СОФИЯ ПРИВИС-НИКИТИНА. Замуж надо выходить удачно.
С наслаждением вкушая аромат свежезаваренного кофе, Витуся ловко сервировала кухонный столик для утреннего завтрака. Тонко нарезала свой любимый пошехонский сыр, тоненькими ломтиками колбаску, наполнила изящный сливочник, попутно переворачивая на сковороде блинчики. Ловко управляясь с приятными хлопотами, одним глазом посматривала в окно.
Вот хлопнула дверь подъезда, и оттуда вывалился её муж, держа за одну руку трёхлетнюю пузатую Лизку, а другой рукой, прижимая к боку санки и матрасик для толстой Лизкиной попы.
Витуся закурила тоненькую сигаретку и приготовилась смотреть спектакль до конца. Муж постелил на санки матрасик, посадил в санки Лизку, но ту клонило из стороны в сторону как пьяного извозчика.
Муж, Андрей, наклонился над драгоценной Лизкой и зафиксировал её ремешком к санкам намертво. Как бы, невзначай, вскинул красивую голову к когда-то своим окнам, и покатил к детскому садику. Витуся провожала его взглядом, пока не скрылись за углом санки с пузатой симпатичной и ненавистной Лизкой.
« Говна такая, малая! Вези, вези, придурок жизнерадостный!»- уже почти равнодушно думала Витуся. Почти равнодушно.
Витуся включила вытяжку, поставила на стол две красивые чашечки с блюдцами и пошла будить Артёма, своего сына от брака с Андреем. Брака, который развалился год назад.
Будить Артёма (Тёму в быту) было мукой мученической. Он стонал, отворачивался, натягивал на голову одеяло, потом объявлял: « Всё, я уже проснулся, и отвяжитесь все»! И тут же снова засыпал.
Витуся врубала на всю мощность радио, с хирургическим треском раздвигала шторы, сдирала с сына одеяло. Стой хоть с секундомером — меньше десяти минут на это мероприятие не уходило.
Кода Тёма оказывался в вертикальном положении, и глаза его приоткрывались настолько, чтобы увидеть маму, а смешной, немного вислый нос улавливал запах кофе и блинчиков, дела шли уже получше. В него постепенно вливалась молодая радость жизни. Такое бывает только в юности и в детстве.
Ты просыпаешься каждое утро с чувством, что у тебя сегодня день рождения. И ждёшь от жизни только подарков и практически ничего не знаешь про пинки, которыми эта самая жизнь запаслась для тебя впрок.
Витуся была ещё достаточно молодой женщиной и помнила эту жизнь счастья внутри себя. В свои сорок она выглядела на тридцать пять, и спасибо Богу! Только детское доверчивое ожидание счастья ушло навсегда.
Она, конечно, хотела счастья и по-прежнему ждала его, но ждала уже не как данности, а как милости. А это не одно и то же. То ли будет, то ли нет!
Тёма уже выскочил из душа, прибежал в кухню, тряся мокрой головой, как пёс после дождя.
— Ну чего ты хватаешь со сковородки? Чего ты давишься? Сядь и поешь, как человек!
— Я опаздываю, мама! — в тоне сына промелькнула досада. Мол, не разбудят вовремя, а потом пеняют.
« В папашку весь пошёл, поросёнок!»- сделала очередной вывод Вита.
— Да ешь ты спокойно! Я часы на двадцать минут подвела!
— Как подвела? Опять подвела? Мама, ну как ты могла? Я же просил тебя не делать этого! Зачем ты это сделала?- голос сына звенел разочарованием и обидой.
— А за тем, чтобы ты поел как человек, а не бежал в школу голодный и обалдевший.
— А чего ты с утра злая? Опять батю в садик провожала? Дался он тебе!
Артём проглотил изысканный завтрак как пингвин рыбёшку, чмокнул маму и улетел, оставив на столе полный бардак и разруху.
« В папашку весь пошёл, поросёнок!» — сделала ещё один раз очередной вывод Витуся.
Она приводила в порядок кухню и думала свою невесёлую думу. Впереди расстилался ровный как утоптанная зимняя дорога, день. Надо садиться править статью. Корректура займёт пару часов. Потом мчаться на базар, готовить обед и убирать. Стирка уже заброшена в машину, значит глажка- это на завтра. Покормить после занятий сына, и весь вечер свободен.
А куда, куда девать этот бесполезный свободный вечер? Читать? Начиталась выше крыши! Смотреть телевизор? Так там же от любого ток-шоу забеременеть можно!
А может плюнуть на всё, и поехать в гости к своей любимой Жанке?
Эта неожиданная мысль так обрадовала Витусю, что она уже начала торопиться: быстрее убрать, всё сделать по дому, привести в порядок голову, нарисовать лицо и — к Жанке!
Да! Ещё должна нагрянуть мама с каждодневным утренним визитом. Визиты были регулярными, сразу после очередного сериала, но мама не приходила, а именно нагрянывала!
Тонко тренькнул дверной звонок! « Легка на помине!»- подумала Витуся.
— Ой! Витуся, ты не представляешь! Этот подлый Диего! Как он мог? А Люси? Тоже хороша! Она же, оказывается, всё знала про …
— Мама! Прошу тебя! Ты же знаешь, что мне это не интересно! Противно даже! Тебе нравится — смотри ради Бога! Но меня уволь от всех этих берберских страстей! Гулять пойдём?
Мама игнорировала последний вопрос.
— А что тебе интересно? Ну, вот скажи: что тебе интересно?
Витуся молчала, поджав губы. Она понимала, что мама затевает очередной скандал, с вкраплённым в него воспитательным процессом.
-Молчишь! Надулась как мышь на крупу. Не интересно ей! А что тебе интересно? Каждый день собаку этого с чужим дитём в окно высматривать? Ты ж сама его просрала! Своими руками отдала без боя! Ты ж у нас гордая, принципиальная! Тебе ж не к лицу за мужика бороться! Вот и злишься на весь свет! А я вот, что тебе скажу, дочь моя…
— Мама! Или мы идём на прогулку, или я сажусь работать!
— А ты мне, голуба, рот не затыкай! Ты ж и первого мужа своего, Мишу, точно так же профукала. Так мало, что Мишу, ты и сына-то своего старшего профукала! Где он, сынуля твой?
-Молчишь! То-то и оно, что сказать нечего. А всё от чего? Ты ж мать дурой считаешь, и думаешь, что мужей можно менять по погоде! Мужа выгонишь, и ребёнка не надо! Может у тебя уже на подходе третий муж? Куда тогда Тёмку девать?
— Я, конечно, многого не додала сыну, мама. Но нельзя же, бесконечно об этом!
-Какое : « многого не додала»? Да ты ему всё не додала. Всё, что могла и должна была дать — всё недодала!
— Мама! Мы гулять идём или нет? У меня много работы!
— Да никуда я с тобой не пойду, чтоб ты сказылась, зараза такая! Сиди, жуй сопли свои по мужу. А ему чего? С этажа на этаж перепрыгнул и всех делов! И баба новая, помоложе, и дитя готовое, помладше. Конфетку сунул, и голова не болит: одеть, обуть, выучить! Пойду я, давление опять поднялось, наверное! Дочь Бог дал — хоть не заходи! Может, к вечеру оклемаюсь.
— Я, мама, вечером, ну, никак не могу с тобой на прогулку идти. Я к Жанке еду!
— К Жанке! Хм!- мама закатила глаза к потолку.
— Езжай, Туся! Она тебя научит, как водку лопать и с мужиками управляться! А мать уж как-нибудь. Мир не без добрых людей! Попрошу кого-нибудь из соседей. Может сама на крылечке постою, подышу, а ты езжай! Что тебе со старухой валандаться?
Мама громыхнула Витусиной дверью, а через секунду ответно салютнула своей! Жили-то: дверь в дверь!
А Витуся вздохнула и пошла звонить своей лучшей и, наверное, единственной подруге. Жанка подняла трубку на первое же « ту-ту»! Как будто несла вахту у телефона.
— Жануль, привет! Чем занимаешься?
— Ой, Витка! Привет! Как я рада! Да чем я занимаюсь? Ничем! Приезжай, оторвёмся!
Отрываться серьёзная Витуся не хотела, она просто хотела к Жанке. Погреться и подзарядиться от бесшабашной и жизнелюбивой подруги. Но говорить об этом не стала. Понимала, что бесполезно.
Жанка мимо праздника не пропускала ни одного события в своей жизни. Уговорились, что Витуся к пяти будет у Жанки. Та жила в их старом дворе, во дворе их детства и юности.
Собиралась на встречу с Жанкой и своей юностью Вита неторопливо и скрупулёзно. Надо привести в порядок руки, одеться прилично. С Жанкой никогда не знаешь, как сложится вечер.
С одинаковой вероятностью с ней можно оказаться в гостях у каких — нибудь маргиналов, но и в шикарном ресторане с той же Жанкой можно оказаться тоже вполне. Витуся оделась скромно и изящно в своих любимых горчично-салатовых тонах. Присела к зеркалу делать лицо.
Зеркало пока ещё не пугало, но предупреждало. Сегодня требуется несложный приглушённый макияж. А) Если попадаем к маргиналам, то почти всё равно, как ты выглядишь. Б) Если попадаешь в ресторан, то освещение в новых кабаках щадящее — приглушённое, яркий раскрас ни к чему. В) Если остаёшься на Жанкиной кухне, то проблема внешнего вида отпадает сама по себе, как таковая.
Приводя в порядок своё миловидное большеглазое лицо, Вита постоянно прокручивала в мозгах и в сердце свою такую трудную и несчастливую жизнь.
Уход Андрея был сильным ударом, но мама права: она проморгала своего Андрея, не оценила его как мужчину, занизила его самооценку, отодвинув его на позиции: подай и принеси!
Приходила разведенная соседка с пятого этажа, шила по углам глазами, когда взгляд упирался в мужа, то уже не шила, а буквально вышивала по нему затуманенным взором. Вита все узоры эти читала, но молчала. Надеялась на совесть соседки и на любовь мужа.
Напрасно надеялась. Муж прочитал всё, как та хотела, и вступил с вышивальщицей в связь. Пошла череда унижений и обид. Сынишка болтался под ногами лишний, никому не нужный.
А Витуся сидела, ждала у моря погоды и ничего не предпринимала, пока Андрей не начал самовывоз. Уходили из кладовки стамески, дрель, шуруповёрты, то есть произошло переселение мужа с этажа на этаж. С отбытием последнего дюбеля, до Витуси дошло, что муж ушёл к другой женщине приводить в порядок её личную жизнь и убитую квартиру.
Моментальная и подлая рокировка этого злодея с этажа на этаж, совершенно выбила её из колеи.
Она помнит, как звонила Жанке, плакала, а та приезжала, утирала ей сопли , наливала чарочку и учила жить. К чарочке Вита так и осталась равнодушной. А вот без Жанки просто задыхалась. И вот, чтобы удержать подругу возле себя, соглашалась и на чарочку, и на продолжить в другом месте.
Вся её семейная жизнь была перед Жанной как на ладони. Ещё когда разговора об уходить в их семье не было, была другая проблема: об крепко выпить.
То есть Андрей выпивал фрагментарно, но постоянно. В весёлые эти дни он терял шарфы, перчатки, даже дипломат умудрился потерять. Наутро он просто тонул в болоте вселенской абстинентной вины.
Но со временем про потери забывалось и всё шло по новому кругу. Витуся, измученная бытовым пьянством мужа, била во все колокола. Приезжала хорошо, но грамотно пьющая Жанка и давала советы.
На одном из таких совещаний постановлено было закодировать неграмотно пьющего Андрея. Витуся пыталась обойти без крайних мер. Она робко канючила:
-Жануль, а может как-нибудь по — другому? Это же всё же как-то унизительно. Попахивает покушением на свободу личности и вообще…
— Что « вообще»? На попятный идёшь? Жалеешь? А он тебя жалеет?
