АРКАДИЙ ИЛИН. Ponte Fatale.
Впервые работы Александра Колокольцева я увидел в конце семидесятых годов а «Лавке художника». Уже тогда они приковывали внимание, выделяясь на общем фоне графики, достаточно по тем временам разнообразной и интересной. Виды улочек Таллина, Вильнюса привлекали не столько необычностью формы или оригинальностью композиции, сколько своим лиризмом.
В 1984 году (тогда, накануне выставки «Открытый альбом», участником которой был Колокольцев, состоялось наше знакомство) работы художника становятся более метафоричными, насыщенными многозначными образами. Не случайно один из молодых художников, побывавших на выставке, настоятельно призывал Колокольцева стать лидером ленинградских сюрреалистов. Всерьез это и подобные ему предложения Саша не воспринимал, а лишь посмеивался. Вообще чувство юмора у него проявлялось в афористичных выражениях. Помню, возвращались мы из гостей, и я спросил Сашино мнение об одном художнике. В ответ услышал: «Мне его рисунки не нравятся больше, чем его картины». Уже около полуночи мы вышли на Лиговский проспект и у Московского вокзала увидели длинную вереницу старушек, предлагающих водку, пиво, сигареты… Я, еще не привыкший к подобным картинам, изумился: «Что это?» — «Ночные бабушки», — ответил Саша.
В 1984 году Колокольцев сделал офорт «Ночь улиток». Начиная с этого произведения художник создает свой оригинальный неповторимый мир, если хотите иную реальность, где, по сравнению с нашей, акценты переставлены: малое кажется великим, то, что некогда представляло ценность, не просто повергается во прах, а переходит в другую среду обитания. Определяется круг объектов изображения: птенцы, мелкие животные, насекомые, старые и старинные вещи, архитектурные строения, чаще полуразрушенные. Человека почти не видно, лишь иногда возникает силуэт.
С особой любовью изображает Колокольцев старинные вещи, вызывающие мысли о бренности бытия. Пример тому – остановившиеся, и явно уже давно, часы в офорте «На Подъяческой» (1985), шахматные фигуры («Забытая игра», 1985), покрытые паутиной, изъеденные временем, застывшие, как монумент на пьедестале, в новом, ужу в плену у времени, существовании. Художника интересует не столько сам предмет, сколько некая тайна, стоящая за ним, представляющая вторую, возможно, более значительную реальность. Эзотерический мотив рефреном проходит через все работы Колокольцева, делая его работы поэтичными, а самого художника – поэтом.
Другой мотив – изображения христианских храмов, которые присутствуют на многих офортах и придают рисунку особое звучание (хотя расположены они, как правило, на заднем плане). Мотивы потусторонней жизни, жизни духовного мира, жизни вечной и становятся тем, ради чего все это делается и что как магнит влечет художника. Отсюда медитативно – молитвенное воздействие его произведений.
Завершающим аккордом всего творчества Александра Колокольцева звучит один из последних его офортов «Ponte fatale», где сходятся все мотивы: птица и насекомое, старинные часы без стрелок, городской пейзаж, где жизнь как сцена – занавес поднят, идет спектакль. На мосту, как бы соединяющем нашу суетную жизнь с жизнью вечной, будто на грани перехода из одного мира в другой, — неподвижная человеческая фигура, отбрасывающая тень больше человека, более трепетную и живую, чем он сам. А в глубине, на том берегу канала, на том берегу жизни, изображение храма. На переднем плане женский профиль как зеркальное отражение на крышке часов. Лицо в маске. Здесь все таинственно и загадочно. «Ponte fatale», — мост судьбы, роковой мост.
УЛИТКА
У художников или искусствоведов считается чуть ли не дурным тоном говорить о «литературном» содержании произведения изобразительного искусства. Но работы Колокольцева сюжетны, почти в каждой присутствует рассказ, который для самого художника имел вполне определенное значение. Зритель вправе по-своему перечитывать и толковать увиденное. Пусть мнения зрителя и автора порой расходятся, это говорит только о многозначности художественного образа. Бросающейся в глаза особенностью большинства из работ Колокольцева является необычность его взгляда на мир, расстановка акцентов, концентрация внимания на существах, казалось бы, незначительных. Бабочка или улитка могут заполнять почти все пространство офорта, а служащий фоном пейзаж будет казаться миниатюрным. Взгляд художника, и, естественно, зрителя, исходит из точки, расположенной ниже линии горизонта, направлен снизу вверх, отчего предмет изображения становится величественным. Именно такими предстают птицы, бабочки, гусеницы, улитки и т.д. Причем ни один из этих персонажей не находится в динамическом движении, — напротив, они замедленны или неподвижны и, выпучив глаза, смотрят на зрителя. Для Колокольцева важным является завораживающее, гипнотизирующее воздействие его персонажей, они пребывают в мире, где все значительно, вечно, где смерть означает лишь переход в иную форму бытия. Даже в подверженном разрушению и тлену теплится жизнь, сокрыто нечто, одухотворяющее новую реальность.
Есть образы в работах Колокольцева, которые как бы кочуют из одного офорта в другой: сломанные куклы, старинные часы без стрелок, бабочки, лягушки… Но пожалуй, чаще других встречается изображение улиток. Это неслучайно. Улитка – существо ранимое, при малейшем прикосновении она прячется в раковину. Колокольцев был человеком тонко и остро чувствующим, человеком с обнаженными нервами, стремящимся обрести свободу, душевное равновесие, достижение которого давалось ему с большим трудом, но к которому он всегда стремился. Каждое соприкосновение с внешним миром и прежде всего, с людьми заставляло его душу напрягаться, а ум быть настороже.
До конца своих дней Колокольцев ощущал себя не совсем уютно в этой жизни. Вроде бы у него была мастерская из двух комнат: в одной стоял станок, другая, небольших размеров — 7-8 метров, напоминала антикварную лавку – отжившие свой век предметы, на стенах листы старинных гравюр. Здесь же порой обитали персонажи его работ (поселил в аквариуме семейство виноградных улиток и несколько месяцев наблюдал за ними). Но эти две комнаты он снимал в мастерской, принадлежавшей другому художнику. Колокольцеву постоянно приходилось разрываться между домом матери, мастерской, и домом жены и дочери. Странное чувство «иметь и не иметь» было ему хорошо знакомо.
Он, как улитка, уходил в раковину, замыкался в себе, ощутив обиду, и как для улитки, для него его «раковина» являлась домом. Образ улитки был для Колокольцева метафорой отношения к этому миру, в котором он терялся, встречи с которым далеко не всегда проходили для художника безболезненно.
Сегодня рисует улиток,
ползущих одна за другой,
на фоне строений забытых,
пугающих нас пустотой.
А завтра пустой переулок,
притихший как будто на миг,
где голос отчаянно гулок,
готовый сорваться на крик.
Спешит рисовальщик по кругу
своих бесконечных забот,
рисует он сломанных кукол
И дом, где никто не живет.
Несколько работ Александра Колокольцева, опубликованных в нашем журнале.
