СОФИЯ ПРИВИС-НИКИТИНА. Продолжение романа

4-я глава.

   – А машину бери. Не будь дурой! – Мама обняла губами маленький мундштук с вставленной в него тонюсенькой сигареткой.

– Ты отдаёшь этой шелуге мужа – красавца. И что это за самопожертвование такое глупое? Тёмка твой, конечно, мерзавец и бабник, но при должности и хорошем окладе. Разведясь, ты становишься одинокой женщиной в стеснённых обстоятельствах. Сколько бы ты ни била по клавишам своим! Говорила я тебе: – Доча! Иди в торговлю. Сейчас бы сидела на складе каком – нибудь блатном. А тебе только свёртки подносили бы. Но ты же у нас духовная женщина! Вот и ешь теперь свою духовность на завтрак, обед и ужин. Сдавай! Прикуп не открываю. Иду на двести!

   – Мама! Не нужно мне от них ничего. Я так устала жить в этом унизительном состоянии. А я ещё от них подачки принимать буду?

   – Муська! Ты очень недалёкая барышня. Это не подачка. Она даёт тебе отступного. А чего бы и не взять? Вот села бы ты со мной играть без прикупа? Смешно! Конечно, бы не села. Есть законы карточной игры. И есть законы жизни. И в этом случае, отказываясь от прикупа, машины то есть, ты, по законам игры, отдаёшь машину ей. То есть, ты даришь ей своего мужа и уже свою машину в придачу. Если тебя волнует моральный аспект дела, в том смысле, что Инга на этой машине разъезжала по городу, и все это знают, то машину можно продать. А деньги? Когда и кому деньги лишними были? Так что не глупи!

   – Мама,  у я уже ей сказала, что не беру машину, а ещё и приданое за этой сволочью дам. Как я теперь ей позвоню и потребую машину?

   ¬–  Не надо тебе звонить. Ты оскорблённая сторона. Я  позвоню сама.

   – Открываюсь! Двести! – Мама бросила карты, встала и со вздохом подошла к изящному телефонному столику. Она не села. Значит, разговор будет короткий и, скорее всего в категорическом тоне. О! Это мама умела! Внутренне мама была уже на вражеской волне:

   –  Ну, дочь моя! Может, ты продиктуешь мне номер новой жены моего зятя? Я же не обязана знать номера телефонов твоих сомнительных знакомых!

Маша с трепетом продиктовала номер.

   – Длинные гудки. Пляшет, небось, в своём логове разврата!  Хорошо. Тогда  всё это завтра, завтра! А сейчас, дочь моя, гуляем! Не будем портить себе настроение сегодня. Хорошо?

И покатился вечер богатый смехом и полезными откровениями. Мама удивлять не переставала. Все её жизненные выкладки были несколько жестковаты, но логичны и просты, как азы  математики.  Мама всегда  была права, даже когда правота её была явно сомнительной, она настаивала на своём и злилась. То есть, мамина правота – это аксиома. Доказать её никто не в силах. Просто принять и запомнить: мама всегда права!

Красивая, ухоженная, капризная женщина с богатым опытом  бесчисленных замужеств, она не терпела препирательств, и несогласных с её правилами жизни крестиком из своего окружения перечёркивала.

Бесспорность её красоты не обсуждалась. Дочь, конечно, жалкая копия. Ни характера, ни хватки. Только хорошенькая мордашка. А порода? Порода где, спрашивается?

Мама всегда была при породе и при параде. Смолоду спала в папильотках. Если неожиданно звонили в дверь, мама не откроет, даже если пожар, пока не приведёт себя в порядок.

Всё и всегда делала сама. Белила потолки, клеила обои, сверлила стены, чинила часы и телевизоры. Чинить технику у неё получалось не блестяще.  Долго потом непригодные часы и телевизоры вздыхали на антресолях, пока не отправлялись на помойку. В ремонт такие вещи мама не сдавала. Она была уверена в том, что если она не справилась, то уже никто другой, ясен пень,  справиться не в силах.

Зато сугубо женские дела шли у неё на ура! У мамы буйным цветом зацветала даже палка. Мама вышивала гладью, шила, вязала,  божественно готовила, много читала, обожала кроссворды и детективы.

 Но одно жизненное правило мама не оспаривала и усвоила крепко – накрепко.

Не надо суетиться перед жизнью. Не надо кланяться судьбе. Она много не даст. Зато за всё спросит. И ты обязательно за всё ответишь. Не отвертишься. Так что, не суетись, живи спокойно. А если хочешь себе помочь то постарайся, что бы меньше было таких поступков, за которые грядёт расплата.