— Он меня любит, Жанночка!- лепетала униженно Вита.
— В первую очередь он любит бутылку и с ней выпить! А то, что от этой любви остаётся, делит между своей мамой и тобой!
И Жанна была права. Маме даже достаётся любви больше потому, что когда муж входит в стремительное пике, Вита ругается, гонит и даже дерётся. Жалуется его маме. Мама прилетает с пол -литрой и под звон стаканов ведёт с сыном беседы о вреде алкоголя и о жизни вообще.
Когда в бутылке становится сухо, быстро собирается домой. Долго вздыхает в коридоре, натягивая на свои колоды непослушные сапоги. Короче, сделала что могла, а дальше уже сами, сами.…И уезжает домой, скорбно поджавши губки.
Долго не рядили, не судили. Отправили мужа на кодирование. Деньги за всё это иезуитство заплатили чрезвычайные.
Теперь за праздничным cтолом он сидел трезвый, но не смирившийся, как подрезанный в полёте орёл. Год прожили в полной трезвости и в звенящей скуке.
Характер мужа изменился до неузнаваемости. Причём, изменился не в лучшую сторону. От природы прижимистый, он стал просто жлобом с деревянной мордой, по определению самой Жанки, затейнице всех этих перемен благодатных. Вдобавок и её, саму, пионерку всех этих начинаний муж принимал не особо благосклонно.
Мол, опять приехала, опять с бутылкой. А потом вызывай ей такси! И это в лучшем случае. Его непьющая Витусенька именно с этой мерзкой Жанкой могла себе позволить и даже очень. Получалось, муж был недоволен.
И когда через полтора года после кодировки Андрей начал робко пробовать пивко и (буквально пять граммов!) крепкий алкоголь, как-то бить в набат никому уже не хотелось.
Вита закончила наводить марафет, критически осмотрела себя всю с головы до ног в большом зеркале. Андрей выбирал, вешал, старался, чтобы Витуся себя могла оглядеть в нём всю. Витуся оглядела, осталась довольна.
Получилось хорошо даже на придирчивый Жанкин вкус. Жанна была права, называя Виту француженкой. Француженка — не француженка, а что-то в ней есть! Во всяком случае скромное обаяние французской буржуазии в Витусе, конечно, просматривалось!
Доехала до города на автобусе, а там пересела на троллейбус и покатила в родной район. Сошла на остановку раньше, чтобы пройти старыми улочками до бывшего своего дома.
Вот здесь на этом повороте она получила своё первое приглашение на свидание. А на этой лавочке они сидели и вершили суд после первого предательства в дружбе. Как давно всё это было и как будто вчера! Тогда они судили Аньку беспощадным судом юности, не знающей компромиссов.
А ведь так ли тогда была виновата бедная затурканная любовью Анька? Да, по большому счёту она тогда предала Жанку, но теперь находится тому много объяснений, а тогда они рубили с плеча, чем чуть не довели худенькую, просвечивающую на свет Аньку до самоубийства.
В то время, сразу после школы, они были все в любви. Каждая в своей. И в этой сложной ситуации предстояло ещё выбрать, так сказать, жизненную стезю. Они готовились к поступлению в ВУЗы. Вита мечтала об институте иностранных языков. Жанка с Анькой же прочно знали, что им путь в университет на журфак.
Жанка читала много всегда. Но в школе почти бессистемно, то есть взгляды и предпочтения ещё не сформировались. В то лето она прочно подсела на самиздат, да ещё, к горю своему, и на тамиздат. С ней к этому опасному увлечению присоединилась и Анька.
Они вместе бегали на какие-то полулегальные сборища, где горячо и смело обсуждали прочитанное и где толкался странный и талантливый люд.
Жанка к тому времени была необыкновенно хороша.
Прекрасно и со вкусом одета, с полным ртом перламутровых зубов. Бойкая, искромётная и языкатая. Укорот могла дать любому. Хохотала, как подстреленная. Жанка, в отличие от Вики, спокойствием не обладала ни на грамм. У неё в жизни всё вертелось, рушилось, строилось, ломалась.
Когда Жанка пребывала в состоянии своей безумной влюблённости, её лепить можно было как глину. Одну форму придавать, другую, опять мять и ломать — полная свобода действий и безнаказанность.
Она шла на поводу своей страсти прямо в геену огненную, причём с открытым забралом. Анька кричала на неё, иногда даже била по голове. Как об стенку горох! Спокойная Витуся плакала, призывала вспомнить о женской гордости и чести! Ну, это вообще курам на смех!
Жанна оставалась лигитивно спокойной и упрямо плыла за любимым, как безвольное брёвнышко. Казалось, пропала девка напрочь!
Постепенно мужик заигрывался, и вот тут, надо заметить, странную вещь. Пройдя все несимпатичные фазы своего порабощения, даже будучи слегка бита одним из любовников, Жанка вдруг, казалось ни с того , ни с сего в один прекрасный день бросала взгляд на любимого.
Замечала несвежую рубашку, слышала неправильно поставленное ударение в слове, или ногти оказывались у избранника не в идеальном состоянии и… Всё!
Любовь в ней умирала ещё быстрее, чем вспыхивала. И мужику наступал конец. Хоть башкой с утёса в пропасть — Жанна уходила, не возвращаясь и даже не оглядываясь.
Она уходила и уносила с собой свою любовь, как уносят с собой дети ведёрко, уходя из одной песочницы в другую. Без сожалений и воспоминаний. И во всеоружии искала другую песочницу, ведь в ведёрке ещё полно разноцветных лопаток, формочек, много чего удивительного ещё было, чтобы предъявить и ошеломить.
Уходила навстречу новой любви и порабощению, до тех самых пор пока какая-нибудь мелочь не откроет ей глаза на предмет своей новой страсти. И тогда опять всё сначала…
Сейчас, после очередной несчастной любви она жила в своеобразном уединении: писала рассказы, читала, мужчин подзабросила. Сейчас её жизнь трудно было назвать несчастной, но бессчастной она точно была.
А Анька — так себе, без слёз не взглянешь: ручки тоненькие, ножки так себе, ни рожи, ни кожи. Но зато родилась с золотой ложкой во рту. Папашка дипломат, мама известный балетмейстер. Города и страны промелькивали перед Анькой всё детство и юность, как красочные картинки из волшебных книжек. Опять же тряпки.
Даже спокойная и справедливая Витуся ловила себя на завистливой мысли о том, что на Анечку приятно смотреть только, когда она наряжена. Раздеть — вешалка вешалкой, закинешь в шкаф, и думать о ней забудешь.
На первом курсе эти две серьёзно не поделили парня, впоследствии ставшего первым Жанкиным мужем. Но тогда страсти кипели вовсю. Анька вцепилась в добычу( парня в компанию привела она) зубами, а Жанка с лёгкостью вырвала у неё эту добычу из слабеньких зубов.
Да и сравнивать нечего! Жанка была вся как перебродившее вино, русые волосы локонами, ресницами хлопала, глаза зелёные, кожа смуглая, кто устоит? Анька в отместку плела интриги, и хоть сама она была очень не без греха, булыжником в Жанку закатила с удовольствием, придав огласке подробности личной жизни и литературных пристрастий подруги.
Круги по воде пошли ещё те. Жанка чуть из университета не вылетела. Аньку подруги призвали к ответу. Она не отвечала, только возводила горе свои бесстыжие очи. Решено было предать Аньку анафеме.
Предали, но как-то неубедительно. Настолько неубедительно, что на свадьбе у Жанки Анька присутствовала. Размахивала пьяными руками и делала печальные прогнозы.
Эти двое вообще с младых ногтей постоянно находились в состоянии вражды и взаимных претензий. Обе взрывные, неукротимые спорщицы с невиданными амбициями.
Камертоном в их взаимоотношениях была Витуся с её сдержанностью и интеллигентной позицией. Кричать и горячиться она себе позволяла крайне редко. Надо было случиться чему-нибудь из ряда вон выходящему.
Тогда Вита начинала горячиться, усиленно жестикулировать прекрасными округлыми руками и что-то горячо доказывать. Если она видела, что её пламенная речь никого не впечатляет, и она выходит из себя зря, она бессильно бросала вдоль стройного тела усталые руки и замолкала надолго.
Тогда Жанка вышла замуж за спорного жениха назло Аньке и всем тем, кто держал Анину сторону. Из законного брака, ничего путного не получилось, кроме очаровательного мальчишки, появившегося на свет через пять месяцев после свадьбы.
Жанка и обернуться не успела, как оказалось женой и матерью в одном лице. Ноша оказалась не по силам. Муж насаждал в семье домостроевские принципы, и не то, что ущемлял Жанкину свободу, а просто напросто искоренял её в своей семье. И Жанка быстро повернулась к нему тем самым местом, в которое он был совсем недавно влюблен.
Но Жанка повернулась им в полном смысле этого слова, семья неукротимо шла к распаду. Поскольку проживали они на территории невесты, и вдобавок ко всему с ними жила Жанкина бабушка, мужу приходилось несладко.
Живя с мужем в одной квартире и деля с ним постель по причине крайней тесноты жилья, Жана полностью абстрагировалась от него. Вот он здесь рядом, дышит в смятую подушку.
Он здесь, но его нет рядом, и не будет до тех пор, пока он не поймёт, что Жанну нельзя ломать через колено. Её можно направить, заставить подумать над чем-то более пристально и может даже где-то изменить своё мнение.
Но, ни требовать, ни разговаривать с ней в авторитарной манере нельзя, ни в коем случае. Результат будет обратно — пропорциональный желаемому.
Жанна закусит удила, логика её размышлений примет тупо-упрямое направление, и она уже не воспримет ни одного разумного довода. И последует всем наставлениям с точностью- до наоборот.
В конце концов, когда брак затрещал уже по всем швам, муж Жанны спохватился. Вновь вошёл в рассвет конфетно-букетный период. Максим, муж Жанны, шёл на немыслимые траты: духи, шубы, но всё сгорало в топке Жанкиного отчуждения и физического отвращения к мужу.
В браке двое молодых и красивых людей умудрились родить прекрасного мальчугана, но так и не смогли понять друг друга. Муж упустил время ещё подходящее для переговоров и взаимных уступок.
А Жанна навстречу не шла, спряталась, как улитка в раковину и мечтала уже о новой любви и о новом муже. Последним аккордом в их совместной жизни была поездка Жанны с сыном в Ялту.
Максим неохотно, с зубовным скрежетом, но всё-таки отпустил жену на юг. С юга прилетела уже совершено другая Жанна. Красивая, звонкая, пронизанная солнцем и тайной. Блистала множеством браслетов на загорелых руках и на мужа смотрела недоумённо-удивлённо. В смысле: ты кто такой?
По случаю возвращения любимой жены и сына с курорта, Максим назвал гостей. Жанна сидела в кресле напротив своего нелюбимого мужа, возложив, как бесценный дар на него свои загорелые ноги, с ямочками на круглых коленках.
Муж разливал по бокалам крымское вино, умничал, а руки всё мяли и мяли тёплые детские ступни Жанны. Жанна начинала злиться, предчувствуя, какая тяжёлая липкая ночь ей предстоит.
Ноги она вытягивала вдоль мужа только с одной целью: чтобы всем видны были её стройные загорелые икры и бёдра. Видны всем присутствующим, аж до белых трусиков, будоража и нервируя гостей одновременно.
Дальше — больше. Начались загадочные звонки, какие-то срочные поездки к портнихе, а однажды Жанна не пришла ночевать. Муж всю ночь бегал встречать жену на остановку, просидел на скамейке во дворе всю ночь. В предрассветной тишине раздался оглушительный звук захлопнутой дверцы такси. И на Максима буквально выпала счастливая и неверная жена.
