СОФИЯ ПРИВИС-НИКИТИНА. Гололёд

 

Гололёд

Гололёд-какая гадость, неизбежная зимой. -Осторожно, моя радость,- говорю себе самой. Не боюсь его нисколько, я всю жизнь иду по льду. Упаду! Сегодня скользко! Непременно упаду!

Вероника Долина.
Гололёд.

С Нелей Борзовой, молодой женщиной не полных тридцати лет произошла большая неприятность.
Неприятность-это мягко сказано,так как, если вдумчиво отнестись к случившемуся, то произошло несчастье.

Неля неаккуратно вышла из своего торгового офиса, в котором служила товароведом ( по теперешним меркам- менеджером по продаже текстиля), проехалась высокой шпилькой по коварной обледенелой ступеньке, и вот теперь лежала на узком тротуаре между родным офисом и проезжей частью, как сломанная кукла Барби .

Левая нога была вывернута куда-то вбок и назад, юбка не эстетично скомкалась на животе, голова гудела от удара о тротуарный бордюр, сердце заходилось паникой и тоской.

Боли ещё Неля не чувствовала, но понимала, что произошло что-то серьёзное, и эта вывернутая уродливо нога не предвещает ничего хорошего, во всяком случае, на ближайшее будущее.

Подняться Неля самостоятельно не могла и даже не пыталась: лежала, полностью отдавшись на волю случая. Случай не заставил себя ждать. Уже бежали к ней прохожие, а за ними и сотрудники, которые вышли вслед за элегантной Нелей и на глазах, которых она мелькнула задравшимся подолом и кружевным бельём.

С мультипликационной ловкостью кто-то из коллег умудрился стащить с её ног сапожки на шпильке и переодеть её стройные ножки в «прощай, молодость».Так, что присвиставшая скорая грузила на носилки элегантную женщину неполных тридцати лет, обутую в стариковские разношенные опорки.

Это было удивительно, но не больше. Никому и в голову не пришло, что кто-то очень мудрый и ушлый сразу одним махом решил за Нелю все возможные проблемы с профсоюзом, с домовым комитетом и устранил все возможные инсинуации могущие привести к выводу: «Сама виновата, не хрен в декабре бегать на одиннадцатисантиметровых шпильках!»

Пока скорая везла Нелю в больницу, мысли её бежали в одном направлении: ходить на работу не надо, наверное, целый месяц, а может даже и полтора, не надо подниматься тёмным зимним утром и по скользким дорожкам бежать за автобусом, много чего постылого не надо.

А можно многое. Можно сладко спать под тёплым одеялом сколько душе угодно, вставать, когда выспишься окончательно, вкусно и неспешно завтракать и сознавать, что впереди ещё долгий день и уютный вечер, и завтра, в которое можно вступать, никуда не несясь, сломя голову.

Вспомнилось, как сегодня ранним утром сознание будоражили глупые мысли: чтобы такое могло произойти, чтобы не надо было ходить на работу в эти зимние месяцы.

Неля лежала, накрывшись с головой одеялом, и строила всевозможные законные препоны обязанности посещать каждый день свою опостылевшую контору.

Мысли крутились в голове глупые и злые, когда дошло до того, что можно было бы даже посидеть дома по печальному поводу, например : тяжёлая болезнь какого-нибудь дальнего родственника.

Мысль возникла, но тут же показалось настолько кощунственной , что Неля быстро дала себе укорот и дальше додумывала в более человечном направлении. В том числе, а не сломалась ли бы у неё какая-нибудь часть тела, но только влёгкую: не очень больно и без необратимых последствий!

Вот так оно и произошло, бывает же такое в жизни! Сейчас наложат гипс ( в том что у неё перелом, Неля не сомневалась ни минуты, хоть это и был первый перелом в её жизни), но вывернутая почти назад стопа и пухнущая на глазах голень не оставляли места для сомнений. Почти мистическим было то, что Неля не чувствовала боли, или почти не чувствовала.

Она неслась в машине скорой и уже планировала свой сегодняшний вечер. Сейчас наложат гипс, позвонят на работу её мужу Сенечке, он примчится за ней и увезёт домой в законную такую вовремя на неё свалившуюся, явную, никем не оспариваемую болезнь.

Но эйфория длилась не долго. Когда дежурный врач осмотрел её ногу, стало ясно, что судьба перестаралась и перелом у Нели не один, а их, переломов на изящную Нелину ножку пришлось целых три, да ещё с каким-то там смещением.

Наложили временный гипс, подняли на четвёртый этаж в травматологию и приказали лежать тихо две недели и ждать операции, которая скорее всего за всем этим последует.

С Нелей случилась яркая, но не затяжная истерика. Приехавший Сенечка, как мог, успокоил её, смотался по второму кругу, привёз книги, шоколад, вкусно поесть. Неля поела, почитала, а потом уснула и заспала своё такое большое, на минуточку, горе.

Утром перезнакомилась со всей палатой, к середине дня скакала, как молодая козочка по палате на одной здоровой ножке, обаяла всех старушек, своих соседок и прочно стала любимицей и в палате, и на этаже.

Неле можно было практически всё, даже разрешалось курить в палатном туалете. Этого не разрешали никому и никогда, тем более эти четыре вечные старухи, которые находились в этой палате месяцами.

Но, Нелечку нельзя было посылать в общую курилку! У неё не было костылей! Она могла поскользнуться на скользком линолеуме, и бабки хватались за сердце от такой перспективы.

Две недели пролетели быстро, на пятнадцатый день пребывания в больнице пришёл её весёлый врач, шутник и балагур, отвёз Нелю на снимок, спросил:

— Терпеть будешь? Орать не будешь? Без наркоза будешь?

На все эти быстрые вопросы Неля ответила коротким :
-Да!

И врач вправил на место под деликатное Нелечкино кряхтение все её косточки и хрящики. Наложил, как он сам выражался,» настоящий» гипс и выписал Нелечку домой на попечение мужа и родни аж до июня месяца!

Неля сидела у окна и наблюдала рождение вялого зимнего утра. Деревья стояли уже голые, раздетые вступающей в жизнь зимой. Вся улица, сколько захватывал взгляд из окна, казалась сиротской даже какой-то блокадно-военной. Ни одного весёлого мазка, ни одной радостной акварельки не было брошено природой на это скорбное полотно засыпающей красоты.

Времени на созерцание у Нели было навалом, внезапно свалившаяся на неё свобода в виде загипсованной по колено левой ноги, не предполагала суеты и спешки. И в этом сонном ритме, так сказать, не отделяя себя от природы, Неля начинала свой первый день на свободе.

Для начала надо было зайти к Райке-соседке по лестничной клетке, явить себя во всей красе с костылями и гипсом, обсудить происшедшее с Нелей несчастье, выслушать уйму ненужных тупых наставлений и удалиться, прося не беспокоить, обеспечив себе тем самым относительно спокойный день и вечер.

Дело в том, что Райка была не просто навязчивой женщиной, а женщиной навязчивой хабальски-безапеляционно. Она могла влететь к Неле на кухню с вопросом: « Что у тебя сегодня на обед?» и броситься всеми своими килограммами к кастрюлям и, срывая с них крышки, тыкаться в них своим любопытным и жадным носом.

Спасу от этой канальи не было никакого, учитывая ещё тот факт, что Неля слегка зависела от алчной и бесцеремонной Райки. Райка была парикмахером, не самым, конечно, хорошим, но и не самым плохим.

За то не надо никуда идти, никуда записываться, а юркнул из квартиры в квартиру, из кухни в кухню — вот тебе и салон, и обслуга ,и кафе по интересам- всё в одном флаконе.

Работала Райка в основном на дому, в салонах государственных долго её не держали, отовсюду она вылетала молниеносно из-за своего подлого нрава и какой-то сатанинской жадности, которая вываливалась из неё, как грибы из лукошка.
Жадность падала на землю сформировавшейся завистью ко всем и всему на свете и чередой подлых поступков. Много раз Неля порывалась порвать эти тягостные отношения, но врождённое безволие и боязнь крупных скандалов, ( а чтобы скинуть с хвоста Райку нужен был именно крупный скандал и не один) мешали ей освободиться от присутствия в своей жизни этой «замечательно подлой бабы».

Освободив (условно) свой день, а если повезёт, и вечер, Неля ловко передвигаясь на лёгких костыликах, подаренных влюблённым в неё по уши свёкром, занялась домашним хозяйством.

Она решила испечь своему мужу Сенечке его любимый яблочный пирог. К вечеру должен был приехать и свёкор. Любящий свёкор страдал так, что создавалось ощущение, что перелом со смещением у него, а не у весёлой щебечущей Нелечки.

Свалившийся на Нелину голову досуг не предполагал безоговорочного безделья. Поскольку костылями своими маневрировала Неля виртуозно, то работа по дому кипела. Как-будто всю свою нерастраченную любовь и энергию она буквально вбивала в благоустройство их с мужем быта .

Сегодня с утра возникла мысль вымыть кухню, не просто помыть, а искупать её , как малое дитя. Началось всё с потолка, прислонив громоздкие костыли к стремянке, Неля взлетала к потолку раненой голубкой. Вымывала начисто кусок потолка. На её глазах тот превращался из замызганного, цвета грязного снега холста, в бьющую по глазам белизной, белоснежную простыню.

За потолком шли стены, потом отдраивался пол и, по мере вложенного в неё труда , кухня превращалась в прекрасную шкатулку, звенящую эхом чистоты. К вечеру кухня была в полном порядке, Неля решила сбегать к Райке: перекурить с ней, а потом уже приняться за усовершенствование дизайна в своей обновлённой кухне.

Райка встретила Нелю угрюмо. На столе дымилась огромная керамическая миска с пельменями, запах от них исходил божественный, и только тут вспомнила Неля, что с утра у неё как говорится: маковой в росинки во рту не было.

Она присела на край стульчика к столу, в надежде, что скупая Райка уж тут никак не отвертится, и пару пельмешков урвать повезёт. Но не тут-то было! Ловкая лапка ухватила огромную миску, быстро слизнула с Нелиных глаз, умыкнув полыхающие жаром пельмени в холодильник.

Удар был неожиданным. Неля сидела слегка огорошенная, но постепенно злоба заполняла её всю целиком, то есть не просто заполняла, а вливалась в её нутро ядом из пустого страждущего желудка.

Заложив ногу на ногу, Неля принялась долго и пространно рассказывать о том, как кропотливо она трудилось всё утро и весь день над своей кухней, какой новый дизайн придумала для неё, и всё это с чувством, с расстановкой, неторопливо и, конечно, в подробностях.

Райка серела лицом. Из не герметично сработанного холодильника сизым дымом валил пельменный пар, он дрожал и слоился, плавая по кухне и не предвещая ничего хорошего.

Но оскорблённая Неля ничего не хотела замечать. Ушла она только, когда пар из холодильника валить перестал, а Райка мыла посуду, роняя в мойку злые жадные слёзы.

Убедившись, что пельмени в холодильнике превратились в полное дерьмо, Неля вдруг встрепенулась:

— Ой, мне же ещё ужин готовить! Я ж цыплёнка- табака сегодня Сене обещала!-, она грациозно вертанулась на правой костылине, подхватила в охапку левый, контрольный костыль ,и ловко убралась на свою территорию.

Праздная жизнь, если так можно, выразиться о Нелиной заполненной хлопотами жизни, катилась по накатанному. Неля наслаждалась, казавшейся ей бесконечной свободой, Сеня чумовел от изысканных блюд и от постоянного присутствия рядом в доме своего « Пусика».

Удовольствие от праздной жизни немного подгаживала зудящая нога. Она чесалась постоянно под гипсом: и днём, и ночью, даже особенно ночью.

Неля залезала под гипс тонкой спицей. В одно из таких залезаний спица змейкой выскользнула из рук и навсегда пропала в жерле гипса: ни вытащить, ни вытряхнуть!
Неля приспособила для почесалок другую, самую длинную в хозяйстве спицу, с круглым ушком, в которое для контрольки была вдета верёвочка, за которую спицу даже в случае провала можно было выудить обратно на свет божий.

Иногда большая спица встречалась там, внутри гипса, со сгинувшей маленькой. Они грустно целовались там внутри. Огорчённый их «дзинь-чмок» слышала Неля и спешила быстренько выдернуть за ушко на свет свою новую, порабощённую подругу.

Все эти манипуляции раздражали и утомляли Нелю, несколько снижая градус её жизнерадостности, а с темпераментом вообще стали происходить трагические метаморфозы.

Такие ещё недавно желанные супружеские ласки стали утомлять и даже унижать самолюбивую Нелю. Она вынуждена была лежать с вытянутой левой ногой и весь процесс думать только о том, чтоб темпераментный Сеня не раздавил её травмированную ногу.

Сеня же Нелиных мук не замечал, он ждал слов и что самое непостижимое, движений. Парализованная страхом и унижением Неля не обеспечивала звукового оформления, и в смысле движения тоже оказывалась не на высоте.

Не на высоте Неля быть не любила, она злилась на себя, на ненасытного Сеню, а ночи постепенно стали представляться ей Голгофой. В одну из таких ночей, она умудрилась назвать Сеню животным.

А вот этого делать было категорически нельзя! Сеня крепко обиделся и пообещал больше не рваться к её райским вратам ни в коем случае, отвернулся к стенке и уснул, посапывая праведным гневом и обидой.

На утро разговоров на тему о вчерашней размолвке не было, но и притязания с Сениной стороны прекратились. Неля не особо переживала ,зная темперамент своего мужа, она понимала, что бойкот ей объявлен не серьёзно и не на долго.

До этого пару раз Неля отлучала мужа от тела в воспитательных целях, достаточно было обдать Сеню холодом на дня два-три, и все неурядицы решались в Нелину пользу. Но это был, пожалуй, первый раз, когда Нелю отстранили от тела, то ли за грубость, то ли за некачественное исполнение супружеских обязанностей.

Прошла почти неделя, но тревожный звоночек в Нелиной такой тонкой, такой деликатной душе почему-то молчал.

Райка парикмахерша повадилась к Неле по сто раз на дню, да что повадились, двери не закрывались и получалось: дверь в дверь, и чужая, и своя жизнь как на ладони.

С утра пришла опухшая, в слезах и с порога:

— Ты представляешь, Нелька, у меня кто-то палки перехватывает. Какая-то сволочь перехватывает палки!

-Какие палки? Кто перехватывает?- очумела Неля.

— Да что ты дуру из себя корчишь? Толиковы палки перехватывает какая-то зараза. Присушила сука какая-нибудь и всё! Уже три месяца меня не касается. Я его и так и сяк, а он, гнида ,меня отпихивает, не хочет, сволочь! Законную свою жену , гад, не хочет! Это точно присушила какая-то сука, я ж найду. Я ж ей,бл»ди, всё её на изнанку выверну!

Райка сидела , курила Нелькины сигареты, запивала их Нелькиным бразильским кофе, а из махоньких глазок её катились огромные слёзы, которые были вдвое больше, чем сами глаза.

Слёзы катились одна за одной, первая выкатилась, остановилась на щеке, задрожала и повисла как живая, а за ней уже мчится вторая хрустальная и скорым своим бегом сбивает первую прямо в чашку с бразильским кофе.

И получалось: запивает Райка свою беду чужеземным кофе со своей солёной слезой.

Нелька мельком глянула в окно и обомлела: к дому шёл Райкин Толик, был он пьян, как востребованный водопроводчик, голубые джинсы его поражали яркой синевой в районе мошонки и немного дальше к коленям.

Попросту сказать герой-любовник был вульгарно обоссан.

— А вот и твой присушенный идёт!- Нараспев проворковала Неля- видать, ещё и примоченный, иди, встречай сокровище своё.

Райку снесло со стула в мгновение ока, захлопали двери, пощёчины, вопль, крик, долго ещё слышался шум злобной возни. «Укладывает, счастье своё.»-подумала Неля и вернулась к своим делам и мыслям.

До Сениного прихода была ещё уйма времени. Неля любила эти неспешные минуты наедине с собой в тишине чисто убранной квартиры. Она раскладывала свои мысли, как пасьянс, и пасьянс этот сходился или не сходился, от этого «схождения-несхождения» зависело её настроение и, отчасти душевное здоровье.

Сегодня пасьянс не хотел сходиться никак. В романтической Нелиной головке проносились злые и ревнивые мысли, иллюстрированные богатым воображением.

В этих бредовых видениях грудастые блондинки подстерегали трепещущего ноздрями Сеню( о как она хорошо понимала очарование этих трепещущих ноздрей)!

В сочетании с развернутыми плечами и спортивным торсом, Сеня походил на древнегреческого Бога, не юного и непорочного в своей красоте, а искушенного, заласканного Бога.

Женщины шли на трепет его изысканно вырезанных ноздрей, как крысы на дудочку крысолова. Так что обзавестись прекрасной грудастой блондинкой для Сени было- раз плюнуть.

По ночам Неля просыпалась от ужасных видений, в которых она пыталась удержать своего Сенечку, тянула к нему свои руки, пытаясь захватить его в объятья, но он выскальзывал из её рук, и она оставалась с пустыми объятьями и просыпалась в липком поту с бешено колотящимся сердцем.

Несмотря на романтическую свою натуру, Неля обладала трезвым мужским умом и не заурядными аналитическими способностями. Все разрозненные и раскиданные по жизни сведения в её голове моментально складывались как пазлы в стройную картинку действительности, где всё было ясно: что из чего проистекало и во что перетекало.

Ни один кусочек пазла не выпадал из сложившейся картины, а точно занимал положенное ему по ситуации и художественному замыслу место. И на этот раз картинка сложилась быстро и печально.

Огорошенная догадкой-открытием Неля ещё даже не удосужилась продумать линию поведения. Сидела в утреннем халате, попивала медленными глотками кофе. Пора было идти в соседнюю квартиру к Райке, привести в порядок голову, бровки, короче -«почистить пёрышки».

Салон на дому уже работал вовсю. Под колпаками фенов сидели две знакомые Неле дамы. Пока Райка накручивала её на бигуди, Неля мрачно смаковала подробности скорого разоблачения коварного Сенечки.

-Ты чё сегодня такая вздёрнутая?-спрашивала Райка- чё тебе всё не хватает, живёшь, как сыр в масле, деньги, шмотки, Сенька тебя даже хромую любит!

-На минуточку-встрепенулась Неля -почему хромую, я не хромая, я в гипсе.

— Ты чё ,Неля, дура? Ты в гипсе уже пятый месяц, неужели ты думаешь, что когда с тебя сдерут гипс, ты впрыгнешь в свои метровые туфельки и пойдёшь задом крутить по дорожке? Ты про шпильки навек забудь, а с хромотой смирись, это я тебе точно говорю, много таких сложных случаев наблюдала, и ни один из них без хромоты не обошёлся.

-А твой случай, пожалуй ,и потяжельше будет. Сама посуди : пол года в гипсе. Там у тебя атрофировалось всё: вместо ноги плёточка висит тоненькая-тоненькая. Если на неё ступить, то сразу: хрясь ,и пополам, и опять гипс, а то и того хуже-ампутация! Так что я те, как подруга говорю: готовься и смирись!

Внутренне холодея, Неля сидела и пыталась осмыслить тот факт, что она, она, Неля, ногастая, попастая, хорошенькая Неля-ХРОМАЯ! Поверить в это было немыслимо!

Она не может быть ни сирой, ни убогой, потому, что она Неля, красивая весёлая, прекрасно танцующая и грациозная Неля! Сделать её хромой, это всё равно, что специально, из хулиганских побуждений,разбить какую-нибудь уникальную вазу имеющуюся в единственном экземпляре во всей вселенной! Кто ж на такое пойдёт? Конечно, никто!

Послышался звон ключей, с работы вернулся трезвый Толик, салонная картина была для него привычной, он приветливо поздоровался с женщинами и прошёл на кухню.

Райка причёсывала даму средних лет, этакую в меру образованную матрону, у которой всегда в жизни всё хорошо и правильно.

На кухне что-то гремело и шкворчало.Толик разогревал обед. И вдруг Райка выронила из рук расчёску, метнулась к кухне и с Криком:

-Кто жену не е…т, тот не жрёт!- выхватила сковородку из под носа уже вооружившегося вилкой Толика. Задвинула её в пустую духовку(благо не в холодильник) и пинками стала выпроваживать своего несчастного мужа сквозь строй клиентуры в комнату.

Он упирался, тормозил ногами, но быстро понял, что сопротивляться бесполезно, сопротивляться- это только продлевать секунды позора. Понял, что стыд сжигает не только его трезвую душу, но и несчастных женщин, впихнутых под фены, наполовину причёсанных, и не уйти и не скрыться, только опустить глаза долу.

А она всё пихала и пихала его в униженную спину: -Жрать он сел, импотент поганый, а жену значит е…ть не надо, сволочь, я тебе не то, что жрать, я тебя ,гада, ещё кровкой умою!

Женщины притихли потрясённые, у дамы под феном сползала по щеке жгучая слеза стыда, а Неля сидела и думала: « Как всё оказывается просто: кто жену не е…т, тот и не жрёт!»

