БЕЛЛА ВЕРНИКОВА. Стихи о любви с авторской графикой

© Bella Vernikova, 2012

ВАЛЬС СОРОК ПЯТОГО ГОДА

Какая-то площадь, оркестр духовой,
пришедшие с фронта солдаты,
распаренных танцами и духотой
уводят их жены куда-то.
И только один остается в кругу,
без женщины, с костылями,
под музыку – слезы сдержать не могу –
он вальс в полутьме ковыляет.
И вот я иду с ним, и знаю куда,
и что будет дальше, я знаю,
и нет замешательства, просьбы, стыда,
и здесь не любовь никакая,
и даже не в жалости дело, а в том,
что счастлив, не надо и спрашивать,
и если помянет, так только добром,
а если забудет, не страшно.

* * *

Хочется доброй спокойной любви

в пахнущей теплым печеньем квартире,

в прочном, поросшем деревьями мире,

не замышляющем день на крови.

Хочется сильной открытой строки,

жизнь объяснившей и тронувшей душу,

В генах хранимое, рвется наружу

прикосновенье детской руки.

Что нам мешает, как хочется, жить?

Ведь по отдельности, к счастью, знакомо

и ощущение теплого дома,

и пониманье, куда же нам плыть.

Может, утеряна легкость в трудах?

что мы ни делаем, все только в тяжесть,

дети болеют, быт не налажен,

губы немеют и ширится страх.

Гонит нас холод и радует Крым,

греет удача и ближнего участь,

так и живем, забавляясь и мучась,

и по утрам на работу спешим.

Цельности хочется. Флейта, играй!

Разве что музыка ржавчину снимет,

мир не взорвется, милый обнимет,

вольному воля – спасенному рай.

 

* * *

Как человека, мы способны

любить свой город или не любить.

Чему дано в одно соединить

людей живущих и когда-то живших,

архитектуру, говор, склад ума,

вечерний запах моря на остывших

от зноя улицах, где мы живем,

как на ветру, во времени своем.

Чему?

Наверно, чувству твоему

спокойствия в известняковых стенах,

автоматизму в повседневных сценах

общенья с говорливыми людьми,

привязанности к лицам и пространству,

организованному на века.

Жизнь безутешна тем, что коротка,

но здесь идет и клонит к постоянству.

 

ТУГИЕ ЦВЕТНЫЕ МЕЛКИ

В спортивно-оздоровительном лагере
концерт «Богема старого Тбилиси».
Сладость богемы иллюстрируют слайды.
Грузин готовит аппаратуру,
а грузинка в парчовом платье
объявляет, что будет читать нам
то, что посланцы русской литературы
сочинили о Грузии –
конечно, все прочесть невозможно,
писать о Грузии русские поэты горазды –
и расплывается поэтический праздник,
богемно цветистый и разнообразный.
Осеняются пушкинской строкой
холмы, на которых разбит Тифлис,
и долина, где Арагва с Курой сошлись
навсегда под лермонтовской рукой.
А дальше уже вразнобой
читают Евтушенко и Пастернака,
первый в стихах доволен собой
и клянется, что в Грузии зарыта собака.
Прервавшись, чтица скандально
отчитывает девицу
за то, что та стихам не дивится,
а в третьем ряду смеется нахально.
Женщины в зале сочувствуют чтице –
«Пускай она извинится» –
но певец уже тронул струны
и есенинским словом теплятся лица.
Какие тугие цветные мелки
стерты о сакартвельские кущи!
После скандала артистам хлопают гуще,
поддерживают их,
благодарят за стихи.

НА ВЫСТАВКЕ ХУДОЖНИКА СИНИЦКОГО                                    

                                                 Олегу Губарю

Нам свойственно в служебном помещенье

хранить благонамеренность лица.

Не так уж и страшимся подлеца

доносчика и сплетника, а все же

предпочитаем о себе молчать

и говорим о модах, о футболе,

о рок-ансамблях с теми, кто моложе.