Развод был долгим и тягомотным. Максима тянуло на суицид, он вскрывал вены, травился, но и подаренные родителями сервизы, ковры, хрусталь тоже из рук не выпускал.
Уехал из бабушкиной и Жанкиной квартиры со всем, что туда привёз, не оставив даже маленького коврика у кроватки сына. Вот тебе и безумная любовь! Поди, пойми их, мужиков этих!
Долго Жанна невостребованной не осталась и через полтора года выскочила замуж за известного в городе врача. Человеком он был обеспеченным и щедрым.
Жанку он не просто любил, он падал на неё в виде золотого дождя.
Но этого оказалось недостаточно для того, чтобы Жанна выпустила из рук книгу и взялась за кастрюли. Опять же так называемые закрытые партсобрания, проще говоря, пьянки-посиделки в андеграунде. Это была проблемка ещё та!
Как там у них всё пошло к полному раздраю, Витуся помнила плохо, как раз на это время пришёлся её развод с первым мужем, отцом старшего её сына. Встречались с Жанкой редко, как будто застыли в своих личных страданиях как мухи в янтаре.
А обретя свободу почти одновременно, возобновили встречи, и с дружбой ничего не сделалось! Никуда она не делась. Бегали с кавалерами по концертам и ресторанам, учились, наряжались, подкидывали своих мальчишек бабкам и с трепетом ждали настоящей любви.
Часто третьей в их компании бывала Аня. Встречи втроём иногда заканчивались крупной ссорой между Анной и Жанной, но проходило время, и троица опять воссоединялась. В периоды же объявления войны, обе враждующие стороны дружили только с Витой, терзая её ревностью и любовью.
Анна, в отличие от подруг, замуж вышла по тогдашним меркам не позволительно поздно, пройдя до вожделенного замужества Крым и Рым.
Анька это вообще – разговор отдельный, Хоть и без слёз не взглянешь: ручки тоненькие, ножки так себе, ни рожи, ни кожи. Сухой лист, короче. А глазом поведёт — и мужик пропал. Причём серьёзно. Начинали закипать африканские страсти. Что-то было в ней трепетное и детское, её хотелось защитить и укрыть.
Укрывали охотно, с женитьбой было сложнее. Но и Аьнка хотела только Алена Делона с чемоданом денег. А кто ж ей его предоставит? Такие самим нужны.
И получалось, что к Аниному берегу приплывало что-то совершенно оскорбительное: не говно, так щепка. Анька обижалась и комплексовала. Годы бежали с неимоверной быстротой.
Выстраданный муж Анны был старше её на полных тридцать лет, и достался ей сквозь призму унижений и нравственных терзаний.
Анна случайно, на каком — то семейном торжестве познакомилась, с пожилой с её позиции возраста, приятной во всех отношениях парой.
С виду пара выглядела вполне благополучно, главенствовала в этой супружеской чете жена, любимая мужем, но любимая давно – килограммов тридцать назад. Но людьми они были хлебосольными и интересными. Анька бросилась в дружбу, как в любовь, с головой.
Много позже она поняла, что в отношениях с людьми надо быть поверхностной. Копая вглубь, рискуешь получить щелчок по носу — это в лучшем случае, в худшем — дверью по лбу.
Существует опасный разряд людей, которые красиво упакованы в нарядную коробочку интеллигентности. Но вот с ними-то и надо держать ухо востро! За этой мягкостью и благолепием иногда прячется такая рогатая рожа, что Боже упаси!
Жизнь при неординарных обстоятельствах сдёргивает крышечку с эксклюзивной коробочки и внутри можно увидеть такое, что не только видится, а ещё и ой-ёй — ёй как пахнется! К разряду именно таких приятных людей и принадлежала парочка этих божьих одуванчиков.
Когда этот престарелый чужой супруг смотрел на неё, суровое лицо его смягчалось, а в штанах всё мягкое становилось твёрдым до мучительной ломоты. Ему было уже хорошо за пятьдесят, он, конечно, был ещё мужчиной хоть куда, но такое! И эти метаморфозы очень озадачивали. И не его одного.
Рядом была ещё и жена, постарше его лет на десять. И ситуацию просекла раньше, чем он успел изумиться затвердению в штанах. И получалось, что на белоснежное покрывало их семейной жизни Анна легла сомнительным угрожающим пятном.
Пятно присыпали солью и, по возможности скоро о нём забыли. Или сделали вид, что забыли. Попросту говоря, супруга отказала Анне от дома в унизительной форме, без объяснения причин. Просто: « Пшла вон!» и всё.
Через несколько месяцев Анна встретилась с чужим супругом совершенно случайно, на каком-то парти, стремительно входящем в моду. Он стоял у стены и расцветал навстречу ей счастливой и светлой улыбкой.
Эта улыбка ударила ей в голову тяжеловесным нокдауном. Так мужчины смотрели на неё только в самой ранней юности, да и то — не часто.
Мужчина наклонялся к ней, как к маленькому ребёнку, уже влюблённый в неё как в женщину, но ясно видевший её девочкой с причёсанными слюнявым пальчиком бровками, и сбрасывающей за спину косичку нетерпеливым движением плечика.
Он видел в ней подарок небес, его любовь ещё не горчила переспелой страстью. Всё будет, будет, но потом, а сейчас он просто восхищён, удивлён и счастлив, что ему встретилось такое чудо.
Почувствовать такое незамутнённое внимание мужчины в то время, когда усталые ноги бредут уже в джунгли старых дев — это чудо. И Анна поняла, что ей нужен только этот мужчина.
Сейчас и навсегда. Для чего? Да ни для чего! Чтобы приходил и смотрел на неё, пригнув голову, как на седьмое чудо света.
А он приходил и смотрел. Мама плакала, папа получил полновесный качественный инфаркт, а Аня, опять пройдя все круги ада, получила в мужья желанного чужого супруга.
Вита уже подошла к своему бывшему дому, подняла глаза на окна когда-то своего пятого этажа. С четвёртого свисала Жанка в бигуди и при полном параде. Это было видно даже с такого расстояния.
« Вечер обещает быть томным.» — подумала Вита и, вздохнув, вошла в старый двор. Во дворе, возле крыльца в подъезд разыгрывалась семейная сценка. Зрители были тут же, в зале, в смысле: во дворе. Вечные бабки в подсинённых и подкрахмаленных платочках.
Одна из многочисленных детей семейства Хмара, Ленка, вела с прогулки домой своего младшего братика Пашу.
Надо сказать, что для набирающих крутые обороты ювенальных служб, семья Хмара была бы просто Клондайком! В этой заполошной дружной семье всё было неправильно!
У Ольги, матери семейства было трое сыновей от двоих мужей, девочка Ленка от студента квартиранта и маленький сын от счастливого последнего брака с молодым мужем по фамилии Окрошко!
Семья была многодетной, счастливой, хлебосольной и работящей. В этой семье трудились все: и взрослые, и дети. Единственную девочку в семье- Ленку, любили и баловали, но в трудовой жизни семьи участие она, тем ни менее, принимала.
Только- только Ленка вернулась из Белоруссии, из глухой деревни, где лето и осень гоняла хворостиной гусей. Из деревни Ленка приехала совсем не управляемая, с таким обогащением в познании великого и могучего русского языка, что уши сворачивались в трубочку. К Пашке сейчас относилась, как к тем самым гусям.
— Куда прёшь, ёп твою мать? Там маты полы намыла. Скидавай сапоги!
-Леночка! Как же ты разговариваешь с братиком? Разве так можно? Ты по – хорошему ему объясни! — сюсюкали дворовые бабки.
-Та я ему, б***и, вже тры разы казала!
Вита ахнула, прыснула и вбежала в подъезд. Хохоча, взбежала на четвёртый этаж и утопила палец в кружке звонка.
Жанка, как всегда повисла на ней, поджав ноги. Вдвоём впёрлись в прихожую, Жанка помогала подруге стащить тяжёлое пальто, а Вита со смехом, в лицах пересказывала подруге сценку у подъезда.
Квартиру после смерти бабушки Жанна отремонтировала, всё сделала под себя, перекроила ванну и туалет, полностью изменила на кухне планировку, труда было вложено немало! Квартиру было просто не узнать.
Она совсем не походила на коммуналку, где одна комната была у бабушки , Жанкиной мамы и Жанны, а вторая у соседей с тремя детьми. Что и говорить — было тесно! Но весело. Первыми съехали соседи в большую трёхкомнатную квартиру в новостройке. Тогда бабушка умудрилась выхлопотать освобождённую соседями комнату.
Для этого маму выдали фиктивно замуж, прописали мужа, потом выписывали, правда, харкая кровью. Но отбились, получилась отдельная изолированная квартира, и всё было бы хорошо, если бы не мама…
Мама у Жанки была потрясающей красоты женщина, изящная как японочка с картинки, с омутом зелёных глаз и с непревзойдённой грацией. Работала гидом, водила экскурсии по их красивому городу.
Размещала в отелях многочисленных туристов, и по слухам, оказывала им и другие услуги пикантного свойства. Да мало что могли говорить злые языки, завидуя такой красоте?
Мама была воплощением женственности. Плохо было другое: воплощение женственности пило как заправский мужик! Часто, вечером к дому подкатывало такси и оттуда, буквально вываливалась женственность и красота, и на сильно подгибающихся стройных ногах брела к подъезду.
Всё это пришлось на самое Жанкино взросление. Сколько было пролито слёз, как Жанка стыдилась своей матери и ненавидела её! В этой семье были несчастливы все: Жанка, бабушка и красивая непутёвая мама.
А в сорок лет мама не проснулась после очередной вечеринки. Её, красивую и холодную, увезли в морг.
Быстренько похоронили и продолжали жить уже с Жанночкиным первым мужем и сынишкой, в которого бабушка вбивала любовь и витамины.
Жанна крутилась возле подруги, ставила рюмочки, нарезала тоненькими дольками лимончик, глаза светились навстречу Витусе такой незамутненной любовью, что Витуся оттаивала прямо на глазах.
Для Жанны, все, кто мог причинить её Витусе боль и страдания относились к отряду вселенских сволочей. Относиться к подруге объективно она не умела и не хотела.
Раз и навсегда, полюбив Витусю, она любила в ней всё: от кончиков аристократических удлинённых пальчиков, ямочек на круглых щёчках, до стройных лодыжек. Вся Вита для Жанки была верхом совершенства.
Стол с холодной закуской был накрыт и выглядел аппетитно и празднично. Впрочем, у Жанки и жареная картошка выглядела изысканно. Она всегда умела создавать вокруг себя атмосферу праздника.
Как завершение сервировки стола на почетном месте углового диванчика, посреди всего этого великолепия возлежал необыкновенной красоты кот Яков. Из нищего «дворянина» он попал как в дамки. Прямо в любящие Жанкины руки, и, видимо, понимал всю степень своего везения, потому не сводил с хозяйки своего преданного незамутнённого взгляда.
Вообще-то он не очень любил все эти сборища и гулянки. Самыми счастливыми часами для себя он считал вечера, проведённые с Жанной вдвоём под уютным абажуром торшера.
Жанна читала или правила очередную рукопись, а он лежал, свернувшись клубочком возле прекрасных ног своей богини. Последние месяцы были в этом смысле для Якова сплошным блаженством.
Хозяйка жила в абсолютном сеттинге. В мире героев и историй, ограниченных временем, местом и действием.
Такой расклад Яшу вполне устраивал. Но он, будучи котом умным и интеллигентным, понимал, что живёт так по причине огромной удачи фортуны. Ему так хорошо было у Жанны, что его, как булгаковского Шарика иногда посещали мысли о сомнительной нравственности покойной бабушки.
Поворчав про себя, он философски заключил, что: « Ладно, пусть себе повеселятся девчонки! Хорошо хоть без мужского населения».
