ОЛЕГ ПРЯНИЧНИКОВ. Три рассказа

Ночные копатели: Валентин и Димка.

В пепельном небе одиноко плавали бледные звёзды, дрейфующая среди них полная луна была такой же бледной одинокой и безразличной ко всему, даже к самой себе. Дул сквозной ветер. Ночь обещала быть тёмной и по-осеннему холодной, бабье лето заканчивалось.

На пустыре рос репейник. А ещё, когда-то на этом прямоугольном, как футбольное поле пустыре кто-то собирался что-то построить, но потом те, кто собирались передумали. Памятниками неудавшейся стройки стали страшный по своей глубине котлован, немного заполненный дождевой водой и, торчащий на его берегу железный урод — ржавый экскаватор без внутренностей. Вот — как раз два человека прошли мимо него. Один из них скользнул по чудовищу жёлтым лучом мощного фонаря. Фонарь жёг Валентин.

Валентин — высокий и худой двадцатидвухлетний парень. Он имел скверную привычку — не поднимать ноги при ходьбе, вечно ими шаркал, будь то по полу, асфальту или земле. Длинноволосый, всегда с плохо выбритым лицом, он никогда не обращал внимание на то, во что был одет и как выглядел. Холостой и беззаботный Валентин жил с «родичами»- пенсионерами, особенно их «не доил», но без стеснения кушал за их счёт.

Чуть позади Валентина шёл его дружок — шестнадцатилетний подросток — Димка.

Димка уступал Валентину ростом, но в противоположность тому был крепок и следил за собой. Димка — единственный кормилец в семье. А семья такова: мать-алкашка, приходящие «отцы», семилетняя сестрёнка и пятилетний братик. Обыкновенная семья, такие сплошь и рядом.

Наконец пустырь был пересечён путниками и они ступили на тропу. Тропа горбами привела к смешанному лесу. Лес шуршал листьями, которые уже желтели и обречённо падали. Куда же шли наши путники? А шли они на городскую свалку. Зачем? Да ещё на ночь глядя?- спросите вы. А воры обычно «работают» по ночам. Ведь в сущности двое друзей шли для того, чтобы заняться воровством, правда очень трудоёмким и весьма необычным. Итак — они шли на городскую свалку с целью… как бы это сказать поприятнее… с целью извлечь из её недр титановые отходы. Титан! Именно для него родного за спинами путников висели рюкзаки, похожие на большие сдутые мячи, и из них «зловеще» выглядывали орудия предстоящего преступления: укороченные  штыковые лопаты, ломики и каёлки.

Видать по всему идти на это «дело» друзьям было не впервой, они шли без опаски: Валентин не тушил фонарь, оба смолили сигареты, громко общались:

— Дим, ты Пашку хромого знаешь?

— Да кто ж его не знает, это тот, который квартиру пропил.

— Не пропил, а в карты проиграл.

— А, ну, это существенная разница.

— Вот. Так он, Пашка, на прошлой неделе на пять тыш титана сдал. За раз накопал. Повезло мужику.

— Не свисти! Одному столько титана не унести.

— А у него тележка есть. Удобная, я тебе скажу, штука в нашем бизнесе. Она не очень большая, но…- далее следовало подробное описание чудо-тележки.

— Вот бы и нам таку-ую-ю,- мечтательно вздохнул Димка, после того как дружок закончил описание тележки Паши хромого.

— Сейчас бы пивка,- замечтал о другом Валентин, смачно облизнув губы.- Накопаем — попью импортного. И девочку сниму.- Валентин на мгновенье обернулся к Димке, заговорщицки подмигнул и заблеял: » Се-ердце-е-е, тебе не хочется поко-о-я-я!»

Димка сплюнул:

— У меня дома жрать нечего: мать, зараза, нашла деньги на продукты и пропила, а он — пиво, девочку…

Валентин не слышал слов Димки, он продолжал блеять: «Се-ердце-е, как хорошо на свете жи-и-ить!»

Вдруг друзья притихли — они наконец вышли из лесной местности и упёрлись в громадные склоны гор, созданных людьми. Горы смердили.

Вот она — городская свалка! Здесь, в этом огромном «пироге», состряпанном из мусора, хоронилась довольно дорогая начинка — титан. Дело в том, что в так называемые годы застоя сюда, на городскую свалку, с завода по производству титана, что находился в сорока километрах, свозились среди прочих отходов и отходы самого титана. После развала Союза поворотливый делец по фамилии Банщиков смекнул: на свалке можно заработать. Он арендовал свалку на много лет, нагнал сюда рабочих, трактора и не прогадал. Отходы титана выгодно сбывались по всей России, а так же за рубеж.

