ВЯЧЕСЛАВ ОВСЯННИКОВ. Проза
ОБОРВАННАЯ НИТЬ
В июне на работу. Пропащая душа. Успели забыть. Зал, столы,
вычислительные машины, операторы в шесть рядов, затылок в за-
тылок, сорок женских голов. Узкий проход. Иголочное ушко. У них
новый механик, Алексей. Временно. Моряк. Пришвартовался на
месячишко. Застрять тут не в его планах. Перекантуется, снимут
взыскание, опять в море, рванет в рейс на полгодика, куда-нибудь в
Сингапур – деньги делать. А тут, на их пыльном производстве только
сумасшедшие могут за гроши свою молодую жизнь губить. Почему
бы и ей не сняться с якоря? Устроит поварихой на сухогруз.
День за днем. К девяти. Гул цехов с Гороховой, шесть этажей, окна
раскрыты. Мойка. Центральный вход. В проходной контролеры, за-
писывают, кто опоздал. У операторов происшествие. Стол во втором
ряду пустует. Муж бросил. Экспедитор на Пулковском аэродроме,
сопровождает грузы в самолетах, рейсы за границу, в Египет, в Тур-
цию. Высокий, в летной форме. А она на седьмом месяце. Пыталась
выброситься из окна. Преждевременные роды, ребенок родился
мертвый.
Тут все обо всех знают. У начальника производства шуры-муры
с главным бухгалтером Ольгой Георгиевной. Блондиночка с изум-
рудными глазами, фигура, бюст, пальцы в бриллиантах. Замужем
за адмиралом, на лет двадцать ее старше, бывший военный атташе
в Польше, в каком-то портовом городе, кажется, Гданьске. Это у них
закрутилось, когда на экскурсию возили в Сестрорецк – показать
шалаш Ленина, а сами знать не знают, где он, этот чертов шалаш.
Апрель, сыро, таскались по болоту, все в грязи и в тине вымазались
по брови, продираясь сквозь камыши. И что вы думаете! Нашли этот
шалаш Ленина. Чудеса! А механики из их отдела, Ловцов и Кремнев.
Ходят в Европейскую гостиницу в баню – мыться в чистой, при-
личной мойне. Друг у них – бармен в Метрополе, окончил ЛГУ, фа-
культет математической лингвистики. А другой друг – коммерче-
ский директор обувной фабрики «Скороход». У этого друга хобби:
конный спорт, жокей на ипподроме, участвует в состязаниях.
Тополиный пух с Мойки летит в раскрытые окна, гуляет по эта-
жам. Когда-то тут был Торговый дом, узорные балконы, окна с ве-
нецианскими старинными стеклами, мраморная парадная лестница.
Шесть этажей. Первый этаж – подготовительный цех: здесь принима-
ют ткань в рулонах и подготавливают к работе. Промер, разбраковка,
паспорт куска. Второй, третий, четвертый, пятый этажи – швейные
цеха. Тут духота и шум машин. На верхнем, шестом — раскройный
цех. В подвалах кладовые. Странное чувство она испытывает, когда
спускается туда: как будто тяжесть всей этой швейной громады, этих
шести этажей с цехами навалилась на нее, давит на плечи.
Крепить кадры, курс партии, обком, райком, в горле ком. Тек-
стильный, мастером в цеху, ступенькой выше, инженер-програм-
мист. Тот еще буддист, аквалангист, мистерии труда. Кабинет ди-
ректора Канарейкиной 72 квадратных метра, камины, наяды, амуры.
Нить дней.
Механик Алексей говорит: «Брось ты эту фабрику. Надо не за-
дницу годами просиживать, а деньги делать. Вот я, к примеру, в
плаваниях хорошо зарабатывал. Несу через проходную в порту два
чемодана, битком набитые контрабандными складными зонтиками,
ноги дрожат и отнимаются и ледяной пот по спине по ложбинке те-
чет…».
Приходит главный бухгалтер Ольга Георгиевна, она пользуется
их телефоном для своих личных дел, не хочет, чтобы бухгалтерия
слышала ее разговоры. Кричит в трубку: «Это я! Лёля с Песочной!»
Цех. Швейные машины шумят-гудят, пылища. Ворс от ткани не-
сется с конвейера, висит в воздухе. Швея всю смену сидит за маши-
ной, нажимает педальку туда-сюда. В окнах пекло. Солнце адское.
Стеклянная конторка начальника цеха. Технолог, нормировщик, та-
бельщицы. Сжарились караси.
Дни-шестерни, крутится колесо от понедельника до понедель-
ника. Тянется нить. Пряхи-Мойры, фабрика судеб, кому подлинней,
кому покороче. То аванс, то получка. Операторы третьи сутки кор-
пят над расчетом зарплаты для рабочих. Пролетариату кровью-по-
том заработанное точно в срок. А не то ЧП. Гегемон возропщет. По-
летят головы с плеч.
Несть им числа, как песка морского. Бабье царство. Четыре тыся-
чи правнучек Евы. А Адамов – на пальцах пересчитать. Катаются –
сыр в масле. У швей обеденный перерыв – 25 минут. По расписанию,
у каждого цеха свое время. Гудит сирена. Швеи срываются с мест,
бегут в столовую, топоча по коридорам. В столовой столпотворение.
Комплексные обеды. Бежит девчонка, миниюбчонка, габардин цвета
морской воды, пэтэушница. Старые швеи шипят ей в спину, злобные
змеи: «Ишь пташка на каблучках! Пришла ляжками перед мужика-
ми сверкать!»
Сентябрь, октябрь, ноябрь. Тополя на Мойке облетели, стоят
голые. Ураганный ветер с залива. Наводнение. Вода .поднимается,
вровень с порогом у ворот подготовительного цеха, вот-вот хлынет
внутрь, затопит подвалы. Большой аврал. Таскать из кладовых на
верхние этажи.
Главный бухгалтер Ольга Георгиевна, Лёля с Песочной, встре-
чает на лестнице, на переходе к кабинету директора. Перегнулась
пышным бюстом через перила, сообщает об интимных тайнах своей
личной жизни. Только что она посвящала в эти тайны директоршу
Канарейкину.
– Ой, знаешь, что я тебе скажу! Между нами. По секрету. Борисик-
то, Борисик-то мой … – восторженно, с придыханием восклицает
Ольга Георгиевна, сияя изумрудными, выпуклыми, как у стрекозы,
глазами.
Январь, февраль. Ступенькой выше. Кресло начальника. Со-
рок операторов, три механика, три программиста. Шапка Монома-
ха. Заменить устаревшую технику. Новая вычислительная машина
«Минск». Административная рутина. А тут еще говорят: не сегодня
завтра – атомная война. Кого послать на занятия в кабинет граждан-
ской обороны?