Эти, с вонючими носками его очень раздражали. Но, опять же, он понимал, что от этих дурно пахнущих и грубых существ его богиня вряд ли откажется. Хотя на его усмотрение, так они совсем ни к чему.
Но место своё знал и только по одному этому не гадил в их мерзкие ботинки. Не хотел Жанночку ставить в неловкое положение.
Витуся села на своё любимое место у окошка. В кухне было тепло, шкворчало и томилось в духовке мясо. Жанна выставила на стол три прибора. Вита разочарованно спросила:
— Жан, а почему три? Ты кого-то ещё ждёшь?
— Кого-то! Анька приедет сейчас. Я ей тоже позвонила. Ей сейчас несладко. Муж-то после инсульта никак в себя не придёт. Возится целый день с памперсами и лекарствами.
Сестра его у них гостит. Прилетела с инспекцией, по всему видать. Пусть один вечерок забот Анькиных похлебает полной ложкой. А то совсем её затуркали упрёками. Мол, не уберегла, загнала и всё в таком духе.
Вита была неприятно удивлена. Сегодня она Жанку ни с кем делить не хотела. Да и с чего это та вдруг к Аньке прониклась? Не понятно!
— Ну, давай, по разгоночному стопарю! Эта ж, на черепахе ползёт, наверное, Тортилла долбанная! – торопилась Жанка. Она, как радар уловила настроение подруги.
Выпили, помолчали. Жанка придвинулась к самому лицу Витуси:
-Ну, что, дорогая, начнём достойную жизнь свободных женщин? Прекрати по нему убиваться, слышишь? Конец этой истории я тебе предскажу на раз. Только ты не будь дурой, когда он со своими стамесками опять завалится к тебе. В том, что ты его примешь, я даже не сомневаюсь. Но хочу дать тебе совет: поставь свои жёсткие условия.
— Ты вот не сомневаешься, что я его приму. А я сомневаюсь, что он попросится обратно. Да и не о нём я сейчас грущу. Мама разбередила с Лёнчиком. Она, наверное, права, я не дала ему того, что обязана была дать. Вот и результат. В девятнадцать лет пошёл на срок. И вытащить его мне оттуда не представляется возможным.
-Не могу понять, как он мог так быстро скатиться в эту пропасть? Я же все уши ему прожужжала и про наркотики, и про последствия. Почему он влип в такую компанию? Может быть, действительно, моё замужество и рождение Тёмки это спровоцировали?
-Был один-единственный, и вдруг в момент отставлен на вторые роли. Веришь, Жануля, ночи не сплю, всё перебираю: а если бы не так сказала?
-А если бы вовремя проконтролировала? Могу всю ночь мысли по кругу гонять, а ответа и утешения не нахожу. А теперь этот ещё ловелас стареющий. Всю душу вымотал. Каждый день вижу его рожу. Как арканом к окну тащит, когда он чужую девчонку в садик отвозит.
— А он вам-то с Тёмкой помогает? В жизни сына своего родного участвует?
— Факультативно. – Коротко обобщила Вита.
— А с Лёнчиком я тебе помогу. Есть один адвокат прибабахнутый, но талантливый и не дерёт семь шкур. Он на меня виды имеет. Я его на эти виды подцеплю, вернее, лучше переведём стрелки. Он баб любит, аж дрожит. Я тебя с ним познакомлю, а ты уже там верти его как хочешь. Лёньке шесть лет дали. Два с лишним он уже закрыт. Вот и откроем его на половине срока!
— Ой, Жанночка, ты думаешь, что это возможно?- заволновалась всегда спокойная Витуся.
— Для нас невозможного нет! Или: почти нет!- радостно засмеялась Жанка.
— А вот и Аннушка наша пожаловала! Где её черти носили?
Жанна помчалась открывать дверь. О чём-то там шептались, Жанка хихикала, наконец, ввалились в кухню. Витуся обомлела. Она не видела Анну года полтора. Вид у той был, как говаривала Жанкина бабушка « на Мадрид и обратно!»
Глаза обведены тенью бессонных ночей, в уголках глаз беспощадные гусиные лапки. От былой элегантности не осталось почти ни следа. Вся она была какая-то бэушная и жалкая. Но держала спину. Взгляд свысока, бровь приподнята, стойка: « Не тронь!»
В руках у неё бился и жил своей отдельной жизнью мобильный телефон. Она постоянно куда-то звонила. Витуся пришла к выводу, что подруга больна. Диагноз: клавиатурный тенденит. Телефон в её руках страдал, кнопки постоянно западали, отказываясь выполнять одну и ту же операцию.
-Да сядь уже и успокойся! Оставь в покое телефон! Что там без тебя сожрут друг друга брат с сестрицей что ли?
Выпили, закусили. Разговор сначала протекал в нейтральном русле. Кто кого из сокурсников и одноклассников видел, где, в каких водах те плавают, что в мире новенького происходит. Немного сплетен о том, о сём. Но выпивка делала своё дело, и постепенно перешли от глобального к личному.
И как-то быстро захмелевшая, худая, как оглобля Анька, взялась поучать подруг как жить правильно. Витусину беду, оказывается « руками разведу», с Жанкой, конечно, сложнее.
Но Анька предложила познакомить подругу с одним очень интересным мужчиной с большими возможностями.
— А чё так?- безграмотно икнула Жанка — Самой не пригодился такой крутой мэн?
— А я его брезгаю? Вот тебя, Жанночка- она подобострастно оскалилась- не брезгаю, а его брезгаю, прямо аж не могу!
Жанну эта безграмотность взрослой женщины с высшим образованием буквально выбивала из седла.
— Анечка! Надо говорить: не « я его брезгаю», а «я им брезгую». Я, конечно, всё понимаю: украинская школа и университетский факультет русского языка. Получается не язык, а какой-то коктейль Молотова! Но надо же, как-то самообразовываться к сорока годам!
Её подружки, в отличие от неё, окончили украинскую школу. Но Витусины ляпы умиляли, а Анькины раздражали, особенно раздражало Жанку Анькино вызывающе-фрикативное «г». Факт, что это не справедливо, но выпивши, Жанна теряла истинное мерило справедливости.
А Анька нарывалась и нарывалась. Потом она захотела « мороженого с кофем. Жанна судорожно вздохнув, поведала подруге, что слово кофе не склоняется. Взаимное недовольство нарастало, как снежный ком.
Дальше — больше. Анька перешла на личности.
— Вот вы, девчонки какие-то невезучие обе. Повыходили замуж — развелись. Опять повыходили. И что?
— А что?- зябко передёрнула плечами Жанка.- Хотя я, например, замуж не
повыходила, а просто вышла!
— А то, что опять развелись, а от Витуси муж ушёл к молодой. У тебя тоже, Жанна, история не самая счастливая. Ты понимаешь, о чем я?
Жанна понимала, хорошо понимала. Щёки запылали.
— И что ты посоветуешь нам, Анечка?- медовыми устами прошелестела Жанна.
— Девочки, ну перестаньте ссориться! Что вы, как дети, ей Богу!- пыталась погасить разгорающуюся ссору Вита.
— А то, — продолжала Анечка — что замуж надо выходить удачно!
— Удачно — это в смысле как ты?- вставила свои пять копеек Жанна.
— Ну, уж не так, как ты у нас: два раза ходила, и оба с полным фиаско. С мужем-то, с первым, почему у вас разладилось?
— Это с тем, которого я у тебя увела?- почти с нежностью спросила Жанна.
— С тем, с тем!- Аннушка нагло смотрела прямо в Жанкины зелёные глаза.
— Ну, ты-то знаешь, что все пересуды — чистое враньё! Зачем же ты об этом?- попыталась одёрнуть подругу Витуся.
— Кто знает, кто знает…- философски протянула Анька.
Жанка получила удар ниже пояса. С ней, действительно, произошла странная необъяснимая история.
В девятнадцать лет она родила своему первому мужу сына, который был как две капли воды похож на предыдущего перед мужем любовника Жанны. Там были сатанинские страсти, расставания навек, потом опять скрещенья рук и ног, любовь до гроба.
Расстались они окончательно за полгода до Жанкиной свадьбы. И больше не виделись и не перезванивались. И вот она рожает от мужа сынишку — вылитый Юрка-саксофонист, которого знал весь город.
Естественно, муж тоже знал. И потянулась череда обвинений и обид. Про ДНК тогда и слухом не слыхивали. Жизнь разладилась потому, что муж готов был простить, а, прощённой Жанка с ним жить не хотела. Она же знала, как никто другой, что вины на ней нет никакой.
Сейчас, когда открытий в науке уже видимо-невидимо, и, в частности, в генетике, можно было бы всё объяснить. Сейчас, но не тогда!
Сейчас, уже все знают про эффект телегонии. Это когда ребёнок получается не похожим на мужа, а получается вылитый первый любовник, хотя женщина давно забыла, кто тот любовник и что…
Конечно, многие считают, что телегония — это лженаука, но всё же, хоть и неприятно, но объяснимо. Жанка, как жертва этого эффекта, это подтверждала. И вот Анька опять начала трясти перед её носом этой историей.
-Ну, хорошо, забудем об этом. Но второй твой муж был прекрасным человеком, ребёнка твоего принял, воспитывал, а ты?
И опять удар в поддых, потому что со вторым тоже вышла промашка.
Второй муж, тот, который падал на Жанку в виде золотого дождя, обожал Жанку и баловал: деньги, наряды, новомодные круизы.
Но ничто не могло заставить Жанку отдаться полностью дому и семье. Она бесконечно зависала в своих сомнительных компаниях, вваливалась домой поздно возбуждённая и часто под шафе.
Муж бил тревогу, уговаривал, принимал воспитательные меры, но всё тщетно. В Жанке заснула способность любить. Она была строптива, своенравна и холодна. Брак катился в тартарары! После семи мучительных лет супружеской жизни они развелись.
И Жанкина жизнь вернулась на круги своя. У неё в жизни опять всё вертелось, рушилось, строилось, ломалась. Она была в постоянном процессе.
В отношения — в дружбу, в любовь бросалась совершенно обезоруженная, как в рукопашную. И к сорока годам так и не научилась опускать забрало. Сейчас, вроде наступило затишье, но такое, предгрозовое.
— А что я? Лучше уж, как я, честно: или люблю, или не люблю. А ты вцепилась в старика, которого не любила, и что ты с этого поимела? Задницу теперь ему подтираешь, а жизнь где?
-Тебе, Жанночка, этого не понять, но я — порядочная женщина!
-А у тебя, что выбор был, порядочная женщина?
— Да! Порядочная! А выбор у меня был почище вашего. Меня такие мужики замуж звали, что тебе, Жанночка и не снилось!
— Кто б сомневался?- вставила очередной пятак Жанка.- Меня сватали – не брали, а я плакала — не шла!
— А ты вся в мамашу свою: проститутка и пьяница!
— Что ты сказала? Ты, про мою мамочку? Повтори, что ты сказала про мою мамочку, сволочь?
Анька растеряно похлопала ресницами, она немного испугалась Жанкиной реакции, но, хоть и трусила, отступать не собиралась.
— А что я такого сказала? Разве не правда? Весь двор знал, чем твоя мамочка занималась! Ещё скажи, что ты не знала! Забыла, как в подъезде рыдала, когда мы её с очередной вечеринки на руках несли на четвёртый этаж. Не ты ли тогда шипела: « Чтоб ты сдохла! Ненавижу!»
Но Жанка уже вздела ногу в стремя смертельной обиды, её понесло. Она частенько после третьей рюмки начинала обижаться, обвинять и разоблачать. Спасало то, что долго находиться в мрачном состоянии духа она просто не умела. И после успокоительной четвёртой рюмахи выстреливала весельем, как старое доброе шампанское.
Но на этот раз Жанка, видимо, была крепко задета. Никогда даже Вита не углублялась в чувства подруги по отношению к так рано и нелепо ушедшей матери.
