SOLOMON GOZIAS. Жар в жаре (поэма)
жар в жаре
(как бы вступление)
когда жара выпаривает мозги
из головы еще живой
забудешь пряник кнут и розги
и ходишь книзу головой
невольно словно австралиец
а то и сам австралопитек
и никаких попутных линий
вдоль белой перспективы нет
один дворовый вентилятор
к неандертальцам путь ведет
и помнится
что был солдатом
в Европе каждый идиот
давайте в кучу кроманьонцев
цивилизации карман
с арканом вместе
им поется
про канделябр и наган
стреха французской революции
не помнит аиста на крыше
зато тянучками плюются
от стен Марселя до Парижа
отрыжка помнится открыла
в России мертвенную глубь
буржуев сказочные рыла
давили животом на грудь
и революция польстилась
на равенство
душил прибой
ломались царские стропила
и верещал глухонемой
народ и плебс да с чернью черти
хвосты подняли к небесам
теперь не вспомнить не проверить
как пахла в голод колбаса
но государство получилось
не лучше всех
не хуже всех
пропала в обиходе милость
в утробу закатился смех
мы родились от извержений
ответом рабского труда
нас мерили шаги саженьи
и погребали города
деревья тихо вымирала
на выручку пришла война
шальные кони из металла
тащили ноги в стременах
а на полях в лесах в болотах
отцы копали нам червей
газеты звали их – пехота
царица мира и полей
она ложилась рожь пшеница
до обмолота на снега
в больших трехпалых рукавицах
под рядовой огонь врага
их звали – пушечное мясо
под аркой городских дворов
но шепотом
любой боялся
кричать про горе и любовь
1.
мы как уснули в годы боя
нам сон победу обещал
летели бомбы страшно воя
паёк сжимался и тощал
но вот настало пробужденье
прошла почти что сотня лет
взошло мясное поколение
при воровском календаре
теперь не пушечное мясо
народ пехота срамота
а скотство и пустые ясли
и детям нашим и скотам
и путь как никуда намечен
а разговоры вьют столбы
кровавой мошки разноречий
с морщиной заячьей губы
и дни идут не там
не так
как обещали наши власти
флажок условий взял в кулак
ежовых истин волчьей страсти
а в синем небе ни синицы
поскольку съели журавлей
тоской по родине
и снится
платок узорный до бровей
в прорехе леса полустанок
и в тучах дыма паровоз
как будто счастье мельче стало
листвы трагических берез
как будто корку (лучше – сала)
еще стакан с ведро – запой
и ни свободы
ни металла
ни в голове ни головой
понять и взять нельзя руками
ушкуйники ау ура
сложи дубины с топорами
для погребального костра
а после тризну по отчизне
кати катай крути верти
хотелось бы нормальной жизни
да мир сошел с ума прости
2.
по настроению развесисто
по умозрению – смешно
стихотворений околесица
кряхтит легко трясет мошной
откуда там охлопья истины
взялись кудахтать не пойму
я не творец и не единственный
кто видит сквозь войну и тьму
скорей всего возьму лечением
от злых угаров даровых
на завтрак кофе и печение
мне это сбережет под дых
куда удары нетерпения
крушат молчание мое
а надо бы на перси перстнем
печать оттиснуть
и ворьё
от знака ясного попятится
а я вздохну во весь опор
моя поэма станет пятницей
попятится на коридор
наземный и подземный качеством
откроет то что не открыть
нельзя не окрестив чудачеством
любую влагу
дайте пить
приступок
последнее четверостишье
перед затишьем у стола
стоит бокал еще не лишний
и рядом горбик – пастила
зато без сахара для пользы
я бесполезного не ем
не напиваясь буду ползать
по зернам ряженых поэм
и выберу себе начало
о нем я думал без конца
моча течет растет мочало
и святость требует венца
сплетение знакомых смычек
с шипами в ухо в нос и рот
под крик в печати старых лычек
сержантских мерок и забот
а напишу – наоборот
4.