Душа заиндевеет и не сможет

в себя вглядеться, чтоб других понять

и различить, кто в здравии, кто болен.

Я встала у окна, закончив до обеда

все срочные служебные дела.

На улице шел снег, и тихая беседа,

как свежий воздух, в комнату вплыла.

О жизни разговор простой и горький

меж нас мосток доверия воздвиг,

на пробужденье заиграл нам зорьку

исповедальный русский наш язык,

обеденный подкрался перерыв,

заснеженные двери отворив.

Хотелось праздника, и белизна округи,

деревья пышные, пушистые кусты,

следов цепочки, снегопад без вьюги

слагали фон протяжной чистоты,

на нем цветет живое впечатленье,

и мы пошли с приятелем в музей.

Негромкий южнорусский корифей

встречал, еще работая пейзажи,

свой девяностолетний юбилей,

но до открытья выставки не дожил.

От раннего этюда – домик белый

в районе Мельниц, зарисован в год

пятнадцатый – до близких к нам работ

(мы помним этот берег порыжелый

и дикий пляж у кромки теплых вод)

в двух залах жизнь художника идет,

в пристрастиях и красках постоянна,

как будто ей известно наперед,

что хрупкую подробность мест

желанных

холст сохранит, а время заметет.

Мы выбрали на память по картине,

мой спутник взял Большефонтанский мыс,

я – натюрморт, накрытый к чаепитью,

и сумерки в окне. Мы обнялись

с художником по-братски, будто сами

отчалили туда, где с небесами

сливаются моря, – за край земли

уходят те, что напряженно шли.

Последний инок южнорусской школы,

как пламенеет облако вдали!

 

 

 

* * *

Вот человек, тебе малознакомый,
но нравится тебе его лицо,
его невозмутимость, жест весомый
и редкое, но меткое словцо.
И, видимо, ему не безразлично,
как ты рукою прядку отвела,
в ответ на «как живешь» твое «отлично»
и то, как ты действительно жила.

Еще до слов, и до прикосновенья
вы близки так, как будете ли впредь,
вам любо глубину за отраженье
принять и в это зеркало смотреть.
И, может быть, любовь, терпенье, время
соединят реальные черты
с придуманными, памятными, теми,
спасающими нас от пустоты.

 

 

* * *

                          Ларисе Красновой

 

Как он знает, какими красками куст

прошуршит вослед человеку,

как мазок добавляет к мазку,

безъязыко знание растворив,

как в пейзаж вплетает вселенский мотив

тот художник, ведающий тоску

по гармонии и разрыв миров.

Он асоциален, терпим, здоров.

 

В промтоварный зайдешь магазин,

проплывешь вдоль вешалок с барахлом,

на тебя из костюмов нацеливается один,

тоже тряпка, но ты узнаешь нутром

в лацканах, оттеняющих цвет бус,

одеянье, ласкающее твой вкус.

 

Женщинам присуще это чутье,

а женская прелесть тревожит мужской глаз.

Как ты знаешь, что встреченное лицо – твое?

Как теряешь себя всякий раз,

сталкиваясь с тем, что родное тепло

и сияющие глаза

совместить с устройством жизни нельзя.

 

Нет гармонии в нашей жизни,

в судьбе, в призвании, в женщине тоже нет.

Иногда костюм, пока не вышел из моды,

изливает на нас избыточный свет,

взятый мастерами у придорожной природы,

где дороги рискованный цвет

и блестящий свежими красками куст

передают человеку от Бога привет

из первых уст. 

МНОГОГОЛОСИЕ, МНОГОГЛАСИЕ
желтый увял смех
корпоративное бренди
реальней отдельных в ночи
обстоятельств пути
стремительных в настоящее время

не все стремится к итогу
отделены друг от друга
что возглавил, не слышно слов
без одобренья коллег
участия сильных мира

без цветов светлой жизни
не приводи вечером в дождь
механизмы строений, шум улиц
реальней отдельных в ночи
просто мое, слаб, затих

не приходи вечером в дождь
без цветов жизни

Графика Б.Верниковой