Она всегда чувствовала, что для Жанки эта боль за мать и тоска по ней тяжелы, и старалась не касаться этой темы. Анька затронула и разворошила эту боль.
Жанна медленно и грациозно вышла из-за стола. Проделано это было с таким изяществом и достоинством, что создалось впечатление, что Жанка сейчас подойдёт к двери из кухни, распахнёт её настежь и ледяным голосом объявит: « Извольте выйти вон, господа хорошие!» Витуся замерла.
Но Жанна обошла стол, стремительно подлетела к Аннушке, вцепилась в жиденькие её волосёнки и с пьяным визгом:
— Что ты, падла, сказала про мою мамочку?- начала таскать Анну по кухне.
Зрелище было убийственным в своей карнавальной жестокости и глупости.
— Витка! Убери эту шлэйперку от меня! Пусть катится к едрене фене к своему недоумку старому! Я за себя не отвечаю! — визжала Жанка дурным голосом.
Витуся бросилась наперерез, выхватила из стальных Жанкиных объятий худенькую Аннушку. Оттащила её в коридор, глянула в почти белые глаза той и ужаснулась! Анна была мертвецки пьяна, опасно, злобно пьяна! Вывод напрашивался один: там, в своей изоляции от мира, с больным мужем и постоянной загруженностью, она стала выпивать.
И теперь перед ней стояла растрёпанная алкоголичка. Отсюда все эти нервные движения, бесконечное насилие над мобильным телефоном. И эти разоблачения никому не нужные, запоздалые.
Жизнь дала по башке. Анна удар не удержала. Подсела на алкоголь, и за полгода отсутствия догнала и перегнала свою подружку.
Отправлять её ловить машину, в таком состоянии, было просто немыслимо. Витуся быстро набрала номер такси, продиктовала адрес. Обещали через десять минут быть.
Витуся помогла Ане одеться, возились долго. Удачно вышедшая замуж, не попадала в рукава своей шубы. Когда спустились вниз, такси уже щёлкало у подъезда. Вита погрузила подругу и поспешила обратно к Жанночке. Утешить, успокоить, пожалеть!
Когда Витуся вернулась в кухню, Жанна уже подавала горячее, ловко раскладывая мясо и гарнир на красивые тарелочки.
— Ну что, проводила немощь эту бледную? Давай, садись пока всё горяченькое!
— Жануль, ну что ты такая взрывная? Ты ж ей чуть башку не открутила! Я понимаю, она, конечно, сволочь ещё та! Мама — это святое!
— Да брось ты, святое! Моя мама как-то в эти рамки не вписывается! Всё она сказала про маму правильно, да и про меня, наверное, тоже. Только не ей, поганке бледной, об этом судить! Да и зачем она нам тут нужна, шмындричка эта?
— Так ты же сама её позвала, Жанночка!
— Ну, позвала, а теперь отозвала!- Жанна счастливо рассмеялась своим неповторимым, хрустальным смехом.
— Давай, выпьем, закусим и решим, куда ехать продолжать вечер.
— Какое продолжать, Жанка? Мне домой пора, Тёму кормить.
— Ты его, что грудью кормишь? Поедем, и никаких разговоров! Я сейчас позвоню одному знакомому сионисту, и нам места в « Лебеде» будут в лучшем виде.
Жанка схватила мобильный, но у неё всё было не как у её подружек, а буквально на шажок впереди. Ни в какие кнопочки тыкать не надо. Изящным пальчиком тронула экран и нате вам, «здрасте»!
Вывалились из подъезда нестройной весёлой парочкой. Жанка подняла к небу своё красивое лицо и прокричала:
— Витка! Посмотри, какое волшебное небо! Какая сказочная красота кругом! Вот в этом была она вся, её подружка: «Ёб твою мать! Ненавижу! Убью!» и почти без перехода: « Какое небо волшебное!»
В « Лебедь» подкатили на такси. Жанка в секунду просканировав зал, осталась довольна: гомиков и проститукок минимум, есть простор для приятных знакомств и сотрясаний в знойном танго!
Вечер покатился весёлый и щедрый.
В один из редких моментов, когда изящная Жанка не была ангажирована на танец, а ангажирована она была практически всегда, впору бальную книжечку заводить. Да, вот в такой тихий момент, Жанка вдруг сказала, доверчиво притулившись к Витусиному виску головой:
— Однажды, давно, я была две недели в своей жизни абсолютно счастлива. Тогда мама взяла меня с собой в Москву на новогодние праздники. Бабушка долго скандалила с ней, не хотела меня отпускать. Видимо, боялась, что я увижу там, в Москве что-нибудь такое, что мне совершенно не надо было ни знать, ни видеть. Но мама настояла, и мы укатили в Москву.
Если бы ты знала, Витуся, какая она была там! Каждый день счастье. Ёлка в Кремле! Детские спектакли. Все дни были расписаны, в расписание были втиснуты все тридцать три удовольствия для меня.
Мама не отходила от меня, просто дышала мной. Подруга по вечерам её куда-то постоянно звала, горячо шептала ей, что она упускает какой-то там загадочный шанс, а мама улыбалась тихо и безмятежно, закрывала дверь за подружкой, уходящей в ночную жизнь города, ложилась со мной и рассказывала мне сказки. Рассказывала, пока я не засну.
Я засыпала, уткнувшись носом в её родную подмышку, и была счастлива, как после уже никогда. Я до сих пор помню мамин запах. Ты знаешь, от неё чудно пахло гречневой кашей с молоком. Честное слово!
« Боже мой, подружка моя золотая! Весёлая, бесшабашная моя Жанка! А что творится в твоей надломленной душе?»- подумала Витуся.
А вслух сказала, причём, искренне:
— Жанка, а ведь твоя мама была и вправду необыкновенной женщиной! Я до сих пор в неё влюблена. Нет, вру, теперь я влюблена в тебя!
Витуся не могла уже ни пить, ни есть, но с удивлением заметила, что к разгару вечера попала в тиски грусти. Ехать домой не хотелось, а почему-то очень хотелось позвонить первому мужу Мише, увидеть его, даже поплакаться ему в жилетку на коварного изменника Андрея. И Вита позвонила.
— Привет, Миш! Ты чем занимаешься?
— Чем может заниматься по вечерам муж в отставке? Смотрю телевизор. У тебя что-то случилось, Витуль?
— Ничего не случилось. Сижу с Жанкой в « Лебеде» Приезжай, посидим, поболтаем!- они не виделись семь долгих лет. На суде у их общего сына, Лёньки, Миша не присутствовал.
— А что Лёня?
-Лёня закрыт, ты же знаешь! А что он тебе не пишет? Пишет? А я и не знала. Ну, приезжай! Я тебя у входа встречу. Подъедешь, дай звонок!
— Хватай тачку и приезжай!- кричала Жанка, — Витуся в тоске! Может тебе чего и обломится!- и с хохотом унеслась в диком танце!
А Вита сидела за столом и мрачнела с каждой минутой. « Ну, зачем, зачем я позвонила Мишке? Чем мне поможет этот вечный дамский угодник? Этот спортивный комментатор, обвешанный женщинами как фотоаппаратами!» Зазвенел мобильник, и Вита, тяжело вздохнув, направилась в фойе ресторана.
Там за стеклянными дверями волновался и подпрыгивал её экс-муж.
Вита замерла. Жизнь так повозила мужа мордой по асфальту, что он совсем не походил на того красивого Мишу, которого она знавала когда-то. Перед ней стоял не Миша, а портрет Дориана Грея, уже отягощённый бесчисленными мерзостями оригинала.
В том, что зубы его ночевали в стакане, сомневаться не приходилось. И весь он был, несмотря на условную ухоженность, каким-то выхолощенным, небрежно простиранным и плохо прополосканным.
Делать нечего. Прошли в зал, сели за столик.
Миша опрокидывал стопку за стопкой. После четвёртой решил исповедаться Витусе. И всё у него было трудно в жизни, всё с болью и с надрывом. Женщины попадались не те, любовь спала и видела сны. А в снах, конечно, Витуся.
Но Витуся хорошо знала своего бывшего мужа и прекрасно просекла, что мудрый, нищий Миша решил к дармовому ужину присовокупить ещё и дармовую женщину.
Бедный Миша! Рефлексирующий интеллигент, он жил в обнимку со своей национальной ответственностью за всех своих женщин.
А женщин своих у него было много. Но все они были бывшими. На новые связи Миша шёл, но с опаской, и как только очередная барышня заговаривала о свадьбе, Михаил ловко и окончательно вымыливался из рук и исчезал с горизонта.
Ему хватало уже того чувства вины, с которым он жил, не умея обеспечить своим женщинам и детям от них не то, что достойное содержание, а хотя бы алименты, обозначенные в бланке не двузначной худой цифрой!
Напился Миша быстро, сильно плакал и тыкался ослепшим лицом в тёплую такую желанную Витусину шею. Пора было сворачивать знамёна. С трудом ухватив легкомысленную Жанну за подол, Витуся подозвала официанта. Жанка мелко посыпала купюрами на стол. Миша в этом финальном эпизоде не участвовал.
Еле отлепив от себя ностальгически настроенного Мишу, Витуся села в такси и укатила домой, оставив у ресторана Жанку со своим бывшим мужем ждать второе такси. К дому подъехала почти вплотную к подъезду. Вышла, и на неё, как чёрт из табакерки, выскочил пьяный второй, вероломный муж.
— Где ты была, Витуся? Я тебя встречаю уже полтора часа. Тёма волнуется, прибежал ко мне. Мы бегали тебя встречать на остановку. Где ты была?
— Ты чего, керосина хлебнул, придурочный? Какое тебе дело, где я была? Пойди свою козу молодую попаси! Где я была? Гад!
И Витуся распахнула дверь подъезда, Андрей ринулся следом, но дверь не удержал, она грохнула перед самым его вислым носом. Он стал искать по карманам ключи от подъезда, но их почему-то в карманах не оказалось.
Озадаченный, Андрей пошёл по дороге, искать ключи по своим следам. Он шёл, низко склонив голову, надеясь увидеть заветный металлический блеск ключа.
Он точно знал, что не должен был упасть.
Но земля вдруг встала на дыбы и понеслась ему навстречу. Удержать равновесие оказалось не под силу. И мёрзлая земля рухнула на него по ходу его наклонного движения. Рухнула и опрокинула прямо красивым лицом в ледяной наст дороги.
И Андрей проехал красивым своим лицом, по насту ещё пару метров. Он лежал на дороге, беспомощный, почти убитый и в сердце нарывом набухала обида. Поднимался он долго и нерезультативно. Когда, наконец, он привёл себя в горизонтальное положение, кровоточили руки, лицо, кровоточила душа.
Андрей поплёлся к дому и стал нажимать кнопки своей старой и новой квартир поочерёдно. Ну, хоть одна из этих сволочных жён откроет ему дверь или нет? У себя в квартире к домофону подошла усталая Вита.
— Витуся! Я ранен! Открой! Я к тебе хочу, Витуся! Пусти меня!
Витуся выдернула из розетки домофон и прошла в ванную комнату. « Какой длинный день был сегодня! Длинный и грохочущий, как поезд! Как я устала!» Вита встала под душ.
Она долго стояла бездумно под душем как под дождём. И душ смывал усталость дня. Когда обновлённая Вита завернула своё красивое холёное тело в любимый махровый халат, оказалось, что и усталость и хмель унёс тёплый домашний дождик.
Она сейчас приготовит себе большую кружку чая и вполне ещё поработает или почитает что-нибудь для души. Да! Обязательно надо позвонить Аньке и Жанночке, узнать, как они добрались?
Из кухни доносилось монотонное бормотание. За столом сидел залепленный по макушку пластырем Андрей и учил жить, явно скучающего сына.
— Что здесь происходит? – менторским тоном поинтересовалось Вита. -Почему в доме посторонние среди ночи?