А она тут перетасовывает день и ночь свои психологические выкладки, истоки измены ищет, свою вину раздувает до вселенских размеров: да как подойти, да как сказать, а всё просто и гениально: «Кто жену не е…т, тот не жрёт!»

Неля встала перед большим зеркалом, стала стаскивать с мокрых волос бигуди:

-Я , Райка, домой пойду, что-то голова разболелась, пойду лягу.

-Как пойдёшь? Не чёсанная, не прибраная-тебе же завтра к врачу, впрочем, как хочешь, два рубля оставь и иди!

— За что два рубля-то, я же не причёсывалась?!

— А не захотела и не причёсывалась, я то тебя накрутила, время своё тратила, а что у тебя бзик, так это твоё личное дело. Два рубля оставь. Вечером приду-причешу!

Неля поспешно бросила на столик трёшку и не присущим ей твёрдым голосом сказала:

-Вот тебе трёшка, и сегодня не приходи!

Ввалилась в свой дом раненым зверем, села на пуфик в коридоре, вытянула вперёд перед собой ненавистную костяную ногу, и мысли одна горше другой покатились, как с горы.

Что там у неё вместо красивой стройной ноги теперь? Хрупкий отросток, беда на всю жизнь? Ведь хромота это конец всему: ни фигуры, ни походки, ни осанки- всё сгорит в топке хромоты.

И вдруг жестокая догадка полоснула по душе: а ведь Сеня, наверняка откуда-то знал, что она теперь хромая будет, не оттуда ли ветер дует? И если ещё сегодня утром она готова была помучить Сенечку своего изрядно, но простить , то сейчас измена перестала быть вынужденным адюльтером по не задавшимся семейным обстоятельствам.

Дело то попахивало предательством! Действительно ,зачем Сенечке, обитателю Олимпа, хромоножка, он ведь всегда с такой гордостью и любовью наблюдал, как смотрят его Нелечке вслед мужчины, как легко танцует на вечеринках его Пусенька.

А тут хромая…Ненависть взбилась в горле, как сливки в миксере, тошнота подкатила прямо в мозг, такой простреливающей насквозь обиды и боли Неля не испытывала никогда!

Так больно, так стыдно ,и такой мерзкий Сенечка сейчас придёт с работы и ляжет на их диван, предварительно плотно пообедав, чмокнув, даже не чмокнув, а клюнув хромоножку-Неличку в ненужное уже ему симпатичное личико.

Она сидела и раскачивалась на пуфике, как еврей на молитве , и вся её счастливая жизнь с ненаглядным Сенечкой прокручивалась перед ней с кинематографической чёткостью, меняя ракурсы и значения многих происходящих до сегодняшнего дня событий.

И наполняя их другим, зловещим смыслом, который призывал давно уже взять на заметку многие слова и поступки Сенечки, прокрутив в обратку которые, не стоило было удивляться сегодняшнему его предательству! Где же её глаза были? Где?

Коварный Сенечка пришел с работы-всё по сценарию: дежурный поцелуй, комплексный обед из трёх блюд плюс компот. Салфеточки, вилочки, ложечки, тарелочки-всё по высшему разряду.

Сеня с удовольствием закурил послеобеденную сигаретку, закурила и Нелечка.

Они, сидя друг против друга обменивались затяжками, как воздушными поцелуями, смотрели перед собой и молчали. Запах грозы уже сквозил в этом молчании, и всё же, когда Неля произнесла первые слова своего монолога, Сенечка трусливо вздрогнул.

— Вот что я скажу тебе, Сенечка,- торжественно запела Неля- завёл ты себе на работе любовь. Дама она семейная. Мыкаешься с ней по углам, всё у вас прекрасно: работаете вместе, выпиваете вместе, а по вечерам невинными голубками прилетаете назад к своим глупым обманутым супругам, чтобы переспать ночь в родном доме и, как говорится: скорей бы утро и снова на работу.

Там у вас любовь с интересом: и выпивка, и секс, а дома опостылевшая хромоножка у одного и крепко пьющий мужик у другой.

-Да с чего ты это взяла?- вскинулся Сеня-что за бредни ты несёшь?

Сеня решил уйти в глухую несознанку.

-Я работаю не разгибая спины, пока ты тут по Райкам и по подружкам мотаешься на такси, прихожу весь вымотанный, как шавка , а ты тут с идиотскими своими разговорами!

В голове у Сени бил молоточек: кто стукнул? Кто? Даже при её сумасшедшей интуиции невозможно вычислить всё так точно и чётко. Без стука здесь не обошлось, но кто? Кто?

Неля же окрылённая произведённым эффектом, продолжала:

— Чем же она тебя купила, Сеня? Вином дармовым, сексом в предбаннике, или красотой неземной? Почему ты так легко наплевал на меня и подставил под позор? Почему так рискнул своей семьёй, ведь ты же не мог не знать, что я тебя вычислю? Короче, давай определяйся, а пока вали к папе с мамой. Порадуй их, делать тебе в этом доме нечего, собирай манатки и катись!

Сеня кричал, что никуда он не уйдёт, вспоминал, что он законный муж, обозвал Нелю идиоткой, сказал, что её место в дурдоме и пошёл смотреть телевизор.

Нелечка собрала свои постельные принадлежности, потихоньку переселилась из их такой наполненной любовью, а теперь в одночасье осквернённой спальни в большую комнату. Сказала:

— Живи пока, если стыдно и страшно к родителям идти, а пассия твоя без кола и двора, видать сама на вылете. Но как только что-то изменится в моей личной жизни- вылетаешь со скоростью звука. Или ты думал, что я век буду гипсом обезврежена?

-Не волнуйся, я тебе ещё устрою показательные выступления! Я даже , не дай Бог, хромая, тебе и твоей жалелке фору дам. Короче : телек до двадцати двух и выметайся в спальню, мечтай там до завтра о радости своей дешёвой! Ко мне ни ногой! Убью!

Сеня был человеком, мягко говоря, не самым умным. Несмотря на все свои институты, макаровки , незаурядные математические способности и прочая,по жизни он плыл малообразованным брёвнышком.

Телек, политические и спортивные новости, иногда детективчик на ночь и всё! Дальше его художественные пристрастия не утекали и вопросы самообразования никогда не вставали перед ним, в виде духовной необходимости.

Сведения о жизни он черпал на ходу, небрежно и не особо бережно скидывая их в шкатулку своей памяти, иногда поражая Нелю такой вопиющей невежественностью, что та просто элементарно огорашивалась его своеобразными суждениями и неожиданными выводами за жизнь.

На двадцатипятилетие Неле подарили симпатичную заморскую черепаху. Радости она принесла мало, как-то не согревало душу её присутствие в доме, но тогда только пошла мода на всё экзотическое.

До террариумов в спальне ещё дело не дошло, но черепаха уже могла считаться признаком хорошего тона. Неля её кормила всяческими травками, согревала под лампой, холила, но черепашка, названная просто и незатейливо Фросей, грустила и хирела на глазах.

Тёмная в этом вопросе Неля не могла представить, что же ей сделать для Фроси. Литературы по этому вопросу под рукой не было ,и Неля путалась в многочисленных советах доброхотов.

Одним из этих советов было искупать Фросю. Добросовестно заткнув пробкой мойку, она напустила туда водички комнатной температуры и,бережно поддерживая змеиную головку своей подружки, помогала принимать той ванны. Из рук не выпускала, не знала умеет ли плавать Фрося.

И вот купая свою Фросю, вдруг ощутила спиной чей-то взгляд, обернулась и сразу столкнулась с сумасшедшими, от ужаса увиденного, глазами Сенечки:

-Что ты делаешь, Пусик? Что же ты её из панциря не вынула? Их же нельзя так купать! Черепахи, когда купаются, панцирь снимают!

— Ты что, Сеня, с ума сошёл? Как ты себе это представляешь? И с чего ты это взял?-обалдела Неля.

— Я сам видел! Они снимают панцирь, домик свой, а потом идут купаться!

— Не мели ерунды, где, ну где ты мог такое видеть?

-Видел, видел! В мультике про черепашек!

Красивое Сенино лицо было в этот момент таким одухотворённым и благородно- умным, то Неля который раз утвердилась в мысли: красота-вещь опасная, в руках идиота.

В эту ночь защитник черепах не спал. Он вздыхал, ворочался, вычисляя предателя в своём стане. Создавалось впечатление, даже не впечатление, а уверенность в том, что сведения к Неле поступили из ближайшего окружения.

То есть от друга Гены, сотрудника и соучастника в небольших оргиях на рабочем мест. Конечно, и развитие романа тоже разворачивалось на его глазах. Завтра, конечно, Сеня вытрясет из него всё, а уж потом решит, как действовать дальше.

Ибо отказываться от своей золотой Пусеньки он не собирался, но , зная характер Нелички, понимал, что ничего хорошего ему не светит, и оборотка его ждёт жестокая.

А вот этого он не хотел и боялся, так как Нелю могло занести из простой мести в большую любовь и тогда-конец, уже не помогут никакие клятвы и уговоры.

Незатейливый роман его назревал долго. Дама, звавшаяся Машей, но упорно представляющаяся Мариной, глаз на него положила давно. Но как-то всё ограничивалось до поры до времени переглядками.

Но как-то Маша-Марина заглянула к ним в мужскую компанию на огонёк с трёхлитровой банкой вина. Посиделки повторялись и вскоре из периодических плавно перетекли в постоянные.

Одна из посиделок закончилась бурным соитием где-то между проходной и служебными корпусами. Ну а дальше всё покатилось по накатанному сценарию пошлого служебного романа.

Влюблена была в него Маша-Марина, как гимназистка. Это льстило самолюбивому, точне, самовлюблённому Сенечке, тем более, что пришлась эта влюблённость на тот момент, когда дома его репутация героя-любовника крепко пошатнулась и была поставлена под сомнение.

Роман, с одной стороны увлекал, с другой несколько тяготил уж больно сильной прилипчивостью новой пассии. Оставлял неприятную оскомину и постоянный страх того, что его хоть и стреноженная, но очень умная Нелечка прознает что-нибудь, и тогда наступит конец света.

Потому, что Неля-это Неля, женщина со знаком качества и любовь всей Сениной жизни. Всё, что было до Нелички-это «крэк», производная кокаина, а Неля это кокаин, чистый и бьющий в глаза, как снег.

Проворочавшись всю ночь и так и не решившись подойти к двери спящей в большой комнате Нели, Сеня ушёл на работу, впервые за шесть их совместных лет без горячего завтрака и такого сладкого поцелуя в дверях.

А ведь вчера ещё угощала завтраком, ненавязчиво пододвигая Сенечке лучшие куски, и целовала, а ведь была уже наверняка в курсе событий!

Тоже прощелыга ещё та! Даже страшно представить в какую невероятную гастроль может занести её , учитывая артистическую натуру и склонность к авантюризму.

Геша клялся мамой, что никому ни гу-гу, даже сожительнице своей, с которой Неля была на короткой ноге,( на короткой, не на короткой, но нога же в глубоком гипсе, куда ж она из дома могла выйти, где , кого встретить)?

Была возможность утечки информации по телефону, но в телефонных общениях они никак абонентами не соприкасались с Нелей. Оставалось или поверить в неординарные экстрасенсорные способности Нели, или в коварное предательство Геши.

Логика жизни тянула в сторону предательства. Геша получил жестокое физическое замечание и от рабочих оргий был отлучён.

Вечером того же дня оскорблённый Геша поделился с сожительницей несправедливостью предъявленных ему другом обвинений, по ходу выложив про все Сенины шашни подруге всё, как на духу.

Не успел забрезжить рассвет, как впечатлённая и счастливая Гешина пассия неслась к ближайшему телефону- автомату, чтоб дозвониться Нелечке, уточнить, дополнить, раскрасить и добить такую гордую самовлюблённую дрянь, как её приятельница Неля.

Неля распахнула глаза, как только за мужем хлопнула дверь, не спеша добралась до ванной комнаты, слега уже припадая на загипсованную ногу.

Гипс должны были снять вот-вот,но ей не терпелось посмотреть, что же там внутри вместо красивой её крепкой ножки? Аккуратно разрезав гипс до половины, Неля стянула его, как стягивают тесно облегающий ногу сапог.

Соединила две ноги вместе и увидела безрадостную картину. Две её ноги стояли вместе: одна пряменькая с круглой коленочкой, ещё не утратившая окончательно летний загар, а вторая притулилась к ней тощим синим уродцем.

В то, что эта ножка сможет когда-нибудь будить мужское воображение и возбуждать какие-то чувства, кроме отвращения, верилось с трудом. Рядом на полу валялась освобождённая из плена спица.

Налюбовавшись вволю всей этой красотой, Неличка надела обратно свой гипсовый сапог, проклеила его по шву оконной лентой и занялась своим утренним туалетом.

Но тут раздался звонок, который ничего в её жизни и в принятых решениях не изменил, а только ещё раз макнул мордой в дерьмо унижения и людского злорадства.

«Кормить- не кормить»-раздирала Нелю неразрешимая дилемма. Логично рассудив, что деньги Сенечка приносит, она их берёт, пришла к выводу, что не кормить-себе дороже.

Кормить будет, и не хуже, чем кормила, а вот подавать-увольте!

Она уже дожаривала румяные Пожарские котлеты, в домашних сухариках, они лежали красивой горкой в миске. Запах стелился по кухне аппетитнейший, вот на этот запах и ворвалась Райка.

-Опять своему борову ресторан на дому устраиваешь? И откуда у людей деньги, так жить и так жрать? Ты, поверишь на хлеб нет, дети придут со школы, мне кормить нечем! Как жить, Боже мой, как жить?- прогундосила и сама себе поверила Райка.

Села, подложила под щёку ладошку и начала брызгать слезами:

-За две стоянки платить приходится: за» Жигуль» и за «Рафик», вот и посчитай: за стоянки плати, за страховку плати,опять же бензин- Райка энергично загибала жадные пальчики-кто ж это выдержит?

— Действительно, тяжко. -саркастически ухмыльнулась Неля.

Райка перешла на свой излюбленный базарный перезвон:

— Хорошо тебе, всё у вас есть, денег, как грязи, живёте, беды не знаете.

-Рай, ну с чего ты взяла, что у нас денег, как грязи?

— А потому, что вы явреи,а у явреев всегда денег,хоть жопой ешь!

— Ну и в какой же такой сберкассе деньги за еврейство выдают? Может, подскажешь? Не знаешь? Конечно, не знаешь, если бы знала, то сразу же про своего папашку Броника вспомнила и у той сберкассы первой была! Да вместо церкви давно бы уже все ступени у синагоги подолом отполировала! Дура ты всё-таки , Райка!

— Дай хоть пару котлет детям, ударяя на последнем слоге, приказала Райка. Это «детям» с ударением на последнем слоге и «калидор» вообще являлись визитной карточкой Райки.

-Да дам я тебе котлет, уймись –успокаивала Неля, разливая в воздушные чашечки ароматный кофе.

Райка курила тоненькие Нелины сигаретки, попивала ароматный кофе и продолжала на той же ноте:

— Ну как жить: за квартиру заплати, гараж вот-вот на подходе, ну где же деньги брать, если на хлеб детям положить нечего?

Неля поняла, что сейчас последуют перепевки, Райка со своими жлобскими выкладками сидела у неё уже в самой печёнке, если сейчас Райку не обезвредить и не обуздать, день будет отравлен напрочь.

Неля развернулась к ней всем телом и произнесла, глядя прямо в эти маленькие тусклые глазки:

-Райка, вот у меня, по твоему разумению много денег. Я завтра куплю себе небольшой самолёт, и каждое утро буду приходить к тебе и ныть про то, как дорого мне обходится взлётная полоса. Как ты при этом будешь себя чувствовать, хотела бы я знать
?
Райка поморгала несколько секунд в сторону Нели своими пуговками, осмыслила услышанное, поняла ,что её где-то там даже оскорбили, бросила в Нелю:

— Дура ты ,Нелька ,и блять !- выдернулась из-за стола, остервенело потушила в воздушном блюдце окурок, и пошла, тряся своим вислым задом и задевая все возможные косяки, восвояси, на прощанье салютнув дверью так, что Неля подпрыгнула.

« Ну всё, обиделась, слава Богу, можно отдохнуть! Но почему блять а не через «д», что это своеобразная форма усиления оскорбления или особенная, только Райке присущая грамматика?»

Неля смотрела на окурок в блюдце и всю её переворачивало от омерзения. Она никогда не понимала, как можно погасить окурок в тарелке, в блюдце, когда для этого есть пепельница.

Никакие оправдания и разговоры о том, что во время застолий, скажем так под пьяную лавочку, это вполне может случиться с каждым, не могли её заставить поверить, что есть такая степень опьянения, при которой пепельницу можно спутать с тарелкой.

Если бы это было так, то и,взаимообразно, тарелку можно было бы спутать с пепельницей. Но на её памяти не было ни одного случая, чтобы гость, на какой бы «кочерге» он ни находился, положил себе салат или курицу вместо тарелки в пепельницу.

Значит всё это просто пробел в воспитании, бедная эстетика души и неуважение к хозяйке, что сейчас наглядно и продемонстрировала Райка.

Неля уже закончила приводить в порядок кухню, когда раздался злобный треск телефона. «Райка»- догадалась Неля.

-Положь детям еду и оставь в калидоре!- прокаркаля Райка.

-Положу, положу,- с соблюдением Райкиных фонетических предпочтений заверила Неличка. На том конце провода что-то злобно прошипели и разговор прервался.

Неля положила в мисочку попроще(всё равно не вернёт) две симпатичные котлетки, четыре тёплые картошечки. Бухнула маслица, припорошила укропчиком.

С сожалением вздохнула. Она то знала, что всё это уйдёт в тугой барабан Толикова пуза как задаток за очень гипотетические ночные ласки.

Ходила по дому Неличка уже без костылей, полируя валенком гипса полы, прихрамывала очень даже не сильно и несмотря на свою мнительность, понимала, что с ногой у неё всё будет, как говаривала её киевская подружка «агибэби»,то есть хорошо .

Через неделю снимут гипс,( который она уже две недели, как сняла), потом курс физиотерапии и ,как говорится: на свободу с чистой совестью. А ведь ещё полгода назад свободой ей казался этот самый треклятый гипс! А вот оно, как всё обернулось.

На сегодняшний день мечтой стала та самая ненавистная пробежка за автобусом на длинной,острой шпильке.

О том ,что гипс носил в общем облике Нели уже чисто декоративное значение никто не знал, свой скорый победоносный «выход из-за печки» Неля смаковала, как блистательный реванш всем им и за всё.

Во всю используя автономность своего времяпровождения от Сенечки, Неля спокойно, неспешно и с удовольствием собиралась на юг. На юг-это значит: продуманно-смелый купальник, легкомысленный сарафанчик, две-три пары сногсшибательный босоножек и, конечно, маленькое чёрное платьице.

Всё это у Нели было, не было только в достаточной доле куража, но кураж тоже вскоре появился, после снятия гипса, упорных занятий в методическом кабинете, Неля стала узнавать и признавать свою «левую».

По утрам она загорала на лоджии, попивая мелкими глоточками кофе, продумывала маршрут своего путешествия на юг, и Сеня с его вероломством отступал на задний план.

Никаких выяснений отношений Неля не хотела, сохраняла дистанцию при которой трусливый Сеня не смог бы попытаться выяснить отношения даже если бы это и пришло в его забубённую голову.

Она ходила по дому с видом попранной добродетели, а по утрам, оставаясь одна, аккуратненько готовила в поездку вещи. Укладывала чемоданы с нарядами и подарками для своих киевлян.

Для начала решено было рвануть в Киев, в город детства и юности, ну а там , как карта ляжет. С Киевом всё рядом: и Адлер, и даже Гурзуф. Главное- быть во всеоружии.

Билеты на самолёт лежали в паспорте, паспорт в косметичке рядом с пачкой новеньких десяток( были в этой пачке купюры и побольше, но максимально употребляемая в быту, щедрая купюра-это десятка).

Подарков родне и друзьям был воз. Из зеркала на Нелю смотрела красивая и главное — окончательно готовая к грехопадению женщина. Всё складывалось сакраментально удачно.

Неля змейкой вползла в своё маленькое платьице, с трепетом погрузила с атласные недра своих любимых лодочек ноги, и лодочки приняли её настрадавшуюся ножку, обволокли уютом и надёжностью.

Медленно прошлась через комнату, вышла в переднюю к большому зеркалу и замерла, любуясь волшебным своим отражением: приспущенное плечико платьица переходило в голую загорелую спину, сужающаяся к колену юбка создавала впечатление тонкой талии и стройности, стройности, как раз маленько сейчас Неле не доставало.

Полгода гипса отложились и осели на её бёдрах ненужными маклаками, а на талии образовался небольшой «спасательный круг», но всё это слетит при первом же намёке на влюблённость, при первом же потрясении души, а до потрясения рукой подать, думала освобождённая от уз супружеской верности Неля.

