ДМИТРИЙ ГРИГОРЬЕВ. Все предельно просто…
* * *
Все предельно просто:
поцелуй на прощание,
таможня,
регистрация,
досмотр,
посадка,
взлет…
но все же
я знаю одну тайну:
это твой самолет стоит,
а моя земля улетает.
* * *
Я не собирался строить эту гору,
но надо было скрыть кучи мусора возле дома,
разгребая их, я нашёл
сгнившие ботинки старого хозяина,
несколько прутьев арматуры, скреплённые крестом,
плоские куски бетона, обломки кирпича,
и две старинных серебряных рюмки…
Сначала я вырыл яму, куда сваливал мусор,
затем перебрасывал землю лопатой,
возил её на тачке, поднимая на вершину
под музыку Свиридова — Время вперед,
земли было много —
можно было бы закопать и человека.
Но я закапывал старые тряпки,
полусгнившие доски, обрезки труб,
всё, что не имело отношения к природе,
но когда-нибудь могло стать ею,
за исключением разве что полиэтилена пенопласта поролона —
для них был специальный мешок.
Так я строил пирамиду выше деревьев,
скрывающую в себе прошлое чужое время,
укреплял ее камнями, круглыми словно головы.
Соседи говорили: красиво получается,
спрашивали: что ты сюда посадишь?
Но я об этом даже не думал…
* * *
Небо плотно сидит на моих плечах —
оно бывает довольно тяжёлым,
солнце сверху капает жёлтым,
но я до сих пор не зачах,
хотя уже много лет подряд
таскаю небо почти что даром,
показывая влюбленным парам
фирменные восход и закат.
Мне говорят: делать тебе нечего,
зачем ты с ним ходишь туда-сюда?!
Но не знают о том, что иногда
небо сажает меня на плечи.
ИГРА В ТИГРА
Тигр пришел!
Но играть некому,
все уже спят под столом,
кто с пустой бутылкой вместо подушки,
кто свернувшись калачиком словно эмбрион,
высокие мысли покинули головы,
улетели цветными шарами,
тяжёлые сны — единственная добыча…
Тигр ходит между телами,
трётся о ножки стола,
мурлычет.
* * *
Пришли с ножами, пилами и крюками,
чтобы стоять у входа,
чтобы вытаскивать из прохожих лишнее,
делать из этого что-то,
но пока лишь лениво курят,
а на воротах — Пётр…
Полосатые створки ворот облупились,
убежали, стали бездомной кошкой,
колючая проволока расцвела словно шиповник,
и Пётр всех пропускает
ничего из них не извлекая,
пока те, что с ножами пилами и крюками
не приступили к своей работе.
ПРОВОДЫ МАСЛЕНИЦЫ
1
Вечером мы делали Масленицу:
голову — из старой наволочки,
мозг — из зимних газет,
(туда ещё попали: детский рисунок льва,
дырявый носок, обоев кусок,
тусклый зимний свет…),
скелет — из двух сосновых брусков,
сколоченных гвоздями, что гнулись как время
в руках художника,
знакомого с саламандрами
и множеством других существ,
живущих в стране,
куда уходят масленицы и мясопусты,
которую не
принято называть прямо,
потому ни один гвоздь не вошел прямо
в масленичный крест.
Мы надели на неё пальто
с перламутровыми пуговицами,
светящимися в сумерках
как осколки луны,
а на голову повязали платок
из полосатой простыни,
на которой мои друзья любили друг друга
и смотрели сны…
— Жизнь – полосатая простыня,
коротка словно память огня,—
сказал один поэт,
укладывая в сумку спички и керосин,
чтобы поить масленицу огнём,
чтобы кормить её огнём.
Мы нарисовали ей губы фломастером красным,
волосы — синим,
а глаза — зелёным,
чтобы она не заблудилась в пути,
чтобы мы снова смогли её найти
в самом конце времён.
2
Масленица горит, рассыпая пепел по реке,
костры мёртвых освещают наши лица,
отблески прячутся в морщинах,
наши тени — ночные птицы.
— Мама-река Масленицу забери
пусть вернет тепло в наши сумрачные края, —
поют девушки на берегу,
и ветер задирает подолы пёстрых юбок,
— Мама-река приведи нам быстрей весну,
мы сами как Масленица горим! —
поют девушки на ветру…
А мы вокруг стопки блинов
протуберанцы жареных солнц
бодрые перцы и буйные старцы
огненную воду пьём.
Пепел Масленицы лёгкий как вдох,
летит над рекой, поднимая лёд:
по чёрной воде, по млечному пути
она к истокам идёт.
— Мама-река Масленицу забери
пусть вернёт тепло в наши сумрачные края, —
поют девушки на берегу,
и ветер треплет разноцветные голоса,
— Мама-река приведи нам быстрей весну,
мы сами как Масленица горим! —
поют девушки у воды.
И пока не погас огонь,
пока не рассеялся дым,
Масленица подпевает им.
* * *
Компьютер сдох,
не пишут ручки,
сломаны карандаши…
Раз не пишут, то и не пиши,
а ступай в подвал
занимайся трудом полезным:
стучи молотком,
визжи пилой,
грохочи железом…
Ведь это совсем не беда,
что приращения смыслов
лишь побочный продукт труда.
* * *
Надо ехать,
автобус трогается,
голова пуста
как позади дорога —
лишь облако пыли,
а ведь еще недавно
там были
грибник в камуфляже,
парень в синей кепке,
девушка в красной кофте,
собака неизвестно чья
и даже я.