Опять объявят тревогу: то ли газы, то ли ядерный взрыв. Без оста-
новки производства. Без паники. У каждого свое место и действия, по
распорядку. Все в противогазах, как монстры с Марса, от швей в цехах
до директора. Сумки, коробки на боку, гофрированные хоботы. Над зем-
лей поднимается громадный гриб. Разрушенные города, выжженная пу-
стыня, ничего живого, только пепел и черная, ядовитая пыль покрывает
мертвую планету. Каждую ночь снится это, душит кошмар, просыпается
в ужасе. Подходит к окну, отдергивает занавеску, поскорее убедить-
ся, что мир еще жив и прочно стоит на своем месте, такой же, как был
вчера. Так вот и сходят с ума. Скорей на фабрику. Забыться в работе.
Охрана труда, пожарная безопасность, багры, огнетушители,
белка в колесе. Операторы недовольны: притесняет, тиранка, деспо-
тическое правление, повысила нормативы, лишает премий. Зреет
мятеж. Когда идет через зал мимо столов по проходу, слышит за спи-
ной злой шепот. Кипят ненавистью. Камень за пазухой. Удар в спину.
Тайно пишут донос в Москву.
Происшествие. У операторши оторвало палец. Попала в движу-
щиеся части машины.
В цехах музыкальная пауза, механизмы остановлены, швеи по
команде физрука делают гимнастику. Снять усталость. Это повыша-
ет производительность труда.
Главный инженер Огурцова вернулась из Италии, куда была
командирована перенять опыт. Привезла мужской костюм, умеют
шить эти итальяшки. А мы что, лыком шиты?
В проходной плакат: «Бой опозданиям!»
Март, апрель, май. Трехмесячные курсы повышения квалифика-
ции. Общежитие в Замоскворечье, комната на сто коек, со всей стра-
ны.
Высокие окна, огни ночной Москвы мешают спать. Просыпаясь
утром, радостно видеть в этом огромном окне перед собой башню
Кремля и рубиновую кремлевскую звезду.
Обратно в ночь «Красной стрелой». В купе сюрприз: два негра!
– Мадам, мадам, входите, мадам! Не беспокойтесь! Куда мадам
хочет, на какую полку? Нет, здесь будет на мадам дуть, лучше сюда.
Пусть мадам устраивается со всеми удобствами, мы пока покурим в
коридоре.
Студенты из Парижа.
Через час робкий стук в дверь:
– Мадам, вы позволите нам войти?
Входят на цыпочках. Эти черные принцы принесли ей дары: кон-
феты и фрукты из ресторана.
На фабрике перемены. Теперь они – закрытое акционерное обще-
ство. Новый директор: вместо Канарейкиной Полыхаева.
В буфете Буркин, начальник электромеханической мастер-
ской, в спецовочных штанах, сзади протерты до дыр, просвечи-
вают трусы. Говорят, у него жена сбежала в Америку, а сам он
когда-то был директором какого-то НИИ оборонного значения.
Теперь он в обществе двух дамочек: одна – радиовещатель из ра-
диоузла, другая – редактор газеты «Ленинградский швейник».
Буркин рассказывает что-то и все трое гогочут, как сумасшед-
шие.Данилов, программист, первый день из отпуска. На байдарках по
сибирским рекам. Весь светится. Отрешенная улыбка. Сын природы.
Он еще там, в лесах, на горах, от него пахнет костром и тайгой.
Фабрику лихорадит. В цехах митинги. У руководящего состава
инфаркты. Обвал инфарктов. Старая гвардия выбывает из строя. А
какие это мастера своего дела! И главный конструктор, и главный
технолог, и главный механик, и главный инженер, и начальник про-
изводства. А коммерческий директор Яков Аронович! Какой это
специалист! Это маг и волшебник! С закрытыми глазами наощупь
скажет состав и артикул ткани.
Общефабричное собрание. Полыхаеву свергли, выбрали Бурки-
на. Теперь он генеральный директор. Говорят, фабрику продадут и на
ее месте опять будет Торговый дом. На круги своя.
С затуманенными глазами, смутно, нить сонная, Фонтанка, Не-
вский, девчоночка фабричная, старуха, когда успела поседеть. Сим
победиши. Богиня победы, Ника. Ника летит, слышен шелест ткани,
трепет крыльев. Ника летит с таким восторгом, с такой мощью! Раз-
ве она из мрамора? Как можно сделать из мрамора эти складочки на
ее тунике, этот сверкающий полет?.. Вечер. Ночь. Мост. Другая вода,
другой берег. Куда ты, заблудшая душа, дитя блокады?.. В соседнем
доме окна жолты.
Нить рвется.
САД БАХУСА
Свадебная «чайка» свернула к фонтанам. Выбрались из маши-
ны и пошли к Большому каскаду. Жених – рослый блондин, волосы
на прямой пробор, красавец скандинавского типа, что-то шведское,
что-то норвежское, надменный такой, подбородок поднят. Потомок
викингов. Ему бы двуручный меч и шлем с рогами. Бычья шея сдав-
лена тугим воротничком белой брачной рубашки. На эту шею девуш-
ки кучами вешаются. Вот и невеста на нем повисла, она ему по плечо,
хрупкое созданье, в гипюрах-кружевах, как в морской пене, царев-
на-лебедь, Леда, Елена Троянская. Лакомый кусочек. Теперь она
Корманова. Старший сын Кормановых, Борис, ее избранник. Вечная
любовь до гроба. Младший сын, Лёнечка, тут же. Бандит, гроза все-
го Петергофа. Голова коротко стрижена, улыбочка на губах играет.
Идет, покачивая плечами, пружинистой походкой, с грацией моло-
дого тигра.
Остановились всей толпой у Самсона. Шампанское, пробки в
небо. Выпили за молодых, кричали «горько», фотографировались.
Тут Лёнечка и отмочил номер. Как есть, в костюме и туфлях, полез
к фонтану и засунул пустую бутылку из-под шампанского Сам-
сону между ног. Как ничего не бывало – обратно. Оно, конечно,
почему бы и не искупаться. Лето, июнь, теплынь, тополиный пух
летит. Только гуляющему народу это не понравилось. Раздались
возгласы возмущения: безобразие, хулиганство! Вызвали мили-
цию. Скандал страшный. Ленечку посадили в патрульный газик
и увезли в отделение. Правда, через час выпустили. Еще бы не вы-
пустить! Мать Корманова, Зинаида Юрьевна – заведующая про-
дуктовым складом! Можно сказать, некоронованная царица Пе-
тергофа!
