ЮЛИАН ФРУМКИН-РЫБАКОВ. «Бессмертья маленький двойной»

07.09.2017

ПАСХА  В  ДЕРЕВНЕ

…что мне делать на этой земле
среди битой на счастье посуды
как поверить в пасхальное  чудо
в ветку вербы в  мацу на столе
что мне делать на этой земле
среди изб островерхих и снега
где скрипучая жизни телега
волочится без сил без разбега
в курске… в туле… в рязане… в орле…
среди курскихрязанскихорловских
вологодскихворонежскихпсковских
что же делать не знаю и сам…

… мне трещит по мобиле сорока:
продышалась земля на припёках
роща бредит берёзовым соком
смотрит с неба недремлющим оком
бомж живущий у вас по углам…

 

Ъ

 

                                  Марату  Баскину

 

я стал блондином из брюнета

моя седая голова

впитала столько тьмы и света

что в ней забрезжили слова

как желторотые цыплята

они клевали всё подряд

пшено любви пшено разврата

весь закулисный звукоряд

с его восторгами и драмой

с его отчаяньем и мольбой

день Ч вставал в оконной раме

похмельный страшный и рябой

жизнь кроя матюгом ковровым

для всех кто движется во тьму –

поэт выделывает слово

чтоб сноса не было ему

стоит июль макушка лета

копается в помойке бомж

я стал блондином и поэтом

и скорняком словесных кож

 

Ъ

 

Ах, либидо, лобио, люля-кебаб,

Свет сошёлся клином, — дело молодое.

Супротив либидо  Одиссей был слаб,

А из-за Елены осадили Трою.

 

О, либидо, нильский крокодил,

Кто ж тебя за бойню призовёт к ответу?

Ах, либидо, как же я любил,

Положив на меру, позабыв диету.

На Олимпе боги выбились из сил…

Зевс, в «Транс Авиа», переспит с любою…

 

И летит по небу шестикрылый «ИЛ»,

След инверсионный тащит за собою…

 

Ева  

 

Мне от тебя не оторваться,
Мне от тебя не отлепиться.
Тебе нельзя не удивляться
И бурно Господу молиться…

Ты — строчка будущего цикла,
Ты — строчка Ветхого завета.
С тех пор, как из ребра возникла,
Ты — ипостась любви и света.

Ты — красота и совершенство.
Ты — безрассудство и отвага.
Ты — всё, ты — мука, ты — блаженство.
Ты — сладость гибельного шага.

 

Ъ          
 

Ну,  как грозу не взять в стихи,
Раскаты грома, что глухи,
И эту хмарь, и эту хмарь,
Которая, как пономарь,

Псалмы бормочет нараспев

Среди всклокоченных дерев?


Ну,  как не взять в стихи: грозу,

Дробь капель в цинковом тазу

И ветра резкий поворот,
Что мусор поднял у ворот,
И завернул к калитке,

Хвативши под микитки…

Ещё нет ливня… Только, вот,
От неба странный свет идёт.
И где — то громыхает,
Как бы в предбаннике тазы.
Ещё в помине нет грозы,
Но ей благоухает: 
Чертополох, кипрей, осот.
Гроза, воды набравши в рот,
Молчит, пока, насупясь,

Но… пробежит по листьям дрожь,
И, рассмеявшись, брызнет дождь,
И будущность наступит…

 

Памяти Галины Старовойтовой

 

Пока не кончился июнь,

И не осыпались сирени,

И ночи белая латунь

Тасует блики светотени,

 

Пока под током провода,

Пока в эфире трали-вали –

Стоит высокая вода

В Екатериненском канале.

 

Стоит, воды набравши в рот,

Мой Петербург под крики чаек.

Спас на Крови сто лет плывёт

И никуда не уплывает…  

 

                                   Ъ

 

Люблю разъезды скворчущих трамваев,

И астраханскую икру асфальта…

О.Э.М

 

                                     Зеленых крон на продухах замес,

                                     И астраханская икра асфальта.

                                     Как хор стоит темно-зеленый лес.

                                     Росток мелодии проклюнулся из альта.

 

                                     Бессмертен воздух, глубока река.

                                     Желток небес за край земли стекает.

                                     Малиновые, к ведру, облака

                                     Про дождик ничего ещё не знают.

 

                                     Мелодия печальная растет…

                                     ПоШто печаль? О чём альтист играет?

                                                                                                                                 

                                      Невыразимое — в крови  живет,

                                      Невыразимое — в любви изнемогает…

 

                                      Зеленое грустит на голубом.

                                      Палитра неба делается гуще.

 

                                      И вот, звезда зажглась, как будто гном

                                      Зажег фонарик в райских кущах…

 

  Ъ

 

  В России сложно с золотым сечением.

  Не по зубам нам это ремесло.

  Мы заросли травой забвения.

  И мысли наши судорогой свело.

 

  Суровой ниткой Беломорканала

  Сшит судовой журнал на корабле.

  В нём записи, то лыко, то мочало

  То Гоголь там, то Франсуа Рабле.

 

  Куда спешит народонаселение

  Земли моей под трели соловья?

  Поэт, храним мы гордое терпение,

  Поскольку, больше нету ни х-я.

  Горим то от любви, то от измены,

  То на Гороховой, то у Пяти углов

  И входим в удалённые домены,

  Как в лабиринты Питерских дворов.  

 

 Гусиная кожа гранита

 Гусиная кожа гранита.
 Воды мотыльковая речь.
 По городу время разлито.
 Ах, мне бы уроки извлечь.

 Разлито по городу время.
 Поплыли сады и дома
 На Стрелку, на Пряжку. Я с теми,
 Кто сходит с подножки ума.