Огромная свалка не была огорожена, но «извлекать» ценный металл, кроме нанятых Банщиковым рабочих, никому другому не рекомендовалось. Ну, о том, чтобы это проделывать среди бела дня и говорить нечего, риск стопроцентный, тебя просто похоронят на этой же самой свалке. А вот ночью можно попробовать. Во-первых — охрана по ночам пила, во-вторых — их собак постепенно прикормили «левые» ночные копатели титана, в третьих… а в третьих — кто не рискует, тот не пьёт… импортное пиво. Так что находились отчаянные люди, по разным причинам нуждающиеся в деньгах, кои с лопатами, ломами, каёлками, фонариками приходили к смердящему, но с ценной начинкой «пирогу» и рыли, рыли, рыли. А утром они уносили пополневшие рюкзаки на вышеупомянутый пустырь, где у ржавого экскаватора их поджидал «каблук» с конкурентами Банщикова. Тут же происходил взвес металла и денежный расчёт.

Валентин и Димка вскарабкались на верх. По свалке уже вовсю шарили жёлтые кружки фонарей.

— Здорово, мужики,- в полголоса поприветствовал Валентин группу людей, греющихся возле костерка, затем каждому пожал руку. Димка последовал его примеру.

Хорошо ли плохо друг друга здесь знали все. Вот этот угрюмый шварцнегер, которого уважительно звали Михалыч, работает в строительной фирме рабочим, хорошо зарабатывает, интенсивно копит на иномарку, поэтому и «подрабатывает» по ночам. А вот у этого весёлого бородача — Виталика, отца троих детей , на работе плохо — полгода не дают зарплату, и он просто вынужден копаться в дерьме. Ну, а вот этот прыщавый, с хитрыми глазками Борюся не может жить без водочки и таких здесь большинство. А вот и Димкин сверстник — Колян, ему хочется новые джинсы и кожаную куртку. Колян распечатывал пачку «Парламента».

— Угощай,- отпетый халявщик Валентин протянул руку.- Как улов?

— Пока одна мелочёвка. Ночь сегодня тёмная, а у моего фонаря, как назло, батарейки подсели,- пожаловался Колян.

— Батарейки я тебе дам, у меня запасные есть,- пообещал «великодушный» Валентин и тут же забыл про своё обещание.

Выручил Коляна Димка.

Что ж, чего зря время терять: инструмент вытащен из рюкзаков, надеты новые строительные перчатки — пока ещё беленькие, выбрано место копки, фонари включены и положены так, чтобы выбранное место было освещено — к делу!

Валентин и Димка рыли плечо к плечу. Выкопанные кусочки металла оббивали от прилипшего мессива о кромки штыков и бросали, не разделяя, сначала в один рюкзак, потом — в другой. Валентин вёл себя шумно: радостно выкрикивал что-то в духе «Оп-па! Иди к папочки!», выгребая на свет «коронки», «сопли», «кубики» (всё это титановые отходы), когда долго ничего не попадалось — матерился. Димка вёл себя сдержаней, хотя и был не менее удачлив. Впрочем, и он не удержался от всплеска эмоций, когда, словно крышечку бочонка с золотом, осторожно расчищал голыми ладошками гладкую поверхность синелого куска титана килограмма на три.

— Валька, зырь, зырь!- хвастался Димка, перекидывая из руки в руку тяжёленький титановый блин.

— Зырю, зырю, не потеряй,- ворчал завистливо Валентин. Хотя чему было завидовать, ведь всё шло в общий котёл — на двоих.

Притомившись, они курили, прикидывали на какую сумму уже накопали. После перекура вновь пристраивались фонари, вновь вонзались в мусорное мессиво штыки лопаток, взлетали каёлки, трещали на коленках штаны, руки в уже грязных перчатках смахивали со лба жирный пот.

За работой не заметили как забрезжил рассвет. Где-то на другом конце свалки залаяли собаки, там, в вагончике опохмелялись охранники. Измученные, гружённые металлом ночные копатели потянулись к лесу. Спешно прекратили работу и Валентин с Димкой. Их «улов» был весьма не плохим. Они с трудом дотащили до пустыря свои рюкзаки. Приёмщики торопили: «Шевелите батонами, вы последние.» Взвес и расчёт занял несколько минут. Хлопки дверц, напоминание: «Завтра в это же время, на этом же месте.» и «каблук» с усиленными рессорами тяжело отчалил.

Итак — «дело» сделано. Валентин увлечённо пересчитывал деньги. Он не видел, как у друга Димки вдруг побелели губы и расширились глаза.

— Спрячь деньги,- судорожно зашептал Димка.- Спрячь деньги…

Валентин вскинул голову только тогда, когда услышал шум приближающейся машины. Его рука инстинктивно скомкала деньги в кулак, он протянул их Димке.

— Положи к себе, у меня все карманы дырявые.