Рано утром Вера Модестовна  уже развернула театр военных действий. Прошелестела к телефону, приняла бойцовую стойку и набрала номер телефона.

   – Здравствуйте! Это Инга? Вас беспокоит Вера Модестовна, мама  Радзюкевич Марии. Не знаете? Как же так? Мужа её знаете, вожеделеете, а Машу не знаете?

  – Это для вас она Муся, а вообще-то она Мария Эдуардовна Радзюкевич. Но это не самое главное. Мария подала на развод. Буквально через месяц её муж будет свободен для новой любви. Так что прошу вас к середине следующего месяца оформить дарственную на автомобиль. Дарственную оформите на Машино имя. Копии паспорта, и прав я вам привезу в среду к кафе « Палас» в семь часов вечера. Не волнуйтесь. Я вас узнаю.

    – Как это Маша отказалась от машины? Нет! Вы что-то путаете, милочка. Маша, видимо, неудачно пошутила? А вот со мной я вам шутить не советую! В среду в семь у кафе « Палас». Убедительная просьба: не опаздывать!

Мама аккуратно положила трубку на антикварный, сверкающий золотым металлом аппарат.

   – Ну вот и всё, девочка моя. Всё в этой жизни просто и ясно. Не надо только усложнять и драматизировать. Давай завтракать. У меня всё готово.  Надо только накрыть стол на веранде. Поможешь?

Мамина голова была оседлана огромными бигуди, одета она была в роскошный японский халат, на ногах шлёпки на гвоздиках. Маша вспомнила, что у мамы сегодня большой приём. Какие – то особые гости.

 Когда уже убирали посуду после завтрака, стало припекать робкое майское солнышко, Маша поняла, что пора собираться в обратный путь. Собираться домой, в свою уютную осиротевшую без непутёвого Тёмы, квартирку. Тоска легла на сердце. Вера Модестовна вскинула на дочь изумрудные глаза:

   – А с какого такого бодуна ты поедешь сегодня домой? Что у тебя семеро по лавкам дома? Будешь сидеть там одна, в четырёх стенах, и сопли жевать? Оставайся! Сегодня будет интересная компания.  У меня сегодня в гостях даже один молодой интересный мужчина. Ему сорок пять. Он молод, красив и очень перспективен. А познакомлю – ка я вас, дочь моя!

Маша очень обрадовалась, что её не изгоняют, как бедного еврееватого Жору. Значит, мама её любит и не стыдится! Но знакомиться с сорокапятилетним стариком ей совсем не хотелось! Маша отрицательно относилась к большой разнице в возрасте между супругами, в какую бы сторону эта разница не тянула.

Вспомнилось, как выходила замуж по второму кругу её киевская тётка. Тётя Вера была божественно сложена и некрасива. Но мужчин к ней тянуло. Первый брак высосал из Веры все душевные силы. Она любила мужа, а муж любил  всех женщин, встречающихся на его пути. После расставания с мужем, Вера поставила себе цель – удачно выйти замуж, воспитать в ненависти и непримиримости к отцу их общего сына, и весь горький опыт первого замужества обратить себе в пользу.

Выйти замуж после тридцати, с сыночком на руках не так уж и просто. Была одна кандидатура. Машка его видела, когда приезжала на каникулы к бабушке. Красивый, чёрт! Даже тринадцатилетняя Маша трепетала рядом с ним, когда они сидели за общим праздничным столом. Но красавец имел семью, и никакие Верины ласки, никакое роскошное тело его от семьи оторвать не могло.

Тогда Вера его бросила. И летом на пляже познакомилась с парнем двадцати пяти лет от роду. Запудрила ему мозги, и он был так влюблён, что повёл тридцатипятилетнюю молодицу под венец. Маша была на этой свадьбе. Просидела весь вечер, как на раскалённой сковороде. Просто кошмар какой-то! Этот толстый Вова, который муж, выглядел на те же Веркины тридцать пять, и когда им кричали :«Горько!», и этот толстогубый болван, Вова, впивался в тёткин рот, Маша от отвращения замирала. «Позор! Позор! Боже мой! Какой позор!» И эта старая моль в белом платье!

Но маме Маша против гипотетического жениха слова не сказала, а поскакала наверх, в душ и выбирать из маминого гардероба, что душе угодно!

Время неумолимо стремилось к вечеру. В две руки был сервирован стол на восемь персон: мама, Машенька, Борис Львович, который, якобы для  Маши, с другом, про которого ничего неизвестно, и две подружки с мужьями, тоже, оказывается, очень полезные люди.