Свадьбу справляли в музыкальной школе. На первом этаже про-
дуктовый склад Зинаиды Юрьевны, а на втором, над складом – му-
зыкальная школа. Так сказать, базис и надстройка, союз материаль-
ного и духовного, вообще – приятный аккомпанемент. Кормановы не
ударили лицом в грязь. На столах – чего только нет! Разве птичьего
молока. Все дары земли и моря. Снизу, с благодатного хранилища
пищи, всё сюда и перетаскали грузчики Зинаиды Юрьевны. Од-
них только бутылок вина и водки – несчетные ящики. Так и гостей
приглашено – чуть ли не половина Петергофа. Тысяча, не тысяча, а
за сто будет. И музыка своя, оркестр из учителей школы и лучших
учеников. Скрипки, флейты, фаготы, виолончели, контрабасы и два
рояля. Не хуже, чем в какой-нибудь там филармонии. Шик, блеск,
красота. Свадьба пела и плясала до рассвета. Весь Петергоф слышал,
как Кормановы свадьбу празднуют. И певец там свой был, может, из
Оперного театра. Голос – силища! Как будто у него в горле тысяча
соловьев! С люстры хрусталь сыпался и стекла на окнах трескались.
Кому жарко делалось от плясок и духоты в зале, шли в сад подышать.
Белые ночи. Светло. Посреди сада пруд с лилиями. Молодежь разы-
гралась, друг дружку в пруд сталкивали. Крик, визг, хохот. Ленечка в
омовении не участвовал, днем в фонтане уже накупался. Кончилось
тем, что невесту, Елену Троянскую, украли. Кинулись искать во гла-
ве с женихом. Нет нигде. Сквозь землю провалилась. На жениха, на
Бориса, страшно смотреть. Рассвирепел, багровый, зверь зверем. Ой,
кровью пахнет! Зарежет и не моргнет!
Невеста нашлась. С Ленечкой, младшим Кормановым, прятались
в гроте на краю сада. Пошутили они. Шутка. Смеются. Но Борису,
молодому мужу, не до смеху. Да. Между братьями тогда был круп-
ный разговор. Оба кулаки сжимали. Но ничего. Обошлось. Уладили.
Как говорится, любовь и согласие. Мир во всем мире. Гости разъеха-
лись, пожелав молодоженам счастливой брачной ночи.
Не выспались молодожены. Зинаида Юрьевна устроила раннюю
побудку. Она встает в пять, раньше всех в квартире, и сразу начина-
ется шум. Кашляет, хлопает дверями, льет воду в ванной, грохочет
посудой на кухне, не щадя сон ближних. Прежде, чем идти на свою
базу, она каждое утро готовит пищу на всю семью, посвящая этому
занятию не менее двух часов: жарит, парит, тушит, варит. Питают-
ся тут как на убой. Самые высококачественные и дефицитные про-
дукты. Каждый день парное мясо, свежайшее. Не говоря о курицах:
тех на второй день просто выкидывают на помойку вместе с супом,
больше дня в холодильнике не держат. Икра не переводится на столе,
ни черная, ни красная. Зато дети и выросли такие силачи и красав-
цы: высокие, розовощекие, кровь с молоком. Отгремев кастрюлями
и сковородами, Зинаида Юрьевна вторгается к спящим без стука и
предупрежденья. Будит зычным криком: «Подъем! Лодыри, леже-
боки!» И нецензурной бранью не побрезгует. Не очень-то она цере-
монится со своими домочадцами. Тут домострой и матриархат. Зи-
наида Юрьевна всем хозяйством правит. Муж ее, Сергей Сергеич,
бывший летчик-испытатель, герой неба, а теперь завхоз в школе на-
против их дома. Он покорно исполняет любые желания своей дра-
гоценной супруги. К концу дня Зинаида Юрьевна звонит ему туда
в школу и произносит повелительным голосом: «Сережа, приходи
ко мне на базу! Быстрей!» И он идет к жене на базу и тащит оттуда
тяжелые сумки с продуктами.
В субботу утром Зинаида Юрьевна встревожилась: Ленечка
опять пропал. Вторую неделю не показывается. Отправила на пои-
ски пропавшего младшего сына своего старшего, Бориса. Елену, не-
вестку, тоже – с глаз долой. Пусть вместе ищут. Женский нюх тоньше
мужского. Зинаида Юрьевна прозвала свою невестку «францужен-
ка», за ее миниатюрность и хрупкость форм. Дала адреса, где этот
бандит Ленечка может скрываться. Первым делом – к Любаше. Лю-
баша – продавщица в книжном магазине, тут, в Петергофе. Зинаида
Юрьевна прочит Любашу в жены Ленечке. Любаша – культурная,
порядочная девушка, способная обуздать порочные наклонности ее
сына. Самая подходящая партия. Это Любаша снабжает их класси-
ками мировой литературы в золоченых переплетах. Полное собра-
ние сочинений Диккенса, новехонькое. Для чего и книжный шкаф
куплен. Купили сразу по переезде на эту новую квартиру. Все прихо-
дящие к Кормановым должны видеть культурность. Ни один из них,
из Кормановых, ни разу не прикоснулся к книге. Не важно, Зинаида
Юрьевна не забывает каждый день тщательно обтирать пыль с этого
монумента культурности. Только ведь, похоже, что она ошибается
насчет Любаши. Ленечка относится к Любаше, мягко сказать, не-
серьезно, он ее называет: «Мой лягушонок из коробчонки». У Ле-
нечки девок на каждый день по дюжине: шесть на утро и шесть
на вечер. По этой части он и старшего брата за пояс заткнет. Но о
старшем – всё! Молчок! Дело прошлое. Боренька наш теперь осте-
пенился. Женатый человек. Такую красотку отхватил! Елену Тро-
янскую!
Любашу нашли за прилавком в ее книжном магазине. Ничего она
о Лёне не знает, ведать не ведает. Не помнит, когда последний раз ви-
делись. Ладно. Дальше пошли, по другим адресам. И там нет, и там, и
нигде этого обормота нет. У какой-нибудь шлюхи прячется. Бывало,
он и на месяц исчезал. Ничего с ним не случится. Явится сам. В ре-
сторане Парковом о Ленечке всегда сведения дадут. Там обоих бра-
тьев, как облупленных, знают. Бориса называют «архитектор», по-
тому что он в конструкторском бюро работает, а Ленечку – «пахан».
О Ленечкиных «подвигах» в Петергофе легенды ходят.
А Петергоф город красивый. Ах, ах, какой красивый! Любоваться,
не налюбоваться. Прогулялись в Нижнем парке. Фонтаны на солн-
це блещут, серебряная пыль, Мон Плезир. Сад Венеры, сад Бахуса.