— Витуся! Какие посторонние? Это же я — твой муж Андрей! Видишь, как я упал? Поскользнулся. Между прочим, из-за тебя!
-Поскользнулся ты, действительно, между прочим, но не из-за меня! Давай, выметайся к жене бод бочок. Нечего тут рассиживаться! Нам вставать рано! Погостевал и будет. Катись домой!
Андрей слушал Витусю и не слышал. Он скороговоркой, почти дикторским тоном, сообщающим народу последние политические новости, рассказывал Вите про свою жизнь и про свою, только свою, правду.
Чужая женщина и чужая дочь так и стали родными. Молодое тело соседки- интриганки не могло или не хотело так согреть и свести с ума, как это делало нежное и податливое тело любимой жены.
А для чего тогда была вся эта грязь, весь этот позор? Этого Андрей объяснить не мог. Он хотел одного: вернуться к Вите со всем своим скарбом.
— Ты, Андрюша, иди домой. Я обещаю, что подумаю. Но не торопи меня и не мелькай перед глазами. Я должна, что называется, созреть. Но это ещё не факт, что можно всё поправить. Слишком тяжело и больно мне было. А сейчас иди и больше без приглашения не заходи. Всё. Пока.
Ночь, несмотря на насыщенность дня, была беспокойной, почти бессонной. Вита проснулась, почти не засыпая. Но голова была ясной. В ней сложился буквенный пазл: « НИКОГДА!»
Она позвонила домой Андрею. Трубку взяла соседка- разлучница.
— Это Вита. Позови к телефону Андрея.
-Ну, ты и наглая, подруга! Вчера напоила, потом уговорила вернуться, а он теперь мне мозг выносит. Куда ты лезешь со своим сороковником подержанным? Он меня любит! Мало ли чего ему там по пьяни привиделось? И не звони, не бегай за ним. Поимей гордость!
— Хорошо. — металлическим голосом ответила Вита.- Только ты уж тоже, пожалуйста, проследи, чтобы он у моих дверей не дежурил, и не плакался мне в жилетку. Привет!
Злоба накатывала волнами. Мысли в голове проворачивались шальные и противоречивые: « А не взять ли реванш? Отобрать у неё своё, и пусть сидит себе с носом — молодая, красивая!
А с другой стороны: зачем он мне? Мне Лёнчика спасать надо, а какой он мне помощник? Он к родному-то сыну равнодушен, а вернётся Лёня? И места ему в родном доме не будет! Нет! Как говорится: была без радости любовь, разлука будет без печали! Захотел молодую, пусть теперь хавает, пока не подавится!»
Жанка не обманула. Позвонила через неделю и назначила встречу у метро.
-И чтобы ты была при полном параде! Мужик — закачаешься! Если ты ему понравишься, он для тебя наизнанку вывернется!
И Вита понравилась, и мужик наизнанку вывернулся, бил копытом, что твой конь. Машина закрутилась, и к осени Лёня должен быть дома. Дмитрий Сергеевич, известный и уважаемый в городе адвокат, влюбился в Виту, как мальчишка. Да и немудрено. Вита — это стиль и класс! Короче, высокой пробы женщина.
А высокой пробы женщина была просто ошеломлена натиском этого красивого и богатого мужчины. Он водил Виту по ресторанам, наваливался на неё в такси всем своим крепко сбитым телом. Шептал, сулил и вёл себя как разбушевавшийся Крез.
Никаких денег за свои адвокатские услуги он не взял, а очень даже напротив. На Витусины сорок лет преподнёс ей часы такой астрономической цены, что за эти деньги Вита вполне могла бы решить многие свои финансовые проблемы.
Подарок, конечно же, Вита принимать не хотела, но умный мужчина всегда найдёт слова и доводы, чтобы уговорить слабую женщину принять дар, по выражению самого дарителя « без задних мыслей»
Насчёт мыслей, Вита и не сомневалась. Мысли задней, естественно, не было. Была одна передняя, но пламенная мысль!
Жанка приезжала, больно стучала согнутым указательным пальчиком по Витусиной бедовой голове.
— Что ты себе думаешь, идиотка! Тебе фарт выпал немыслимый! Жить будешь, как царевишна!
— Жанночка! Он же и к тебе клеился! Что же ты не клюнула?
— Так тебя это беспокоит, дурочка? Так я тебе таки скажу. Ко мне он клеился насчёт — переспать, а тебе он жизнь готов под ноги бросить, это ж две больше разницы! Или как? Думай, подружка. Жизнь такой шанс выбраться из нищеты больше не даст. Времени твоего бабского не хватит для второго шанса. Или он тебе неприятен? Не верю!
— Да приятен он мне, приятен!- в отчаянии заламывала свои прекрасные руки Витуся. – Давай Лёнчика дождёмся, потом будем решать.
— А причём тут Лёнчик? Что могла, ты для него сделала! В дальнейшем всё зависит только от него. Ну, а если на то пошло, то и Лёнчику такой отчим не лишний будет!
— Не говори мне, пожалуйста, об отчимах ничего! У Лёни уже был отчим!
— Ну, ты тоже: сравнила хрен с пальцем, я с тебя сдуреваю, честное слово!
Да, тебе эта моль бледная не звонила? Как у неё дела-то?
— Звонила. Плакала. Муж уже одной ногой там. Может, позвонишь ей, Жанночка?
Жанка выкатила свои изумрудные брызгалки:
-А чем я могу ей помочь? Да и некогда мне сейчас, я к Сашке, в Питер еду. Почти полгода не была. Парень там извёлся. Третий курс, в общаге жить не хочет, с ребятами квартиру снимает. Денег не просит, ты ж его знаешь, но чувствую, что несладко ему там. Поеду, денег отвезу, подкормлю. Да и соскучилась ужасно!
— Какой он у тебя умница, Жанночка! Счастливая ты!
— Витка, ты дура, эксклюзивная дура просто! То, что он такой получился — не моя заслуга. А вот жить от сына далеко — это не есть счастье. Иногда так хочется просто его шейку понюхать, а он далеко. Так что не завидуй! Да, и не уходи от разговора.
— А я и не ухожу. Просто, Дима торопится очень. А я не готова к серьёзным отношениям. После этого гада ещё душа саднит!
— Дима? Ну, это уже лучше, чем я себе представляла, а клин клином вышибают. Так что, « Лягай и ни об чём не думай!»
Викуся легла, а потом и думать ей ни о чём не пришлось. Дмитрий Сергеевич думал только о Витусе и её бесконечных ногах.
Но был ещё Андрей. Он мрачной тенью отца Гамлета отравлял существование всем. Он, уже не стесняясь молодой жены, подстерегал Виту у дверей, пытаясь просочиться с ней в квартиру и остаться там навеки. Вита была холодна и неумолима.
Но Андрей был уверен, что в силах сломить это упорство, уверен, пока не увидел из окна своей кухни как к подъезду подъехал шикарный лимузин. Лимузин замер почти у самых дверей.
Буквально через пять минут из них выпорхнула нарядная и лёгкая, как пташка, Витуся. Из машины вышел представительный мужчина, приложился к Витусиной ручке,легко открыл дверцу, усадил в салон даму,и они плавно уплыли в неизвестном направлении.
В голове Андрея щёлкнула, и взорвалась ревность с примесью обиды обворованного и жестоко обманутого мужчины.
Она, его Витуся, оказывается, такая же, как и все! Такая же женщина из плоти, соблазнов и коварства. Он так ей верил, а она пошла на зов плоти и злата! Мерзавка! Он ей устроит! А этот-то, в лимузине! Боров!
Андрей метался по кухне в просторных семейных трусах и строил планы, вернее, план. План был прост, как всё гениальное. Борову в морду, Витусю прижать и тряхнуть, как следует, потом простить, но теперь уже — тотальный контроль и полное ограничение личной свободы.
А может это она ему назло? И весь этот выход из-за печки задуман только, чтобы его проучить, заставить ревновать? Да, скорее всего, так он и есть! Но какова?
Андрей решил поговорить с кавалером. Жёстко, по мужски, заодно, антре, открыть тому глаза на некоторые недостатки, своей — не своей, Витуси.
Выглядывал кавалера три дня и три ночи. Утром в субботу углядел из окна лимузин, выскочил в подъезд в майке и в трусах, пролетел вниз один пролёт и прислонился к Витусиной двери, как хозяин.
Дмитрий Сергеевич подошёл вплотную и упёрся взглядом в переносицу Андрея. Взгляд жёг как костром. На Андрея пахнуло вечностью, он оробел, извинился и отступил на пролёт повыше, без лишних слов и опасных телодвижений.
Противник оказался не по зубам, крепко не по зубам, и Андрей на время затаился.
А события, между тем, развивались со скоростью мексиканского сериала. Дмитрий уговаривал Виту переехать к нему в роскошную квартиру, глядящую окнами на знаменитый собор. Жить в такой квартире, где огромные глаза-окна, день и ночь смотрят на храм, было уже счастьем.
— А мама! Как же мама? Она старенькая, её нельзя оставлять одну!- заламывала лебединые руки Витуся.
— Зачем одну? Почему одну? Маму заберём с собой. Места хватит всем. Твою квартиру сдадим пока, а в маминой будет жить Лёнька. Приедет, займётся ремонтом, отдохнёт душой, а на работу я его пристрою.
Всё складывалось легко и просто, если за дело брался Дмитрий Сергеевич. Его мощное тело обладало удивительной энергией и пробивной силой. В руках этого огромного мужчины спорилось любое дело. Витуся поняла, что вытянула выигрышный билет, в душе прорастали незабудки и что-то ещё, очень похожее на любовь.
Часто к ним приезжала в гости Жанка, и тогда вечера длились до глубокой ночи, ехать домой было поздно, Дмитрий уговаривал Жанну остаться, но она вызывала такси и уезжала к своему трепетному Яше, в одинокую квартиру.
Ничего в своей жизни менять не хотела и готова уже провести всю оставшуюся отмеренную ей Господом жизнь среди книг и своих незамысловатых рассказов.
Витуся же, задалась целью устроить личную жизнь подруги.
На посиделки стали с завидной постоянностью приглашать солидных одиноких и не очень, мужчин. Жанне не нравился никто, как и не нравилась сама идея сватовства.
Вела она себя вызывающе, косила под полную идиотку, короче: включала дурочку, отталкивая и пугая тем самым возможных претендентов на свою красоту и условную молодость.
В один из таких вечеров в гостях был очень известный в городе человек. В Жанку втрескался по полной программе, не смотря на все её взбрыки, и вечером решительно ринулся провожать.
В коридоре та прислонила его к стенке, мягко опустила руку в самый низ его живота, прозвенела его « представительскими корочками» и громко объявила всем, кто мог слышать, что в штанах у претендента в провожатые c козюлькину шапку! После этого сватовства закончились и вернулись их весёлые дружеские вечера.
А летом в психиатрическую клинику загремела Анька. Попытка суицида. У себя в загородном доме, в роскошной ванной Анна вскрыла себе вены и по идее должна была бы погибнуть как дважды два четыре.
Но муж уловил угрозу в воздухе и просто нажал номер скорой на мобильном, который всегда находился при нём. Приехала бригада, высадили дверь и увезли пьяную, полуживую, лёгкую как пёрышко Анну.
После всех спасательных процедур, её перевели в психушку. Анька отбрыкивалась, как могла, клялась, что больше никогда не будет покушаться на свою жизнь, но всё зря! Решено было полностью проверить неудачливую самоубийцу по всем параметрам.
Жанна с Витой навещали подругу каждый день по очереди. Обе чувствовали вину за заброшенную и отправленную в изгнание Анну. И Аня вновь хотела жить, никакая она была не сумасшедшая, просто кончился завод в организме, всё это наложилось на алкоголь и дефицит общения, и бездумная рука полоснула по венам.