Мария стояла на веранде, вдыхала сладкий запах сада и посматривала на дорожку к дому. Калитка отворилась, и на дорожке появился Жора в компании импозантного мужчины. Но Жора был уже не Жора. Это был красивый, прекрасно одетый, интеллигентный дядька. У Маши от восторга, от радости за Жору и от детского: «Что теперь будет?» стеснило грудь.

   – Мама! Гости! Гости! – прозвенела Мусенька.

Мама степенно вышла на балкон, глянула на дорожку, побледнела и на мгновение замерла. Но мама! Она же – Вера Модестовна. Моментально сверкнув гостеприимной улыбкой, она красивым королевским жестом поприветствовала гостей:

   – Поднимайтесь, дорогие прямо на второй этаж! Машенька, беги вниз, встречай гостей!

Маша кубарем скатилась с лестницы. Мамино изысканное платьице было  ей даже коротковато, открывало колени больше, чем того требовали приличия. Но Мусе это скорее нравилось, чем наоборот. Она подбежала к Жоре, которого и Жорой – то сегодня назвать было трудно. Повисела пару минут у него на шее, а потом обернула своё любопытное личико на мужчину средних лет.

 Мужчина средних лет смотрел на неё и улыбался. Улыбался ласково и восхищённо. Он был импозантен и красив. «Жалко, что он старый»!:– огорчилась Муся.

 Вместе они поднялись на второй этаж, в большую светлую комнату. Двери балкона занимали почти всю площадь  южной стены и были настежь распахнуты. И там был накрыт ещё один, круглый стол, который предназначался сначала для принятия аперитивов, а впоследствии – для наслаждения чашечкой ароматного кофе.

Красавец подошёл к Вере Модестовне, поцеловал  той ручку и представил ей Георгия Ефимовича, своего хорошего приятеля, мастера на все руки и большого ценителя хорошей музыки, в прошлом преподавателя игры на фортепьяно в Одесской консерватории имени Неждановой. Несчастный случай, произошедший с ним в Одессе, переломал ему правую руку, лишив  возможности преподавания, но не лишил вкуса к жизни и тяги к прекрасному. Вера Модестовна окаменела. Вот тебе и « А шо такое?».

Но Машенька быстро нашлась, объяснила, пожилому красавцу, что их семья давно дружит с дядей Жорой, очень его любит. И вот как раз сегодня они с мамой очень сокрушались, что не пригласили на дружеские посиделки Георгия Ефимовича, отчество которого Маша услышала впервые.

 Зацикливаться на деталях было некогда.  По дорожке к дому уже шли супруги Львовы: Анна и Дмитрий, а за ними – мамина закадычная подруга Раиса с очередным кавалером. Они у неё менялись как времена года. По штуке в сезон. Этот новый кавалер производил впечатление слегка припудреного: то отставит ножку, то приподнимет локоток и бесконечное: « пардонте» не сходило с его уст. Учитывая, что и сама Раиса была тоже с большим прибабахом, вечер обещал быть весёлым.

 Загремели стульями, расселись. Красивый старик, которого звали Борис Львович, весь вечер поглядывал на Машу.

Люди собрались за столом весёлые, озорные даже. Сыпали новостями, шутками, смешными историями, анекдотическими ситуациями, в которые изредка или часто попадали. Юмор – великая вещь. А самоирония – это спасение от многих неприятных вещей, в том числе и от сплетен и неприятных инсинуаций.

5-я глава.

Борис оказался замечательным собеседником. Искрился юмором, доброжелательностью и заинтересованностью. Своей симпатии к Маше не скрывал. Но поскольку никакой угрозы для неё не представлял, Маша расслабилась. Она наслаждалась тёплой компанией, приятной беседой, изредка пронзая коротким рентгеновским взглядом маму. Мама сидела на приличном расстоянии от Жоры, но постоянно вспыхивала на него зеленью своих сердитых и растерянных глаз. Глаза говорили:

   – Как ты посмел? Как ты посмел быть таким элегантным, лёгким и интересным?

Глаза Георгия Ефимовича отвечали: «Всегда таким был, Верочка! Ты просто не хотела и не умела этого видеть».

Маша понимала, что в отношениях мамы с Жорой начинается новый виток. О себе она думала, что она в полной безопасности. Просто приписана на один вечер в дамы Борису Львовичу.

Разъезжались за полночь, на такси. Только за Борисом Львовичем была прислана машина. Так думала Маша. Но, оказывается, машина простояла за воротами дачи столько, сколько длилось весёлое застолье. Эта машина и привезла на дачу к маме гостей: Бориса Львовича и Георгия Ефимовича. Она же их и увезла. Мама уже у выхода робко предложила Жоре остаться, но тот бросил небрежное:

   – Как- нибудь в другой раз, Верочка!- и был таков.