Счастливые люди петергофцы – в таком прекрасном месте живут!
Да, Петергоф – не город, а сказка. Мало машин, чистые улицы,
хороший воздух. Дворцы, пруды, парки. Весь Петергоф в деревьях.
А пойдем дальше по Марлинской аллее вдоль берега, к фонтанам
Адама и Евы, поглядим на залив. Куда плывут кораблики? Они, как
мотыльки, там, в мареве. И нам бы туда плыть и плыть. А уже ве-
череет, солнце опускается в залив, как огненно-алый батискаф. Вот
погрузилось по макушку, вот и нет его. Только заря разливается, ши-
рясь над горизонтом. Тепло и светло. Белые ночи. Гулять бы до утра.
Но – хочешь, не хочешь, а надо возвращаться на 0зерковую улицу,
в их новостроеч-ный дом. Зинаида Юрьевна мечется по квартире,
как львица в клетке. Послала на поиски – так и эти пропали! С утра
ушли, а уже полночь.
Дом их на Озерковой улице, кирпичный, пятиэтажный. Прекрас-
ный дом и прекрасно расположен. Перейти через дорогу – и парк.
Английский парк. Там тоже хорошо гулять, светлые березовые рощи,
пруды. Можно и пикники устраивать. Квартира на втором этаже.
Когда ветер с залива, в раскрытые форточки чувствуется морской
запах.
Квартира образцовая. О чем гласит табличка над дверью. В квар-
тире идеальная чистота. По воскресеньям Зинаида Юрьевна с утра
прогоняет всех своих домочадцев из дома. Одна производит гене-
ральную уборку. В ничьей помощи она не нуждается. Трет, скоблит,
моет, драит. Квартира блестит. Ни пятнышка, ни пылинки. Нет,
просто поразительно – сколько энергии в этой, казалось бы, уже не-
молодой и грузной женщине! Это какая-то гидроэлектростанция!
Ее энергии хватит на всю семью, до конца жизни, она неисчерпаема.
Мать Корманова позволяет своим сыновьям балбесничать и тратить
силы исключительно только на удовольствия. Мужа, Сергея Серге-
ича, она тоже не очень-то обременяет обязанностями: полочку при-
колотить, крючочек прибить. С нового члена семьи, с невестки, тоже
ничего пока не требует по хозяйству. Веник не дает взять в руки.
Пусть француженка понежится, побалуется. Какая с нее работяга!
Ручки-ножки как спички. Того гляди – переломятся.
А какое тут постельное белье! Какие подушки! Громадные, в
атласных наволочках! А мягкие-то! Не иначе как лебяжьим пухом
набиты! А простыни, а одеяла! Снег на вершинах гор блекнет перед
этой умопомрачительной чистотой! А ковры тут! Ковры везде! В
каждой комнате! А еще страшеннейшая, во весь коридор, медвежья
шкура, да не какого-нибудь там, а – белого медведя шкура! Сергей
Сергеич с Севера привез, охотничий трофей. Еще в коридоре у стены
и его роскошные меховые унты находятся. А на крючке – черная ко-
жаная куртка летчика.
Понедельник, как известно, день тяжелый. На работу ранехонь-
ко вставать. Недосып зверский. Мать Корманова, как вихрь, ворва-
лась в комнату, где эта сладкая парочка дрыхнет. Гром, шторм, ура-
ган, торнадо. Мигом подняла с постели, и Борисика, и его фитюльку.
Фитюлька и есть. Тощая, как шпрот. Не откормить. А нос задирает
до потолка. От спеси волосы на затылке медной проволокой закру-
тились. Не расчесать, расчески ломаются. Тоже мне, шило в юбке.
Спешка страшная. Завтрак комом. Бежать на автобусную остановку.
Втолкнулись. Автобус к вокзалу. От обоих приятно пахнет импорт-
ной туалетной водой. Эта гигиеническая роскошь заметно выделяет
их из среды трудового народа, набившегося тут сельдями в бочке.
Зинаида Юрьевна достает у фарцовщиков в обмен на свои продукты.
Приносит и импортную косметику. Им еще ехать на электричке до
Балтийского вокзала. Там в метро. Ему до Гостиного Двора. На Дум-
ской улице его архитектурное управление и конструкторское бюро.
Ей – на Мойку, там ее швейная фабрика имени Володарского, по-
просту «Володарка». Она там оператором вычислительных машин
работает. К окончанию рабочего дня Борис приходит за ней сюда, к
фабрике. Когда он идет по набережной, приближаясь к центрально-
му входу, то все девицы в отделе прилипают к окнам – посмотреть на
этого красавца.
Есть на что посмотреть. Эффектный мужчина. Похож на одного
известного киноактера. Светлые, почти белые волосы, голубые гла-
за. Высокий, статный. Говорят, дед был швед. Настоящий швед, из
Швеции. Еще говорят, что этот дед-швед (родитель Зинаиды Юрьев-
ны) был директором Кузнечного рынка. Борис Корманов – денди.
Костюмы ему шьет лучший портной в Ленинграде, доступный толь-
ко для избранных. Обувь, рубашки, куртки, нательное белье, носки,
платки и прочую мелочь достает ему матушка опять же из рук фар-
цовщиков.
В начале июля Бориса послали в командировку на неделю, в Тих-
вин. В их КБ обычнее дело – эти командировки. Обмерять, делать
планировку зданий. А его молодой жене не спится. Жара, духота.
Раскрытое окно не дает прохлады. Кровать двухспальная, широкая,
как степь. Ворочалась, ворочалась, одеяло на пол сбросила, ничем
не прикрытая, в одной сорочке, забылась… Проснулась, что-то не то.
Кто-то лежит рядом и лапу на нее положил, как на свою собствен-
ность. Борис, муж командировочный, что ли, вернулся? Нет, не Бо-
рис. Другой. Голова стриженая ежиком. Ленечка! Пропащая душа!
Сняла с себя тяжелую руку. А Ленечка приоткрыл ресницы, серо-зе-
леные, волчьи глаза смеются, на губах дразнящая улыбочка играет.
«Прости», говорит, «комнату перепутал».
Ленечка образумился. Зинаида Юрьевна устроила его к себе на
базу грузчиком. Каждый день дома ночует, только приходит позд-
но, когда все уже спят. Придет и пирует один на кухне. На столе у
него всякая всячина заграничная: бренди, виски, импортные банки.
Этого и мать Корманова не приносит с базы, это уж его собственная
добыча. Двадцать лет ему, условная судимость, в армию не берут.