бил хрусталь
хрустел ногами
окна звон дарили тьме
при уме не проморгаешь
куку-маку в вышине
что за бой
запоя нету
и за поясом июль
на квадриге без кареты
при запасе мягких пуль
из дерьма
стрелки равняйся
на мишени лиц своих
что по сути те же яйца
видом сбоку на двоих
третий лишний
пятый нужен
уравнению страстей
и покатится наружу
плоскость резвых скоростей
колесом или квадратом
нам ограничений нет
тут Малевич лысоватый
и Да Винчи на ремне
как на стрёме
как в дурдоме
есть дежурство стражи две
молчаливы словно в коме
а спешат на помеле
бей хрусталь
в пещере быта
там целячка крепко спит
и в окно нога с копытом
утомительно стучит
ты не принц и не царевич
так
обычный швец и жнец
мачта носит в море реи
ветер в парус наконец
даст пробег по океану
тайных качеств
а вода
опояшет постоянством
аппетита и труда
на зубах хрустит сухарик
представитель давних дней
и забот
мне тетя Хая
подарила – ешь и пей
улыбаясь говорила
ай ты будешь хулиган
перекошенное рыло
и в порточине наган
лучше брось ходить кагалом
по аллеям и садам
а не бросишь – всё пропало
жил как не жил жид и хам
я ей верил безусловно
хотя не был хулиган
время шло легко и ровно
и с копытом-то нога
распрямилась стала гнуться
научилась убегать
я ходил в садах как нунций
увлекал молиться рать
и погодки поддавались
собирались в кодлы в ночь
при луне при самоваре
при желании помочь
кому надо от девицы
до страдателя за зря
и скрипели половицы
миру тайны говоря
а хрусталь
хрустел от боя
хрустали – разврат стекла
зло не знает перепоя
и не понимает зла
звон совсем иная пажить
колосок по колоску
чешет чешется к продаже
жилкой бьется по виску
в этом было горе горечь
вор нисколько не купец
не писатель даже Борич
а красной армии боец
вот последний звон фужера
хруст под ноги
шаг вперед
жизнь в юности – афера
где сверчок клопа гребёт
* * *
бить хрусталь – пренебрежение
к миру кружев и шелков
он косит воображением
темно-красным как Целков
и уродство тут не символ
а нахрап на хряпу дня
сохраняйте свою силу
начиная от корня
чей тут корень где та местность
что дарует жизни сок
разве важно
неизвестность
пробегает по косой
по касательной к округе
в городах и деревнях
и тягло ты
и подпруга
и гуляешь на бровях
в час досуга отдых позже
набежит по головам
пенсия тебя прикончит
и засохнет трын-трава
5.