Волосы мастерски были частично выгоревшими на солнц. Помогла им выгореть всемогущая трёхпроцентная перекись. Можно было убрать их в небрежный узел на затылке, можно было рассыпать по плечам, всё зависело от обстоятельств и желаемого акцента предполагаемого и безусловного успеха самой Нелички.

-Куда, ну куда ты собралась? -верещала Райка- он же без тебя здесь совсем скурвится! Тебе надо не о том сейчас думать, надо курву евоную к ногтю прижать, ему морду разукрасить, а ты уезжаешь чёрти куда, оставляешь ему квартиру для б…ства.

-Смотри: приедешь, а замки-то поменяны! А краля его уже полной хозяйкой твоему мужу и всему твоему добру. Что же ты дура такая по жизни, Неля?- в Райкином голосе прозвучали искренние нотки. Искренность и Райка-две вещи несовместные, Неля даже умилилась.

Вечером походя бросила грустному Сене:

— Завтра я улетаю, ты сам тут по хозяйству справляйся: морозилка полная, холодильник забит, деньги у тебя есть. Не маленький- справишься, да и мир не без добрых людей: помогут, накормят, приласкают, обогреют.-не смогла не добавить Неличка.

Сеня горестно осел ,подложил ручонку под скорбную свою щёчку и стал похож на маленькую беззащитную старушку:

— Куда уезжаешь? Зачем? Пуся ! Ну давай поговорим, что ты ходишь, что ты сплетни слушаешь? Я ж люблю,тебя, Пусенька!

-Ну ,а раз любишь, то понимаешь , что мне надо отдохнуть после болезни, вот я и еду отдыхать.

-Отдыхать она едет! Ёб твою, полгода отдыхала-не наотдыхалась! Тебе ж на работу выходить надо, какое отдыхать?

— На работе у меня отпуск, а насчёт «пол года отдыхала» так это ты зря, как говорила моя бабушка:»Моим врагам такой отдых!»

-Знаю я эти отдыха и эти юга!- гремел Сеня ,моментально обретя свою всегдашнюю осанистость и громогласность.

— ты ж на юг едешь жопой там крутить, рога мне наставить хочешь, мстишь, сволочь ты ,Нелька, сволочь и всегда сволочью была!

-Да за что мне мстить тебе , Сеня , ты же ни в чём не виноват.? Ведь правда, не виноват?- ласково посмотрела на мужа Неля.

-Конечно, не виноват, ну давай поговорим, давай всё выясним, ну куда тебя несёт с хромой ногой?

« Хромая нога» поставила точку в разговоре, Неля посмотрела внимательно прямо в карие глаза своего зацелованного и залюбленного Сенечки, вздохнула обречённо:

-Ладно, приеду-поговорим, сейчас я спать пошла, завтра рано вставать!

Долго ещё бушевал под дверью разочарованный и оскорблённый Сеня, а как же: шесть лет без него ни шагу, за Сеней, как ниточка за иголочкой, и вдруг: нате вам, пожалуйста –на юг! Одна,!

Да Нельку на юг пустить одну, всё равно,что джина из бутылки выпустить, но постепенно гневные «Не пущу, порву билеты, по новой ногу сломаю!»- звучали всё менее убедительно, а затем стихло всё и замерло до утра.

Сеня проворочался всю ночь, тревожные мысли взбивали подушку каменным комом: когда, чего успела эта аферюга лживая, ходила здесь, хромала, умирающего лебедя изображала, а билеты уже на руках, чемоданы упакованы, тропа разврата проложена. Ну не говно ли?

И всё на его трудовые, сволочь! И никакая она не хромая! Не поедет Нелька за тысячу километров щи хлебать, едет с целью, значит морально и физически подготовленная! И ни удержать, ни запретить!

Досада, ревность, гнев и целая пригоршня претензий к лживой супруге теснили атлетическую Сенину грудь, на весах Фемиды его маленькая шалость не весила ничего, а вот Нелькино предательство выжигало душу. Скорей бы утро и на работу, там шлёпнуть и забыться, успокоиться и разобраться.

В соседней комнате не спала Неля ,празднуя свой грустный триумф. Умудрись в этот момент Сеня победить свою гордыню, и вломись он к ней в слабо защищённую наброшенной на ручку двери пластмассовой линейкой, комнату, всё могло бы сложиться по-другому.

Но Сеня элементарно трусил. Он никогда не боялся драк и потасовок, с удовольствием впарывался в разгар самых отчаянных разборок. Но вот морально был труслив.

Боязнь потерпеть фиаско, стать посмешищем лишала его возможности одерживать иногда такие важные в жизни маленькие победы. А Неля не спала, подспудно ждала насильника-Сенечку и прокручивала события последних суматошных дней.

На работу она заявилась «а-ля де Сара Бернар», в лёгком спортивном костюмчике, кроссовках, с элегантной тросточкой свёкра. Тяжело опираясь на трость, вошла в комнату секретарши директора, отдала все скопившиеся за полгода больничные, представила справочку на лёгкий труд.

Предупредила, что ещё один больничный на руках, на работу выйдет не раньше, чем через месяц, но начать эту работу желает с отпуска, который ,по независящим от неё обстоятельствам, отгулять ей так и не довелось.

Виноватое кругом начальство было согласно на всё, ведь Нелечка такая благородная: ни на кого в суд не подавала, никаких кляуз не писала. А ведь поскользнулась то, на не обезопашенной по их вине «ихней» же территории.

Всё подсчитали, всё оформили, и по самым скромным подсчётам должна была Нелечка предстать пред их светлые очи где-то поближе к осени.

Тяжело опираясь на трость, Нелечка пропутешествовала в кассу расчётов, там загребла денежки за полгода страданий, плюс отпускные, села в машинку и укатила домой.

Дома открыла чуланчик, прислонила к стоящим в углу костылям изящную свёкрову тросточку и закрыла страничку грустной истории своего перелома для себя навсегда.

Утром машина с шашечками увезла шикарную Нелю в аэропорт. Сеня стоял и смотрел вслед своей упархивающей Пусеньке и понимал, что жена вернётся, может быть даже всё ещё и утрясётся, но что-то важное и щемящее- нежное в их отношениях потеряно безвозвратно.

А впрочем, чего ломать голову и гадать на кофейной гуще? Сейчас он поедет на работу, там всё легко и просто. Там он весь в шоколаде: сотрудники трепещут, женщины боготворят, квартира свободна ,короче- жизнь налаживается.

Неля подъезжала к аэропорту мрачнее тучи: не удержал, не хватался за дверцы такси — отдал без боя. Козёл!

В сутолоке прилетающих-отлетающих прямо грудью наткнулась на Ирину, загорелую до неприличия, стройную брюнетку, с глазами синими, как самое синее море.

Когда-то Ирка жила в Нелином дворе (это было ещё до первого пробного Неленого замужества), была Ирочка весёлой, лёгкой на подъём и крайне легкомысленной особой.

Мужчины Ирочку обожали, она же их использовала, как одноразовые салфетки. Причём, мало придавая значения качеству этих самых салфеток. Это могли быть и заморские тузы, набитые деньгами, и незадачливые дальнобойщики.

С одинаковой добросовестностью Ирина помогала избавиться от ненужного балласта в виде денег всем, соответственно на неё взглянувшим мужчинам.

-Куда летим? — поинтересовалась Ирочка.

-В Киев, к родне, к подругам, а потом может с подружками на юг мотанём!

— А я вот в Гагры, там меня один «бумажник» ждёт,у него там вилла и все дела! Слушай, мне с ним так скучно, так муторно — поехали вместе, там всё схвачено, будем жить, как королевы, а в Киев свой забацаный на обратном пути заедешь!

— Ага, заеду, если меня там изнасилованную и на сук повешенную через пару лет в горах какой-нибудь старожил найдёт с такой попутчицей, как ты!

-Ну, вот ты, как была трусихой и притворой, так и осталась! Да кому ты там нужна в Гагре той? Там таких, как ты по пучку на квадратный метр площади.Чего не захочешь, того с тобой не будет, а я тебе предлагаю культурный отдых с культурными людьми! У папашки моего там всё в кармане, вся Гагра, но люди интеллигентные, элитные, во сяком случае, никто руки тебе там заламывать не станет.

— Да как же я полечу, у меня рейс на Киев, через сорок минут посадка?!-уже засомневалась Неличка.

-Давай сюда билет и паспорт, пошли в бар закажем что-нибудь, я от барменши Вальки сделаю звонок и мы всё уладим!

В полутёмном баре Нелю охватило какое-то олимпийское спокойствие. ОНи выпили по пятьдесят граммов коньячку, заказали ещ. Ирочка отлучилась звонить, а Неля сидела и ждала, прекрасно понимая, что свой рейс она уже пропускает, как бы там не сложилось с Гаграми.

Но в Гагры неожиданно захотелось. Охватывала даже какая-то дрожь предвкушения, поэтому, когда в проёме барных дверей появилась Ирочка победоносно размахивающая билетами, Неличка почувствовала себя счастливым обладателем выигрышного, не авиа, а лотерейного билета.

Захватив бутылку коньяку, они с Ирочкой отправились в зал ждать объявления о регистрации билетов и багажа, в баре нельзя было толком услышать даже самих себя.

Впереди шла стройная высокая синеглазая ,как все в мире моря, Ирина, а за ней спешила и пританцовывала миниатюрная, как японская статуэтка зеленоглазая, как все беды мира, Неля.

Через два с небольшим часа из стального брюха ТУ-134 вывалились две эффектные подвыпившие женщины, проследовали вместе со всеми, сворачивающими голову в их сторону, пассажирами к аккуратному автобусу-вагончику и на этом симпатичном вагончике благополучно переместились в так называемый «накопитель».

По ту сторону накопителя среди прочих встречающих, перекатывался на коротеньких ножках лысенький шарик с полным ртом золотых зубов.

— Мой!- гордо кивнула в его сторону чёрной гривой Ирочка.

-Что-то он у тебя какой-то невнятный- пьяно констатировала Неля.

Сию конкретную минуту море , то самое легендарное «самое синее в мире, Чёрное море моё», ей было по колено. Хотелось хулиганить, блистать и вращаться, сбросив с себя всю ответственность за своё поведение, уничтожив остатки своей уже порядком подмоченной репутации навсегда!

Золотозубый шарик оказался обладателем гордого имени Вазген и роскошной «Волги» , которая молниеносно доставила их из Адлера в шикарную гостиницу «Иверия», там одноместный номер быстро метафизировался в двухместный.

Вазген готов был оплачивать и два одноместных люкса, чтобы Ирочка, длинноногая долгожданная Ирочка всегда была в его распоряжении, но Ирочка настаивала, кривила пухлые губки, и Вазген согласился поселить неразлучных подружек вместе.

Эта растрёпанная куколка, конечно, невостребованной не останется, значит Вазгену не помеха, да и против такой помехи любвеобильный Вазген особенно не возражал.

Оставив подружек наводить марафет перед вечерним загулом, Вазгик помчался собирать всех своих весёлых братьев и друзей на банкет, который должен был состояться в честь приезда его «дарагой девашки,ах!»

Ирочка стояла перед зеркалом и красила ресницы, Неля сидела напротив и задавала не деликатные с точки зрения Ирочки вопросы:

— Почему твой Вазгик поселил нас в гостинице, если у него,по твоим рассказам, шикарная вилла и пруд с лебедями?

Ирочка промычала что-то нечленораздельное. Красила ресницы Ирочка, почему то с распахнутым ртом. Это было не эстетично и уже начинало раздражать Нелино чувство прекрасного.

— Ну захлопни ты наконец хохотальник! Что за привычка распахивать пасть по поводу и без повода?

Ирочка, стукнув сомкнутыми челюстями, принялась рассказывать Неле про уродину-жену, про дебила сына, про жену сына-тоже дебилу, и про целый выводок внуков-дебилов Вазгена.

Из всего потока словесного Ирочкиного поноса, Неля поняла, что вилла и пруд с лебедями отменяются, вилла была просто заманухой для падкой на роскошные слова Нели.

-Да ладно, легкомысленно махнула на все эти мелочи изящной ручкой Неля- халявный люкс плюс предстоящие развлечения -это тоже не мелочь!

Культурная программа обещала быть насыщенно. Оркестр гремел, официанты мелькали, стол ломился от яств, за столом сидели: Ирочка, Неля, Вазген и ещё штук пять вазгенов похожих друг на друга до карикатурности.

Разнились эти живые копии между собой только размерами лысин и животов. А так же количеством золотых коронок в смеющихся их ртах.»… И тридцать витязей прекрасных…»- пронеслось в Нелином мозгу.

Но весело было всё равно. Нелю постоянно ангажировали, подскакивали молодые люди и из-за соседних столиков. Они были моложе и качеством получше, чем обитатели вазгеновского стола, но разгуляться ей не пришлось. Один из братцев Вазгена вцепился в неё мёртвой хваткой, как бультерьер.

Создавалось впечатление, что до Нели женщин он не видел вообще. Его колотило и колбасило, в танце состояние его доходило до полуобморочного. Неле он был скучен и неприятен, только сквозь призму выпитого стакана можно было терпеть рядом с собой такого не симпатичного кавалера.

В разгаре вечера подружки прошли в дамскую комнату попудрить носики. Ирина производила впечатление счастливой новобрачной.

-Ир,-канючила Неля- но они же страшные, как вся моя жизнь! Я, действительно, как в том анекдоте «столько не выпью», давай сбежим к морю, искупаемся. Хоть протрезвеем чуть-чуть

— А зачем нам трезветь? -резонно заметила Ирочка- нам и так хорошо.Но Неле хорошо не было, конец вечера пугал и тошнил.

Утро застало подруг в номере. Спали они в своих маленьких чёрных платьицах, не умытые и, по-видимому ,никем не пользованные. Как они оказались в номере, как закончился вечер, и кто их пощадил, не вспоминалось никак.

Неля перекатывала по подушке больную голову и мечтала только об одном: о стакане холодной минеральной воды и таблетке аспирина. Ирочка мечтала глобальней, и, наверное, потому, её мечты оказались ближе к реальности, в холодильнике нашлась бутылка шампанского.

Ирочка опрокинула её в себя с поспешностью предполагающей проглотить и стеклотару, но всё обошлось: Ирочка ожила, защебетала, но вспомнить про вчера ничего так и не могла.

Раздавшийся деликатный стук в дверь подбросил Нелю на кровати, как на батуте. На пороге стоял Вазген, улыбающийся и счастливый ( значит тема любви для него всё же где-то прозвучала)?

Но где? Неужели здесь, где валялась пьяная Неля в качестве статиста-трупа? Или Нелиной бессознательной любовью тоже воспользовался какой-нибудь Вазген?

Под лопатки быстро заползал холод, самые страшные и разнузданные картины проносились в воспалённых похмельных Нелиных мозгах.

— Девашки, завракать, завракать! Щас едим кушять шяшлык, вставай Нелья, Рубик ждёт, внизу в машине Рубик Нелью ждёт! Бистра сабирайтесь, девшонки, паедим гулять! А зачем Ира на столе без юбка тансевал? Не хорошо, стыдно!- весело сообщил-спросил Вазгик.

-Вазгик-замирая, спросила Неля-, а я тоже на столе танцевала?

-Нет, Нелья на столе не тансевал, у Нельи ножка болел, она её на стол положил, Робик селовал, массаж делал, а Нелья только очень смеялся громко, и Рубика силовал сёремя.

-Рубик в Нелью вльюбилса сильна, на руках в номер атнёс. Нелья обещал сегодня Рубика любить и замуж за него ходить. Рубик халастой, багатый, Нелью любит, вай, как повезло девашке, вай, как повезло!

Вазгенчик попятился к дверям, кланяясь, как китайский болванчик и повторяя:

-Жидём низу, скарей сабирайтесь, девашки. Скарей!»

-Ирка, я сойду с ума, добром это не кончится, где ты приласкать успела своего Вазгика, что он , как шёлковый?

— А я помню, где? Вроде здесь, тебя же уложили и дальше гулять пошли. Но я уже это смутно помню, но думаю, что здесь, потому что зажигалка здесь Вазгика. Да и постель бараном пахнет!

— Так может это и был баран, а не Вазгик? Хотя разницы принципиальной нет -съязвила Неля.

-Послушай, Неля, тебя вчера Рубен в номер тащил, как рулон обоев, так что, если бы не его глупые уши, на которые ты ему макарон навешала, была бы ты вчера не только под Рубиком, а под любым не поленившимся бараном!

-Ладно, а что такое «Рубик-Рубен?»- поинтересовалась Неля.

— Ой, я сама толком не знаю, он пришёл поздно, но Вазгик перед ним навытяжку стоял, видать большая шишка в этом городе, только страшный очень!

— В смысле?-тихо похолодела Неля.

-С лицом у него что-то, то ли взрыв, то ли авария… Ты что вообще его не помнишь? Ну ,ты даёшь! Ты же с ним в танце в одну ниточку сливалась и смотрелись вы отлично. Он высокий, в отличие от остальных гостей, стройный и танцует клёво, но длинный… Ты ему аккурат по аппендикс будешь.

Спускалась вниз Неля, как на эшафот восходила. Внизу стояли : Вазген, его братец с симпатичной молоденькой девушкой, а немного поодаль, облокатясь на шикарную иномарку, такие Неля видела только в американских фильмах, стоял высокий человек в белом костюме.

Где, в каких мялках мяли его лицо? Оно было всё в мелких рытвинах-ямках, вогнутое внутрь тарелкой и находилось в вечной тени нависших над ним бровей.

Нос выглядывал из лунки этого лица, как солдат из окопа. Картина была зловещей. Содрогаясь от отвращения, Неля улыбнулась в это уродливое лицо.

Рубен ( а это был, безусловно ,Рубен, он же-Рубик) улыбнулся Неле доверчиво и счастливо, как ребёнок, обретший потерянную маму.

Подошёл, приложился к ручке, но не было в его поведении знаменитой восточной, почти лицемерной слащавости, которая так раздражала Нелю.

Чёрные глаза его смотрели на Нелю спокойно и заинтересованно.

-Как самочувствие? Вы не передумали ещё после шашлыков ехать с нами на форель? Неля растерялась:

— Вообще-то я хочу загорать и купаться, а есть сегодня я вообще не хочу.

— Там, куда мы едем можно и загорать и купаться, а есть вы сами захотите, когда вволю накупаетесь!-ответил Рубик, очень удивив Нелю таким виртуозным владением русским языком.

Ехали в роскошной машине Рубика вдвоём, за ними по горному серпантину тащился Вазгик с компанией: братик с дамой и бесценная Ирочка, пьяная уже с утра.

Неля сидела рядом с Рубиком молчаливая и притихшая, она понимала, что сегодняшнее путешествие-полный отклик вчерашнего вечера и её ,мягко говоря, раскрепощённого поведения.

Она даже понимала истоки вчерашнего своего поведения: алкоголь плюс шок. Деликатная Неля всегда тяжело воспринимала чужое уродство, оно не только оскорбляло её чувство прекрасного, но и внушало какой-то суеверный ужас.

Ужас синтезировался с жалостью, перетекая в сострадание, но оно не выражалось в сочувственных вздохах и словах соболезнования -для этого Неля была слишком умной.

Оно выливалось в повышенное человеческое внимание к объекту, с которым Неля начинала общаться , как ни в чём не бывало, внушая ему этим ненавязчивым, но искренним своим интересом, что она не видит никакого изъяна в этом человеке.

Всё получалось у неё весело и естественно. Актрисой Неля была ещё той!
Недаром ещё в детстве, все дауны их двора обожали Нелю, видимо уже тогда она умела вселить в обиженного Богом человечка уверенность, что он для неё интересен и никакого изъяна в нём, в человечке этом, вовсе нет.

Дауны по очереди подходили к их распахнутому во двор окну и спрашивали:

— А Неля выйдет?

Бабушка в таких случаях говорила Неле:

-Иди уже! Свита волнуется, одной идиётки не досчитались!

Но бабушка была мудрой женщиной и понимала, что внучка её растёт добрым человечком, который никогда и никого не ударит ниже пояса в этой жизни.

Другое дело, что её по жизни будут шпынять постоянно, но тут она надеялась на Нелин острый язычок ,ну и, конечно, на Бога, который не оставит её девочку своей защитой.

Вот и вчера, видимо, захотелось защитить, сгладить произведённое Рубиковым лицом ошеломляющее впечатление. Но доза алкоголя, принятая ею вчера, лошадиная, прямо скажем доза, всё переврала и выдернула на стол её уставшую и опухшую левую, как доказательство полного доверия и уважения к объекту.

Ну а потом, естественно, понесла её в диком танце с объектом-Рубиком до полного ,так сказать, умопомрачения, свалила с ног и бесформенным бревном втащила в номер.

Что думает о ней этот странный чужой человек? Как закончится сегодняшний день, куда и в качестве кого её везут? Вопросы заставляли зябнуть.

— Неля! Ты не бойся ничего. Будет только то, что будет ,я ведь прекрасно понимаю, что ты и Ирочка из разных футбольных команд. Ты хорошая добрая девочка, откуда взял, туда и привезу, а сейчас не отравляй настроение ни себе, ни мне. Загорай, купайся, пей вино, радуйся жизни. А я порадуюсь, глядя га тебя.

