильным взмахом отбросила покрывало, сложив его вдвое. Потом повернулась к нему, потянула к себе и повалила его на постель. Оцепенение, сковавшее его прежде, прошло, и Яков почувствовал силу и лёгкость, накопившуюся в нём за прошедший месяц. Он снял с неё платье и нижнее бельё, разделся сам и прижался грудью к её упругой груди. Томление, охватившее её, передалось и ему, и вскоре он ощутил её нежную плоть. Ими овладела неутомимая страсть, и два долгих часа они не могли оторваться друг от друга.

  — Яшенька, ты меня любишь? Или я для тебя просто самка, которую ты, самец, должен покрыть, подчиняясь природному инстинкту?

  — Не хочу философствовать на эту тему, чтобы не показаться банальным. Но мне кажется, в моём отношении к тебе присутствуют все составляющие любви. Да, я чувствую к тебе тяготение не только сексуальное… Вот сейчас, после бурного соития ты остаёшься для меня интересной и желанной. Значит, я люблю тебя.

  — Ты знаешь, чем женщина отличается от мужчины? Она не нуждается в рассуждениях и логических выводах. Она просто или любит, или нет. Но какая в тебе мощь, Яша. Ты грандиозный любовник. Я в восторге и не сомневаюсь, что люблю тебя. Яшенька, я уверена, у нас будут прекрасные дети.

  — Ты предлагаешь мне жениться на тебе?

  — А почему бы и нет? Разве мы не любим друг друга?

  — Но я не хочу, чтобы наша любовная лодка разбилась о быт. Мне ещё год служить и тебе потом.

  — Ты прав, дорогой. А ты меня не бросишь? Встретишь кого-нибудь получше меня, и прощай.

  — Я не думаю, что есть женщины лучше тебя. В тебе есть всё, что мне нужно: ум, интеллигентность и красота.

  — За деньги, Яшенька, можно всё купить. И тело, и душу. Предложит тебе кто-нибудь, как моя подруга, например, все возможности и блага, только женись. Ты устоишь? Стеклянный потолок тебе не придётся пробивать.

  — « Не искушай меня без нужды…», — пропел Яков строку из романса.

  — Ты не хочешь мне ответить? – спросила Женя.

  — Скажи, а концерт в театре уже закончился? – полушутя спросил он.

  — Думаю, мы не успеем. Но на этом этаже есть потрясающий балкон.

  — Идём туда, а потом вернёмся сюда, — сказал он.

  Не стесняясь наготы, он поднялся с кровати, оделся и вышел из комнаты.

  Женя, последовала за ним. На широком балконе стояли два больших плетёных кресла и стол. Было уже темно, и в воздухе стоял пронзительный птичий гам. Лёгкий ветерок едва шевелил ветви деревьев, разнося повсюду терпкий запах кипарисов. В соседних домах зажглись окна, но не было слышно ни голосов, ни шума открывающихся и закрывающихся дверей – все звуки тонули и растворялись в вакууме пространства.

  — Хочешь вина? – спросила Женя.

  — А есть?

  — Бар битком забит. Некому пить. Аелет сказала, что можно есть и пить всё, что находится в доме.

  — Ну, что ж, надо ей помочь. Неси.

  Женя вышла и вскоре вернулась с бутылкой каберне, двумя рюмками и штопором и плиткой шоколада. Яков откупорил бутылку и разлил вино по рюмкам.

  — За нашу любовь, — провозгласил он тост.

  Они чокнулись, выпили и закусили горьким шоколадом.

  — Когда ты возвращаешься на базу?

  — Завтра вечером.

  — Увидимся ещё?

  — Завтра у меня пьянка с Гришей. А потом на автобус. Если можешь, приходи. Ты не забыла? У нас ещё вся ночь впереди.

  Женя поднялась с кресла, села ему на колени и обняла.

  — Никому тебя не отдам, — сказала она и прильнула к его ожидавшим поцелуя губам. Он почувствовал новое захватившее его желание, поднял её на руки и понёс в комнату. Им предстояла полная страсти и нежности ночь любви.

  Он проснулся в одиннадцать утра. Постель ещё хранила жар их молодых тел и вновь влекла к неге любви. Но надо было вставать и ехать домой. Женя, прекрасная в своей наготе, лежала рядом с ним, рассматривая его лицо и поглаживая его сильную грудь. Он поднялся, взял брошенную на кресле одежду и стал одеваться, не смотря на Женю, так как боялся не устоять под мощным зовом её привлекательности. Она тоже поднялась, осознав, что от страсти, как и всего в этом мире, требуется отдохновение, направилась в ванную, постояла под душем, запахнулась в махровый халат подруги и вернулась в спальню. Яков был уже одет и сидел в огромном кожаном кресле, ожидая её. Женя улыбнулась, подошла к нему, поцеловала и попросила его спуститься в гостиную. Он послушно поднялся и вышел на балкон. День сиял всеми красками лета, воздух был так чист и прозрачен, что корпуса авиазавода внизу по склону и университетский кампус и академия музыки по другую сторону долины хорошо просматривались, напоминая, что в жизни есть не только любовь. Он спустился по лестнице и стал с интересом рассматривать огромный дубовый стол, окружённый множеством таких же добротных деревянных стульев, большую люстру под высоким потолком и кресла и диваны вдоль стены. Вскоре появилась и она в безупречном блеске своей еврейской красоты и длинными распущенными волосами.

  — Твой Дима, по-моему, полный идиот, или слепец, — сказал Яков, наблюдая за ней, грациозно и царственно идущей по ступенькам лестницы. – Как можно бросить такую женщину ради призрачных благ Америки?

  — Наверное, я была предназначена не ему, а тебе. Не упусти меня.

  Она подошла к нему и посмотрела в глаза своими омытыми любовью серыми глазами. Потом повернулась и направилась к выходу.

  Ехали молча, утомлённые ночью безумной любви. Возле её дома в Гило Яков остановился, они обнялись, и Женя вышла из машины.

  — Я приду тебя проводить, Яшенька. До скорого, любимый.

  Она махнул ему рукой, он ответил ей и тронулся с места. Дома он поздоровался с родителями, прошёл в свою комнату, разделся и лёг на тахту. Родители с пониманием отнеслись к его исчезновению и отсутствию ночью: он молодой мужчина и желает любить и быть любимым, это нормально. Сын их, полагали они, стал самодостаточной личностью, не нуждающейся в опеке и руководстве. А что касается волнений и ожидания телефонных звонков, это их родительские проблемы и с ними нужно смириться. Когда он проснулся, они не выразили претензий, что он не позвонил и не предупредил их, что ночевать не придёт, и не задавали неуместных вопросов.

  — Яша, у тебя всё в порядке? – спросила Ребекка Соломоновна.

  — Конечно, мама. Извини, что не сообщил, не получилось.

  — Ты счастлив, сынок?

  — Думаю, да.

  — Ну и прекрасно. Поешь, я приготовила хороший обед. Мы с папой уже поели.

  — Спасибо, мама. Я голодный, как волк.

  Яков оделся, помыл руки и стремительно прошёл на кухню. Времени оставалось в обрез.