холм песчаный
норки
дырки
сосны дыбом на холме
радугою коромыслом
свет цветной
а в полынье
отражение кого что
тут и зеркало
и звон
и невиданная почта
раскричавшихся ворон
их известия о чуде
грыжу могут накричать
на суде
на пересуде
под надзор и под печать
где-то в Грузино случилось
грай ворон узнать на слух
тишина казалась мылом
и скользила в прах и пух
сосны гнулись верхний ветер
им пинал в бока озноб
и Соснора шел в кювете
тину сапогами грёб
догадаюсь – там впервые
ему ворон рассказал
вороненые пружины
и дорогу на вокзал
чтобы позже днем и годом
за баяна под баян
княжий Игорь воеводой
половцам явился пьян
и остались словно в сказке
битвы тризны и любовь
без мольбы и бабий ласки
но до скрежета зубов
пал Кончак
а вечер падал
темной тенью по земле
вороны клевали падаль
по костру лениво млел
огонек
а жизнь Марина
с осени вошла в зиму
кровью по снегу малина
и в глазах слезою муть
скоро будет мед пчелиный
горечь насылать губам
и распутнице Марине
быть вдовой по четвергам
а Сосноре сносно это
он тогда помчал в Москву
добывать венок поэта
и влюбленного тоску
это нынче что-то как-то
поросло пошло на слом
без любви и без инфаркта
но к Харону – за веслом
а пока до лодки Стикса
путь далек туда-сюда
будет графика и сито
сивый волос и вода
он второй в пятидесятых
был мне другом наугад
и одним из многих святых
озабоченных ребят
гений – участь
гений – сила
быть обычным хуй на ны
тут кажись Соснора – ссылка
на без правила игры
побеждает победитель
дактиль птеродактиль ямб
ежу ясно – он – воитель
и пловец воздушных ям
там от встряски не до сказки
только жалобы и те
подведут от носа глазки
по итоговой черте
и останется Соснора
в нашем мире царь-герой
возле крейсера Авроры
нашей жизни трудовой
6
блик
бля
блин
блестит огнем
что-то прошлое знакомое
только рожь не насекомое
а пшеница воробьем
склёвана у обмолота
это Клюев звал в луга
сам в блестящих сапогах
и кафтане ух ты что ты
тут бы барыню сплясать
под гармошку посиделок
да позвать разгульных девок
кудри русые чесать
это можно – по ошибке –
по французский не фальшивя
мог поэт сказать и спеть
и носить из шелка тряпки
мог в гряде работать тяпкой
а внезапно помереть
не случилось
боже правый
деревенский городской
создавал на шмон заставы
призывал служить лукавых
круглый год в одной пивной
а Никола чудотворец
захотел для церкви прав
и споткнулся богомолец
о горячий дым костра
если был бы комсомолец
сохранил бы часть нутра
это нам так пригвоздилось
по линеечке свести
комсомольские пути
на достаток и на милость
ведь никто не запретит
сытым быть или хваленым
только выступи с умом
с чепухой о том былом
что сравнимо только с кленом
в стылом воздухе
облом
клен опавший и сугробы
да береза на юру
срезы дерева и слезы
гробы прячутся в нору
на погосте
пышут розы
девки там и девки тут
песни им или заплачки
но готовы дать в стоячку
хоть на несколько минут
видел я как на поминках
безлошадный молодец
так отплясывал лезгинку
как весной с червем скворец
а красотка ли красуха
потянула за штаны
и за печь
была житуха
на все рыло и пол уха
по углам родной страны
это дело без поэта
обошлось поэтов тьма
только там
где есть газеты
туалеты и паркеты
и народная тюрьма
а в России вплоть до моря
и от моря по Сибирь
пустота одна и морок
без помады и помарок
запахом как нашатырь
где вообще нет человека
там почти что рай земной
рай болотный рай в парной
рай когда с шипами ветка
не пускает ног домой
диких пчел мед на деревьях
как по древности залёг
волк к волку принес поверья
и затеплил камелёк
чтобы староверской книгой
ясность духа распознать
да оклад висит веригой
выя воет
божья мать
почернела как от сажи
или от древесных смол
тараканами загажен
с белой опушью подол
и по сей день руки крюки
загребают как товар
лики по пяти на рубль
ибо участь такова
для икон письма по скитам
где и чудище а свят