И, вздохнув, добавил:

— Нравишься ты мне, Неля, очень нравишься!

Горное озеро было холодным и глубоким. В другое время это отпугнуло бы Нелю, в другое время, но не сегодня. Сегодня хотелось ощущать эту опасную глубину и тугой холод воды.

Аппетит проснулся волчий. Неля выбегала на берег и бросалась к столу, как коршун. Хотелось всего: и мяса, и тонко нарезанной сёмги, и звенящего солнцем винограда.

Еда доставляла неземное наслаждение. С вином же Неля вела себя крайне аккуратно ,она всё время помнила, что впереди ещё насыщенная вечерняя программа, и выступать в роли молчаливого покорного брёвнышка больше не хотела.

Ирочка, напротив, наливалась алкоголем, как бы про запас. Пьянела Ирочка развязно-агрессивно, демонстрируя присутствующим не лучшие свои качества, да и бедному Вазгену доставалось от её злых шуток крепко.

Демонстрация Ирочкой своих не лучших качеств и перебор с загаром постепенно должны были спихнуть Ирочку с пьедестала ,воздвигнутого влюблённым ещё вчера Вазгиком.

Неля из-под опущенных ресниц наблюдала за Ирочкиными эскападами и приходила к выводу, что царствовать в душе Вазгена той осталось не долго. Перенасыщенный загар выплеснул на лицо все видимые и не видимые глазу морщины.

Само лицо загрубело, забронзовело и приобрело какое-то агрессивно-вызывающее выражение, да и уста Ирочки уже не сулили блаженной сладости, запах перегара доставал собеседника даже через стол. Надо было поговорить с подругой, предостеречь, но когда?

Красоты горного плато уже прискучили, стало холодно, и компания стала собираться в обратную дорогу. Надо было отдохнуть, привести себя в порядок к вечернему выходу, да и у мужчин были ещё свои неотложные дела в городе.

В номер Ирочка ввалилась с маленькой плоской бутылочкой коньяка, шлёпнулась на постель, с грохотом сбросила босоножки и простонала:

— Боже, как мне надоел этот мудак! Ноет, воспитывает, а подарки жмёт! В прошлом году пощедрей был.

-В прошлом году и ты качеством получше была, а будешь так пить, вообще бросит, и будешь домой добираться на перекладных с дальнобойщиками.

-Ты что, Ирка очумела? Посмотри, во что ты за двое суток превратилась, да брось ты лакать, как ненормальная. Мы же вечером в ресторан идём!

— А почему в ресторан, а не на форель,- изумилась Ирочка — мы же на форель собирались?

— На форель я не хочу, поедим, попляшем, и я лично — спать, а ты, как хочешь, только с Вазгиком перепихнин свой принимайте где угодно, только не здесь. Я отдыхать хочу!

-Ах вот оно что? Ах вот значит как?-завела Ирочка сладким голосом- барыня не довольны, оне не хочут на форель, оне хочут отдыхать! Урода этого к рукам прибрала и думаешь крутая стала?

-Корчишь тут из себя вдовствующую королеву! Все люди, как люди, а эта носится со своим целомудрием, как курица с яйцом! У тебя, что там бриллиант зашит? Фарисейка поганая! А ты Рубику- то своему сказала, что муж у тебя дома, что по легенде ты сейчас в Киеве у родни? —

-Или думаешь потрясти его, как грушу и безнаказанно отвалить, девой непорочной? Не выйдет, дорогая моя, не выйдет, уж я сама постараюсь, чтобы ты свою долю греха отхватила, а то привыкла на чужом х…ю в рай кататься! Прокатись хоть раз на своём, то бишь ,на Рубиковом!

— Ты всегда была хитрожопой- уже кричала ИРочка- всё тебе с рук сходило, а мы, дуры ,за тебя расплачивались . Думаешь я ничего не помню, лицемерная рожа тво? Видеть не могу уже, как ты ресничками своими моргаешь, с понтом: «Мы не местные…» б**дь, сука!- со слезами в голосе закончила Ирочка.

Ирочкино »б**дь» звучало твёрже, чем Райкино «блять»,а потому воспринялось Нелей убедительнее и очень смахивало на правду.

-Ира! Ну давай уедем, пока ничего не случилось! Ночью мотанём на такси в Адлер,а там как-нибудь разберёмся. Уж до Киева всяко долетим, не кончится добром вся эта вакханалия! -заплакала Неля.

-Чего не случилось? Со мной уже всё случилось, вот ты хлебнёшь любви этой курортной, тогда и уедем, на равных уедем! Поняла? И не ной!

Спорить с пьяной Ирочкой Неля не стала, пошла в душ, а после душа села приводить себя в порядок.

Ирочка лежала на кровати и, набираясь коньяком, нарывалась на скандал. Ей хотелось выяснения отношений, хотелось уличать, обличать и выносить приговор.

Она бросала в Неличкину спину слова и фразы, исполненные сарказма. Нелечка не реагировала. Тогда Ирочка дотягивалась до неё своей бесконечно длинной ногой, захватывала пальцами ног кусок скользкого шёлкового халата и пыталась развернуть Нелину нахальную рожу к себе, чтобы взглянуть в её бесстыжие толстожопые глаза.

Неля в душе согласная со всеми обвинениями, не понимала лишь одного: как глаза могут быть толстожопыми?

Уговорить Ирочку привести себя в порядок удалось с трудом, кое-как подмалевав опухшее лицо, Ирочка натягивала на себя платье, но змейка уворачивалась от её рук, подол скользил, роскошный наряд как бы отвергал , переставшую считаться роскошной, свою хозяйку.

Кое-как собравшись, печальный дуэт направил свои стопы на оглушительный грохот музык. Туда, где всё вертелось и кружилось, где в полном сборе стреляли чёрными, как ночь глазами охотники, оценивая и капризно выбирая дичь, а дичь так и пёрла, так и пёрла…

Рубик за их столом почти не появлялся. Он постоянно был кому-то нужен, и этот очередной кто-то, приподнимаясь на цыпочках к его склонённой голове, говорил, просил, сулил, утаскивал его в противоположный конец зала, где очередной проситель, приподнимаясь на цыпочки ,в порядке очереди что-то шептал в это всемогущее, по всей вероятности, ухо.

Неля скучала, Ирочка поспешно догонялась до полной кондиции. Не скучал только Вазген. Всё его внимание было поглощено молоденькой пассией брата, судя по всему, уже бывшей. В разгар вечера подсел Рубик:

— Ну что такая невесёлая, Неля? Может, потанцуем?

-Потанцуем. -обречённо согласилась Неля.

Галантно, отставив стул, Рубик вывел Нелю на середину зала, чуть заметно щёлкнул пальцами в сторону лабухов, и полилась нежнейшая композиция Глена Миллера.

Эта льющаяся со сцены нежность вплотную прилепила Нелю к партнёру. Большие руки держали её надёжно и ласково, маленький носик её упирался Рубику куда-то в область груди, лишая её тем самым возможности смотреть в изуродованное лицо.

От партнёра пахло неожиданно приятно и вкусно, музыка менялась, звенела грустью и переполненностью любовью. Вот уже Мишель Легран вступил со своим известным печальным расставанием двух влюблённых, а Неля всё плыла и плыла в ласковых объятиях невидимого, но конкретно осязаемого партнёра.

Но вот замерли последние сладкие аккорды, Рубик расцепил свои стальные объятия, и таким смертным холодом и тоской пахнуло на Нелю, так захотелось обратно, туда, в этот стальной обруч объятий Рубика, что Неля на мгновение застыла, как вкопанная.

А вечер плавно катился к закату. Никем не контролируемая Ирочка хохотала по поводу и без повода, при каждом взрыве хохота высоко, вверх вскидывая свои бесконечные ноги.

Но внимания на Ирочку никто не обращал. Вазген был полон новой любовью, а Ирочкина судьба висела в воздухе. Вазгик ещё не определился ,кому передать эту взбалмошную эстафету по имени-Ирочка.

Привыкшая к вниманию Ирочка недоумевала и злилась, это недоумение и вытолкнуло её в круг танцующих. Танцевала Ирочка виртуозно, изумительная её фигурка сразу обращала на себя всеобщее внимание, движения были пластичны, танец лился из неё, как песня, а сегодня она была в ударе.

» Ну, начались показательные выступления» с тоской подумала Неля, а Ирочка кружила и кружила,но когда дело уже дошло до канкана, Неля наклонилась поближе к Рубику и прошептала:

-Давай пойдём к морю. Скучно тут!

Не смотря на грохотавшую музыку, Рубик услышал всё, что сказала и не сказала Неля. Они спустились из ресторана вниз ,и по извилистым дорожкам побрели к пляжу.

Южная ночь рассыпала в ночном воздухе волшебные запахи, на чёрном небе горели звёзды, явно украденные из планетария, такими яркими и огромными они висели над их головами. Рубик с Нелей шли на тихий шелест волн, дошли до пляжа, сели на песок у самой воды и молча слушали волшебную песню засыпающего моря.

— Рубик,- разорвала тишину Неля- откуда у тебя такой безупречный, я бы даже сказала литературный русский язык?

-Ну я же не всегда был чуркой обугленной! Задолго до всех печальных событий, которые имели место произойти в моей жизни, я жил и учился в Москве, закончил МАИ, работал в наземной службе аэропорта Шереметьево. Занимал неплохую должность, умудрился даже жениться на московской барышне.

— Ну и что же произошло?

-А ничего! Мне было невыносимо каждый день ходить на одну и ту же работу, видеть одни и те же лица, исполнять одни и те же нудные обязанности, а ночью, как награду за бестолковую маету дня, обнимать одну и ту же, опостылевшую мне женщину, перед которой у меня тоже были одни и те же обязательства!

— Ну, и..?

— Ну и уехал я обратно в свой солнечный город, где родился, а значит: пригодился, но, видимо, не всем пригодился. И случилось то, что случилось.

Волны набегали на их босые ноги, на мгновенье прикрывали пальцы ног и ступни нежнейшим кружевом и тихо отступали, чтобы вернуться вновь: приласкать и откатиться.

-Знаешь, об одном жалею: не осталось ни одной фотографии, где я мог бы посмотреть на себя прежнего, вернее, на себя настоящего. Ну вот тебе и готовый каламбур или тавтология, считай, как хочешь. Только я себя «настоящего-прежнего» уже почти не помню, как сквозь густой туман- вроде бы я , а вроде и не я.

-Искупаться хочется- тоненько протянула Неля.

— Так иди! В чём вопрос?-удивился Рубик.

— Купальника нет, как я без купальника?

— Я надеюсь, что нижнее бельё на тебе есть?

— Конечно ,есть!- возмутилась Неля- но то же бельё, а надо купальник!

— Да кто сказал, что надо? Видел я ваши купальники, они закрывает меньше, чем самое смелое нижнее бельё, так что иди и не бойся, я здесь посторожу.

Быстренько сбросив на песок свой сарафанчик, Неля вошла в густую тугую воду. Волны толкались в её грудь, как голодные ласковые телята, баюкали и успокаивали, смывая и унося усталость истаявшего дня.

Она подняла глаза к чёрному звёздному небу и в первый раз в жизни осознала, что небо темнее моря: небо чёрное, а море свинцовое, только на гребешках волн немного светлеет, закатывается в белое кружево и отплывает назад снова свинцовым.

Выходить на берег не хотелось, как-то надо заканчивать разговор, прощаться, идти в свой номер и дожидаться там возвращения пьяной Ирочки.

На берегу оказалось неожиданно прохладно после прогретого за день солнечными лучами моря. То ли от этой прохлады, то ли от смущения у Нели зуб на зуб не попадал.

— Накупалась, как школяр незадачливый -посмеивался за спиной Рубик.

-Давай, согрею! Набросив Неле на плечи свой пиджак, усадил рядом , приобнял и продолжал, как будто Неля и не уходила со своего места рядом с ним никуда.

-Так и живу: и нет меня и вот он я! А ты мне понравилась сразу ,хоть и подумал вчера, что безголовая ты напрочь. А вот утром, когда увидел, какой ужас в твоих глазах полыхнул, когда ты на меня трезвыми глазами посмотрела (но только на миг полыхнул, ты смелая, благородная девочка, тебя уважать можно) понял, что ты моя женщина и другой мне не надо!

Неля сидела, съёжившись ,и молчала, а что тут скажешь?

-Неля! Нелечка! Оставайся со мной -ты привыкнешь, жить для тебя буду, лезть напролом не буду, буду ждать пока привыкнешь, только рядом будь! Может всё у нас получится?

— Пойдём, Рубик, холодно, да и устала я. Неля стала натягивать платье на влажное тело. Платье крутилось, не шло (точь –в точь, как у Ирки.) Сзади подошёл Рубик, расправил каждую складочку, угладил сарафанчик на плечиках, осторожно расправил на спине и отпустил в свободное падение широкую юбку.

В ночной тишине припал к Неличкиной спине и так нежно, так бережно принялся обцеловывать её спину, как ветерком обдувал. Руки ласкали плечи осторожно и бережно, словно плечи эти были минимум из севрского фарфора.

Всё это действо была сама любовь. Лгать могут губы и глаза, а вот руки не врут! А она стояла и шелохнуться не могла. Наслаждение от этих робких прикосновений и поцелуев потрясало, его невозможно было сравнить ни с одной из испытанных ею в счастливом браке изысканных ласк.

Истома кружила голову, подкашивались ноги, и тянул к себе ещё тёплый песок.

— Не глупи, Рубик, пошли, я устала!-голос звучал глухо и хрипло.

Рубик отпустил свою добычу, накинул ей на плечи пиджак, и они молча отправились по тёмным дорожкам в обратную дорогу. Молчали до самых дверей Нелиного номера.

Пока Неля искала ключ, отпирала двери, Рубик топтался рядом, как конь на выпасе.

— Неля! Поедем завтра куда-нибудь? Я придумаю что-нибудь интересное. Ирку с Вазгеном возьмём.

— Ирка уже не с Вазгеном, точнее: Вазген уже не с Иркой, если ты успел заметить, там дело к отставке идёт так, что завтра увидим. Пока.

Рубик успел только впихнуть ей в руки бумажку, прошептал:

— Позвони, я здесь ещё долго буду, меня сразу позовут.

— Вряд ли.-шепнула в ответ Неля и захлопнула дверь.

На кровати сидела Ирочка , плечики её вздрагивали, но было тихо. Неля подошла к своей подружке, та сидела с низко опущенной головой.

Горошинки слез капали , как из не плотно прикрытого крана, плечики вздрагивали, а звукового оформления не было никакого, и так это было страшно и трагично, такое горе плавало по комнате, что внутри всё готово было замёрзнуть

-Ирочка, Ирочка ты моя!- приплюснула к своему животу Ирочкину голову Неля- что же ты плачешь, глупая? Ты посмотри на себя, ты же у меня красавица, Ирочка, на тебя же люди на улице оборачиваются, а ты из-за какого-то барана желтозубого тут слёзы льёшь!

-Да ему и не снилась такая женщина, как ты, плюнь, забудь! — Неля присела рядом с Ирочкой и начала её баюкать как малое дитя:

-Кто же обидел куколку нашу, какая такая сволочь девочку нашу обидела? -сюсюкала Неля.

— Вазгик меня братику своему подарил.- прошептала Ирочка.

-Как подарил? Ну и козёл! Ну и сволочь! А ты? Что ты?

— А что я? Сказала, что в туалет иду и сбежала, вот здесь закрылась и тебя жду. А тебя всё нет и нет! Где ты была? Мне так страшно, а тебя нет! Ну где, где же ты была? -плакала уже в голос Ирочка.

Неля дала Ирочке наплакаться вволю, до икоты, просто держала её в объятьях, гладила по спине и тихонько шептала в тёплое, почти детское ушко:

-Ирочка самая красивая, самая хорошая, Ирочку все любят, а Вазгик — б**ть и говно, ему Рубик башку открутит, я прикажу -и открутит! Завтра гулять поедем, Ирочку нарядим, как куколку, причешем.

-Я тебе, Ирочка, свою кофточку отдам, ну помнишь ту, которую ты у меня клянчила. Честное слово отдам! А я ведь сама её ещё ни разу не надевала! Ты представляешь, какая ты будешь в этой кофточке?

— Правда отдашь?- икнула слезами Ирочка, — насовсем?

— Насовсем-насовсем! -улыбнулась Неля в Ирочкино заплаканное прелестное личико- а сейчас спать ложись, я тебя укрою, таблеточку тебе дам волшебную, улетишь до утра «тики так»!

Уложив Ирочку, Неля приняла душ, заварила себе кофе, закурила сигаретку и села на балконе думать и приводить свои мысли в порядок. Но не думалось, хотелось обратно: туда на тёплый прибрежный песок, в хмельные объятия и ласковые руки.

«Я сошла с ума, я сошла с ума!» -повторяла про себя Неля, а сама уже металась по номеру в поисках мятой бумажки с телефоном Рубика…

Проснулась Неля на груди у Рубика. Сердце было переполнено нежностью, как дождевая бочка после ливня. Так бы и пролежала счастливая всю оставшуюся жизнь!

Но так шептало сердце, а рассудок кричал, что для полного их с Рубиком счастья необходимо одно невыполнимое условие: чтобы ночь была всегда потому, что день зачеркнёт всё, что подарит ночь, и так будет всегда: ночью — счастье через край, а днём -мука и стыд.

Неля выскользнула мышкой из кольца крепких мужских рук, стала собирать разбросанные ,где попало вещи и тихо одеваться. Не ощущая на груди драгоценного груза, проснулся Рубик:

— Ты куда так рано, Нельчик?

— Побегу, посмотрю, как там Ирочка! Что-то на душе тревожно!

— А что тревожно? Вазген сегодня своё получит, мы же с тобой обо всём договорились, я ему султанствовать с моими гостями не дам. А вы ведь мои гости? Да?

-Да, конечно, да! Только нам собраться надо и отдохнуть. А к шести мы будем готовы. Хорошо?

Неля подошла к Рубику, взяла в руки это обезображенное жизнью, некогда, безусловно, прекрасное лицо, поцеловала в глаза, в умный лоб, прикоснулась бабочкой к губам, мягко отстранила ладошкой подавшегося к ней всем своим существом Рубика, шепнула:

-До вечера!- и упорхнула приводить в чувство свою подружку и сторожить её от бутылки.

Ирочка ещё спала,. Неля присела рядом и смотрела на это красивое лицо, такое спокойное и целомудренное во сне. Длинные ресницы отбрасывали лёгкую тень на это лицо, губы были полуоткрыты и волновались как будто в немом шёпоте, что снилось Ирочке?

Наверное, поверженный Вазген, хотя, нет, не тот масштаб был у Ирочки! Целая армия поверженных и порабощённых Вазгенов у её нескончаемо длинных ног!

» Пусть поспит ещё!- решила Неля — а я займусь устройством нашей дальнейшей судьбы. Ирочка проснётся уже не униженной пренебрежением женщиной, а счастливой беглянкой».

Неля взяла сумочку и паспорта, тихо прикрыла за собой дверь и поспешила к центру этого прекрасного и такого вероломного города. Такси подвернулось сразу, билеты на Киев достались малой кровью ( всего-то по десятке на предъявленный паспорт), обернулась Неличка скоро.

— Вставай, Ирочка!- прошептала Неля в розовое ушко- вставай, проспишь всё на свете! Мы летим в Киев, нас там заждались, ты увидишь, какие замечательные у меня тётушки, какие там настоящие «взаправдашние» друзья и подружки. Быстро в душ, одеваемся, шпаклюемся и прочь отсюда в темпе вальса!

Ирочка проснулась , поморгала своими трезвыми синими глазками и спросила:

-А как же мы уедем? Кто же нас отпустит?

-Ирка, ну что ты глупости городишь? Ты ж вроде трезвая, как скальпель! У кого мы спрашивать будем, прилетели, крылышками помахали, не понравилось нам и улетели. Вот и все дела. Давай, бегом в душ!

Пока ошарашенная Ирочка принимала душ, Неля готовила для неё наряд: любимую Ирочкину мини юбку цвета кофе с молоком, коричневые лёгкие босоножки и только секунду поколебавшись, достала из чемодана ни разу не надёванную свою шикарную кофту.

Горестно вздохнув, разложила на Ирочкиной кровати всё это великолепие и прошла на широкий балкон, в последний раз полюбоваться на немыслимую красоту простиравшуюся перед ней, наверное, в последний раз. Отныне этот город закрыт для Нелички навсегда.

Пронзительное:

— Неля! Нелечка! Это мне?!- вернуло Нелю в действительность.

По комнате кружила Ирочка в обнимку с кофточкой, и такое счастье плескалось в её синих, как все моря мира глазах, что Неля ощутила себя доброй феей из сказки.

Что позволило ей ещё раз убедиться и окончательно укрепиться в мысли, что добрый человек счастливее скупого, что дарить и отдавать то, что тебе самой нравится иногда гораздо приятнее, чем владеть этим чем-то.