В палате вместе с Анной лежали ещё три женщины. Две с такими же перевязанными и зашитыми руками, а одна со странгуляционной бороздой на шее. Женщина была пожилая, она лежала лицом в стену и молчала весь день.
Приходила медсестра, делала ей укол, и она засыпала, не меняя позы. Две другие были молоденькие. Одна, почти девочка, носатая с прекрасными агатовыми глазами, целый день сидела на подоконнике, плакала и смотрела в окно.
Во второй половине дня к окну подходил мальчик с такими же, как у неё агатовыми глазами и кричал ей, что он никуда без неё не уедет. Ни на какую историческую родину! Он ждёт и любит её!
Девочка плакала и отрицательно мотала головой. А мальчик уходил, унося с собой своё детское горе, а на следующий день опять был в больничном дворе, и снова повторял плачущей девочки всё те же слова, а она вновь мотала безутешной головой.
Ане безумно было жаль этих женщин, особенно третью, красавицу Татьяну. Красива она была настолько, что глаз цеплялся за неё, как рыбка на поплавок. И не было сил оторвать от неё глаз. Татьяна была весёлая, шутила и смеялась.
Часто в её шутках проскальзывала элементарная человеческая жестокость. Девочку с носом и глазами, она доводила своими шуточками до истерики, но к ней Аню тянуло как магнитом. Они стали общаться.
Татьяна рассказала ей, что натворила всё от сумасшедшей любви, у которой нет будущего, потому что, потому что… И Таня заплакала. Больше Анечка её в этот день ни о чём не спрашивала.
А ночью Аня проснулась от чьего-то горького плача. Сначала Аня подумала, что плачет девочка с глазами- агатами, но плакала весёлая бедовая Татьяна. Аня села к ней на кровать, долго гладила по волосам. Таня повернула к ней своё заплаканное прекрасное лицо и прошептала:
— Я справлюсь, я со всем справлюсь. Но, как же он? Он ничего не знает. Ни где я ? Ни что я? Он сойдёт с ума!
— Кто, он?- изумлённо спросила Анна.
— Он, Муслим! Он ждёт меня в Москве, с ума сходит, а я здесь и не могу ему ничего сообщить о себе. Мне надо, чтобы ему отправили письмо с воли. Он приедет и меня заберёт!
— Какой Муслим? – ахнула Аня.- Тот?
— Тот!- заплакала в кулачок Таня.
— Но, он же пожилой и крепко женатый человек!- Аня просто была ошеломлена откровением подружки по несчастью.
-Ой, Анечка! Ты только помоги мне ему написать, чтобы без ошибок. Ты же умница! А что жена? Показуха это всё! Любит-то он меня. Спаси меня, Анечка! Спаси, ради Христа! К тебе подруги каждый день ходят. Давай напишем письмо, они просто бросят его в почтовый ящик, и Муслим приедет!
И растроганная Анечка села за письмо.
Письмо начиналось простенько и со вкусом:
« Дорогой, Муслим! Наша любовь под угрозой!» И всё в таком духе.
Муслиму было предложено срочно приехать в их город, в психиатрическую клинику и забрать свою любимую девочку. Подпись решено было не ставить, Муслим знает за кем ехать.
Письмо запечатали в конверт. На конверте красивым почерком Анечки было выведено: « Москва. Муслиму Магомаеву. Лично.»
В среду выяснилось, что письмо пропало. Но не это главное. Главное то, что был собран консилиум, и Анечку решено было оставить в клинике ещё минимум на три недели. Её письмо к певцу открыло психиатрам глаза на многое и заставило их заглянуть в бездну её безумия!
Анечка плакала умоляла, объясняла, что письмо это она писала по просьбе Татьяны, которая любит Муслима, и которую любит Муслим. Спрашивали у Татьяны.
Она заходилась безудержным смехом, складывалась пополам и скрещивала длинные ноги, чтобы не описаться! Ей было весело, очень весело!
Но всё когда-нибудь кончается, кончилась и эта печальная история. Подружки встретили Аню, отвезли её домой к мужу, где её уже поджидала сестрица супруга в крайнем нетерпении сорваться от тяжелобольного братца.
А в августе муж ушёл в предрассветном сне. Аня приготовила завтрак, ввезла его в комнату мужа на столике с колёсиками, а кормить его уже не надо было. Никогда!
Похоронами занималась Витуся, вернее Дмитрий Сергеевич. Жанна была в отъезде. Попала Жанна в дом Анечки только на сороковины. Анечка посвежела, даже чуть округлилась. Тяжёлая ноша свалилась с неё, давая жизнь мечтам и надеждам.
Ещё год назад, после психушки, Анечке казалось, что жизнь свернулась в дулю, и нечего больше ждать, и не о чём мечтать. А оказалось, что впереди много дней и месяцев, и лет.
Надо отремонтировать дом. Это большая работа, сумасшедшие затраты, но Анечка может себе позволить сумасшедшие затраты. Оглашение завещания будет через четыре месяца, но она знала его наизусть.
И, внутренне ликуя, повторяла про себя неоднократно. Сестре там не обламывалось ни копейки, ни плошки, ни поварёшки. Всё – Анечке! Даже больше, чем можно было предположить.
Анечка с удовольствием поднесла к губам бокал с виски. « Какой же будет грандиозный скандал! Какой скандал!» И Анечка не к месту рассмеялась, как горохом просыпала.
Глазами Анечка зацепила Виту под руку с Дмитрием у бассейна, а рядом, конечно, Жанка! Красивая всё-таки, собака!
— Витуся!- тоненько протянула Аня — Мне бы с тобой на пару слов. Пройдём в дом! Вы позволите, Дмитрий Сергеевич?- на Жанку не взглянула.
Дмитрий Сергеевич позволил, и Анька бережно, под ручку ввела в дом Витусю и завела разговор о том, что затевает капитальный ремонт дома, и хотела бы, чтобы этим занялся её, Виточкин, бывший муж Андрей.
О его изысканном вкусе и дизайнерском таланте и говорить нечего! Кроме того, ей нужен человек, которому она смогла бы полностью доверять. Пусть подбирает бригаду. Она будет платить им зарплату по договорённости, жить будут здесь, в гостевом флигеле. Питание трёхразовое. В обиде не останутся.
Вита обрадовалась, нет слов. Лёшка говорил, что Андрей ходит по району пришибленный, в подпитии, никому не нужный.
Как любой счастливый человек, Вита была полна великодушия и буквально через пару дней приехала в свой район, нашла бывшего мужа у первого же пивного ларька и передала ему предложение Анны и её контактные телефоны.
Дай человеку то, что ему интересно, и он – твой. Твой, со всеми потрохами. Анна дала Андрею достойный заработок, любимую самостоятельную работу, трёхразовое питание, и ещё одну небольшую уступку. Ночь не в гостевом флигеле, а в Анечкиной спальне и ужин при свечах при неограниченном количестве горячительных напитков.
Дом ремонтировали и перекраивали всю осень, зиму и весну. Когда был вбит последний гвоздь в стену, как точка в тексте, в квартире Жанны раздалась трель телефонного звонка!
Звонила Анька! Это же надо! Она так долго не могла простить Жанне трёпки на кухне, что не смягчилась даже тогда, когда Жанка через день ездила на Нагорную к ней в психушку. Таскала банками куриные бульоны с большой ножкой и литрами клюквенные морсы.
Не смягчило Анну даже присутствие подруги на сороковинах её мужа. Хотя Жанка там была тише воды, ниже травы. Просто добродетель, возведённая в квадрат. Анька весь вечер посматривала на неё с неприязнью и лично к ней не подошла ни разу.
Так та и уехала не солоно хлебавши. А тут звонит и сразу обрушивается на Жанку просительными, униженными междометьями:
— Ах, Жануля! Прости меня, я дура, но ты должна меня понять и помочь мне! Я, конечно, тогда была неправа! Прости меня!
« Просты мэнэ, мыла, шо ты мэнэ была.» — лениво подумала Жанна.
А трубка продолжала визгливо просить и оправдываться. Наконец, до Жанны дошло, что Анька снюхалась с Андреем, у них произошло полное познание друг друга и оказалось, что они, что называется « одной крови». Багира и Маугли нашли друг друга.
А Жанкина миссия была в том, чтобы донести всё это до Витуси и получить её благословение на брак, который ни в коем случае не должен омрачить их дружбы! Вот всего-то и делов!
Жанка быстро сориентировалась на местности и, с присущей ей доброжелательностью, послала подружку мелкими шажками, обозвала стервятницей, конечно, пьяницей и проституткой! Алаверды за мамочку! И повесила трубку. К вечеру позвонила Витусе.
— Витуля! Приходите с Димкой ко мне в пятницу на семейный ужин. Есть новости. И ещё! Я хочу вас познакомить с одним человеком. Мне нужно знать, что ты подумаешь о нём. От этого многое зависит!
Витуля вся изошла в превосходные степени:
-Ах, как я рада, Жанночка! Ах, какая же ты у меня скрытная! Ты кого-то встретила? Ты замуж собралась?
— Всё в пятницу, в пятницу!- Жанна нажала отбой.
Замуж?! Как говаривала бабушка: « Замуж — не напасть! Замужем бы не пропасть!» Жанка потянулась всем своим гибким телом и плюхнулась с отчаянным разбегом на диван, ухватила, не успевшего передислоцироваться Яшку за бока и прошептала в его нежное ушко:
— Яшка! Мы, кажется, выходим замуж!
В пятницу Жанка встретила друзей таким мощным выбросом женской притягательности, что у Витуси повисла слеза на восхищённом глазу.
В кресле у окна сидел импозантный мужчина средних лет. Красив он был до чрезвычайности, какой-то мефистофельской нездешней красотой.
-Знакомьтесь! Это Ульрих, человек, который берётся оплачивать издание моих шедевров на основе брачного соглашения. Шучу! Ульрих просто хороший парень и, по совместительству, мой жених!
— Уля! А это мои лучшие друзья: подруга Вита и её муж, Дима. Прошу любить и жаловать!
Уля, он же Ульрих, сносно говорил по — русски, был элегантен как рояль и галантен как принц крови. Много рассказывал о себе и об их с Жаннет( так он называл подругу детства Витуси) ближайшем и обозримом будущем
Жить они будут в Мюнхене, где у него небольшой пентхауз ( четыреста пятьдесят квадратных метров) с панорамным видом на город и на Альпы.
За городом у него дом. Там можно жить с весны. Нет! Конечно, там можно жить круглый год! Но он боится, что Жаннет будет скучно. Он рассказывал о своих планах, но не хвастался даже ни чуточку.
В жестах достоинство, в глазах спокойствие. Только в моменты, когда его глаза ухватывали изящно покачивающуюся Жанкину ножку в остроносой туфельке, в спокойных глазах его вспыхивало восхищение, слегка смахивающее на безумие.
— Пойдём, подружка на балкон покурим. Уля табачного дыма не выносит.
— А как же вы будете с этим бороться?- участливо спросила Витуся?
— О! Моя дорогая! У нас с Улей столько тем для борьбы, что курение как-то отходит даже не на второй план!
— Ну, и как он тебе?- спроила Жанна, плотно притворив балконные двери.
— Замечательный, красивый, воспитанный, богатый! Жанночка! Он прелесть, безусловная прелесть!- проворковала Витуся.
— Ну, раз прелесть, значит, будем брать! Только ведь, я Витуся, уеду! Навсегда уеду!
— Ну, какое «навсегда» в наше время? Час лёту- и ты у меня! Час лёту- и я у тебя!
— Думаешь?- грустно обронила Жанна.
— А я бы никуда не уехала, если бы была возможность писать и печататься здесь. Но здесь я никому не нужна без денег. А у Ули такие деньжища ! Миллионер! Он мне не то, что издателей обеспечит, он мне своё издательство купит!