Это был удар! Нокдаун стопроцентный. Вера Модестовна в негодовании бросала в мойку посуду и периодически взвизгивала:

    – Нет! Ну ты видела этого хлыста местечкового? Как-нибудь!  То есть: какэнбуд! –( идиш. Ругательно). В другой раз! Какая наглость! Какой цинизм!

   – Мама! Ну что ты хочешь? Ты ни в грош его не ставила столько лет! Ты даже никогда не интересовалась его прошлым. Да ты просто его никогда не учитывала! А он видела какой? И где его «А шо такое?» Оно было, видимо, только для тебя. Ты его презирала, он платил тебе тем же. По-своему, но платил. Думаю, он ждал, когда ты соизволишь присмотреться к нему. А тебя заклинило на этом чёртовом « А шо такое?» А ведь Жора — блестящая партия, мамочка!

   – Жора! Жора! Нажоркалась уже до изжоги! У меня в печёнках уже сидят эти евреи! Жила себе и не знала про них! И слыхом не слыхивала, пока не угораздило меня с твоим папашей познакомиться! Как же? Капитан! Моряк! Врач! Красавец! Глаза! Не глаза, а сиреневый туман! Десять лет пил мою кровь! Десять долгих лет! Пьянки, бабы! Бильярд, друзья! А мне кастрюли и дети! Сволочь! Рыбу ему фаршируй, форшмак крути! Воротнички крахмальные, халат больничный, чтоб хрустел весь. И в любое время дня и ночи ноги раздвигай по первому приказу! Ненасытная скотина. Ненавижу!

Машу покоробило от этих слов! Ба! Да её мама антисемитка!  Слово за слово, и пошло. Закончилось всё скандалом с неизменной концовкой. Мама кричала:

    – И чтобы и ноги твоей в моём доме! Отныне и до века:  Проклинаю!

Маша ушла спать в мансарду. Свернулась клубочком, поплакала и уснула. Утром, не позавтракав и не простившись с Верой Модестовной,  уехала в город.

Дома было пусто и холодно. Работы практически не было. Она ещё ранней весной отказалась от гастрольных турне. Артемий был категорически против её разъездов. И сейчас перед ней расстелилось длинное, свободное лето. Лето, которое она надеялась хотя бы фрагменетарно провести с мамой.

Мама оказалась антисемиткой, да ещё послала в след дочери: « Отныне и до века — проклинаю!» Конечно, проклятие это было несерьёзным, мама им пользовалась для красоты и убедительности эффекта. Но вот эта нелюбовь к папе, красивому и рано ушедшему папе, Машу потрясла. И, против  обыкновения, Маша к  маме с покаянным звонком не торопилась.

Весь май, и начало июня кипела работа в квартире. Переставлялась мебель освобождались антресоли, заваленные ненужной рухлядью с размытым диагнозом: «в хозяйстве пригодится!». Освобождены были два нижних отделения прекрасной польской секции «Коперник». Эти, так нужные в хозяйстве два отделения были заняты Тёмой для его « богачества». Так экс-муж называл разнообразные радиодетали: сопротивления, лампочки, целые платы, которых у него было немеряно.

Всё теперь стояло на лоджии в коробках и чемоданах, не давая  Маше  сушить на лоджии бельё, и отрицательно воздействовало на обозрение прекрасного вида с лоджии. Зато в квартире царствовали простор и чистота. А захламлённая лоджия? Так это же временно! В конце июня она будет разведённой женщиной с прекрасными перспективами. И если Артём не заберёт свои инструменты и вещи, их ждёт помойка за углом дома.

В начале июня  позвонил Жора. Сказал, что сейчас приедет и подкатил к Машиному дому на девятке. На Ингиной девятке, которая уже была и не Ингина вовсе. МашИна была МАшина, и документы на владение ею были в полном порядке. Ай да мама! От чашечки чая  Георгий Ефимович не отказался. Поднялись в квартиру, расположились на уютной кухне. Жора сообщил, что они с мамой осенью вступают в законный брак. Передал документы на машину и  от мамы приглашение на дачу с ночёвкой. Отказ невозможен – предстоит серьёзный разговор! Маша обещала быть всенепременно! Обида улеглась. Недоумение осталось.

     – Дядя Жора! Можно один вопрос? Ты, оказывается, человек не просто из мира музыки, но и прекрасный преподаватель, блестящий пианист! Почему ты никогда не говорил со мной о музыке? Не высказывал своего мнения обо мне, как о пианисте, аккомпаниаторе? Я хочу понять: чем это объясняется? Ты скрывал какую-то свою тайну? Или ты меня, как аккомпаниатора не воспринимал?