Старший брат, не в пример младшему, отслужил два года, за Уралом,
в ракетных войсках. Сержант. На фотографии в семейном альбоме
у него такой боевой вид, в гимнастерке и пилотке. Он и в форме как
денди выглядит: все на нем опрятно, все подогнано. Третий год, как
демобилизовался, а сохраняется армейская привычка: аккуратно,
по-солдатски, стопочкой складывает свою одежду на тумбочке в из-
головье кровати. Ленечка над ним посмеивается за эту привычку.
Пользуясь тем, что тут не принято запиратъся и на дверях нигде нет
задвижек, он входит в комнату к брату и сбрасывает с тумбочки на
пол его аккуратно сложенную стопочку. Сердиться на Ленечку не-
возможно. Ему прощаются все его проказы.
Обаятельный бандит. Зинаида Юрьевна младшего сына любит
больше, чем старшего. Она одна не спит в квартире и ждет, когда Ле-
нечка вернется домой, прислушивается: не заскрежетал ли ключ в
замке входной двери.
Дурной пример заразителен. Не прошло и двух месяцев со дня
свадьбы старшего, как и младший женился. Славную подружку на-
шел себе Ленечка! Пышная, белокожая, плечи округлые, глаза с по-
волокой. Ступает важно, полна достоинства. Томная такая, невоз-
мутимая, ни одного резкого движения, все делает плавно, с ленивой
грацией. А волосы у нее! Ух, какие! Зависть берет! Тяжелые, густые,
с золотым отливом, как сноп пшеницы. Она их на голове короной
укладывает. Звать Надежда. А Зинаида Юрьевне за ее царственную
величавость прозвала Екатериной Второй. Кончает фармацевти-
ческий техникум, место товароведа в центральной петергофской
аптеке ей обеспечено. Прекрасная партия для беспутного Ленечки.
Мять Корманова довольна. Оба сына женаты на красавицах, каждая
в своем роде. Оба при ней. Квартира большая, трехкомнатная. Всем
места хватит.
Жить стало веселей. Зинаида Юрьевна невесток не притесняет,
ее требования минимальны: не ходили бы охламонками по квар-
тире и постели были б убраны, Не сорить, не пачкать, не оставлять
грязной посуды. Молодые пары живут дружно. По вечерам режут-
ся в карты. Редкий день без выпивки. Да и вообще – у Кормановых
всегда вино на столе. Сергей Сергеич называет его – квасок. Он по
старой военной привычке предпочитает коньячка дерябнуть. Рю-
мочка за рюмочкой. К концу вечера Сергей Сергеич, глядишь, и
нагрузился. Боец молодой поник головой. «Увял» – по выражению
Зинаиды Юрьевны. Бывает, и со стула грохнется. Зинаида Юрьев-
на зовет сыновей: – «Дети! Отнесите отца на кровать!» Братья берут
бесчувственного родителя под мышки, подняв, как перышко. несут
в спальню, Им-то хоть ведро выдуй – ни в одном глазу. Их краса-
вицы-жёны, надо заметить, им в этом ничуть не уступают. И Елена
«француженка», и Надежда «Екатерина Вторая». Сколько они пили-
перепили вместе! Море! Любили ходить вчетвером в ресторан Пар-
ковый. Бывали и приключения. Однажды только вошли в зал – не-
жданная встреча! Ленечка нос к носу столкнулся со своим заклятым
врагом – главарем соперничающей банды. У Ленечки реакция – мол-
ния позавидует. Тут же сходу, присев, ударил врага головой в лицо.
его излюбленный прием в драке. Для чего и такая короткая стрижка,
удар страшный, вместо лица – кровавая каша. Враг Ленечкин рухнул
к его ногам. А дружки поверженного главаря уже бегут на помощь,
Тут собралась вся их банда. Пришлось спасаться бегством. В саду
настигли. Ну, тут все четверо показали себя, на что способны! Бра-
тья, встав спиной к спине, лихо отбивали нападение, жены их тоже
участвовали в сражении. Елена-француженка подобрала толстую
суковатую палку и била ею по головам, как дубиной, а Надежда, она
же «Екатерина Вторая», сняв с ноги свой новенький венгерский са-
пог на каблуке-шпильке, очень удачно заехала этим каблуком, как
шилом, одному из бандитов прямо в глаз, в общем как-то отбились.
Легко отделались на этот раз.
У Зинаиды Юрьевны глаз зоркий: заметила, что «француженка»
в положении. Только мыслей ее прочитать не могла. А мысли у ее не-
вестки невеселые. Открылись ей супружеские измены. Недаром ей
перед свадьбой говорили доброжелатели, предупреждали: за кого
ты замуж выходишь! Это же бабник, каких свет не видывал! От него
все девушки в Петергофе беременны. Весь в отца-летчика. У Сергея
Сергеича детей рассеяно по всей стране, от Камчатки до Черного
моря. Где служил, там и дети. Вот и Борис в своего батюшку. Так оно
все и оказалось. Недавно на автобусной остановке к ней подошла де-
вушка и спросила: «Вы жена Бориса Корманова’? Он подлец! Я от
него беременна. Раз он сам не собирается оплатить аборт, оплатите
вы!» Такая вот приятная новость.
Зимой в Петергофе не менее красиво, чем летом или осенью. Да
когда здесь бывает некрасиво? Только вот фонтаны зимой не уви-
дишь, пруды замерзли, парки в снегу. У Бориса страсть – зимняя
рыбалка. В субботу утром снаряжается: ватные штаны, солдатский
полушубок, шапка-ушанка, рыбачий ящик, обитый железом, на
ремне через плечо, в руке ледоруб – лунки сверлить во льду Фин-
ского залива. Ленечка, в отличие от брата, к рыбалке совершенно
равнодушен. Ему забавно лицезреть Бориса во всей этой амуниции.
Каждый раз он напутствует старшего брата шутливым пожеланием:
«Иди, иди! Может, утонешь, твоя жена моей будет!» Остроумный
он, Ленечка. Начнет что-нибудь рассказывать, анекдоты, смешные
истории – животики надорвешь. А Елена прекрасная, жена молодая,
проводив мужа-рыбака за дверь, думает: «Хоть бы, и правда, утонул.
Провалился б в прорубь со своим ледорубом и ящиком».
В понедельник, отпросясь с работы, как решила, пошла в боль-
ницу аборт делать. Тут, в Петергофе. На дворе больницы – свекровь!
Зинаида Юрьевна! Мать Корманова собственной персоной. Прони-
цательно оглядела обтянутую в плотном пальтеце фигуру невестки.
Грузная, злая, загородила дорогу. Волосатая бородавка на щеке на-
лилась кровью, как клюква.
– Что, потрошить себя пришла, француженка? – вопросила сви-
репо. – Поворачивай! Идем ко мне на базу, поговорим!