-Ну а сам Ульрих тебе разве не нравится? Он же такой красивый! Галантный!
— Нравится — не нравится! Казала- мазала! Не знаю я! Ничего я не знаю! Налетел как ураган! Замуж и всё!
— Да и выходи! Не думай ни о чём! Ты у нас любительница психоанализа! Всё будет хорошо!
— Да, кстати, звонила Анька! Они там с Андреем твоим поладили, просит меня разузнать, как ты к этому относишься?
— Да, как отношусь? У меня Димка! А этот пусть как хочет. Сначала от старой к молодой ушёл. А теперь от молодухи к старушке под бочок подкатился. Хоть есть и спать сладко будет. А чего она так переживает?
— Хочет, чтобы ты в подругах её числила, не вычёркивала.
— Та нехай числится! Тоже мне — бином Ньютона! Передай: не сержусь, поздравляю и сочувствую!- засмеялась Витуся, и озорные ямочки заиграли на её круглых щёчках.
Провожали гостей уже за полночь, Жанка всё никак не хотела расставаться с подружкой, а Ульрих просто прял ушами от нетерпения. Он смотрел на Жанну, как коршун на добычу, скомкал, насколько позволяло воспитание, прощание и с облегчением захлопнул за гостями дверь. Ключ провернулся в дверях два раза и третий — контрольный!
В машине Вита с Дмитрием Сергеевичем чуть не поссорились. Дима считал, что уезжать в Германию Жанке нельзя. После того, что немцы сделали с евреями во время войны, задушив в газовых камерах беззащитных женщин, детей и стариков. А что там ждёт Жанку, если что-то не сложится с Ульрихом? Что мы о нём знаем?
— Ну почему не сложится? И причём тут война? И немцы уже искупили вину!
— С чего ты взяла, что они искупили? И можно ли искупить такую вину?- взвился Дмитрий Сергеевич — Я, русский мужик, можно сказать, от сохи, не простил их, а евреи простили? Что ты говоришь, Витусенька?
— Но, что же делать, если два человека полюбили друг друга?- уже без запальчивости спросила Вита.
— А, ничего! Пусть со своими миллионами перебирается к нам. Мы здесь быстро найдём им применение!- уже смеялся Дима.
Но Жанна с Ульрихом уехали. Свадьбу назначили на рождество. Их, лютеранское рождество, и в конце декабря Вита с Дмитрием Сергеевичем улетели в Мюнхен.
Бракосочетание Жанны и Ульриха было скромным и изысканным. Вита смотрела на подругу, на свою милую изящную Жанку, и сердце наполнялось нежностью и грустью. После бракосочетания был небольшой фуршет.
Ульрих стоял рядом с женой, трепеща красиво вырезанными ноздрями. Он держал руку на её круглом плече, и рука постоянно гладила, мяла и как будто вгрызалась в Жанкину плоть.
Рядом с ними трудно было долго находиться. Искрило так, что вот-вот замкнёт!
Ночью, в огромной гостевой спальне пентхауза Витуся долго лежала без сна. Ей уже не казалось, что она самая страстно любимая женщина.
Настоящие страсти носились под потолком хозяйской спальни, в этом она была уверена! Было немного завидно и жаль.
Странные всё-таки существа женщины! Они всю жизнь стремятся к порядку и стабильности в своей жизни. Смолоду выходят замуж за чёрти что! Потом полжизни с этим, чёрти что возятся, утирают ему сопли, приводят в божеский вид.
В случаях, когда эта задача невыполнима, разводятся. Часто после этого, учитывая опыт прожитых лет, удачно выходят замуж. Но со временем, начинают скучать в счастливом замужестве и снова косят глазом на свободных художников и других непризнанных гениев.
Два дня бродили по Мюнхену, любовались красотами города, успели съездить в загородный дом молодых. Даже видавший виды Дмитрий Сергеевич был сражён размерами и величием замка.
Это, конечно же, был замок, а не какой-нибудь там дом! Чудо! Сказка, а не замок! С настоящей смотровой площадкой, с зубчатыми башенками. Позже Жанна рассказывала, что когда тоскует по дому, то поднимается сюда и смотрит в необозримую даль.
Когда так долго стоишь и смотришь, кажется, что дом рядом — только руку протяни. Но поднимается она сюда редко. Ульрих её бдений не одобряет и обижается.
Внутренне убранство замка было на Витусин вкус несколько мрачновато. В лабиринте коридоров и комнат она уловила тенденции Синей Бороды, о чём и сообщила Жанке в шутливой форме.
Жанна вздрогнула, как птичка, попавшая в силки, но тут же, улыбнулась беззаботно и счастливо:
— Может, я буду той единственной, которая уцелеет?
Уехали, упакованные подарками от щедрого Ули и любящей Жанки. Она не забыла и об их общей непутёвой Анечке. Огромный пакет вещей и парфюмерии. При расставании уговорились, что летом Ульрих и Жанна приедут к Витусе и Диме в гости.
Витуся скучала по Жанке целыми сутками. Они висели на телефоне, мелькали в скайпе, но этого было мало. Вите нужна была живая тёплая Жанка.
А пока в гости наезжала Анечка. Сначала приехала за подарками от Жанны. Приехала, конечно, с Андреем. Очень по нему тут соскучились! Ну, приехали и приехали! Выкатили угощение, посидели, но провожали на следующий день с облегчением. Парочка зажигала по полной! Вечером ни Аня, ни Андрей за руль автомобиля сесть не могли.
Витуся смотрела на эту супружескую чету, и ей становилось стыдно. Где же были её глаза? Как её угораздило связаться с этим гопником? Что это было? И эта тоже, с бородавкой между губой и носом!
Когда-то симпатичная пикантная родинка над красиво очерченной верхней губой Анечки, свела с ума немало поклонников. Теперь родинка выросла, рот потерял чёткость очертаний, так что картина представала взору отвратительная! Печальный феномен превращения красоты в уродство!
Утром Вита внимательно проследила за тем, чтобы в обозрение парочки не попало ничего из разряда похмелиться. На мольбы насчёт «граммульки» не откликалась.
И парочка свалила, обещая приезжать в гости, как можно чаще.
Вита мечтала об, как можно реже. Но Бог милостив.
Собиралась в гости парочка часто, но, собираясь, сначала за столом обговаривала планы поездки. Пока суд да дело, за руль не в состоянии уже сесть был никто. И поездка откладывалась.
Ну, а те редкие набеги, когда парочка всё же добиралась до них, решено было перетерпеть. Ответных визитов, естественно, Вита с Дмитрием себе не позволяли.
Летом приехала Жанна. Одна, без Ульриха. У него было много проектов, которые отложить никак нельзя. Но по всему было видно, что Жанночка рада, что вырвалась одна. Похудевшая Жанна стала ещё красивее. Так, во всяком случае, казалось Витусе.
В гости тут же прилетели Анечка и Андрей. Без скандала, конечно, не обошлось.
Жанна глянула на подругу своей молодости и на мгновение шарахнулась от Анны. Перед ней стояла приветливая психопатка. На губах вежливая улыбка, а в глазах по выкидному ножу, и никогда не угадаешь, в какую минуту она начнёт в тебя их метать.
А начнёт обязательно! Не сомневайтесь! Жанна таких прилизанных психов боялась панически, гораздо больше, чем банальных предсказуемых хулиганов. И внутренне негодуя на себя за свой минутный испуг, спуску решила Анне не давать.
А Анечка злобилась с каждой опрокинутой рюмкой. Жанна же, просто глумилась над подругой и бывшим мужем любимой Витуси. Ни одного кривобокого слова, ни одного ляпа не пропустила из Анечкиных пьяных высказываний без своего едкого комментария.
Досталось и Андрею. Особенно был отмечен отличный вкус Андрея и, конечно, родинка, превратившаяся в бородавку, просто выбивала из Жанны истерический смех.
Жанна была уверена, что родинка растёт так успешно потому, что Аня постоянно её окунает в водку, опуская в стакан рот по самые ноздри.
Она очень советовала кое-что подержать в стакане и Андрею. Тогда перед ним может замаячить перспектива очередной женитьбы. И тогда сложится в один узор всё: и молодость, и любовь, и деньги. А то у него как-то всё пошло вразброс: или- или!
А так чтобы в одном месте любовь, молодость и деньги, как-то не получалось. Это досадно! И, может, подержав кое-что в стакане с живительным напитком, он вполне может рассчитывать на женщину своей мечты.
Анечка пьяно икнула:
— Нам и так хватает!
— Это тебе хватает, немощь бледная, плюс наследство от мужа.
Потом Анечка долго выясняла, откуда в принципе, Жанка может знать параметры её мужа? Жанна загадочно улыбалась, за что получила очередное: «Сама проститутка и мать твоя тоже»! Всё шло по старому сценарию.
Когда гостей растащили по комнатам, все угомонились, Витуся прибежала к Жанке под бочок. Они проговорили, проплакали и прохихикали до рассвета.
— Жануля! А как поживают твои прелестные рассказы?
— А никак не поживают. Я уже забыла, когда у компьютера работала.
— А что так, Жанна? Ты же мечтала о славе, о признании. Что изменилось?
— А всё изменилось, Витуся! Мы, мир, жизнь! Да что об этом говорить? Было и прошло! Баста!
Жанна всегда говорила только то, что хотела. Она не была скрытной, а, наоборот, может быть даже слишком открытой. Но если в её жизни случалась тема, на которую она говорить не хотела, то и пытаться не стоило эту тему затрагивать. Эту её особенность Вита знала с детства.
Все десять дней Жанкиного пребывания сложились в калейдоскоп поездок, походов в театры и на концерты, набегов в магазины, в споры на живописных, колоритных рынках их родного города и конечно, дружеских застолий.
Провожая подругу домой, Витуся как будто отрывала от себя маленького беззащитного ребёнка, выпуская в опасную взрослую жизнь.
Жанна уехала, жизнь закрутила: сыновья, муж, стареющая мама.
Но созванивались, разговаривали. Обещание приехать зимой Жанна не исполнила, помешали обстоятельства. Ульрих увозил жену отдыхать к тёплому Средиземному морю. Встречу отложили до лета.
Общались в основном по скайпу. Иногда мрачной тенью за спиной у Жанны проплывал Ульрих. Сдержанно здоровался, в гости не приглашал. Вита понимала, что он ревнует Жанну к городу, к её прошлому, к Вите. Да и к творчеству, видимо, ревнует.
Он был одержим, болен Жанной. Это настораживало и не давало Вите покоя. Впервые она решила по приезде подруги серьёзно поговорить с ней, невзирая ни на какие табу и чувство такта.
В июле, на дне рождения подруги Жанна обещала быть всенепременно.
Витуся готовилась вовсю. Жанка по скайпу требовала борщ, сало с чесноком и баклажаны, синенькие!
К дню приезда Жанны были и борщ, и сало, и синенькие, и много чего к ним прилагающегося.
Но Жанна не приехала. Вита звонила, но безуспешно. Трубку не брали, в скайп не прорваться.
А спустя неделю, вместо Жанны позвонил чужой металлический голос и сообщил, что фрау фон Крюгер погибла. Несчастный случай. Оступилась на смотровой площадке замка и упала вниз. Нет! Приезжать не надо! Фрау уже похоронили.
Вита стояла у телефона ослепшая и оглохшая от горя, а в неё вгрызалась тонкая, нервная аристократическая рука Ульриха, хватала за сердце и сжимала его невыносимой болью, чувством вины и утраты. И с этим предстояло жить до конца своих дней.
21.35. 13.05.2013г. София Привис-Никитина.mask96@mail.ru
© Copyright: Привис-Никитина София, 2013
Свидетельство о публикации №213051901742
Список читателей / Версия для печати / Разместить анонс / Редактировать / Удалить
Начало формы
Конец формы
Начало формы
Конец формы
Рецензии