     – Машенька! Я не знал, как сказать тебе то, что было на сердце. Давай не будем выяснять причины,  по которым я не заводил с тобой разговор о твоём будущем. Но я о нём думал. Думал всегда. Поэтому в мамином доме появился Борис. Ты талантливая девочка. Тебе нужен человек, который поможет тебе прорваться к славе и успеху. Присмотрись к Борису. Это твой шанс. И ничего мне пока не отвечай. Всё ещё обговорим. Мы теперь одна семья.

Только закрылась дверь за Георгием Ефимовичем, Маша бросилась к телефону. Дрожащими пальцами набрала домашний телефон мужа, горячо молясь в душе, чтобы трубку снял именно он, а не свёкор или, того хуже, свекровь.

Трубку поднял Тёма. Обрадовался, потом удивился, а потом начал орать про то, что она идиотка. Всё, как обычно. Этот крик разбудил вздремнувшую в душе Мусю, которая доходчиво и подробно объяснила Тёме о судьбе мужниных вещей, если он не приедет за ними немедленно!

Муж приехал на такси. Маша велела такси отпустить, чем возродила безумные надежды Тёмы. Глаз вспыхнул, заиграл, но всё это было зря. И в квартиру поднимался весело подпрыгивая, зря.

   – Давай,  забирай свои манатки. У меня мало времени!

   – Я же такси отпустил! Ты же сама, Муська, сказала, чтобы я остался! – С мальчишеской обидой в голосе изрёк Тёма.

   – Не остаться я тебе предложила, а отпустить такси. А это две большие разницы, Артемий. Давай, волоки всё вниз. Там разберёмся!

Тёма смотрел на Мусю с недоверием. Эта шелуга что-то затеяла. Он сейчас, как дурак, всё это спустит вниз, а она хлопнет дверью перед его носом. И мечись здесь между шмотками и такси. Да и не остановится никто! А ещё в ментовку есть вероятность попасть. Примут за домушника. А что? Запросто! Тёма пребывал в мрачных размышлениях.

Конечно, Муська красивая баба, жалко только, что дура беспросветная. Чего взбеленилась? Развод ей подавай! Можно подумать, что она кроме библиотеки и рояли своей развратной ничем не увлекается. Так он и поверил! Нет бы – простить друг друга и зажить  как раньше. С Муськой хорошо. В доме порядок. Всё на своём месте. Гости приходят весёлые. Рядом с ней много жизни. А у Инги голодно, грязно и неуютно. К жизни вообще не приспособлена. Девятку свою в ремонт отдала и не чешется. А ему на сраном « Москвиче» по объектам мотаться!  Да и прилипчивая больно. Нет спасенья от этих «сюсю – мусю». До тошноты.

Наконец, из подъезда вылетела Муська. Хороша, зараза! Надо поговорить. И кто старое помянёт, тому глаз вон! Ну, конечно, он поставит условия… Распустил он её. От этого все и непрятности!

   – Ну и чего ты стоишь столбом! У меня машина у второго подъезда. Здесь места не было. Неси коробки по одной, я лёгкие вещи поднесу!

Куда поднесу? Чего поднесу? Тёма недоумевал и действовал почти под гипнозом.

Первая же коробка пожитков привела его к Ингиной девятке. Значит, эти мерзкие бабы договорились, Муська позвонила Инге, и та за ним приехала, как за пионЭром из лагеря после смены. Суки они всё- таки! Но Инги в машине не было. В полном затмении, при чутком руководстве Муськи, коробки и вещи были втиснуты в машину.

   – У тебя права с собой?

   – Да! А что?

   – Вот тут дарственная тебе от меня на мою машину. И ехай, голубок , в своё гнёздышко. Всё сложилось , как ты хотел: « Машина твоя. Третья слева баба в канкане – твоя. Только я уже не твоя».

   – Живи, дурачок! Прощай!

И попилила к своему подъезду. Совершенно ошарашенный, раздавленный и злой Артемий поехал навстречу новой судьбе.

Маша стояла на крылечке и смотрела вслед своей уходящей прошлой жизни. Что машину она не возьмёт, решила сразу. Но эффектно это всё обставить помогла ей просыпающаяся всё чаще и чаще в ней — Муся. Странно, но ни облегчения, ни чувства реванша не случилось в Машиной душе. Только тоска, именно не грусть, а зелёная жабья тоска.

Маша приступила к реконструкции лоджии.  Когда все дела по перестройке лоджии в летнюю веранду были закончены, ноты разложены, партитуры приведены в идеальный порядок, Маша она же, отчасти, Муся, заскучала.