Голос властный. Приказ. Невестка покорно – вслед за ней. Све-
кровь в своей плоской, как тарелка, меховой шапке, в черной шубе с
длинным ворсом, похожая на матерую медведицу, ступала тяжко, от
ее шага, казалось, трясется и гудит земля. Люди шарахались в сторо-
ну. В них ударяла грубая, примитивная сила идущего им навстречу
зверя и отбрасывала прочь. Они за десять метров сходили с тротуара,
уступая дорогу
Замерзший сад, краснокирпичное здание музыкальной школы.
На первом этаже продуктовая база. Сверху доносятся звуки пиани-
но. Привела к себе в кабинет. Поставила на стол коньяк, два стакана.
Наполнила по края. И ахнула до дна. Лимончиком закусила.
– Дура, ты, дура, француженка. Ты еще жизнь не жила. Ты вот про
мою жизнь послушай, что я повидала на своем веку!
Пустилась мать Корманова в откровенности, рассказала, как она
на войне воевала, снайпер была. Батальон бабский, девчоночки де-
вятнадцати лет. Однажды весь день простояли по пояс в ледяной
воде. Ничего, не калека, не бездетная, двоих богатырей родила. От
этого племенного быка и роту можно б нарожать. Тихий-то он тихий,
а зарежет, не моргнет. Однажды приревновал, руку сломал, дьявол.
Так что прими к сведению, француженка, поосторожней. А потро-
шить себя я тебе не дам, ты наше дитя носишь, наше семя, Кормано-
вых, тебе надо родить. Понятно? Спеси поубавь. Борис перебесится.
Потерпи, послушай старуху.
Лето, июль. У Кормановых прибавление в семействе: Елена, стар-
шая невестка, родила Зинаиде Юрьевне внучку. Крупная внучка,
семь килограмм с лишком. По ночам плачет, просит питания. Спать
не дает. Борису, молодому отцу, не нравится. Трясет свирепо детскую
кроватку дочери, изрыгая угрозу: «Заткнись, гаденыш! Убью!» Злой,
невыспавшийся, уходит на работу в свое КБ. Все расходятся. Моло-
дая мать с младенцем одна в квартире, занята важным делом: дите
грудью кормит. И не заметила, как вошел Ленечка. Откуда он взял-
ся? Прятался у себя в комнате, что ли? Улыбается своей улыбочкой,
дьявол соблазнительный. Ноги ей целует. Млеет она от этих поцелу-
ев, оцепенела, рукой не двинуть. Ленечка, змей-искуситель, ему что,
поглядывает, смеясь глазами, дразнит ее: «Ну как? Сдаешься? Нет у
тебя, пташка, сил сопротивляться? Под гипнозом мы, да?» Все так
же улыбаясь, отпустил ее, поднялся с колен, как ничего не бывало,
вышел из комнаты. Входная дверь хлопнула. До вечера не появлялся.
Что у него на уме? Поведение, прямо сказать, возмутительное. Боль-
ше такое не повторится! Нет, нет! Она этого бандита близко к себе не
подпустит. Еще не хватало, живя под одной крышей, шашни с шури-
ном заводить! А хорош, мерзавец! Хорош! Ходит бесшумно, ступает
мягко, гибкий, как барс. Вкрадчивый он. Вкрался в сердце. Да не в
одно девичье сердце вкрался Ленечка!
Другой день. Опять они одни в квартире. И запереться ей никак,
ни задвижки, ни крючка. Не принято тут запираться. Прислуши-
вается: вот-вот Ленечка войдет к ней в спальню. Сердце колотится:
бум-бум-бум. И кажется, что это шаги Ленечки приближаются. Нет,
тихо. Час прошел, два. Не слышно его. Что он там делает? Может, под
дверью стоит? Или ушел из дома незаметно? Набравшись храбрости,
пошла проверить. Дверь в ванную приоткрыта, видит, Ленечка за-
нят каким-то занятием. Сидит на краю ванны, опустив ногу с зака-
танной штаниной, в руке нож. И ножом этим ногу себе режет, кровь
течет по щиколотке. Вот ужас! «Что ты делаешь?» – кричит ему. «Да
ничего» – невозмутимо отвечает Ленечка. – «Кровь пускаю. Лиш-
няя, на башку давит. Тяжело».
Ольгин пруд, место гуляний. Сюда она ходит каждый день, катя
перед собой детскую коляску. Напротив пруда, на той стороне улицы
двухэтажный каменный дом, желтенький, старой постройки. Как-то
раз видела там Ленечку в окне второго этажа. Мелькнула его стри-
женая голова. Или приснилось? День чудесный. Поставила коляску
в тени под ивой. Столетнее дерево-великан свесило ветви в воду, ли-
стья серебрятся, как рыбки. Тот дом отсюда хорошо виден, окно на
втором этаже раскрылось и как будто чья-то рука ей машет. Ну, ко-
нечно, это он, Ленечка. Вот уже он около нее. Смешит ее, рассказывая
забавную историю. У них там притон, в этом доме, В карты режутся.
Да не на деньги, а на девок. И Борисик, муженек ее, там частенько бы-
вает. Как раз вчера на нее, на Елену, играли, Борис проиграл, так что
теперь она его, Ленечкина. А Надежду куда денем? Надежда пере-
йдет к Борису. Ясно. Остается только кольцами поменяться. Шутит
он, конечно, шутит. Весело им. Такой прекрасный летний день, Да.
Вдоволь, от всей душеньки можно посмеяться над его остроумной
шуткой.
Декретный отпуск кончился, вышла на работу. Вовремя верну-
лась, в отделе новый начальник. Сразу глаз на нее положил. Пригла-
сил прокатиться после работы на его машине. Повез к заливу. Песок
теплый, солнце садится. Залив как зеркало. Красота! Кронштадт
видно, макушка собора блестит. А, может, искупаться? Километр
шлепать, по колено, а потом бултых и – с головкой.
В Петергоф вернулась поздно. Одна в пустом автобусе. Вышла
на своей остановке на Озерковой улице. Там кто-то высокий стоит.
Борис! Ревнивый муж. Он самый. Ждал и дождался. Крепко взял за
рукав.
– Ну, всё. Идем в парк!
– Зачем?
– Вешать тебя буду. Сук уже приготовил и веревку.
Видит при свете фонаря: страшный он. Глаза белые, без зрачков.