Димка сунул деньги в карман своей куртки. Чёрный джип мчался прямо на них.

— Бежим!- завопил Валентин.

Забыв про рюкзаки, друзья рванули обратно — в лес. Замелькали стволы берёз, больно ударили по лицу лапы пихт. Овраг не овраг, горка не горка — бежали как от волков. А те, что выскочили из джипа и бросились им вдогонку были кровожаднее волков. Неожиданно Валентина подкосило на правую ногу и он упал на муравейник. Прихрамывая, на ходу стряхивая с себя жгучих муравьёв, он отстал от Димки. Димка вернулся за Валентином, обхватил того за тощую талию.

— Ну, ну. Поймают ведь. Крепись,- подбадривал Димка.

— Не могу,- задыхался, подпрыгивая, Валентин.- Давай на свалку, зароемся.

И вот они уже вышли к свалке, оставалось подняться по склону, а там спасительные рукотворные ямы, да целые катакомбы там! И вот они уже почти вскарабкались на вершину склона, но тут их ждал «сюрприз»: двое охранников в комуфляжах  с избитымы мордами (доброе утро от Банщикова), держа на коротких поводках рычащих овчарок выглянули с вершины и сказали «лаского»:

— Мы вас ждём. Лезьте, ребятки, лезьте.

Валентин и Димка думали скатиться вниз. Но поздно, снизу на «ребяток» зло смотрели бритоголовые амбалы, гнавшиеся за ними по лесу.

— А ну вниз, щеглы!- отплёвываясь приказал один из них.

Унизительными пинками их гнали к машине. Пузатый мужик лет пятидесяти, с равнодушными глазами на бульдожьем лице вальяжно стоял у джипа, жевал резинку и одновременно курил. Это был сам Банщиков. Он решил этим утром устроить внезапную проверку: объехал свалку, навестил охранников. Банщиков был возмущён, его титан, его деньги воруют! Естественно он не участвовал в погоне, он ждал её результата. А когда результат оказался в его пользу, равнодушные глаза наполнил нездоровый интерес.

— Чуть не съе…лись,- посетовал бритоголовый амбал. Он швырнул Димку к ногам Банщикова. Тут же другой амбал выпнул из леса хромающего Валентина.

— Козлики, вы знаете кто я?- смакуя каждое слово, заговорил Банщиков.- Уверен, что знаете. Вы воруете у меня титан, козлики. Разве вас не учили в детстве, что воровать нехорошо?

— Учили,- подал жалостливый голос Валентин.

— Вероятно плохо учили, козлики.

— Да я вообще в первый раз на свалку пришёл!- словно на похоронах, причём собственных, заголосил Валентин.- Меня дружок заманил!- он кивнул на Димку.- Да и не накопал я ничего! У меня и денег-то никаких нет! Вот! Вот!- Валентин начал выворачивать свои карманы. Димка не заметил ни одного рваного и покачал головой.

Бритоголовые амбалы наматывали на кулаки кожаные армейские ремни с латунными бляхами.

— Ну, скажи ты им, Димка!- заверещал Валентин.

— Он говорит правду,- глухо сказал Димка.

— А ты накопал?- прищурился Банщиков.

— …Накопал.

— Деньги где?

-…Выронил, когда убегали.

— В первый раз я!- не унимался Валентин.

Банщиков раздражённо кивнул и Валентин получил хлёсткий удар ремнём по лицу. Скуля и закрыв лицо руками, тот закатался по жухлой траве. Банщиков брезгливо сморщился.

— Это, козлик, тебе так же моё первое, а заодно и последнее предупреждение.- Затем приказал:- Пацана в машину! Прокатимся.

Димку кинули на заднее сиденье. За стеклом джипа плыл лес, а рассвет становился всё ярче и ярче. Утро предполагало на удивление тёплый денёк. Наверное — это будет последний день бабьего лета,- подумал Димка.

Прошла осень, отползла зима, вступила в свои права весна: зачирикало, закапало, зазеленело. Димкины соседи по палате находились в холле — смотрели телевизор. Димка сидел на подоконнике и наблюдал за Валентином. Тот не изменял себе: в мятой рубашке, плохо выбритый, длинноволосый. Удерживая на лице простодушную улыбку, Валентин выкладывал из пакета на Димкину тумбочку гостинцы: литровую банку вишнёвого компота, красные яблоки, кулёк карамелек.

— Зря ты это.

— Лопай-лопай.

— Да у меня всего полно.

— С каких это пор?- Валентин не желал терпеть возражений. Выложив всё что принёс, он скомкал пакет. Возникла пауза неловкости. Валентин отвёл глаза и наконец задал главный вопрос:

— Как всё было-то?

— Как-как… Обыкновенно.- У Димки на пару секунд задрожала нижняя губа, но только на пару секунд.- Били. На том пустыре. Затем бросили в котлован — тот самый. Хорошо, что мелко там, не утонул…

— Сам выбрался?