 Гранита гусиная кожа,
 Полоска канала, Фонарь…
 Мне с каждым мгновеньем дороже
 Весь этот скупой инвентарь:

 В полуночном сквере скамейки,
 Аптека, узбек за углом…
 Лекарства, подарки, копейки,
 Всё то, что мы жизнью зовём…

 

 

«Бессмертья маленький двойной…» 

Поэт – юродивый, по сути.
Юлиан Фрумкин-Рыбаков

      Поэт – юродивый, по сути. Поэт нищ, гол и абсолютно бескорыстен. В наше время особенно. Не востребованность поэзии привела её к абсолютной свободе.

   Фиг. поэта одинока и смешна. Поэт, как верстовой столб на заброшенной дороге. Но это – точка отсчёта на бескрайних просторах России. Ориентир и ЗнакЪ.

    На поэта смотрят как на ненормального, потому как занят он делами бесполезными. Юродивый, он тратит нервы и жизнь на со-здание стихов.  Деньги, на из-дание стихов, которые никому не нужны. Как настоящий юродивый он обнажён. И как всякий юродивый  публичен. Ему надобна аудитория. В этом смысле поэт, как и юродивый – актёр.

     Один  Московский юродивый стал иноком. Он писал и прозу, и стихи. Книжная поэзия была тогда в Москве внове.  Юродивый-инок хранил нелегальную рукописную библиотеку и архив московских старообрядцев. Все это было отобрано в феврале на-дцатого года, когда бывшего юродивого взяли под стражу. В заключении его держали строго, однако, по собственным его словам, «с караульщиками попризнался» и установил связи с единомышленниками. В тюрьме он ухитрился написать несколько сочинений, в частности знаменитую челобитную, непримиримый и резко обличительный тон которой, решил его судьбу. Чем не современный сюжет?  *        

  Внутреннее сопротивление поэзии, бессмысленности и жестокости окружающей реальности, задаёт планку, ниже которой опускаться поэт не имеет  права.

… иного нет.  Мир, неделимый

извне, единый и внутри.

Не катит хохма,  мира мимо,

профукать жизнь на раз, два, три…

  В древнееврейском языке слово "hohmah" (звучание: хохмах) значило "мудрость", а его продолжение в идиш, "chochme", наряду с исходным значением, получило и переносное – "шутливое замечание".

  Смысловой дуализм, заключающийся в слове «хохма» окунает читателя, на секундочку, в пропасть времени, откуда все мы родом. К праотцам.   Но не в преисподнею,  в мир теней, а к вечнозелёному древу смыслов,  живущему в языках..

  Поэзия отличается от стихотворчества, как земля от неба. На земле всё материально, твёрдо и определённо. В небесах напротив, сплошное зияние и пустота. Как говорил Мандельштам «… поэзия, это дырка от бублика».

  Поэт не знает, что он напишет. Поэт идёт за своей интуицией, как Данте за Вергилием, удивляясь являющимся словам и возникающей картине.

    Аки Зевс, он рождает мир и заселяет его.  Поэт – вечно юный грек на берегу  моря.  Чем это закончится неизвестно.  Поэт  прислушивается к миру, из которого рождается слово.  Ибо слово это – плоть от плоти и дух от духа того, изначального: «Вначале было Слово…». Слово, рождается из Хаоса, для того, чтобы Хаос этот назвать, вызвать из небытия и дать ему с-мысл. Вне языка, вне смысла культура перестаёт существовать. 

Ъ

… иного нет.  Мир, неделимый
извне, единый и внутри.
Не катит хохма,  мира мимо,
профукать жизнь на раз, два, три…

Ты — плоть от плоти жизни этой.
Ты — дух от духа жизни
той.
И невозможно летом в Лету.
И нет возможности зимой,

поскольку Лета стала твёрдой,
и стрежень Леты, изо льда,
стал памятью второго рода  
не то, что первая вода.

Ты даже не предполагаешь,
что ты живёшь, пока снимаешь
убогий
Гугл в Господнем доме,
где света пыль лежит на томе

раскрытой Библии,  лежит
ещё от сотворенья мира,
где корень зла и сок аира
в подкладку воздуха зашит.

Ты, этим воздухом вспоённый,
не помнящий свой первый вдох,
живёшь подробно, как Иона,
хотя, по виду, полный лох.

Приняв за чистую монету
бессмертья маленький двойной,
ты – плоть от плоти жизни этой,
и дух от духа жизни той…

  Слово для поэта не самоцель, но насущный хлеб жизни. Преломляя слова, поэт имеет возможность отдавать. Он может накормить страждущих.

  Огромное количество людей равнодушно проходят мимо, но есть единицы, которые протягивают руку за стихами и уносят их с собой, в неведомую для поэта жизнь.

  Пересказывать и объяснять стихи бессмысленно. Чудо не поддаётся объяснению.

Настоящая поэзия ничему не учит и ничего не объясняет. Настоящая поэзия даёт возможность прикоснуться к чуду. Поэзия это бренд вечной жизни, который поэт берёт в краткосрочную аренду. Поэзия — дефис между датой рождения и датой смерти.

22 марта 2011г.


*Речь идёт о юродивом Афанасии, любимом ученике протопопа Аввакума,  ставшем иноком Авраамием.

0 Проголосуйте за этого автора как участника конкурса КвадригиГолосовать

Написать ответ

Маленький оркестрик Леонида Пуховского

Поделись в соцсетях

Узнай свой IP-адрес

Узнай свой IP адрес

Постоянная ссылка на результаты проверки сайта на вирусы: http://antivirus-alarm.ru/proverka/?url=quadriga.name%2F