Припадок бешенства. Зверь. Убьет. На свадьбе, когда он их с Ленеч-
кой в гроте нашел, у него такой же припадок был, и глаза без зрачков
такие же, белые, безумные. Тогда он в первую брачную ночь сильно
ее поколотил. С синяками ходила. Теперь хуже будет. Поволок через
дорогу в парк. Ухватилась за столб. Оторвал, поволок дальше, к при-
меченной им березе с большим низким суком. Вырвалась и бежать
во весь дух к дому. Настиг. Вцепилась в ручку двери. Отдирает руки,
ломает пальцы, выкручивает запястья. И тут спасение. Сама мать
Корманова, Зинаида Юрьевна. Повелела ей подниматься в квартиру.
Что она говорила сыну, какое внушение – неизвестно. Только вскоре
и он вслед за матерью вошел, тихий и смирный, как овечка.
Решила поосторожней быть. С начальником на залив кататься,
но и головы не терять. В другой раз благоразумно вернулась домой
не слишком поздно. У операторов сверхурочная работа, кварталь-
ный отчет. Вот и задержалась. Усыпить подозрительность этого рев-
нивого зверя. И все бы, может, и обошлось, да вот ведь как нарочно:
стала переодеваться – из одежды песок посыпался. Песок-предатель,
в швы и складки набился. Вот тебе и улика! Выскочила, в чем была,
в трусах и ливчике, и бежать. Догнал в коридоре и кулак занес. Раз-
мозжил бы голову, как кувалдой, по стене бы размазал. Ленечка спас.
Перехватил руку брата.
Бедовая она, Елена прекрасная, француженка-жемчужинка, не
образумится, судьбу дразнит. Начальник на своей машине подвоз-
ит ее в центр Петергофа. До Озерковой улицы бы довез, да боится
она, что увидят. Идет, озираясь. Душа в пятках. Дрожит сердечко
жены-изменницы, как осиновый листик. Кажется ей, муж Борис за
деревьями прячется, шапочка его прибалтийская с козырьком. Вот
как будто блеснул этот козырек у железной решетки сада. Или по-
мерещилось от страха? Призрак Бориса преследует ее до самого
дома. Поднялась на второй этаж, открыла своим ключом. Вся семья
дома, только мужа Бориса нет. Звук открываемой двери. Вот и он.
Веселый. Настроение у него прекрасное. Принес с собой бутылоч-
ку. Засиделись допоздна, играли вчетвером в карты. Разошлись по
своим комнатам, легли спать… Проснулась оттого, что дышать нечем,
воздуха нет. Кто-то тяжелый навалился, сдавил горло. Попыталась
оторвать от себя эти железные руки. Не оторвать. Тиски сжимаются
сильней и сильней. Забилась в конвульсиях, колотя ногами в спинку
кровати. Голоса нет даже для хрипа. Слышала, как страшно кричит
испуганная дочь у себя в кроватке. И на этот раз спас Ленечка. Услы-
шал крик за стеной. Вихрем влетел к ним в спальню, отбросил бра-
та с такой силой, что тот с грохотом ударился головой о стену. Свет
включил. Взял из кроватки плачущее дитя, качает на руках, успо-
койся, малышка, не плачь, не надрывайся, мамка твоя жива-здорова.
Сел с дитем на полу, скрестив ноги. А спасенная им, еще не опомнив-
шись от происшедшего, ища защиты, села с ним рядом, прислонясь
к его плечу. Крепкое плечо, татуировкой украшенное. Борис, муж,
в такой же позе, точно также скрестив голые ноги, сидел на полу у
противоположной стены. Братья молча, не моргая, смотрели в глаза
друг другу, как будто гипнотизировали, кто пересилит. Сидели так
всю ночь, не шевелясь, и гипнотически смотрели друг другу в глаза.
Успокоенное дитя мирно спало на руках Ленечки.
А что думает об этом Ленечкина Надежда? Ничего она не думает.
У нее крепкий здоровый сон. Ночной шум ей спать не мешает. Только
на другой бок перевернулась. Пусть Отелло душит Дездемону. Ее это
никак не касается. Надежда, с тех пор, как живет у Кормановых, сде-
лалась еще краше; раздалась вширь, бедра округлились, щеки ябло-
ками. Ленечка называет ее: «Моя телка». Любо-дорого посмотреть,
когда они танцуют. Надежда не любит быстрых, резких танцев, пред-
почитает плавные. Движется грациозно, лунатически, положив свои
полные, белые руки на плечи Ленечки, опустив веки, томная, нежная.
Ленечку она без памяти любит, обожает, верная раба и безвольная
глина в его руках. Он может лепить из нее, что хочет, она умрет у его
ног. Надежда заменяет тестя Сергея Сергеича в его семейных обя-
занностях, теперь она по вечерам тащит тяжелые сумки с продукта-
ми с базы Зинаиды Юрьевны. На три летних месяца Сергей Сергеич
устроился на работу в Нижнем парке, у фонтанов. Работа нетрудная.
Сидит в будочке, спрятанной за кустами, и когда гуляющие, не подо-
зревая о подвохе, опускаются на скамейку отдохнуть или встают под
грибок, защитить голову от палящих солнечных лучей, он нажима-
ет педаль, и пущенный в ход фонтан окатывает струями обманутых
ротозеев. Иногда в будку к отцу заглядывает Ленечка, один или с
дружками. Они у фонтанов промышляют по своим делишкам.
Ленечка пришел домой необычно рано. Мрачный, неразговорчи-
вый. Сразу лег спать. И вся семья стала укладываться. За окном за-
шумело, ливень, там открыли краники на всю ночь у этих черных,
неотвратимых туч. Грянул удар грома, так оглушительно, как будто
не снаружи, а прямо здесь, в комнате. Молния, блеснув, прильнула к
окну – гигантский ночной мотылек. Маленькая Корманова, разбу-
женная грозой, заплакала у себя в детской кроватке. Взрослым тоже
не спится. Грозовое электричество действует гнетуще. Через час
стихло, гроза ушла, душно. Открыли настежь окно. Потянуло свеже-
стью и запахом мокрых берез из парка. И вдруг – звонок. Это звонок в
дверь. Требовательный, троекратный. Вот еще новость! Ночной зво-
нок. Зинаида Юрьевна, накинув халат, идет узнать. Спрашивает: кто
такие? Ей ответили. Нельзя не открыть им, нельзя не впустить этих
незваных гостей. Они пришли исполнить закон, эти люди, они обле-
чены властью. По Ленечкину душу пришли. Ордер на арест имеется.
Зинаида Юрьевна не в силах им помешать. Тут ее связи не помогут.
Приказано всем оставаться на местах. Будут производить обыск.
Перевернули кверху дном всю квартиру. Переворошили, обшарили.