 — Сам бы я не смог, отделали меня от души. Спасибо ночным копателям: услышали, вытащили. Не все ещё знали про «проверку» Банщикова, а то хана бы мне. Кто бы сунулся на свалку?

— Дим, но я же тоже пострадал: я ногу вывихнул, а ещё у меня такой бланш был, такой бланш,- Валентин приложил к щеке яблоко — получилось смешно.

Вдруг за окном раздался надрывный женский голос:

— Ди-има-а! Сыно-ок!

Димка высунулся в форточку, тремя этажами ниже стояла его мать. Она была в бедной, но чистой одежде, её волосы выбивались из-под вязаной шапочки. Прикрыв ладонью глаза от слепящего солнца, она болезненно улыбалась.

— Привет, ма!

— Привет! Скоро ты, сынок, домой-то?!

— Скоро! Сегодня на ренген ходил: всё в порядке, через день-два выпишут!

— Ну, слава богу. А я не стала к тебе подниматься, простыла я, боюсь заразить! Как я рада за тебя, сынок!

— Ты иди, иди домой! И чтобы лежала! Васька с Ленухой не умрут, поесть сами смогут.

— Там тебе пирожки передадут. С капустой!

— Спасибо, ма! Ты иди!

— Ухожу, сына, ухожу.

— Совсем себя не бережёт,- вздохнул Димка, глядя вслед матери. Он вздрогнул, когда услышал сзади циничный голос Валентина, хрустящего яблоком:

— Не пьёт?

— Не пьёт,- отрезал с какой-то злостью Димка.

— Ну, ну. Я же только — за. А я снова хожу титан копать,- прикончив яблоко, вдохновенно затараторил Валентин. На свалке бардак, Банщиков теперь за границей живёт, а за него какой-то олух командует, честное слово — олух.

— Валька, остановись!- Димка резко обернулся, в спину словно ударило током. То ли боль в спине отразилась на его лице, то ли другая, неведомая, не понятная его дружку боль.

— Болит?- искренне посочувствовал Валентин.

— Иногда.

— Отпустило?

— Отпустило.

— Кстати, Дмитрий, высунись-ка ещё разок в форточку.

— Это зачем?

— Ну, высунись-высунись.- Ни с того, ни с сего Валентин взъерошил на своей голове волосы и засучил рукава так, как это делают фокусники перед исполнением номера. Димка нехотя высунулся.

— Правее, видишь тополь?

— Ну.

— Рэкс! Пэкс! Фэкс! Что к нему пристёгнуто тросиком? Видишь?!

— Ух ты-ы-ы! Тележка!

— Она самая — чудо-тележка! Краса-авица! Это же наша с тобой мечта, Димка!

Валентин весь сиял от гордости за себя. И вообще он пребывал в диком восторге. Димка, забыв обо всём плохом, так же был рад. А ещё он подумал о  матери, о братике, сестрёнке, он подумал о том, что как было бы здорово, если бы их жизнь стала лучше: интереснее, сытнее. Он спрыгнул с подоконника, рёбра выдержали.

— Так говоришь, Валька, бардак на свалке?

— Бардак, Димка, бардак!

— Хорошо. Заходи за мной через пару дней. Ближе к ночи. И красавицу нашу не забудь!

Вот теперь — не дура!

С недавних пор об этом парке забродила по большому городу худая слава — под покровом ночи некий мужчина убивал молодых женщин. Не грабил, не насиловал, просто убивал. Опасной бритвой. Поэтому парк с наступлением темноты безлюдствовал. И Галя не раз слышала о маньяке-женоненавистнике. Но, пошла, дабы сократить путь. Дура!

И был июль и была душная, тёмная ночь.

Девушка по имени Галя, звеня каблучками, торопливо шла по пустынной, плохо освещённой аллее парка. «Дёрнуло же меня идти через этот парк. Решила дорожку до работы сократить, ножки свои пожалела,- дрожа от страха, время от времени мысленно укоряла себя девушка.» Когда она упоминала слово «работа», её лицо брезгливо морщилось, а её плечи передёргивало от отвращения. Работа предполагала древнюю профессию, какую — догадаться не трудно.

Наконец впереди замаячил прямоугольник электрического света — там находился выход из парка, за которым следовало скопище ларьков и павильонов, работающих круглосуточно. Вот электрический свет стал ещё ближе, уже были слышны голоса молодёжи, смех, до выхода из парка оставалась какая-то сотня метров. Дрожь в девушке улеглась. Она остановилась, чтобы перевести дух и закурить. Ради последнего она вынула из кожаной сумочки удлинённую пачку сигарет и никелированную, блестящую зажигалку в форме сердечка. Язычок огня на несколько секунд осветил вульгарно накрашенное лицо девушки, её белокурые, короткие волосы, голые от плеч руки, глубокое декольте тонкой блузки. Блондинка закурила и, усмехнувшись, вслух  сказала себе бодрым годосом:

— Ох, и трусиха же ты. Будь смелее, Галюха.

