НАУМ ВАЙМАН. Миша
Мы стояли одни на остановке, уже долго. Автобусы ходили по случаю, как в деревне. Собрались тучи. По направлению к нам, пошатываясь, перешла дорогу деваха неопределенного возраста, наверное все-таки молодая, лет двадцать, но сильно помятая и ободранная, несла почти на вытянутой руке трехлитровую стеклянную банку, на дне которой качалась желтоватая жижа с легкой пеной, сначала подумалось "мочу на анализ несет", но потом догадался: пивком в соседнем ларьке отоварилась, на опохмелку.
— Ребят, — язык у нее заплетался, — давно ждете?
Не люблю пьяных баб, дремучий страх перед ними, еще охуячит тирсом…
— Давно,- ответил приветливо Миша. Он, из того же страха, старался их, как наших меньших сестер, любить.
Деваха, покачнувшись, кивнула. Постояли немного молча.
— Маме несу, — сказала деваха, кивнув на банку. — Вчера, блин, гудели-гудели… Теперь плохо ей. Говорила я ей: не надрызгайся… А вообще, блин, жисть — тоска.
— Да, — грустно подтвердил Миша.
Это было неосторожно.
— Во, — оживилась собеседница, — я и говорю… — Буржуи пухнут, а народ, блин…
Миша и тут сочувственно кивнул.
— Ребят, меня зовут Наташа, — распоясалась деваха. — А вас как?
— Меня Миша, — сказал Миша.
Настала моя очередь, и я, преодолевая неприятное ощущение ненужного, глупо спровоцированного саморазоблачения, выдавил из себя, наверное, даже усмехнувшись:
— А меня — Наум.
— Мы — евреи, — выпалил Миша.
Деваха покачнулась, по-королевски выгнула бровь и решительно заявила о своей веротерпимости:
— Ну чо? А кого ебет чужое горе?
Миша радостно оживился, и уж было собрался поведать попутчице о еврейских горестях, но та, как старая любовница, перебила его о своем, как они вчера гудели, кто кому врезал и вдруг:
— А вы мне позвоните. Ну? Запиши телефон.
Я дал Мише ручку, и он записал ее телефон на спичечном коробке.
— Позвони, — сказала она, обращаясь только к Мише. — Да?
— Хорошо, — сказал Миша.
И менада, неуверенно ступая, отчалила. Словно лодочка в легкий бриз.
— Представляешь?! — Миша возбудился. — Пьяная, всё, а какая природная деликатность?! Почувствовала, что выпадает из разговора, и оставила нас одних.
Я не стал спорить.
— И дала бы запросто. Я б ей уже сегодня позвонил, если бы ее дружков не боялся.
Подъехал автобус.