-Ты не шутишь? А ты не передумаешь?- не унималась Ирочка — ведь мы же улетаем, ты сама сказала.

— А кто тебе сказал, что в Киеве ты должна выглядеть хуже, чем в этих забацанных Гаграх? Мы едем вращаться и блистать, ставить «ридный Кыив» с ног на голову, а то, что было здесь — это , так, репетиция, проба пера. Усекла?

-А ты в чём поедешь?

-Можно подумать, что мне поехать не в чем!- надулась Неля.

Но Ирочка уже подбрасывала в воздух вещи из своей дорожной сумки. Они разлетались по номеру разноцветными маленькими радугами, но Ирочка всё разбрасывала и разбрасывала по постели и креслам разноцветные праздничный серпантин прелестных нарядов. Наконец, нашла то, что искала.

— Вот, смотри: это мой любимый кашемировый джемпер- дарю!

Джемпер был действительно потрясающий, такого глубокого бирюзового цвета, что у Нели на мгновенье захватило дух, но тут же гримаса разочарования легла на её хорошенькое личико.

-У меня же с собой нет ни одной юбки. С чем я эту красоту надену?

-А ни с чем! Ты посмотри на меня и на себя. Для меня это длинный джемпер, а для тебя — платье-мини. Сюда ещё тоненький-тоненький поясок, босоножки в тон, и ты не представляешь, какая ты будешь красавица!

Что касается нарядиться, Неле два раза повторять никогда и никому не приходилось. Пантерой Неля бросилась в душ, выскочила оттуда через пять минут совершенно готовая к любым волшебным превращениям.

С трепетом отдалась всем телом ласкающему кашемиру, и когда из джемпера выглянула её головка, то что отразилось в зеркале было полным триумфом женской красоты.

На неё смотрела незнакомка с бирюзовыми глазами, полностью повторявшими цвет джемпера ,тело обнимал нежнейший кашемир. И то, что было джемпером для Ирочки, в Нелином исполнении прозвучало прелестным маленьким платьицем .

Куда-то подевался отвратительный «спасательный круг» на талии, спали с бёдер маклаки, всё лишнее слетело с неё за три сумасшедших дня. Растаял лишний жир на теле, проклюнувшись на лице интеллектом.

Лицо стало умненькое и даже где-то там загадочное. Ирка кружила рядом и восторженно визжала, потом визжала , в свою очередь Неля, глядя на обольстительную свою подругу.

Но восторгаться и ахать долго не было времени, время было на вес золота.

Пробовали вызвать такси из номера — не получилось, быстро собрались, похватали вещички и двинулись к центру, в надежде всё же поймать такси, запас времени до отлёта был, но лучше бы перестраховаться, там в аэропорту, в камере хранения им предстояло ещё забрать Нелин чемодан с подарками для киевлян.

Всё складывалась на удивление удачно для беглянок и на регистрацию билетов и багажа они стояли одними из первых, точнее стояла Ирочка, а Неля побежала забирать из камеры хранения свой «подарочный» чемодан.

Она летела к стойке регистрации свободная и счастливая, но что-то насторожило её в напряжённом выражении лица Ирочки. Лицо было высоко вздёрнутым, как бы перевёрнутым в воображении, опрокинутым.

Не доходя несколько шагов до стойки, Неля обернулась и наткнулась на внимательный, спокойный взгляд Рубика. Он стоял в стороне и наблюдал, судя по всему, наблюдал уже давно.

Ирочка уже шелестела билетами, делала нетерпеливо-нервные знаки Неличке, но та стояла, как пригвождённая стыдом и жалостью , смотрела на Рубика, и в горле пузырилась щекотка, а глаза наполнялись слезами раскаянья и жалости.

Она подняла в прощальном приветствии руку, пошевелила в воздухе пальчиками, но Рубик стоял, не меняя позы и смотрел куда-то сквозь Нелю. На его потрясённом лице медленно проступали черты другого, прежнего Рубика, которые Неля не видела никогда.

А теперь вот увидела, и знала, что такими они поселятся в ней уже навсегда. ИИ воспоминания об этом скоротечном романе останутся лежать в закромах её души, временами тревожа её именно этим настоящим его лицом.

Она обернулась у самого выхода на лётное поле, а Рубик так и стоял, не меняя позы, глядя на неё в упор прекрасными глазами на прекрасном лице.
От пережитых волнений и лихо закрученных сюжеток последних дней в самолёте подружек сморило окончательно. Они спали в своих креслах, соприкасаясь головами, и выгоревшие русые волосы Нели путались с Иркиными иссиня-чёрными.

Беглянки спали и улыбались во сне. Что снилось этим молодым незадачливым женщинам и что ждало их в Киеве? Куда, к какому новому приключению несли их крылья стальной птицы?

Борисполь принял их гостеприимным гулом, таксисты выхватывали друг у друга их ручную кладь — шла борьба за выгодного клиента, которому за доставку до Киева можно было навертеть хороший счётчик (естественно, самого счётчика не включая).

Когда же в воздухе была озвучена Нелей конечная точка назначения — «Дарница», борьба ужесточилось настолько, что Ирочка только потрясённо поводила головой из стороны в сторону, пытаясь зафиксировать нахождение их с Нелей багажа.

Неля, напротив, была спокойна, как удав. Она знала, что победит сильнейший. Багажом их завладел крупный весёлый дядька: » Сидайтэ, дивчата, зараз поидымо»!

Пока ехали Неля проводила среди Ирочки инструктаж: тётку зовут Рахиль Моисеевна, при ней не курить, словечки не употреблять, об выпить не может быть и речи.

Тётка хромает с детства (полиомиелиит), значит, в магазин бегать и прибирать надо самим. Спать будут на веранде, там отдельный вход-выход, не надо беспокоить тётку, если с гулянок поздно вернутся.

А дарницкая тётка выбрана из многочисленной вереницы тёток потому, что избушка её в пяти минутах ходьбы от метро, которое в мгновение ока домчит их в любой, или почти любой район Киева.

Были у Нели и другие причины остановиться именно у Уки, так она звала свою любимую тётку. Ука была умницей, любила Нелю всем своим существом, жила на тридцать два рубля пенсии, умудряясь всегда вкусно угощать. Простыни у неё хрустели, как слегка притоптанный снег, от Уки вкусно пахло.

Когда маленькая Неля гостила у неё, то спала в её постели и до сих пор помнила Укин запах, отсвет настольной лампы, (Ука читала рядом с засыпающей Нелей) и стрекотание кузнечиков и цикад, долетавшее в открытое окошко.

К Укиной избушке подкатили с шиком, на лавочке сидела её старенькая тётка, увидела Неличку, расплакалась, как дитя малое. И пошла счастливая суетня: подхватилась, бегунком из кухни в комнату, из комнаты в погреб, всё на стол, всё для девочек:

— Готэню!- Дети с дороги, такие худенькие, надо накормить, надо приветить! Дети наелись, Неля наговорилась с тёткой до одури, Ирочка откровенно томилась, как полководец, которого ждали блистательные победы.

А тут на пути встала хромая чужая бабка и тормозила любовью весь процесс, отдаляя такие долгожданные победы. Ирочка больно щипала Нелю за «ниже спины», наконец Неля объявила тётке, что они с Ирочкой едут в город к подружкам, попросила постелить им на веранде и рано не ждать.

Программа отдыха была насыщенной: театры, концерты, визиты к многочисленным тёткам, подружки, одноклассницы, магазины, пляжи, а по вечерам танцы до упаду.

Больше всего Неле нравились танцы на открытых танцплощадках под звёздным небом. Ирочка предпочитала рестораны, впрочем, успевали побывать и там, и там. Ирка влюблялась, бегала на свидания, познавала Киев через свою влюблённость. И что восторгало: чем меньше в крови Ирочки было алкоголя, тем очаровательней она была.

Ука умудрилась через свою любовь к Неле, влюбиться в Ирочку, став её наперсницей. Ирочка делилась с Укой такими вещами, такими интимностями, что у Нели заходилось сердце. Со дня на день она ожидала инфаркта. Но время шло , а с Укой ничего плохого не происходило.

Случайно, ну не совсем случайно, подслушанный разговор Уки с Ирочкой ввёл Нелю в ступор. Неля возвращалась с базара с двумя полными сумками продуктов, сумки оттягивали руки, ноша была тяжёлой, и Неличка решила пройти в дом через веранду, путь короче и ближе к кухне.

Проходя под открытыми настежь окнами веранды, она уловила обрывки разговора, остановилась, притаилась и вслушалась.

— Ой, Рахиль Моисеевна! — говорила лицемерка-Ирочка — я даже не знаю, что делать. Виталик такой напористый, такой нетерпеливый, не знаю как себя с ним вести! Ведь знакомы то всего ничего, а он предъявляет такие смелые требования…

— А што он хочет такого необыкновенного, этот поц? А я тебе скажу: он хочет того же, што и все поцы на свете! Он хочет переспать с женщиной, к которой его тянет. Так дай ему это удовольствие!

-Когда тебе будет столько, сколько мне сейчас, ты не вспомнишь даже тех, кому ты давала в этой жизни! Ты вспомнишь того единственного, кому ты не дала. Вспомнишь и горько заплачешь! Так дай ему сейчас, шоб не плакать потом! Потом плачь-не плачь- кому ты будешь нада?

— Я скажу тебе больше, доця! Молодая я была ,таки очень ничего, медальон на моей груди не висел, как у тех дохлых девиц Гуревичей, он на моей груди лежал параллельно полу! А какая у меня была шея? За эту шею можно рассказать историю с утра до вечера.

— Но мужчины не спешили на мне жениться, их всех отпугивала моя нога. Хотя, а что такое нога по сравнению со всем остальным? Когда мне приглянулся мой Натанчик , я ему всё это очень даже хорошо объяснила, я устроила ему такие бенцы, что он забыл даже голову поворачивать на других женщин!

-Мы прожили счастливую жизнь, а если бы я слушала свою маму и берегла то, что у нас про между ног, где бы был тот Натан? И где была бы вся наша счастливая жизнь? Нет! Я тебя спрашиваю: Где?

Неля стояла под окном и медленно задыхалась. Ревность, ярость, обида и разочарование сжимали горло удавкой:
Ну Ука, ну тётушка, во стружку даёт! А меня то как за женскую честь , за гордость девичью разводила, а тут, пожалуйста, Ирочка, дорогая, лягай под кого хочешь!

Это пусть Неля -дурочка себя блюдёт, а Ирочку Рахиль Моисеевна всякую любить будет и совет хороший даст и поучит уму разуму пока эта Нелька-дурочка по базаром –мазарам мотается, чтобы любимой тётке подполье забить до отказа.

Ну а Ирочка-то , добродетель в квадрате, совета спрашивает у дорогой Рахили Моисеевны: дать или не дать, а Рахилька-то : «Дать , Ирочка, конечно, дать. Это пусть Нелька-дурочка с застёгнутой на все пуговицы штучкой своей ходит, а тебе, Ирочке, за все грехи индульгенцию Рахиль даёт пожизненную!»

Неля поднялась на веранду, предварительно громко вытерев ноги о ступеньку, бросила полные сетки и повалилась в старенькое кресло.

-Устала , доця, устала, ман хаис ? -нежно спросила Ука.

— Да нет, что ты , просто жарко очень, а нам сегодня в город к Муське. Да что-то настроения нет. Может не пойдём , Ира?

— А я сегодня и не могу, меня Виталик ждёт!

— Ясно! -злорадно процедила Неля и пошла к импровизированному душу в глубине двора с полотенцем через плечо, всем своим видом показывая, что она своих обещаний и планов не меняет ни из-за» виталиков», ни из-за «васиков», а она именно и есть та порядочная девочка, которой хотела бы её видеть вероломная Ука, она же Рахиль Моисеевна, она же змеюка подколодная!

-Давай, Ирка, собирайся, вместе до города доедем, там разойдёмся , а водиннадцать вечера у метро «Крешатик» встретимся.

— Да мне же ещё рано!- разочарованно протянула Ирочка.

-Ничего, на Крещатике в «Чайнике» посидим, кофе попьём. Собирайся!

Ирочка пошла собираться, она чувствовала, что Неля неизвестно за что злится на неё. Чувствовала и Ука плохое настроение племянницы. всё перебирала в своей старенькой умненькой головке, чем не угодила Неличке, а не угодила-это уж точно.

Милая мордашка любимой племянницы пошла красными пятнами, она буквально била копытом пока Ирочка собиралась на скорую руку.

До метро шли молча, в поезде неслись тоже молча, так же молча уселись за столик на балкончике шестого этажа.

Перед ними расстилался весь центр, сколько хватало обзора глазу — всё сплошная красота и праздник. Как всё-таки Неля любила этот волшебный город!

Подоспевшему официанту Неля диктовала заказ таким тоном, что можно было быть наперёд уверенным, что заказ не только принесут вовремя, без разрывающих душу: « Позвольте, можно вас на минуточку!», но и подано всё будет по высшему разряду: без усушек и утрусок и , конечно, же «с без недолива».

Ирочку всегда удивляло и восхищало Нелькино умение разговаривать с обслугой. Любой самый наглый халдей при Неле робел, хотя, казалось, Неля говорит обычным спокойным тоном обычные слова, но что-то здесь было, какая-то тайна…

-А чего это ты сегодня разговелась? Приказано же две недели — ни грамма, чтобы Рахиль Моисеевну не расстраивать?

— Ничего, небось ,переживёт! Кстати, о Рахиль Моисеевне! Ты зачем развращаешь старуху? Что ты голову ей морочишь своими гамлетовскими « дать или не дать?» Что ты ей в задницу без мыла лезешь? Чего ты хочешь, чего добиваешься, скажи? Порхаешь, мельтешишь, в рот ей заглядываешь. Зачем? Я хочу просто знать: зачем?

Ирка мучительно долго молчала, глядя на Нелю своими синими.

— Ну что ты молчишь? Я хочу знать, откуда эта твоя любовь к чужой старухе, все эти «сю-сю, му-сю»?

— Скажи мне, Неля!- торжественно завела Ирочка — как я могу объяснить залюбленной тебе, что такое, когда тебя ,в смысле- меня, полюбит и проявит к тебе ,в смысле ко мне, интерес совершенно вчера ещё чужой человек? Ко мне, которую никогда за просто так никто не любил: ни мужчины, ни родная мать! Разве ты в состоянии это понять?

-Меня мать родила в семнадцать лет. Родила, а потом всё моё детство и юность занималась устройством своей личной жизни. В детстве я ей вязала руки, в юности составляла опасную конкуренцию.

Я выскочила замуж в восемнадцать лет, отчасти от того, чтобы перестать являться соперницей для своей тридцатипятилетней матери.

Через год я родила сына, а мать к тому времени нашла спутника жизни, который был на три года старше моего мужа. А ещё через год мама родила ему сына.

И вот мы все варились в двухкомнатной хрущёвке, как овощи в борще. Муж ревновал меня к супругу своей тёщи. Я ревновала мужа к матери , расцветшей какой-то обжигающей красотой. Муж матери ревновал, в свою очередь, свою жену и мою мать к моему мужу. А мать ревновала ко мне своего и моего мужей!

А рядом у наших ног копошились наши дети: мой полуторагодовалый сын и мамин груднячок, который приходился дядей моему сыну. Накал страстей держал нас в постоянной готовности к борьбе за своё и немножечко не своё счастье.

Мы ругались, выясняли отношения, мирились ненадолго, но души у всех были искорёжены этой борьбой и неправильной любовью. Наконец, разъехались, бабка моего мужа приказала долго жить, комната в коммуналке досталась ему.
Влезли в долги и выменяли две однокомнатные, короче: всем сестрам по серьгам! И тут выясняется, что чувства пылали только, когда рядом с нами рука об руку шла опасность потерять мужа ли , любовника ли-всё равно.

А когда разлетелись по своим веткам, скука сковала наши тела, и сердца, не наполненные настоящей нежностью, были пусты. Я развелась с мужем. Мама терпела бесконечные измены своего благоверного.

Тут в пору бы обратиться за любовью к детям, отдать бы им невостребованную никем, а им такую нужную любовь. Но мы были глухи и слепы, а дети интуитивно, на подсознательном уровне угадывали наше притворство, наше неумение любить и росли, как полынь-трава сами по себе.

Накормить, отправить в школу, раз в месяц сходить на родительское собрание — вот и всё, что мы давали и даём своим сыновьям.

Мама пристрастилась к спиртному, я суматошно искала мужчину, на которого смогу спихнуть все свои финансовые проблемы, но счастье в руки так и не шло.

Я думала, что это я использую мужчин, а это они всю жизнь использовали меня. Никто из них не влюбился в меня окончательно и бесповоротно, а я становилась всё злее и злее, от любовника к любовнику.

И вот я встречаю здесь в Киеве еврейскую старуху, которой я не только не безразлична, она принимает меня всей душой. Всё сразу же про меня понимает, и я , оказывается, ей гожусь такой, какая я есть, « с без тернового венца», как ты выражаешься.

И ты хочешь, чтобы я от всего этого отказалась только для того, чтобы Ука была только твоей и ничьей больше? А не многовато ли это будет для тебя? И почему ты не хочешь допустить мысли, что Уки может хватить не только на тебя и на меня, а ещё на какую-нибудь привязанность? Она что тебе в рабство отдана? Что же ты гребёшь только под себя, Нелька?

-Ирка! Я дура и сволочь! Давай по разгоночному рюмашу — и всё забыли.

-Как у тебя с Виталиком?

-Нелька, я говорить боюсь, но он меня сегодня с бабушкой знакомит. Он с бабулей живёт. Мама умерла два года назад — рак, а с отцом отношения сложные, вроде тот ещё до маминой смерти новую семью завёл. Вечером всё расскажу. А ты куда сейчас?

— К Муське поеду, в одиннадцать у метро. Договорились? Ну,беги, я же вижу, как тебя всю мурашит!

Ирка улетела, а Неля ещё сидела, курила сигаретку, допивала маленькими глоточками кофе и думала,насколько же непутёвая Ирка благороднее и умнее душой, чем она-заласканная, залюбленная, умная, такая тонкая и звонкая Неличка!

Расплатившись, Нелечка полетела на Печерск, к Мусе. Дверь открыл Муськин папа, красавец дядя Володя был просто необыкновенный.

Стать, спокойное интеллигентное лицо, море обаяния, юмор не только в каждом слове, в каждом движении: в приподнятых бровях, в вечной полуулыбке ,которая освещала всё и всех, кому предназначалась.

— О! Нелька на метле прилетела, Клеопатра местного разлива! ( метла и Клеопатра были навеяны дяде Володе туго затянутым конским хвостом Нели.)

Дядя Володя прошёл в кухню, нагнулся к внуку, поднял его на руки, понёс к Мусе:

— Прощайся, сынку с матерью своей непутёвой, не видать тебе её до первых петухов! Нелька приехала в Киев, теперь она не успокоится, пока мать твою не погубит окончательно.

— Вовчик, ну что ты в самом деле? Что же девочкам и не погулять и не потанцевать! Они ж молодые!- заступилась Мусина мама.

-Они то — молодые, да я уже староват. Вот натанцует нам Муська ещё одного байстрюка, кто ж его растить будет? Им же ж некогда, у них танцы!

— У него отец есть, муж законный Мусин, что ж ты его байстрюком? Как язык-то поворачивается?

— Так муж тоже где-то танцует, я полагаю, его ж в нашем доме давненько не видно. Ладно, пойду за пивком схожу. Мы ж сегодня с тобой не выездные! Муся с Нелей на танцы, а мы уж как-нибудь с пивком и с внуком у телевизора!

Натанцевались подружки в этот вечер до упаду, бежали от кавалеров к метро так, что сердце из груди выскакивало. Успели, втащили в вагон растерявшуюся Ирку, буквально выхватив из Виталькиных объятий. Муся вышла на Печерске, а девчонки покатили дальше в свою Дарницу.

Танцы сожгли всё, что находилось в их желудках, они ввалились на веранду голодные, как волчата. Под чистыми, вышитыми Рахилиной рукой рушниками стояли разноцветные и разнокалиберные глечики и тарелочки.

Чего там только не было! Фаршированная рыбка, холодный цыплёночек, бисквит, криночка с молоком, а под подушкой, в ворохе газет тёпленькая картошечка с укропчиком и начиненная манкой и пережаренным луком куриная шейка!

Просто праздник живота! Хотелось всё это проглотить сразу, но надо было посидеть, поговорить, обсудить Ирочкины новости, по блеску её глаз можно было судить о качестве этих новостей.

— Нель! Давай откроем бутылочку вина из тех, что домой везём. Поедим по-человечески, поболтаем. А?

— А как мы её достанем, сумка же у Уки под столом, там темнота, дверь на щеколде, не будить же её: Ука, извини, нам выпить надо!

— Вот ты умная Неля, умная, а дура! Окно же открыто, ты маленькая, впрыгнешь в окно, как котёнок, а там под столом на ощупь! Что ты на ощупь сумку не откроешь и бутылку не достанешь?