 «Галюха» положила обратно в сумочку пачку сигарет, но с зажигалкой промахнулась. Та брякнула об асфальт.

— Чёрт!- раздражённо выпалила девушка и, присев на корточки, осторожно провела ладонью по шершавому, тёплому асфальту. Вдруг её охватило паническое замешателство: совсем рядом, а точнее прямо над её головой раздался металлический щелчок, и кто-то пустил дым. Затем, словно гром прозвучал мужской голос:

— Не боитесь гулять одна? В безлюдном месте? Ночью?

Мгновенно распрямившись, Галя увидела перед собой силуэт рослого мужчины. Его возраст нельзя было определить, потому что черты лица смазывала темнота.

— Вот ваша зажигалка. Вы не сердитесь от того, что я ею воспользовался? Возьмите.

Галя с трудом проглотила, появившейся в горле колючий, как репейник комок и проговорила, не слыша себя:

— Нет-нет, не сержусь. А зажигалку можете оставить себе.

— Зачем мне такая… женская зажигалка. Заберите.

Галя схватила протянутую мужчиной зажигалку и отшатнулась. Она сгорбилась, зажмурила глаза и, в ожидании самого худшего. замерла… Но, ничего страшного не произошло. Мужчина удалился, по крайней мере были слышны его удаляющиеся шаги. Блондинка медленно подняла веки — никого.

— Ф-фу-у-ух-х!- с облегчением выдохнула она, бросила зажигалку в сумочку, и только поднесла к губам ещё дымящеюся сигарету, как острая боль заставила её вскрикнуть. Выронив сигарету и сумочку, девушка схватилась за правую руку, точнее — за предплечье. Рана была длинной и глубокой, и из неё засочилась кровь.

Галю сковал ужас, однако она нашла в себе силы, чтобы посмотреть на нанёсшего рану. Из  темноты вырисовывался знакомый силуэт.

— Беги!- скомандовал так же уже знакомый мужской голос. — Убегай, если сможешь!

Галя, не помня себя, развернулась на каблучках так, что те чуть не подломились. Каждый шаг казался ей вечностью. Она помчалась к прямоугольнику электрического света.

— Беги!- хохотал сзади голос.

И девушка бежала. За звоном каблуков, за гулким биением своего сердца она отчётливо слышала свистящее дыхание преследователя. Преступник, больной, маньяк, как его не назови, хотел причинить ей зло и он был близок.

Автоматически Галя скинула туфли, но движениям ног мешала узкая юбка.

«»»   «»»   «»»

День в конце сентября на редкость выдался погожим: ярко светило солнце, в небе ни тучки — хороший день для спорта. Большой город проводил молодёжную олимпиаду, трибуны открытого стадиона буквалько ломились от зрителей. В выходной люди пришли целыми семьями, кстати, много было и приезжих болельщиков.

-Забег девушек на сто метров!- объявил диктор стадиона.

Среди разминающихся спортсменок выделялась стройностью и красотой пятнадцатилетняя белокурая Галина Малышева. Она, воспитанница детского дома, из небольшого посёлка, показывала отличные результаты в беге. Местные светилы спорта пророчили ей прекрасное спортивное будущее.

— Галя, ты выиграешь! Ты обязана выиграть!- крича с тренерской скамейки, настраивал подопечную на победу старый, но ещё очень энергичный, сухонький детдомовский учитель физкультуры, а по совместительству и тренер — Андрей Макарович (Макарыч).- Выкладывайся на полную катушку! Покажи им, покажи мне на что ты способна!

Галя в ответ только кивала.

— На старт!- прозвучала команда.

Юные спортсменки выстроились на беговой дорожке и приняли соответствующие стойки. Хлопнул выстрел, и гравий брызгами полетел из-под ног. Галя стартовала неважно, но — вот она четвёртая, третья…

-Беги!- надрывно кричал тренер откуда-то сбоку.

И вот Галя вторая, первая. Первая!