Даже в вентиляционное отверстие на кухне лазили. Капитальный
шмон. Сокровищ никаких не нашли, ни денег, ни алмазов, ни золо-
та. Зато кортик нашли, морской кортик. Вот его-то они и искали. В
шкафу Сергея Сергеича оказался. В этом шкафу хранится его лёт-
ный и охотничий хлам, с которым он не может расстаться. Кортик
этот – неоспоримая улика. Ленечка-то их разбой учинил. Избил и
ограбил заслуженного моряка, капитана второго ранга. Замкнули
на руках стальные браслеты и повелели следовать вперед. Опустив
свою коротко стриженую голову, Ленечка, в сопровождении стра-
жей, направился к выходу.’ Все Кормановы, вся семья, сгрудились в
коридоре, провожая уводимого. Мать Корманова, Зинаида Юрьевна,
в халате, в шлепанцах на босу ногу, стояла, сурово сжав губы, груз-
ная, мощная, как статуя. Не раз уже она спасала беспутного сына от
тюрьмы. Спасет и на этот раз. Надежда – вот кому удар, кому потря-
сение. Как бы на ребенка в утробе не повлияло. Она на четвертом
месяце беременности.
На этот раз не удалось вызволить Ленечку. Не помогло влияние
Зинаиды Юрьевны, бочки черной икры с ее базы. Лёня сидит в Кре-
стах в ожидании суда, его водят на допросы.
В январе Надежда благополучно разрешилась от бремени и роди-
ла сына. Еще один Корманов появился на свет. Маленький хулиган,
весь в батьку. Первое, что он сделал, явясь в мир, это помочился на
халат держащей его акушерки. Зинаида Юрьевна и Надежда поеха-
ли в Кресты – показать ребенка отцу. Но Лёня остался равнодушен
от лицезрения младенца. Рождение сына не вызвало у него радости.
Это тюремное свидание, казалось, его тяготило. Сам прервал. Его
камера ждёт, там ему веселей, чем с посетившими его женщинами,
матерью и женой. «Привет всем!», бросил на прощание.
Ленечку приговорили к трем годам.
Как говорится, «Пришла беда, отворяй ворота». У Сергея Серге-
ича случился инсульт. Утром собрался на работу, нагнулся зашну-
ровать ботинок и рухнул со стула. Замертво. На похороны приехали
две его сестры из Астрахани. На поминках старшая сестра во все-
услышание обвинила Зинаиду Юрьевну в смерти Сергея Сергеича:
это она ухайдокала своего мужа непосильным семейным бременем,
заставляла трехпудовые сумки с продуктами таскать, вот и надо-
рвался.
Как бы то ни было, а жизнь на Озерковой улице продолжается. В
квартире у Кормановых звучит музыка. Внучка Зинаиды Юрьевны
разучивает гаммы. Внучку зовут Женни. Назвали так» чтоб краси-
во было, по-иностранному. Зинаида Юрьевна устроила внучку в ту
самую музыкальную школу над ее продуктовой базой и утром ее
туда отводит. Купила пианино. Прекрасное пианино, темно-вишне-
вого цвета, фабрики «Красный октябрь». Музыка – это культурно.
Так же культурно, как книги. Играть на пианино – признак принад-
лежности к образованному обществу. Женни водружена на высокий,
взвинченный до упора стульчик. Но этого недостаточно: подклады-
вается еще и подушка в плюшевом чехле. Пальчики Женни едва до-
стают до клавиш. Не беда. Дни идут. Женни растет. Скоро у Корма-
новых будут давать домашние концерты.
Заботы Зинаиды Юрьевны распространяются и на другого маленько-
го Корманова. Не забыт и внук, названный Алексом, опять же всё из-за того
же пристрастия к красивому заграничному звучанию. Зинаида Юрьевна
чрезвычайно внимательно следит за питанием своего внука. Алекс дол-
жен вырасти таким же рослым, сильным и красивым, как его отец и дядя.
Годы, как известно, летят. Три года – пустяшный срок. Вернулся
Ленечка. Не – узнать его. Еще шире в плечах раздался, поплотнел,
заматерел. Теперь уж наш Ленечка не юный, грациозный бандит, а
солидный зверь, тигр уссурийский. Наш Ленечка теперь, можно ска-
зать, вор в законе. Вернулся он в начале октября, на нем дорогой ко-
жаный плащ по сезону, длинный до пят, расстегнут на все пуговицы,
показывает клетчатую подкладку. Контрбандный плащик, с тамож-
ни, откуда ж ещё? Без шарфа, с голой шеей, с открытой грудью, го-
ловным убором тоже брезгуем. Стрижечка, улыбочка, ступаем твер-
дой поступью, полны мужества и силы. Теперь держись! Не то будет,
что раньше! Теперь он весь Петергоф в рог согнет!
Ленечка скоро нашел работу. Он – бригадир могильщиков на пе-
тергофском кладбище. Процветает, пальцы в перстнях. Денег у него
теперь, как мусора. Сергею Сергеичу, отцу своему, поставил памят-
ник из черного мрамора. Колоссальный памятничек, возвышается
над всем кладбищем. В виде испытательного военного самолета, так
сказать, вечная память о Сергее Корманове, герое-летчике.
Старший брат, Борис, бросил свое КБ, где гроши платят, и пошел
работать могильщиком в бригаду Ленечки, под его командование.
Туг он заступом зарабатывает в десять раз 6ольше, чем зарабатывал
в КБ чертежной линейкой. У них на кладбище свой домик из кирпи-
ча. И печка там есть, и топчаны. Жить можно с комфортом, и осенью,
и зимой, в любую погоду. Тут они переодеваются, обедают, режутся
карты в передышках между рытьем могил и установлением плит и
памятников. Выпивок Лёня Корманов в своей бригаде не позволяет.
Ни капли спиртного. Сухой закон. Знак этого сухого закона – по-
ставленный кверху дном в их домике на столе символический ста-
кан. Вышел за ворота кладбища – напивайся хоть в стельку. Петер-
гоф – город-сад. Везде хорошо и чудесно. Где присел, там, так сказать,
и совершай обильные возлияния Бахусу.
Вечером, закончив работу, Борис оставляет в домике свой изма-
занный кладбищенской глиной ватник и резиновые сапоги, переоде-
вается во все чистое и, все такой же элегантный и неотразимый, идет
пешочком домой на Озерковую улицу. И о чем он думает по дороге,
этот голубоглазый принц, краса Петергофа? Все встречные девушки
на него оглядываются. Он, Борис Корманов, все так же великолепен,
как был когда-то в день своей свадьбы. Время, кажется, не нанесло
ему, этому красавцу, никакого ущерба. Аполлон да и только! Поставь
его вместо статуи на пьедестал у каскадов – и он затмит все скуль-
птуры в саду!
10. 02. 2011.