— Да там бутылок этих немеряно: и горилка, и коньяк, и вино, даже шампанское, где я его там сортировать буду?

А выпить захотелось до одури, даже голод отступил.

— Ирочка! Завела дипломатичная Неля — у меня ножка болит, даже распухла, а у тебя же ноги двухметровые! Ты ножку одну перекинула, вторую за ней переставила и всё! Высота взята! Тихонечко под столик, бутылочку по фигурке на ощупь выбрала, я здесь на атасе, и бутылочку приму, и тебе помогу!

Ирочка легко перемахнула через подоконник, в комнате было темно, как у негра…, в общем, очень темно! На высокой кровати посапывала в сладком сне Рахиль Моисеевна.

Ирочка на карачках залезла под стол, рванула молнию на дорожной сумке и стала на ощупь знакомиться с ассортиментом. Выбрала самую фигуристую бутылку, выбралась из-под стола, но уже у самого окна, за секунду до освобождения её настиг тревожный шёпот Рахиль Моисеевны:

— Кто там? Вэйз мир, кто это там?

— Не волнуйтесь, Рахиль Моисеевна, это я, Ирочка, я за книжкой, перед сном почитать, вы уж извините, пожалуйста!

— Ах, Ирочка!- успокоилась старушка- ну иди, иди, читай детка, только не очень увлекайся, чтобы завтра головка не болела!

Ирочка кубарем вывалилась из окна, на вылете предательски звякнув бутылкой о жестяной дождевой слив. Нелька стояла рядом, согнутая пополам в немом смехе, идти она не могла.

Ноги были скрещены мёртвым узлом, и было ясно, что если Неля расцепит намертво сцепленные ноги, из неё Ниагарским водопадом выплеснется вся жидкость, скопившаяся в ней за сегодняшний день.

— Ну садись здесь же, садись прямо здесь, давай, Нелька, ну что ты, ей Богу!

-Не мо-о-огу! — мычала Неля, хватаясь руками за кусты смородины, не могу, трусики снять не могу!

Они долго ещё колготились, освобождая Нелю от нижнего белья, наконец, Неля счастливо присела, и тут в окно вынырнула седая Укина голова:

-Да што же это за наказание такое, што это за шиксы такие нахальные? Шоб я вас здесь в секунду не ощущала даже! Нахалки, две засранки нахальные, пысают на мой укроп! А ну, гэть отсюда!

Нахальные засранки уже бежали, сломя голову, к своей ярко освещённой гавани, к своей веранде. Вдогонку им звенел молодой смех Уки.

Их смех тоже отпускать не хотел, Ирочка безудержно икала, а Неля просто заходилась хохотом, высоко вздёргивая свою легкомысленную голову.

Успокаивались медленно. В трофейной бутылке солнцем отливал коньяк, картошечка , освобождённая из последних политических новостей и героических трудовых подвигов украинского народа, была ещё тёплой.

Неля споро расставляла тарелочки на белоснежной скатёрке. Поесть Неля любила, но прелюдия сервировки – это был её конёк.

Ирочка, вскормленная слишком молодой и занятой собою матерью, впитывала как губка все Неличкины манипуляции, запоминала, восхищалась всеми этими салфеточками, свечечками.

Ей, привыкшей есть яичницу прямо из сковородки или из общей с братом тарелки пельмени по шестьдесят копеек за пачку, всё, что проделывала Неличка, казалось очаровательным откровением.

Она знала, что когда у неё будет свой дом, своя семья, она с такой же любовью будет сервировать обед или ужин для своей семьи. А пока смотрела и брала на вооружение. Ирочка смотрела на Нелю своими синими глазами и думала:

«А ведь она хорошая, Нелька! Весёлая и не вредная совсем. И интеллигентная, очень интеллигентная»!

Неля подсовывала Ирке лучшие кусочки, запивали коньяком фаршированную рыбу и фаршированную шейку.

Ирочка постигала народ и Рахиль Моисеевну через пищу. Если город она впитывала в себя через любовь, то любовь к Укиному и, отчасти, к Нелиному племени она впитывала через фаршированную рыбу.

-Он жениться на мне хочет и сюда забрать с малым. Что делать, Неля? Там же квартира, работа ,школа! Я не смогу разобраться со всеми этими переменами, я в ЖЭК, когда иду -у меня всё внутри трясётся! А тут столько волокиты- это не для меня! Я запутаюсь, меня обязательно кто-то обманет и ничего хорошего в конечном итоге из этой затеи не получится!

— Ты-то серьёзно с ним хочешь остаться или только потому, что позвал?

— Да я ж его так люблю, так люблю, Неличка, что прямо внутри всё щекочется!

-Ну, вот и не бойся ничего! Глаза боятся, а руки делают. Езжай, утрясай и не тяни, а то ещё передумает!

Ирочка спала с лица:

— Нет! Ты его не знаешь, Неля, он не такой, как все! Он честный и он меня любит, и никогда не бросит!

Долго Ирочка изливала Неле свою изболевшуюся душу. Про не благодарных любовников, про крепко пьющую маму, про всю свою изломанную жизнь.

Неля слушала, подложив под щёчку ладошку и неожиданно для себя, всегда сдержанная и гордая Неля, выдала под эту грустную сурдинку Ирочке про все печальные изменения в своей семейной жизни.

Там было всё: вероломный Сенечка со своим греческим профилем (чёрт бы его побрал), сумасшедшая ночь с Рубиком-Рубеном, растерянность от незнания как жить дальше, в каком направлении двигаться в этом не освящённом больше радостью браке.

Ирочка слушала, приоткрыв ро. Ей трудно было уловить умом все сложные перипетии Нелечкиных переживаний, но душа понимала всё и безоговорочно принимала Нелену сторону, Ирочка заочно ненавидела красивого и лживого Сенечку.

Выговорившись, Неля вдруг спохватилась, быстро начала собирать со стола, злобно швыряя в тазик грязные тарелки. Она как будто злилась на себя за минутную свою слабость и рявкнула повелительным тоном:

-Ну что расселась, давай убираться и спать! Завтра вставать рано. За билетами и по магазинам пройтись!- как бы отодвигала Ирочку на исходные позиции их отношений.

— Курить хочется! — закапризничала Ирочка.

— Сейчас пойдём в туалет, там в садике и покурим.

Неля вынула из сумочки сигареты, изящную зажигалку, а Ирочка, неисправимая, хитрая Ирочка, выходя из-за стола, зацепила недопитую бутылку и рюмочки.

Скворечник туалета нашли почти наугад . Ирочка впорхнула первая, выскочила облегчённая, за ней Неля. Но когда Неля вышла, то Ирочки рядом не наблюдалось.

— Неля! Я здесь, за туалетом! Иди сюда!

Неля направилась на голос и наткнулась на Ирочку, привалившуюся спиной к туалету-скворечнику.У её ноги стояла бутылочка и две полные рюмочки.

— Садись, покурим!

Выпили по рюмочке, закурили , пуская в ночь белые облака. Неля привалилась рядом с Иркой к скворечнику, вздохнула и полился над ночной Дарницей чистый тоскующий голос:

— Ничэнька зоряна, свитлая ,ясная, выдно, хочь голкы збырай! Выйды, коханая, працэю зморэна хочь на хвылыночку в гай…

Голос креп, звенел и дрожал в ночи. Ирочка сидела поражённая красотой этого голоса, нежностью грустной песни, неповторимостью украинской ночи, которая даже здесь у задней стенки деревянного туалета была неоспорима.

Но вот голос Нели затих, песня иссякла, а они долго ещё сидели молчаливые и потрясённые уже связанные навсегда этой песней и этой, полной откровений, ночью.

Где-то там в груди, в самом сердце прорастали волшебные горошинки драгоценной дружбы. К Дому шли в обнимку, бережно прокладывая друг другу дорожку в кромешной тьме…

Прощание с Укой рвало душу. Рахиль Моисеевеа смотрела на них глазами брошенной собаки, и всё металась на своих хромых от сумки к сумке, проверяя, упаковывая понадёжней необъятные их баулы.

Казалось, они решили захватить с собой пол Киева. От украинского сала, черешни, вин, горилки до мисочек, керамики, рушников и прочая, и прочая, и прочая.

Неля умудрилась укупить ковер, он лежал посреди комнаты свёрнутый в колбаску и представлял собой большую головную боль.

Наконец, прикатил на такси Виталик, с горем пополам погрузились, еле-еле оторвав от себя Уку, и покатили в Борисполь.

— Надо заехать на «Главпочтамт», перевести Уке денег — строго сказала Неля.

— Не трепыхайся, деньги у Рахили Моисеевны в книжке, стольником вместо закладки уже лежат, дожидаются, когда она на ночь читать примется своего Бальзака – сообщила Ирочка.

— Ты что серьёзно? Ну, ты даёшь, Ирка! Умница ты моя! А я не знала, как это провернуть, ведь из рук деньги Ука ни в жизнь не возьмёт! А так — ищи ветра в поле! Но на почту всё равно заехать надо, я не дотащу всё это до дома, разве что самолёт у самого подъезда приземлится!

Клади, действительно, было до неприличия много, но не из-за этого Неля решила позвонить Сене. Она не могла позволить себе пережить ещё какое-нибудь унижение и попасть в положение мужа, неожиданно вернувшегося из командировки.
На почте в кабинку втиснулись вместе. Ирочка стояла рядом, вытянув к самому Нелиному носу ладошку с пятнадцатикопеечными монетками. В трубке щёлкнуло, и Неля услышала колоритное Сенечкино:

-Алё?

— Сеня! Это я Неля. Ты можешь сегодня встретить меня в аэропорту рейс 38-12, в 16.50? У меня багажа много. Встретишь?

— Я то встречу, конечно, встречу, но почему ты не звонила, Неля? Я только от тёти Веры узнал, что ты у Уки остановилась, я ж переживал!

— Да что переживать, Сеня? Что со мной сделается? Ты же знаешь: у Уки, как у Христа за пазухой! Приеду -всё расскажу, да и кому я нужна: старая, больная хромая женщина? Всё! Пока! Монетки кончаются!

У стойки отправления переводов под строгую Нелину диктовку Ирочка заполняла бланк, в мизерное пространство для письменного сообщения было втиснуто: «Любимой Уке за подмоченную репутацию укропа. В качестве компенсации».

Багаж сдавали со скандалом, ни за что не принимали Нелькин ковёр и всё булькающее и звенящее. Ковёр со скандалом впихнули, а булькало и звенело почти всё: алкоголь, керамика- всё это предстояло тащить с собой в самолёт.

Неля стояла у баулов, сторожила кладь, а у стойки прощались влюблённые Ирочка и Виталик. Ирочкина чёрная голова слилась с Виталиковой пшеничной, образовав одну сумасшедшую голову.

Голова плакала, смеялась и страдала, распадаться на две отдельные головы не хотела. Прозвучала команда на посадку, а эти двое стояли, слившись в прощальном поцелуе, напоминая героев итальянских фильмов. Накал их страсти, заставлял оборачиваться и замедлять шаг, шедших на посадку людей.

Неля нервничала, притопывала ножкой, а Ирочка никак не могла освободиться от обезумевшего Виталика. Его как заклинило, Ирочка из рук просто не выпускалась и всё тут!

Наконец, заплаканная, опухшая Ирочка присоединилась к пассажирам и нагруженная баулом шла, спотыкаясь и беспрерывно оборачиваясь на покинутого Виталика.

Тот стоял с потерянным лицом, во взгляде его сквозило недоумение: как же он мог отпустить от себя Ирочку в далёкий и не понятный чужой город? Таким он и заполнился Неле: обворованный ребёнок, беззащитный перед обстоятельствами, убитый горем красивый украинский парубок!

Меньше, чем через два часа подружки приземлились. Уже заходя в багажное отделение, Неля увидела принаряженного Сеню. Он спешил к ней с розами и сам благоухал, как те розы.

Ирочку поразила внешность Сени. Он действительно был непозволительно красив, этот подлый Сенечка, и при других обстоятельствах, Ирочка не преминула бы с ним пококетничать. Но тайное знание делало Сенечкино лицо неприятно-театральным, неприятным до»с без половых признаков».

Ирочка поспешила попрощаться.

-Да мы подвезём тебя! Ну не хочешь -как хочешь! Ты смотри, не пропадай, Ирка! Звони! Пока

-Пока!- и разошлись в разные стороны.

Уже садясь в машину с многочисленными своими баулами, Неля вдруг встрепенулась: « Ну какая же всё-таки дура! Ирка-то, наверное, совсем без денег! Уке , конечно, последнее оставила, а у неё же пацан! Виталик сам гол, как сокол, что он там мог ей дать?»

— Сеня! Я на минутку, подожди, я- быстро!

Кинулась в зал, глазами обыскивая толпу и натолкнулась взглядом на свою-Ирочкину яркую кофточку. Плечами, разрезая толпу, пробралась к подружке.

Ирочка стояла у сувенирного ларька и с тоской смотрела на красивый, весь в примочках импортный ранец. В городе такого днём с огнём не найти, а здесь, в аэропорту, пожалуйста, но и цена соответственная.

Она подобралась к Ирочке поближе.
— Ну и чего мы смотрим? Высматриваем?
— Нелька!-смутилась Ирочка- ты чего здесь забыла?
— Держи- как-то неловко протянула ей Неля стольник.

— Ты что, Нелька ,с ума сошла, ты что мне за Рахиль Моисеевну отдаёшь? Я же ей не за тебя, а за себя помогла! Это мне может больше нужно было дать, чем ей получить.

— Ирка, не дури, купи пацану ранец, он же подарка ждёт, а что может быть лучше такого ранца, ни у кого в целом классе такого не будет! Ну чем он виноват, что мы с тобой всё профиршпилили? Всё, я бегу, там Сеня уже на говно исходит! Чмокнула Ирочку и упорхнула.

По дороге домой лениво перебрасывались короткими фразами и новостями.

— У нас хоть хлеб-то есть в доме? Я же с салом и с домашней колбасой!

— У нас дома всё есть: и хлеб, и масло, и мясо и тёща!

— Мама у нас?- обрадовалась Неля.

Перспектива провести весь вечер с Сеней наедине не вдохновляла. Сеня же видать, напротив, был обескуражен — тёща со старшей дочерью ломали его планы. А планы на вечер у него были даже очень определённые. После утреннего Нелиного звонка отзвонил тёще, которую недолюбливал, и было за что!

На кончике тёщиного языка прорастало ядовитое жало, недремлющее око её подмечало всё. Получалось: глаз мгновенно фиксировал, передавал невидимый сигнал языку, и язык моментально жалил больно и точно.

Сразу после звонка тёща позвонила дочери, старшей сестре Нели Анюте, Анюта позвонила их ещё более старшему брату Юре и выходит, что дома их ждало благородное семейство в полном сборе.

Уже войдя в подъезд , Неля почувствовала запах родного дома и , конечно, присутствие в своём доме мамы.Только её кухня могла источать такие ароматы. Пахло маминым холодцом, малосольными огурчиками, жареным мясом и, конечно, пельменями, -коронным блюдом мамы.

Дома было чисто и уютно. На кухне колготилась родня. Бал, по случаю возвращения Нелечки, затевался не шуточный. Расцеловавшись с роднёй и передав им киевские дары природы, Неля прошла в ванную комнату, чтобы переодеться и привести себя в порядок.

На крохотном крючочке болтался её любимый халатик. Неля прислонилась к нему лицом, но любимый халат плюнул в глаза и в душу резким запахом чужой женщины, заставив Нелю отпрянуть назад, насколько позволяла крохотная её ванная комната.

Придя в себя, Неля осторожно, держа двумя пальцами, как дохлую мышь, сняла халатик с крючка, брезгливо оттопырив губу , скатала его в тонюсенькую колбаску и понесла в вытянутой вперёд руке в кухню.

Там Нелина мама, Вероника Сергеевна, что-то усиленно шинковала на столике, притулённом к мойке. Увидев Нелю с неестественно вывернутой рукой, проследила за последовавшими Нелиными манипуляциями и сварливо взвизгнула, вытянув малиновые губки плиссированной дудочкой

— Неля, ты что ненормальная? Куда ты в мусор суёшь свой новый халатик? Что происходит, дочь моя? В чём дело?

Буква «Ч» в её исполнении звучала чётко и звонко, и была предвестником крупных и мелких скандалов. Неля, не отвечая, бросила халат в мусорное ведро и направилась вон из кухни, но в спину бабахнуло:

— Ну если ты такая богатая приехала со своих югов, то предложи хотя бы матери-старухе ненужные тебе вещи!- Вероника Сергеевна нагнулась к ведру и уже было зацепила колбаску халата, но тут прозвенело Неличкино яростное:

— Не сметь!- И мама оробела, бросила обратно в мусор свою добычу, завернула обратно в бантик свою малиновую плиссированную дудочку, и стала остервенело стучать ножом по разделочной доске.

В комнате накрыли стол, на столе всё искрилось и просилось есть , пить и наслаждаться жизнью. Погрохотали стульями, расселись, выпили по первой, застучали вилочками-ножами, но веселье не шло, все поглядывали на Нелю.

Лицо её полыхало сквозь загар, руки не слушались, но вот и по второй и по третьей налили, и вроде бы всё покатилось в обычном застольном ритме.

Неля стала перекидываться с братом язвительными, но незлыми шуточками, юмор рассыпался по столу мелкими бриллиантиками смеха, настал период анекдотов, курортных новостей, за новостями пошли песни.

Звенела гитара, два прекрасных женских голоса сливались в один и вели слушателей в мир прекрасных женщин и доблестных мужчин, в мир грёз и счастья.

Первый голос вела Инга жена брата, он лился из неё, как прекрасное вино из драгоценной амфоры. Нелин голос подхватывал брошенную Ингой золотую нить песни, и песня лилась и никак не хотела кончаться.

Инга сидела прямая, как струна. По прекрасным плечам её струились роскошные русые волосы, про которые можно было бы даже сказать: «Пол царства отдаю за эти волосы»!

Зелёные ведьмачьи глаза её горели изумрудами, и была в такие вот светлые мгновения Инга хороша, как никогда. То были минуты абсолютного освобождения и полной внутренней раскрепощённости , которой в повседневной своей жизни Инга себе не позволяла.

В повседневной жизни роскошные волосы постоянно были в плену резинки, стянутые в хвост, а хвост, в свою очередь, был прикреплён с помощью многочисленных шпилек к темени.

Инга, как будто специально прятала всю эту красоту. Неля никогда не понимала, как можно прятать от людей то, что так красиво? Прятать, как стыдную тайну великолепную высокую грудь, прекрасные, истинно женские бёдра, которые сочетались с тонкой талией и выигрышным для женщины ростом.

В повседневной жизни все эти роскошества были стянуты, упрятаны и задрапированы и становились невидимые глазу. Часто Неля хотела поговорить с невесткой на эту женскую тему, но авторитет в смысле «моралитэ» у Нели был сомнительный, а потому навязываться с такими разговорами она побаивалась.

Побаивалась и того, что её искренние советы могут смахивать на лесть, а вот этого ей уж совсем не хотелось! С неё было достаточно уже того, что её, Нелина родная мать всю жизнь ей в уши дула про то, какая Инга хорошая!

И разговоров всегда было только на тему; « А вот Инга сказала, а вот у Инги то, у Инги сё, а у тебя, Неля всё через жопу !»

Потому и помалкивала Неля, но вот в такие редкие минуты, когда Инга сбрасывала с себя лягушачью шкурку и становилась царевной, Неля её любила!

Но наступал завтрашний трезвый полный забот и хлопот день, и царевна опять превращалась в лягушку. А зачем? Для чего? Это было выше Нелиного понимания.

За песням пошли танцы, брутальный Сеня выхватывал из-под Инги стул и кружил её в страстном танго.Успевал Сеня обратить своё благосклонное внимание на всех присутствующих дам, но во хмелю именно Ингу кружил в диком танце с наибольшим удовольствием.

У Сени вообще была страсть к крупным женщинам, видимо сказывалась масштабность его личности вообще.

Медленно и постепенно затухал семейный вече. Родня расходилась по своим домам, благо жили все в одном районе, что называется, на расстоянии вытянутой руки.

Квартира опустела, Неля прошла в кухню, принялась за посуду. По ходу дела, глянула в мусорное ведро: халатика в нём не наблюдалось.

« Ах, мама, мама!»- подумала с горечью Неля. Не исключено, что уже завтра Вероника Сергеевна встретит дочь именно в этом треклятом халатике.

Прибрав, Неля вышла на лоджию, выкурить вечернюю сигаретку, спиной ощутила присутствие опасливого и тихого Сенечки.

— Пойдём спать, Пуся, сколько можно колготиться?

Вот тут и понеслось: и про халат, и про наглую рожу, и про вали к своей, этой. Слов Неля не выбирала, частично переходя и на понижение Сенечкиного мужского статуса вообще, в глобальном понимании этого слова.

Звук звонкой пощёчины раздался в белой светлой ночи, успешно исполнив роль детонатора. Неля взорвалась истерикой и сжатыми кулачками всё колотила и колотила в атлетическую ненавистную грудь, колотила до беспамятства ,до острого и неожиданного наслаждения, доставшего и Нелю, и Сенечку уже в постели.