Финиш. Оглушительный шум трибун, даже аборигенам-болельщикам понравился бег Галины Малыевой. А она, выиграв забег, упала в объятья Макарыча. Седой тренер, плача, ликовал: — Молодец, Малышева! Порадовала старика…

Эта была первая крупная победа Гали. Затем были ещё победы и достижения. Поступив в институт, на факультет физкультуры, Галина Малышева из маленького посёлка перебралась жить в большой город, город своей первой победы. Теперь вместо детдомовского учителя физкультуры её тренеровал тренер экстракласса. Её уже рекомендовали в сборную России, которую комплектовали для предстоящих летних мировых Олимпийских игр, но вдруг случилось несчастье: на тренировке Галя сломала ногу, порвала сухожилия. В результате: полгода лечения и о карьеры бегуньи можно было забыть. Галя пала духом, бросила институт. Потеряв койку в общежитии, она вынуждена была снимать квартиру, а за неё надо платить. Да и вообще, жизнь в большом городе стоит дорого. Но блондинка хотела жить именно в большом городе и никак иначе. Продавщица, билетёрша, уборщица — кем она только не работала, денег  не хватало и вот, Галина Малышева не придумала ничего лучшего, как пойти в проститутки. Я же говорил: ду — ра!

А на днях тот самый детдомовский учитель физкультуры, Макарыч, прислал ей письмо. Андрей Макарович стал совсем старым и уже с трудом вёл уроки физкультуры в детдоме. Он просил приехать «Галочку» и занять его место. Он знал о её несчастье (перелом ноги), но он мало что знал о её нынешней жизн, и всё же сердце старика чувствовало, что Галине Малышевой сейчас в большом городе живётся ох как не сладко. Поэтому он сообщил, что завещал свою холостяцкую однокомнатную квартирку ей, и готов прописать её в любой момент.

Прочитав письмо, блондинка не задумалась над ним, бросила его в ящик стола, как будто и не было письма. Дура в третий раз.

«»»  «»»  «»»

— Беги!- зловещий голос всколыхнул девушку, а нож чиркнул по левой руке. Боли Галя не чувствовала. А ещё она не видела, как обезображенный оскалом мужик, обливаясь потом и истекая слюной, занёс руку для решающего удара. Не видела и слава богу. Задрав юбку, бывшая спортсменка вспомнила чему учил её когда-то Макарыч. Она набрала скорость. Она устремилась к жёлтому электрическому свету так, как когда-то к финишной красной ленте. Даже более того, потому что здесь призом являлась жизнь. И она показала отличный результат.

Девушка выбежала из парка и оказалась среди людей. Преступник отступился от неё. Пробежав ещё, блондинка перешла на шаг. Только сейчас она почувствовала боль не только в пораненных руках, но и в ноге, которую некогда ломала. Галя невольно захромала. Люди оглядывались на неё, тыкали пальцами, но никто не предлагал помощь, не спрашивал: «Что с тобой, девушка?» Вот поравнялась иномарка. Из открытого окошка высунулась морда в чёрных очках:

— Сколько стоишь, хроменькая?

— Пошёл ты!- огрызнулась Галя.

Иномарка покатила дальше, издавая ржание и улюлюканье.

Растрёпанные волосы, потёкшая тушь, размазанная по лицу помада, рваная юбка, отсутствие туфель, руки от плечь в крови, хромота — вот так выглядела Галина Малышева. И всё же она высоко несла голову, бывшая спортсменка выиграла соревнование со смертью.

Проходя мимо кинотеатра под названием «Кедр», Галя увидела на ступеньках парадного входа своих «коллег по работе». Сзксапильные девчонки не скромно стояли в сторонке. Одна из них призывно прокричала:

— Галюха, давай к нам!

— Не-ет! Я домой!- с каким-то злым весельем отозвалась Галя.

«Домой,- думала она.- Туда, где ждут, туда, где нужна. Хватит. Финиш.»

Из большого города Галина Малышева уехала на утро, первым поездом. В её единственном чемоданчике лежало мокрое от слёз письмо от Андрея Макаровича. Вот теперь — не дура.

Молоток

В этот погожий, майский денёк новостройка (строили многоэтажку) дышала полной грудью: без конца подъезжали большие и не очень большие машины, разгружались; башенный кран, устремившись к яркому, красноватому солнышку, постоянно что-то поднимал-опускал; бетонщики бетонировали, плотники плотничали, каменщики клали кладку, штукатуры штукатурили, и всё у работяг происходило весело, с матерком — русским и не очень русским. Короче: работа на стройке шла полным ходом.

Плотник Палыч сколачивал обыкновенную опалубку, в которую потом зальют бетон. Сколачивал он её с такой любовью, так подгонял доску к досочке, как будто это вовсе не опалубка будет, а мебель какая-то, или… гроб (прости меня, Господи), или… конь троянский. Палыч, высунув язык, старательно загонял гвозди, вдруг молоток в его руке «разобрался» — стальная головка слетела с деревянной рукоятки. Плотник начал было материться — с чувством с расстановкой, но тут его на самом интересном месте прервал молодой мужской голос:

— Палыч!

— Ну,- повернул тот голову. Перед ним стоял бригадир плотников Серёга — бойкий, любящий деньгу, тридцатилетний парень.

— Тебя прораб зовёт.