и в столицу шито-крыто
продавать в суконный ряд
или немцам чужеземцам
кто в иконах знает толк
и скупать добро не ленится
особливо если в долг
не фарцуют наши жители
а работают крутясь
между лесом и обителью
разнося в просторы грязь
помню Саня академик
стал
а был хвататель яств
он готов летать на Берингов
за иконами стремясь
православие взял отчеством
и духовность произвел
растолстел и не поморщился
только кафедру завел
хват и пан по дому Панченко
и почти святой в хмелю
черт возьми я это качество
только по себе люблю
кулаками мир не трогаю
мебель в доме целиком
и жена моя безрогая
хоть живет со стариком
мне она монетой общей
отвечает за труды
на котлеты варит овощи
штуками
а не пуды
уравнение диетой
дарит мне почти полвека
я зову ее Деметрой
или другом человека
вот и снова у причала
оказался наплаву
может это наше счастье
прямизну согнуть в дугу
и дугою как по кругу
завершить один виток
нога в ногу
рука в руку
север запад юг восток
глобус или нам порука
7
объезжаю на кривой
не поля не скат деревни
а дороги столбовой
государства
бьется кремний
из-под топота копыт
искры прыснули на камни
не погас по крови пыл
на упряжку сапогами
топаю пугаю так
чтобы ужас по загривку
бился с хрусталями в такт
и не попадал в копилку
летописи о судьбе
для поэтов и пророков
штоф ополоснул на треть
за здоровье по окопам
я ищу следы судьбы
там и с теми жил в тумане
времени
дорог столы
разбежались между нами
кто был виден сквозь туман
стал бумажным документом
это значит был обман
нас и вас
он стал пеленгом
я настроюсь в гущу дней
призову такие лица
кто хотел в сети огней
тенью стать и небылицей
для примера – Северянин
и Крученых
Велимир
командир и буделянин
хотя мог быть эликсир
их немало
их не много
это птицы на земле
кандалами им дорога
или братина в Кремле
они знали свою участь
приблизительно
зато
им отпущено не лучшее
с коромыслом решето
мы их помним в год по ягодке
и себя в них узнаем
белым парусом на ялике
напрокат или в наем
и романтика античная
современней ремесла
на продажу поэтического
материала торжества
хоть бы взять меня болезного
чесноком по плешь мою
честность яство бесполезное
и пригодное в раю
где достаток и достоинство
повсеместны и для всех
и святых гуляет воинство
вспоминая прошлый грех
мне в аду гореть осиною
дым поднять до потолка
и Россию тёмно-синюю
поместить под облака
крематорий мое вечное
как бы солнца мегаватт
а страна висит на плечиках
в гардеробе на правах
конституций беззакония
но с охраной
там спецназ
облачен душой в суконное
под большой иконостас
где кресты и звезды качеством
от алмаза до белил
на эмали за чудачество
царь вручал благодарил
и герои нам по времени
грудью гнулись от наград
точка
остаюсь евреем
возвращаюсь в Ленинград
в биополе в лес по ягоду
и молочным киселям
назло Гордину и Якову
со звездою на паях
и заделаю издание
без Невы на островах
а печать на лбу у Каина
нарисует острога
но войны на ны с копеечкой
на продажу не пущу
ради Вени Ерофеева
и моих голодных чувств
если тут бредет бессмыслица
по долам и площадям
заходи в кусточки выссаться
или в гости по блядям
улица – Второзаконие
городского бытия
каждое окно – икона
только партия ничья
беспартийных и тупейных
по художеству дворов
заключает дом питейный
под один небесный кров
наша святость без предательства
наша радость всем одна
сторонись ваше сиятельство
или с нами пей до дна
для конечного явления
важен стол и обелиск
где отважно преломление
света цвета зверя лис
из народа луч не выдавить
мы войдем в народ и там
псалмы древние Давидовы
кульки с ягодой к рукам
дух на двух душе отдушина
задохнешься на ходу
лучше выпить на Конюшенной
и в ботаническом саду
а остаться в клетке с крышею
зоосада наших дней
чтоб досада пеной рыжею
запеклась между камней
пляж – камея – Петропавловский
маяки напротив глаз
да буксир идет без палубы