Опустошённая, Неля лежала рядом со счастливым Сенечкой и лениво констатировала: надругался всё-таки, негодяй! Негодяй счастливо улыбался, засыпая и хороня в этом приятном засыпании все неприятности последних месяцев. « Как бы не так! –подумала Неля- я ещё устрою тебе вырванные годы, Сенечка!»

Наутро счастливый Сенечка собирался на работу, а Неля коварно поджидала его у дверей их квартиры(конечно, с внутренней стороны). Она стояла, скрестив на груди руки и неотрывно глядела в самую переносицу мужа:

— Ты , Сеня, насчёт нашей семейной жизни не обольщайся. Считай, что вчера было закрытие сезона! А будешь идти напролом, замок в дверь врежу. Всё-иди!

Сеня с криком:

— Достала! Идиотка придурочная!-выкатился из квартиры.

Настала тягомотная пора совместного существования молчком, не считая перерывов на решение насущных домашних проблем. Приходил Сеня домой поздно, часто в подпитии. Вскоре случился день, когда Сеня и вовсе не пришёл ночевать.

Всю ночь Неля прислушивалась к неприличным содроганиям лифта, забываясь тревожным сном лишь на мгновения, в одно из таких мгновений привиделось ей женское лицо. Оно виделось плохо, было каким-то смазанным.

Яркими были только волосы: тёмное каре, обрамляющее бледное, не чёткое лицо. Неля вскинулась , села на постели, не в силах остановить дико колотящееся сердце, и поняла, что вот сейчас, в эту минуту, её Сеня вот именно с этой нечёткой женщиной испытывает блаженство греховного соития.

Неля качнулась куда-то вбок, и завыла , завыла тоскливо по-волчьи, раскачиваясь на постели, не в силах больше держать в себе боль и обиду, груз давил на душу так сильно, что казалось немыслимым то, что она, Неля ещё жива!

Утром ворвалась Райка:

— Ты что вчера выла-то ночью? Пьяная что ли была или из-за Сеньки своего всё убиваесся?

Неля смотрела пустыми глазами на эту опасную дуру и не могла понять, почему такие дуры живут на свете и никто не изолирует их от нормальных людей?

Полно на свете хороших добрых дураков, они знают, что они-дураки, тихо сидят в стороночке и прислушиваются к умным людям, стараясь хоть немного, но набраться того самого ума, которого им катастрофически не хватает.

Но это не про Раиску. Раиска у нас дура опасная, что называется, инициативная дура. Она знает, как жить правильно и учит этому других людей, калечит им жизни, давая советы не терпящим возражений безапиляционным тоном.

Лезет в душу, выворачивая её наизнанку. Неля посмотрела на Райку измученно и умоляюще:

— Райка! Уйди, я прошу тебя, уйди, не доводи до греха, иди к своему Толику, проводи среди него воспитательную работу, а меня оставь в покое. УЙДИ!

Днём пришёл усталый Сеня, готовый к скандалу и обороне , но не надо было ни защищаться, ни обороняться. Неля покормила мужа обедом и отправилась смотреть телевизор.

Всё, как всегда, ничего не произошло, а если и произошло, то Неля не заметила, а может и её дома не было, а может у неё кто-то вчера был, пойди-разберись. Не спросишь же:

— А чем ты вчера ночью занималась , Пусик, пока я там в последних аккордах любви содрогался?

Больше Сеня на ночь не уходил, да и по всему было видно, что служебный роман пошёл на убыль .Вечерами вместе смотрели телевизор. Вернее ,смотрел Сеня свои футболы и хоккеи, Неля не спорила так как телевизор был для неё только фоном, и ей всё равно было под что думать свою не весёлую думу.

Неля сидела в кресле, поджав под себя ноги и вязала какой-то сногсшибательный , входящий в моду бурнус. Сеня потихоньку попивал, смотря свои футболы и хоккеи.
— Опять наши просирают! -пьяно взревел Сеня и энергично сорвав с разъярённого лица очки ,грохнул ими о журнальный столик.

Два бесценных пластиковых стёклышка вылетели из оправы и, описав в воздухе скорбную дугу, приземлились на ковёр погибшей брильянтовой бабочкой.

На следующий день в субботу, Сеня стоял с программкой в руках и, глядя в пустую оправу , горько сокрушался:

-Совсем зрение упало, не вижу ни хрена даже при стёклах плюс два!

Неля призадумалась: надо было заканчивать с Сенечкиным бытовым пьянством быстро и категорически. Надо всё обдумать и, наконец , решить, что делать им со своей жизнью?

Можно ли ещё что-то спасти, или всё сгорело в шестилетнем огне притирок и взаимных обид? Может на этой печальной ниве уже ничего произрастить невозможно?

Душа болела за себя, за Сеню и за ту любовь, которой уже не было, во всяком случае, даже если она ещё и была в их душах, то спала крепким сном.

А через два дня раздался сакраментальный телефонный звонок.

Марина-Маша, представившаяся сотрудницей Сенечки, потребовала личной встречи.

Неля сжимала в руках трубку и слушала адрес, по которому её будет ждать получившая, по всей видимости, отставку, Сенина сотрудница.

— Но учти: я очень красивая!- предупредила Маша- Марина.

— Красивая- не красивая, меня увидишь- не зарадуешься!- пригрозила Неля и обещала быть всенепременно на конечной остановке трамвая номер три через сорок минут.

К Райке Неля влетела, как тайфун.

— Причеши меня быстро, чтобы я была растрёпанная!- приказала Неля.

Райка взялась было раздувать себе цену.

Неля сказала:

— Времени тебе пятнадцать минут! У меня решается судьба, давай, валяй, всё расскажу! Под это «всё расскажу» Райка начала священнодействовать над Нелиной головой. Неля терпеть не могла кудельки, выкладываемые Райкой. Всю эту жлобскую систему укладок.

Но то «нау-хау», которое она придумала со своими от природы слишком мягкими волосами, требовало именно предварительной укладки. После укладки Неля, ничтоже сумняшеся ,брала массажную щётку и расчёсывала всю эту сомнительную красоту, превращая укладку в прелестный беспорядок на голове.

Причёска становилаь не причёской, а копной чудесных природой данных жёстких и непослушных волос.

Райка страдала, но страдала молча. Неля хорошо платила за этот бардак на голове, за эту мальчишескую смешную чёлку и за возможность выглядеть , как симпатичный сорванец.

— Она обольёт тебя серной кислотой!-обещала Райка- не ездяй!

Но Неля уже ничего не слушала и не слышала. Она ворошила свою гриву и спешила облачиться в розовый финский костюм, схватить розово-белую сумочку,втиснуться в розовые босоножки и лететь на эпохальную встречу.

Такси домчало её до остановки с небольшим опозданием. Неля оглянулась вокруг и зацепила взглядом двух женщин. Женщин ничем не примечательных, обыкновенных и даже скучных в своей обыкновенности.

Одна- ничего, но простовата. Вторая постарше, про таких в романах обычно пишут: со следами былой красоты на лице. Они стояли и выжидающе-недоверчиво смотрели на Нелю, страстно желая,чтобы эта красивая женщина прошла мимо.

А пришла бы на её место та, другая-хромая и уродливая, а этой просто невозможно было ничего предъявить, то есть предъявить было нечего.

Неля подошла почти вплотную, улыбнулась своей знаменитой вопросительно-ласковой полуулыбкой и нежно проворковала:

-Вы не меня ждёте?

— Вы-Неля?-спросила та, что была помоложе и посимпатичнее.

Оказалось, что да, именно Неля ,и именно её, как бы им и ни хотелось, они ждали и сами же ангажировали на сегодняшний вечер.

Пришли в квартиру, где накрыт был жлобский общежитовский стол, такой же простенький, как и симпатичная и сравнительно молодая сотрудница.

Пока рассаживались и обменивались общими фразами, Неля исподтишка оглядывала соперницу. Что же было в ней такого, что заставило Сеню рискнуть ею, Нелей?

Ну ровным счётом ничего: хорошенькое личико интеллектом не то, что не обезображенное, а даже не тронутое, смотрело на неё некрупными круглыми глупыми глазками. Рядом нависала изрядно выпившая старая, лет сорок с хвостиком, мешала сосредоточиться и ввести разговор в нужное русло.

Выпили по первой рюмке водочки, закусили крупно нарезанной варёной колбасой( тоже не Рио де Жанейро). Дамы интересовались, насчёт, где так загорела, а выпившая пожилая всё вздыхала: « Какой носик, какие губки, какие зубки…»

Вконец расстроившись, ушла на кухню. Неля решила воспользоваться тем, что они с соперницей остались наедине и в лоб спросила:

-Маша, вы , собственно, зачем хотели меня видеть?

— А я не Маша, я её младшая сестра. Маша на кухню вышла, она Сеню вашего очень любит, а муж её убить грозится, а Сеня тоже избегать начал, вот Маша и мечется!

Неля замерла, не хорошо как-то замерла, как удав перед броском. Вошла пьяная и полностью деморализованная Маша, пуская сопливые пузыри, склонилась к Неле и опять запричитала:

-Какие губки, какие зубки, какой носик, какие глазки…

Боже, чем же может привлечь мужчину эта снулая дождливая женщина? Поняв, что этот сопливый концерт может продолжаться вечно, по крайней мере до тех пор, пока Маша не упадёт в кашу насовсем, Неля приготовилась к заключительному показательному выступлению.

-Так вы и есть Маша?- ласково спросила Неличка, вскинув далеко вверх изумлённые надломленные брови- так это из-за вас я ночи не спала?

— Да- это я , но не Маша, а Марина-пьяно взвизгнула пожилая беспомощно пьяная женщина.

-Нет, именно Маша!- уточнила Неличка- Вы хотели меня увидеть и увидели. Вот сейчас я уйду домой и буду спать крепко и спокойно, а вы Маша, сегодня уже вряд ли заснёте ,да и немудрено! Только одного не пойму: зачем вам эта встреча, эти нервы в вашем возрасте? Да ещё и неприятностей не оберётесь.

-Это каких же таких неприятностей?- вскинулась Маша.

— А таких, что Сеня-то мой на расправу скорый, он ведь в миг челюсть может тебе, Маша , снести за такую подляну.- уже не думая о приличиях мазанула в лицо Маше Неля.

— Кого? Чего? Какую подляну?-заволновалась Маша.

— А за такую, что конспирацию ты, Маша, порушила и меня расстроила! Очень, ну очень Сеня будет недоволен! Ну, спасибо за хлеб, за соль. Прощайте, девушки, пойду я, скучно мне с вами!

Неля стояла , поджидая такси, и мысли вертелись в голове, как мясо в мясорубке. Крупные глобальные входили в мозг, а там распадались на мелкие, никчемные и злые: на кого променял, гад, на кликушу, старую климактеричку! Во что же он тогда её, Нелю ставил?

Да! Где она видела это бездарное тёмное каре? Где? Ну, конечно же тогда, в том ужасном липком сне! И обида уже подбиралась с другой неожиданной стороны.

Добро бы Джина Лолобриджида какя-нибудь, а тут -ничто и звать никак! Пьяная, мерзкая баба! Ни рожи, ни кожи! И теперь он вот этими самыми руками и кое-чем ещё будет Нелю ласкать?

Да ни за что на свете! Не видать ему больше Нелечки в своих опоганенных руках. Ну Сеня! Ну сучий потрох!

Домой Неля ввалилась, как с войны, усталая и обожжённая. Долго стояла под душем, брякнулась на свой диван в гостиной, предварительно хлопнув стакан водки, и уснула тяжёлым пьяным сном без сновидений.

Проснулась Неля с ясной головой, полностью готовая к последнему, главному бою. Сеня уже отвалил на службу и Неля спокойно, без суеты аккуратно собирала в чемоданы его вещи.

Собирала, как в длительную командировку собирают любимого мужа. Ничего не забыть, не упустить, не причинить, не дай Бог ,неудобства или урон .К приходу Сенечки с работы чемоданы стояли в прихожей праздничные, дышащие ожиданием грустного путешествия обратно, восвояси.

К пяти вернулся с работы Сеня. В коридоре парадно поблёскивая замками и молниями ,толпились и волновались чемоданы.

— Ты что, Пусик, опять из дому навострилась? Куда тебя всё несёт? Чего ты беснуешься?- закипал Сеня.

-На этот раз уезжаешь ты, Сеня и надолго, вернее сказать: навсегда.

И понеслось… Сеня орал так, что фарфор вздрагивал за стёклами шкафов. Он не мог больше существовать рядом с опасно сумасшедшей бабой! Ему покоя нет от жены-шизофренички!

Но он терпит, он не уйдёт, потому что без него Неля вообще съедет с катушек!
А он, как муж ответственен за эту идиотку, ёб твою мать!

Но Неля уже вздела ногу в стремя.Монолог ещё не был окончен , а с балкона вниз уже летел первый чемодан, Сеня стоял огорошенный, растерянный, свирепый и страшный.

Нога была контрольно впихнута между дверью и плинтусом, но надо было бежать вниз за чемоданом. Если он уберёт ногу, дверь щёлкнет по его судьбе английским замком навеки!

Но эта истеричка протащила в лоджию уже второй чемодан! Сеня сорвался вниз подбирать чемоданы. На лоджии победно и призывно звенела ключами, его личными ключами ,Неличка.

Путь назад был отрезан жестоко и внушительно. Сеня удалялся, матеря на чём свет стоит Нелю и почему-то всю её родню, аж до седьмого колена. Чемоданы не слушались, вертелись в его руках, и Сеня уходил не гордо и оскорблено, а уходил, производя впечатление не то вора, не то беженца.

А Неля всё переставила в своей квартирке. Всё сделала себе под рукой. Наткнувшись на балконе на Сенины гантели.

Моментально вызвала такси, подъехала в центр к Сениному дому, внесла их на серьёзный этаж, со стыдом и сожалением посмотрела в несчастные глаза своего любимого свёкра и на этом была готова закрыть и эту грустную историю для себя навсегда.

Неля сидела у мамы на кухне и с аппетитом уписывала кислые щи, выражение её лица при этом вполне можно было бы назвать восторженным и счастливым. Щи-мечта! За ними пойдёт жаркое из лисичек, потом ароматный кофе.

А за всем этим уютный вечер , дамский преферанс до глубокой ночи , а за ночью новый день , в который она уже привыкла вступать молодой и свободной( именно свободной, а не одинокой) женщиной.

При сдаче карт Вероника Сергеевна слегка шельмовала, впрочем, как всегда, но Неля смотрела на это сквозь пальцы, лениво объявляла свои взятки, расписывала пульку и вовсе не болела выигрышем. Просто наслаждалась спокойствием и тихим вечером.

Очарование тихого вечера пронзило звонкое и чёткое мамино «Ч»

-Ну и как ты думаешь дальше жить, дочь моя? Что ты собираешься так и жить не девкой, не бабой. Скоро тридцать, а ни детей, ни семьи практически нет. Мужа выгнала, а замены нет. Ты, наверное, думала, что тебя сразу выхватят, а, как видишь, не особо то за тобой в очередь выстроились.

— Может быть не стоило ломать свою жизнь из-за каких-то призрачных измен? Ты же даже с Сеней по человечески и не поговорила, всё молчком, всё в тихую . С матерью не советуешься, конечно, мать же у тебя дура! А дура-не дура, а троих детей вырастила, не хуже, чем у людей!

— Я вдовой была в тридцать пять лет, а ты в тридцать-дважды разведёнка, а это не одно и тоже!-

-Во-первых, я ещё не разведёнка — спокойно реагировала Неля- во-вторых, я не хочу, как у людей, я хочу, как у меня! И вообще, мама, не нагнетай обстановку, без того тошно!

Хорошее настроение тихо и безвозвратно отлетело, мамино необыкновенное «че» сверлом ввинчивалось в голову, и мысли из лёгких и радостных превращались в тяжёлые и бесперспективные. Будущее зловеще и назидательно махало пред её носом указательным пальцем.

-За собой следить совершенно перестала- продолжала безжалостная Вероника Сергеевна, постукивая наманикюренным пальчиком по кружевной скатёрке,- что у тебя на голове, что это за хвостик убогий? А руки? Ты посмотри на свои руки-у тебя же даже ногти не приведены в должный порядок!

Как идеал должного порядка ногтей мамина холёная ручка протянулась прямо к Нелиному носу.

— Ты посмотри, как тебя разнесло! Где твоя талия? Разве в таком виде можно устроить свою личную жизнь? Да тебе на Сеню молиться надо. Ты его в двери, а он в окно. Унижала ты его всегда, а тут взяла и совсем выбросила, как собаку.

-А за что? Какой мужчина не пошаливает? Чего было историю эту раздувать? Где ты ещё найдёшь такого, как Сенечка? Видать, просто надоел он тебе, или того хуже, другого кого присмотрела на стороне. Вот и валишь с больной головы на здоровую. И в кого ты пошла б***овитая такая, Неля? Да чего гадать: в папашку своего пошла, тут и к бабке не ходи!

-Мама! Ну оставь ты папу в покое, наконец! А то мне больше не в кого было пойти, как в папу!

-Это ты на кого намекаешь, дочь моя? Это ты что, на меня намекаешь?

-А на кого же, мама? Ты вспомни всех своих федь, кириллов и жень (почти все в двух экземплярах), я до сих пор их рассортировать не могу!

-Да, были у меня кавалеры, но какие у меня были обстоятельства! Но я же детей растила!

-Да, конечно, у тебя кавалеры, у меня- ё..ри, у тебя- обстоятельства, а у меня- б***ство! Всё правильно! И детей ты растила, не щадя живота своего! Один в неполные пятнадцать на работу пошёл, второго- в интернат, а меня, как самую младшую и любимую, в Киев, к бабке. Вот так и вырастила всех, самоотверженная ты наша!

И пошло и поехало: слово за слово, две родные женщины называли друг друга различными словами ,перешли на крик, и за всем этим заключительное мамино: «Отныне и до века проклинаю, и чтоб ноги твоей в моём доме больше не было!»

Неля вернулась в свой уже показавшийся осиротелым, дом, прилегла на диван и расплакалась по-детски, навзрыд. Плакала долго и самозабвенно, а потом вдруг страшно захотелось чаю с чем-нибудь сладеньким.

Неля прошла на кухню, подогрела чайник, аккуратно побаловалась вкусностями и положив голову на ладошку, призадумалась: может быть мама в чём-то права, и стоит снизить планку своих претензий к мужу?

Ведь ещё ничего конкретного, в смысле разговора в их с Сеней жизни не произошло, они застряли в своих отношениях –ни тпру, ни ну!

То, что Сеня извёлся весь, было чистой правдой. Он без конца звонил, притаскивался, якобы, за какими-то забытыми записными книжками, за всяческой мелочью, которая сто лет ему не нужна была, учитывая то, что по жизни вообще никогда не был жадным.

Ему просто постоянно нужен был предлог, чтобы видеть Нелю и смотреть на неё глазами полными тоски и ожидания. Сволочью, конечно, Сеня был конкретной, но физического отвращения Неля к нему не испытывала, значит, не всё потеряно.

Может стоит простить и принять? «Заживём опять, как люди, я ведь тоже не ангел, и во многом была не права. Вот завтра притащится, и прощу!»- думала глубоко несчастная и уже чувствительно беременная Неля.

Завтра не заставило себя ждать, и Неля, возвращаясь с работы, издалека увидела Сенечку. Он прогуливался у её дом. Но прогуливался очень степенно, с достоинством, как будто имел право ожидать здесь свою законную супругу.

Не было в его сегодняшнем ожидании обычного трагизма, наполнявшего их последние встречи. В одну из таких встреч даже погибла Райкина любимая канарейка, то есть пала жертвой страстной Сенечкиной любви.

В тот день Неля долго не пускала Сеню в дверь. Сеня тыкался, мыкался и решил ввалиться в свой дом через лоджию. Их лоджия вплотную прилеплена была к Райкиной и, пробравшись на Райкину лоджию, Сеня мог лёгким движением ноги перемахнуть на свою, предварительно убедившись, что дверь из лоджии в комнату открыта.

Так он и сделал. Позвонил в Райкину дверь, та открыла . Впустила с вожделением. Она была уверена в том, что Сеня пришёл к ней за сочувствием и содействием, вот тут-то она и развернётся вволю со своими жизненными выкладками и мудрыми советами.

Конечно, она Сеню пожурит, даже не пожурит, а задаст ему перцу, ну а потом поможет повлиять на эту несносную гордячку Нелю.

Таким образам, вернёт обществу полноценную семью, а заодно и поручится расположением Сенечки, которого вся её семья немного побаивалась. Он частенько и назидательно махал перед их нахальными носами пудовым кулаком, произнося довольно внятные угрозы и таким образом, утрясал все бытовые проблемы с соседями в свою пользу.

Она впустила Сеню, но ни слезам, ни мольбам внять не успела. Сеня вихрем прошелестел по квартире, быстро проник в спальню, открыл заветную дверь на лоджию и в мгновения ока перекинул свои длинные спортивные ноги на свою сторону.