— Прораб? Зовёт? Великий начальник!- Палыч усмехнулся, подбирая головку от молотка.- Серый, ты лучше скажи, когда на стройке инструментальщик появится?

— Я откуда знаю. Вот с прораба и спросишь. Иди, у него к тебе дело.

— Ну-ну… дело…

Палыч вошёл в вагончик прораба без стука — как привык. Снял каску, обнажив седую голову, прибрал волосы.

— Звал, Семён Кондратьич?

— Зва-а-ал!- протянул прораб Пулькин, живо выходя из-за стола. Он метнулся к плотнику, словно к дорогому гостю. Маленький лысик: пузатый, толстозадый заискивающи глядя с низу вверх, приобнял высокого, плоскогрудого, широкоплечего Палыча и подвёл его к своему столу, вернее к стулу. Кожаному.

— Садись, дорогой.

Плотник не спешил садиться. Видя к себе хорошее отношение начальства, он всегда ожидал худого.

— Что ж ты не садишься?

Палыч сел и демонстративно выложил на стол молоток — головка отдельно, рукоятка отдельно. Прораб, засунув руки в карманы брюк, стал расхаживать вдоль стола.

— Ну,- указал плотник взглядом на «запчасти».

— Что, ну?- сделал вид, что не понял намёка прораб Пулькин.

— Ты когда инструментальщика на работу примешь, Семён Кондратьич? На инструментальщике экономите, на новом, современном инструменте экономите, на…

— Тпррру-у!- осадил Палыча прораб.- Ты чё завёлся? Да ещё при людях.

И только теперь Палыч заметил «людю». В тёмном углу прямоугольного помещения сидел парень. Сообразив, что его плохо видно, парень поёрзал задницей по лавке, тем самым передвинувшись ближе к окошку. Дневной свет выхватил фигуру и лицо юноши лет восемнадцати. Худой, белобрысый парень смотрел как-то чересчур прямолинейно, я бы даже сказал — с вызовом.

— Знакомься, Палыч, Виктор… э…э…

— Можно просто — Витя,- сказал парень, решительно оторвавшись от лавки.

— Инструментальщик?!- обрадовался Палыч, приподнимаясь и пожимая вспотевшую, напряжённую ладонь парню.

— Я? Не. Я этот… плотник. Меня с «Центра занятости» направили.

— Не просто плотник, а выпустник строительного колледжа, плотник третьего разряда,- прорекламировал Пулькин юношу и, добавив торжественно: «Принимай напарника!», подтолкнул того к Палычу, мол, раскрывай объятья, старый, счастье тебе привалило!

Палыч объятий не раскрыл. У него в мгновенье пересохло во рту, он плюхнулся обратно на кожаный стул и машинально схватил за горло графин с водой, прораб услужливо подставил стакан. Палыч выпил, выпил ещё. Парень по имени Витя стал переминаться с ноги на ногу.

— Се… Семён Кондратьич, а зачем мне напарник? Ты же знаешь, я работаю исключительно один.

— Один. Что значит — один? Вас семеро в бригаде плотников. Палыч, я знаю, что ты плотник экстракласса, но пойми и меня: ты — пенсионер, а вдруг завтра ты плюнешь на меня, на стройку и уйдёшь.

— Куда уйду?- удивился Палыч.

— Не туда — куда ты подумал. А,  к примеру,  в лес — по грибы, на рыбалку — по…

— По рыбу,- подсказал плотник экстракласса.

— Да хотя бы — по неё. Скажешь: всё, устал, завязываю работать, отдыхать хочу. С кем я тогда строить буду, Палыч?

— Да куда я уйду? У меня контракт, Семён Контра… тьфу… Кондратьич.

— Контракт! — уже кричал прораб Пулькин, меряя шажками периметр вагончика.- А если с тобой действительно что-нибудь случится?! Годы-то берут своё! Палыч,- тут прораб сбавил тон.- Ну разве тебе самому не хочется передать кому-нибудь свои знания, навыки, секреты?

— Я сыну передал,- потупил взор Палыч.

— Кто у тебя сын?

— Менеджер.

— Фу-у-уххх! Короче — возмёшь напарника?- прораб Пулькин дал понять, что разговор заканчивается. Он вытащил из брюк большой носовой платок и начал сушить им от пота раскрасневшиеся лицо, лысину, толстую шею.

Палыч молчал. Затем проворчал, возвращаясь к наболевшему:

— Лучше бы ты инструментальщика взял.

— Инструментальщика? Стоп!- начальник хитро прищурился.- Подожди, Палыч. У тебя какой разряд? Шестой. А я помню, я учился: плотник второго тире шестого разряда должен уметь насаживать на рукоятку головку — будь то молоток, кувалдочка…

— Лопата,- без всякой иронии, совершенно серьёзно вставил своё слово парень по имени Витя. Вставил и осёкся.