по воде не первый раз
по гудку его ослиному
с челкой дыма на трубе
узнаю судьбу единую
остров Заячий в беде
по гранитам и асфальту
шаг индустрии тяжел
ни березы нет ни пальмы
только Петр лыс камзол
сиднем страх на бабьих бедрах
о Шемякин я боюсь
открывать запасы в недрах
и хранить в берлогах Русь
нам плебеям белой черни
плебисцит бы на троих
с головой одной в губернии
губы врозь
идет жених
небывалый забубенный
нараспашку ум его
он со дна со сна Буденный
саблей горло вскрыл кагор
тут
прости мне мать и мачеха
отвернусь от всех углов
где душа с желудком нянчится
оставляя без зубов
для защиты или нищенства
что-то в среднем нечем есть
стала полка пепелищем
зуб за зуб теперь не вещь
нет решений точки место
тут и там шагай беги
мы оделись в пыль и тесто
хороши на пироги
а начинка что-то с мылом
под кадило канделябр
так бежит свиное рыло
причитать в суконный ряд
можно бы хвастнуть так этак
если грани слов стереть
и создать багаж поэта
чтоб читатель озверел
не позволю
вольность прытка
да и слово – воробей
если выйдет за калитку
не догонишь хоть убей
8
ловко выскочил к дороге
шел-то мимо стороной
соблазняли меня боги
кружкой пива и пивной
но я видел – пиво горечь
и течет не прямо в рот
а усами прочь и в море
не отловленных красот
рыбаку и не рыбачить
невозможно
я в плену
незадачи возле дачи
где из пушки на луну
по газетам утки взмыли
и гогочут по пути
обещая изобилие
и тоску как ни крути
что касается до нормы
то в историю вошло
карточками по прикормке
возрасту за ремесло
я остался им ребенком
ломоть хлеба мне на день
как от бога
как котенку
как подарок для затей
это мой кусок с блокады
дорожу им берегу
может снова к Ленинграду
полумертвым доплыву
полуголым плавать можно
и не нужно ног ходить
и гармошек за окошком
намело хоть пруд пруди
до рассвета тянет песню
за собою гармонист
мне дает чекушку – резни
не тушуйся похмелись
вот и облако мне в помощь
опустилось до колен
белой ночью где ты полночь
погляди на мой безмен
безошибочный кустарный
личный кровью старых ран
здравствуй Питер легендарный
прощевай родной туман
ясность снится или мнится
вдруг она взаправду есть
ну как огненная птица
или светозарный бес
бесы наша хворь и сила
сколько их поди узнай
и Россия тут кобыла
если можешь – зауздай
а когда дойдет до тройки
под рукою ямщика
мы помчимся койка к койке
от греха и до греха
пусть прохожий и заезжий
рот откроет и молчит
не то обухом так врежут
что сам кнут попросит щиц
перебьется только пряник
он-то вещий наш колдун
и не только
он же няня
и почетный караул
совмещать единство в буднях
наше право по среде
бескозырною по бубнам
моль играет в бороде
что опасно нам поэтам
так как моль нас ест насквозь
оставляя на паркете
плоскость пыли и навоз
финал – ошпарился
день назад загнул мне дулю
мол писать тебе рассказ
по метелице и в бурю
чистым снегом без прикрас
и займет работа эта
ни рубля
ни кренделей
только год у вод планеты
под крылами лебедей
а за год старик как в пене
растворится в мелкий хлам
и закончится поэма
словно пиво по усам
тут бы надо испугаться
и под лавку с головой
закатиться как на братство
при стихии половой
только я не из пугливых
да и речь идет за всех
кто ютился у залива
нормы времени и вех
вот и мчался между капель
как Воячек говорил
на Литейном
и до Камы
и без помощи чернил
под фломастер ставить меты
шаг за шагом до конца
улиц много и поэтов
и голов и без венца
что нам лавр или мякина
была б родина сыта
за живых – отца и сына
выручай нас нищета
это бедный продается
и богатый с ним в одно
ну а нищий у колодца
водку пьет смертям назло
повезло ему калеке
в калики попасть с утра
через реку едут в греки
остряки на осетрах
видишь тенью глубь под носом
это я пархатый там
у Харона стал матросом
и поэты по местам
все на лавках до причала
у истории
потом
мавзолеем кирпичами
нам поставят новый дом