А в это время, постоянно и хронически голодный, Райкин кот ворвался в комнату с лоджии, в которую был эвакуирован на время чистки клетки любимой Райкиной канарейк. Быстро и по деловому сожрал беззаботно летающую на воле пташку. Учитывая, то кот был голоден и всегда, удивляться не приходилось.

Питался исключительно шкурками от колбасы и протухшими щами, в промежутке ловя на лету упавшую со сковородки полусырую картошку. Так что событие это трагическое было предрешено. Канарейка хрустнула на его зубах, как семечка-и воспоминаний не осталось.

Райкины вопли и проклятия ещё долго сотрясали две квартиры. Из миротворца Райка резко перешла в жесточайшие противники, и они с Нелей быстро вытолкали взашей незваного гостя.

В этот же вечер Райка предъявила Неле счёт за свою погибшую канарейку. Счёт тянул на пару жар- птиц, но спорить Неля не стала.

А вот сегодня Сеня гулял у своего дома, как встречающий, а не просящийся на постой. И Неля поняла, что без маминого вмешательства здесь не обошлось. Решила вести себя индиферрентно, и действовать , исходя из обстоятельств.

— Привет!- спокойно поздоровалась Неля.

–Привет!-ответил Сеня- что же ты так легко одета, Пусик? Уже ж не лето! Пойдём скорее домой, я тебя чаем напою с твоими любимыми конфетами.

-Ну, пойдём! -согласилась Неля.

Чай был горячим, приятно обжигающим. Сладкие конфеты таяли во рту, оставляя блаженное послевкусие. А рядом хлопотал счастливый и победительно красивый Сенечка.

–Ну что же ты дурёха такая, Нелька? Почему я должен узнавать от Вероники Сергеевны о том, что скоро нас будет трое? Она ещё и припечатать меня пыталась, как подлеца, терроризурующего свою жену. А я просто обалдел и не знал, что ей отвечать.

«Ай да мама, ай да проныра!»-думала Неля. Ведь обо всём догадалась, всё вычислила, а ей ни слова. « Что это ты так растолстела, дочь моя?»- и всё.

Сеня мерил маленькую кухню своими семимильными шагами и строил прожекты. На это он был мастер. Куда поставить кроватку, где ввинтить дополнительные батареи, что переставить, что выбросить, что купить. Строить новую семейную жизнь с Нелей он собирался с чистого листа, правда, учитывая ошибки прожитых лет.

Наутро ворвалась неприбранная взлохмаченная Райка.

— Я смотрю всё у вас с Сеней уже на мази. Видела, видела, как ты его на работу провожала, только, что платочком из окна не махала! Быстро он тебя, Неля, подмял! Я бы так легко не сдалась!

Райке не давала покоя неудавшаяся роль миротворца, и теперь во что бы то ни стало, надо было вернуть Нельку с небес на землю, завалить советами и предупреждениями.

Неля лениво потянулась:

— Райка, мне тоже на работу пора, давай быстро глотнём кофейку, и я буду собираться.

Жизнь разворачивалась к Неле улыбающимся лицом. Сеня, всегда тонко чувствовавший ситуацию, быстро уловил своими трепещущими ноздрями приближающиеся изменения в стране.

И во всю используя свои полуспортивные, полукриминальные связи, быстро сколотил с друзьями кооператив, который стал приносить в их семью деньги, по тем временам, чрезвычайные.

Нелю Сеня с работы снял, не дав дождаться даже законных нищенских декретных, и та носилась по магазинам, по подружкам и по театрам, проводя свою беременность под ещё красным флагом вечного праздника.

Райка билась в злобе:

— Что же ты так распустила,Неля, мужика своего? Он же подавил тебя совершенно, снял с работы, а ты, как квашня, не сопротивляешься даже!

-Я бы может и сопротивлялась, если бы Сеня послал меня укладывать рельсы, а чего мне трепыхаться, когда наоборот?-недоумевала счастливая и легкомысленная Неля.

-Это же он всё специально, чтобы поработить тебя, дуру, а потом опять свои б***ские штучки начнёт! Или ты забыла? Забыла, как по ночам тут белугой выла?- не унималась Райка.
Но всё Неле было нипочём, она была счастлива своим состоянием, своим ожиданием чуда появления на свет маленького человечка, которого уже любили все члены её маленькой семьи.

Снявши Нелю с работы, Сеня притащил в дом маленького чёрного котёнка, чтобы Неличка не скучала дома, пока он укрепляет их материальное положение на рынке спроса и предложения.

Котёнок был смешной и симпатичный: чёрный с белыми, даже с седыми усами, висящими вниз. Этими усами напоминал Тараса Бульбу и так и остался жить при Неле с именем -Тарас.

Ходил за ней по пятам, прижимаясь к ногам, требуя ласки и мяса, а ночами вкрадывался в супружескую постель и полностью распластывался на Нелином уже изрядно выпиравшем животе.

Когда ранним утром Сеня уходил, Тарасик скатывался с Нелиного живота, перебирался на Сенино место, прижимался носом к Нелиной спине и по-хозяйски забрасывал на неё лапу.

Однажды Сеню угораздило вернуться с полдороги за чем-то забытым. Сеня заглянул в спальню и наткнулся на изумлённо-вопросительный взгляд Тарасика:

-А ты что тут рыскаешь? Моя очередь служить при Неле мужем и защитником!

Сеня никогда не был занудой, а сейчас счастливый и укрощённый, с удовольствием угождал Неле во всём. Часто Неля собирала своих задушевных подружек.

Пекла пироги, выставляла на стол всё, что было в доме. А в доме много чего было, включая и выпить, и закусить, послушать музыку, которая лилась из супер- современной аппаратуры. Посплетничать, поговорить за жизнь.

Приятно было и то, что теперь не курящая и непьющая Неля, легко и весело перенося свою беременность, никому не запрещала курить, никого не ограничивала в алкоголе ,то есть не строила из себя священного сосуда.

С удовольствием просиживая с хмельными бедовыми подружками до полуночи.
Порой очень не хватало синеглазой, как все моря мира, Ирочки.

Ирочка моталась между домом и Киевом, как заполошная. Продала квартиру, забрала сына, и вот уже , наконец, совсем перебралась в Киев к Виталику.

Свадьба намечалась на декабрь. На свадьбе должна была присутствовать Рахиль Моисеевна, которая долго отказывалась принимать Виталика в серьёз по причине отсутствия у Виталика высшего образования. Он так и числился в Укиной картотеке: молодой человек « с без верхнего образования».

Хитрая Ирочка привезла к Рахиль Моисеевне своего Виталика, поселилась с ним на знаменитой Укиной веранде, и двое суток Виталик стучал молотком, зудел дрелью и стонал пилой, превращая элементарный Укин погреб в закрома Креза.

По окончании работ Рахиль Моисеевна спустилась в свой погреб, и шок от увиденного прислонился к ней вплотную. Ука отказывалась покидать погреб, не было сил оторвать взор от свежевыструганного множества полочек, от резной табуреточки-стремяночки, от великолепия дневного света.

Выманить на свет божий Рахиль Моисеевну смогла только прекрасная лестница, сработанная вместо старой ветхой, которая много лет дребезжала под хромой Укой, грозя в один прекрасный день развалиться и убить Уку насмерть!

Но самым поразительным была даже не лестница, а прекрасные полированные перила, держась за которые, Рахиль Моисеевна легко взлетала по этой лестнице вверх , неся в сработанной Виталиком необъятной проволочной авоське с твёрдым дном всё, что предстояло поставить на стол , всё одним махом!

А уж, чтобы закрома не пустели, Ирочка следила строго. Дружба этих двух женщин с разницей в возрасте в сорок лет была богатством, посланным им, как избранницам Божьим. Виталику же простилось отсутствие высшего образования. Ука благословила Ирочку на брак.

Ждали Нелечку. Без Нели свадьба просто не имела права состояться, так, во всяком случае, считала Ирочка. Но Неличка приехать не смогла. Тут уже встал грудью, якобы, покладистый Сеня.

Отпустить беременного Пусика в дорогу? На самолёте? Да ни за что на свете!

Пусик подчинился с удовольствием: шла вторая половина беременности, и Нелю вполне устраивал полусонный ритм её жизни с вечерними посиделками у телевизора.

Трезвый и ласковый Сеня смотрел только интересующие Нелю каналы, а Неля сидела с ногами в кресле и вязала бесконечные пинеточки и кофточки, кружевные шапочки весёлых и не конкретных цветов.

Узи в то время ещё не внедрилось в нашу медицину и наверняка сказать будет мальчик или девочка, не мог никто. Нелю устраивал любой вариант, но Сеня ждал мальчика и уверен был на все сто, что будет именно мальчик.

Состояние Нели на это время вполне можно было назвать счастьем: у ног крутился Тарасик, в животе деликатно поворачивался ребёнок, а рядом -неизменный Сеня. Как в песне поётся:» Котик-мурлыка, муж работящий- вот оно, счастье».

Иногда доходили до Нели некоторые слухи о бывшей Сениной пассии-Маше-Марине, говаривали даже, что приходила она на бывшую их с Сеней общую работу с проволочками в сомкнутых челюстях, но кто из двоих: муж её, Маши, или скорый на расправу Сеня назидательно свернул Маше челюсть Нелю интересовало мало.

Сплетня прошла мимо, не царапнув и не задев гордую в своём спокойствии Нелю.
Спокойствие Нели нельзя было назвать состоянием мухи в период зимней спячки.

Жизнь катилась ровной дорожкой, но не скучной. Хлопоты по переустройству спальни в детскую комнату, новинки кино и книги, домашнее хозяйство-день был наполнен. Постоянно звонила Ирочка.

Она умудрилась засыпать Нелю посылками, голосок её звенел по телефону счастьем. Ирочка становилась стопроцентной киевлянкой просто на бегу. Она «гэкала», как заправская хохлушка.

Неля смеялась и говорила ей:

— Ну, Ирка, ты даёшь, откуда что берётся?

-Та ты шо?-мелко заливалась Ирочка-та я как была, такая и осталась. Шо ты вот эта придумываешь?

-А ты знаешь , Ирочка, чем хохлы отличаются от русских?

-Не, а шо?

–У хохлов «гэ» мягче- подшучивала над Ирочкой Неля.

Вот так, шутя и хлопоча, пропилила Неля до самого роддома, где быстро и без истерик произвела на свет мальчика. Назван он был Ванечкой, вошёл в семью, как будто был в ней всегда, вернее, всегда этот дом знал, что не хватает в нём именно Ванечки, черноглазого и кучерявого.

Но вот только сейчас Бог решил, что Неля с Сеней достойны поселить его в своём доме, достойны растить его и любить.

Свёкор от них практически не уходил. Мальчик, который был похож на дедушку южных кровей даже больше, чем на отца, буквально его поработил. Всё и вся вертелось вокруг Ванечки.

Тарасик служил при младенце охранником. Никакие Нелины запреты и окрики, никакие страшно вращающиеся Сенины глаза не могли выгнать Тарасика из Ванечкиной колыбельки.

Нещадно гонимый, он вновь и вновь возвращался на своё место к ногам волшебного мальчика. Пока все не смирились с такой постановкой дела и не стали считать пребывание кота в постели младенца закономерным.

Ровно за пять минут до предстоящего кормления Тарасик подходил к Неле и начинал усиленно тереться об её ноги. Потрётся и, отбегая, зовёт за собой к Ванечке.

Больше всего он боялся, что легкомысленная и всегда занятая какими-то ненужными делами Неля, забудет вовремя накормить его юное божество.

По Тарасику можно было проверять часы. Неля никогда строго за часами кормления не следившая, умудрилась стать образцово пунктуальной мамашей.

Сеня приходил с работы усталый, счастливый и влюблённый по уши и в Пусика ,и в своего замечательного мальчика. Купание сына он не доверял никому. Купание выливалось в целый ритуал с массажами, поцелуями и баюканиями.

К концу дня Неля валилась с ног, засыпала моментально. Но ночью Ванечка спал крепко и спокойно, а если и случалось ему в ночи недовольно покряхтеть, то вскакивал к нему, как по пожарной команде, Сенечка.

Вероника Сергеевна приходила часто, но не надолго. Руку на пульсе держала, но серьёзной помощницей для Нели она стать не могла так, как у неё были обстоятельства. Cколько Неля помнила свою мать, всегда у той были обстоятельства.

Обстоятельства эти ели, пили, лелеяли.Потом получали прощальное по морде и исчезали в бесконечности.

На смену им приходили новые. И так из года в год, без перерыва даже на обед. Теперешнее мамино обстоятельство, в прошлом было тренером, сейчас преподавало в школе труд и физкультуру, имело круглый животик и громоподобный голос.

Было оно сорока пяти годов от роду и пило методично и жестоко. Пригласить его в приличный дом не представлялось возможным.

После третьей разгоночной, раздавалось:

— Хто вы тута все? Морды! Я три института не закончил, а вы сидите тута, жлобы! Мать вашу так и разэдак! Растуды её в качель!

В соединении с Сеней получалось целых два обстоятельства, а такую психологическую нагрузку не в силах был бы вынести никто. На семейном совете дружно решили, что хватит им и одого Сенечки, который в некотором смысле, приняв на грудь, тоже становился ещё тем обстоятельством.

Но он всё-таки был свой,и ложку дёгтя в бочке мёда решено было принять в виде Сени. И всё! И баста!

Вероника Сергеевна злилась, намекала, интриговала даже ,но всё же обстоятельство с прекрасным именем-Евгений по семейным праздникам оставалось дома и в одиночестве( не считая злодейки с наклейкой) коротало вечер.

Нелечка растила своего бесценного Ваничку, приходила в себя, возвращая себе прежние формы и обретая частично утраченные амбиции. Этот год ещё пройдёт под девизом:» всё для ребёнка», а на следущее лето, конечно, надо уже выходить в свет.

Это лето решили провести у Инги с Юрой на даче. Дача была роскошной и просторной. Под окнами билась быстрая речка, весь дом по второму этажу опоясывали бесконечные балкончики и терраски.

А во дворе дымила трубой финская сауна , лесенка из которой спускалась прямо в холодную речку. У брата с Женой были очаровательные маленькие погодки: мальчик и девочка.

Днём они служили добросовестными нянечками при Ванечке, особенно маленькая Сашенька. Неля смотрела на эту девочку глазами взрослой женщины и легко могла себе представить её в роли настоящей, а не игрушечной мамы. Эта трёхлетняя девочка поражала своим трезвым отношением к жизни и взрослым чувством ответственности за всё, что делала.

Вечером укладывали детей и шли в баню, в которой кроме парилки имелся ещё и каминный зал. Пили вино, ужинали, ныряли в холодную воду. А поздно ночью расходились по комнатам и засыпали счасливо-усталые.

Утром иногда ходили к морю, пройти-то надо было всего метров триста от дачи. День казался долгим, а пролетал мгновенно, наступали будние дни. Мужчины уезжали в город на работу и Неля с Ингой оставались на даче с детьми одни до следующих выходных.

Жили дружно, весело,постепенно сближаясь, но выходные дни перечёркивали всё. Приезжала неукротимая Вероника Сергеевна и возвращала дочь и сноху на прежние позиции отчуждённости и настороженности.

Ей эта дружба была не к чему. Вероника Сергеевна жила по принципу:»Разделяй и влавствуй»! Да и Сеня укреплению семейных отношений соответствовал мало.

Вечный спорщик и любитель поорать, хлопнув лишку, он очень напоминал в такие минуты отставленного от семейных посиделок Евгения, и мало чем отличался от « с без трёх высших образований «физрука.

Если все отстальные домочадцы относились довольно спокойно к строптивому и шумному поведению брутального Сенечки, то Инга, напротив, сильно страдала. Она была больше чеховской барышней, чем байроновской женщиной, и Сенина громогласность её утомляла и пугала.

Вероника Сергеевна ловко пользовалась создавшейся ситуацией и интриговала буквально на ходу.

В августе, вконец рассорившиь, компания резко разбилась . Сеня, погрузил свои сокровища: жену, сына и кота, отвёз их в город. Август выдался дождливым и безрадостным, дома было тепло и уютно, и Сеня дома был ручным и нежным.

А забот у Нели было столько, что в конце дня не имело особого значения, где приклонить голову: на даче или в городской своей квартире-лишь бы уже, наконец, донести до подушки эту усталую голову.

На следующий день по приезде ворвалась воодушевлённая Райка:

— Мы с Толиком едем отдыхать в Гагру, я хочу взять у тебя пару приличных вещей! Мне ехать не в чем, ты же знаешь моё бедственное положение!

Неля угнала взметнувшиеся брови буквально к корням, вставших дыбом волос:

— Какие Гагры? У тебя ж на хлеб детям положить нечего!

-Толик выбил две бесплатные путёвки по состоянию здоровья!

-Чьего здоровья?- вернула недоумённые брови в исходное положение Неля-да вами же сваи забивать можно!

Неля не могла представить, чем таким могла заболеть эта прекрасная парочка, ничем в этой жизни кроме стяжательства не интересующаяся.

Толик, так тот тяжелее стакана ничего в своих руках не держал, а Райка одним хлопком могла уложить того же Толика на вечное успокоение. Значит, опять хитрили, спихивая на обочину кого-то нуждающегося в путёвке, но хваткой бульдожьей не отличающегося.

Эх, Райка, Райка! Могила её исправит. Что за люди?

— Короче, послезавтра вылетаем, а одеть приличного ничего нет. Дашь мне кофточку свою белую кружевную, шаль ещё персидскую голубую, и ещё эту разноцветную, красивую.

-Эту разноцветную, красивую я уже подарила.

-Как подарила? Кому?- для Райки слово»подарила» само по себе звучало, как иностранное, не понятное, чужое её культуре слово.

-Ирке подарила -спокойно ответила Неля.

-Этой проститутке, Ирке подарила? Да ты что , Неля, дура?

-Какая она тебе проститутка?- вскинулась ненавистью Неля,- что ты мелешь языком своим бескостным? Почему у тебя, Райка все красивые бабы проститутки, что же ты на них как бульдог бросаешься? Тебе- то что Ирка сделала?

-А про неё все говорят, что она гулящая, и мать её гулящая!

– И бабка!-закончила за Райку Неля -если послушать, Райка, что про тебя говорят, то тоже оптимизма не прибавится! Так что давай, выбирай, что надо, я пока малого на лоджию вынесу, пусть подышит.

Райка бросила жадный взгляд на шкаф, потом на детскую кроватку.

-Опять у тебя поганый кот жирный в ребёнкиной кровати валяется! Безалаберная все-таки ты баба, Нелька!

Райка раскрыла створки шкафа и замерла. Какая обида, что из всего этого ей с трудом подойдёт только может быть парочка вещей широких и нейтральных, а что касается брючек и юбочек, то тут сплошной « непроходняк»! Мелкая эта Нелька, на Райкину вислую задницу тут не натянешь ничего!

-А ты сама в Гагре этой была когда-нибудь?-хвастливо спросила Райка.

-Нет, в Гаграх я не была -успокоила её Неля.

Та аж засветилась вся от удовольствия, вот едет на полную халяву: завтрак, обед , ужин, номер на двоих. Тряпки у Нели возьмёт, солнце и море денег не стоят, всё-таки умная она, Райка, а Нелька дура( кофточки раздаривает, кот с ребёнком в одной кровати спит, опять же и в Гагре не была ни разу) и выходит, что это она, Райка женщина успешная во всех отношениях, а Нелька-дурочка с переулочка.

Отобрав пару кофточек, в которые входила с большим трудом и шаль, Райка заспешила домой. Уже в дверях обернулась и бросила:

— А пацан-то у тебя, Неля, перекормленный на ножки не скоро встанет!

– Давай, чеши в свою Гагру, разберёмся -прервала её Неля энергично и кратко. Дверь захлопнулась за Райкой с победным треском.

Если Райка хотела вывести Нелю из равновесия, то это ей удалось на все сто. Неля сидела с книгой в кресле на лоджии, рядом стояла коляска, в ней спал перекормленный Ванечка, у ног тёрся жирный и вонючий Тарасик, но это если смотреть Райкиным глазом.

А на Нелин взгляд кот пах солнышком, а в коляске лежал солнечный сказочно прекрасный мальчик, причудливо изламывая во сне тоненькие чёрные бровки, вздрагивая пушистыми ресницами.

Всё это реально видела Неля. А в подкорке уже неслись слайды: чёрная южная ночь, напоенные приключениями гагринские серпантины, мраморные ступеньки широких лестниц и прекрасное гордое лицо там в адлерском аэропорту.

Почему же так устроен этот мир? Кого винить в том, что тот прекрасно-гордый человек никогда не узнает о солнечном мальчике, никогда не взглянет в его лицо? Не взглянет и не увидит себя «прежнего- настоящего»! Кого винить? Нелю? Сеню? Судьбу? Гололёд…?
Таллинн,12-е ноября. 18.15. 2011 год.

© Copyright: Привис-Никитина София, 2010
Свидетельство о публикации №210112601779