— Причём тут лопата?- нахмурился прораб.

— Ах, значит, помнишь, учился? Тогда так,- Палыч с шумом покинул кожаный стул.- Какой, говоришь, у него разряд? Третий?

Пулькин и Витя кивнули одновременно.

— Тогда так: отремонтирует мой молоток — возьму напарником!- отрезал плотник экстракласса.

— Отремонтирует, Палыч. Отремонтирует,- залебезил прораб.

— Лег-ко!- почему-то щёлкнул  каблуками туфель по-гусарски парень по имени Витя.

— М-да,- посмотрел на новенькие, блестящие туфли юноши Палыч.- Ладно. Приноси, как отремонтируешь.

— Вместе принесём,- весь сияя, пообещал Пулькин и хлопнул плотника экстракласса по груди.

— Ну-ну,- Палыч напялил на голову каску и вышел из вагончика, оставив свой «разобравшийся» молоток на столе прораба.

С испорченным настроением он вернулся к любимой опалубке. Да, настроение было неважнецким, но работать-то надо. Плотник решил воспользоваться запасным молотком, благо такой был. Не успел он забить и пяти гвоздей, как перед ним выросли двое: прораб и парень по имени Витя. Прораб выглядел довольным, а глаза парня теперь смотрели не только с вызовом, но и с каким-то снисхождением.

— Готово!- объявил прораб.

— Хм,- хмыкнул Витя и протянул молоток Палычу.

 Палыч молоток не взял, но осмотрел.

— Готово, говоришь. Тогда испытывай. Бери гвоздь, забивай.

— Куда?- растерялся Витя.

— Да прямо в опалубку и забивай, в любую доску.

— Давай, выпускник колледжа!- подзадорил новоявленного плотника прораб Пулькин.- Покажи, чему тебя учили три года!

— Покажи, ага,- пробормотал Палыч и отошёл. Подальше. Прораб махнул на него рукой, оставшись стоять, как стоял.

Юноша взял в левую руку гвоздь, в правую молоток, приблизился к опалубке, приставил гвоздь к доске, размахнулся и-и-и…

— Уби-и-и-ли-и-и!!!- полетел по стройке истошный крик беременной штукатурщицы Вали Брусничкиной.- Прора-аба-а  уби-и-и-ли-и-и!!!

Самосвалы перестали вываливать, бетонщики бетонировать, плотники колотить, каменщики и штукатуры побросали мастерки, замер и башенный кран, устремившись, к уже не такому яркому, солнышку. Работяги стройки образовали круг, в центре которого, раскинув руки, лежал прораб. На лбу прораба покоилась стальная головка от молотка. Держа голую рукоятку, рядом с прорабом стоял парень по имени Витя, очень похожий на статую из гипса. Над прорабом склонился плотник экстракласса Палыч, он делал начальнику искусственное дыхание: в рот, правда, не дул, но на грудь давил от всей души. Ещё одна деталь — кроме Палыча над прорабом склонилась беременная штукатурщица Валя Брусничкина. Она в пол голоса причитала какую-то абракадабру.

Палыч продолжал давить даже тогда, когда Пулькин открыл глаза.

— Ты ещё мне рёбра сломай,- прохрипел тот.

— Живой!- победно выкрикнул плотник. Работяги вздохнули с облегчением. А Валя Брусничкина разревелась. Понятно, что от радости.

— Подними меня, Палыч,- снова прохрипел прораб и, нащупав, зачем-то сжал в руке стальную головку.

— Конечно-конечно,- отбирая у начальника головку, пообещал Палыч и обещанье своё выполнил. Прораб Пулькин после долгих колебаний наконец принял устойчивую позу.

— Кто же так молотком, без клинышка, работает?- укоризненно сказал Палыч Виктору.- В рукоятке же прорезь есть, надо было клинышек забить.

— А вы нам не оставили… клинышка,- парировал упрёк, оживая, Витя.

— Идиот,- обречённо вымолвил прораб Пулькин. Поперёк лба его «красовалась» огромная лиловая шишенция.- И я — идиот, хотя и учился. Ух…. темно в глазах. Местами. Видимо сотрясение.

— Сейчас «скорая» приедет. Наверное,- перестала реветь штукатурщица Валя Брусничкина. Она подхватила пошатнувшегося Пулькина.

— Не надо,- отстранился прораб.- Завтра же позвоню в «Центр занятости», чтобы этого… обратно…

— Ладно уж, Семён Кондратьич,- добродушно сказал плотник Палыч.- Оставь мне парня, научу — чему смогу. А в «Центр занятости» всё равно позвони.

— Зачем?- блуждал зрачками прораб.

— Пускай инструментальщика пришлют!!!- выпалил со всей дури Палыч.