НИКОЛАЙ ШАМСУТДИНОВ. Транквилл.

* * *

С колоссами, зачитанный, одно
И то же, достославный Гай Светоний
Транквилл – ночной транквилизатор, но
Не из пустого чтива, посторонний
Глумливому гламуру… Январем
Глядит, осточертев чертами, муза,
В соблазне совладать со словарем
Калигулы и Августа. Обуза

Народонаселенью, не статист,
Но – взят метаморфозами в науку,
Мордуемый молвой «постмодернист»
Траяном – длит одическую скуку.
Набрякшее ненастьем, как виной,
В огнях, темнее небо над вокзалом
Термини, повернувшимся спиной
К закату Рима… Незнакомка в алом

Проходит, Рим, булыжником твоим,
И бюст – в упор. С восторженным «Аида!…»,
Исполнен, в духах Пантеона, Рим
Крупнозернистой зоркости гранита.
Бесспорная, «в душе открылась течь»…
Проникнутая притяженьем жанра,
Прохожего – одергивает речь,
Исполненная внутреннего жара

Классической латыни… Злее соль
Познания: недаром, видит автор,
Судьбу, чье становленье – через боль,
Вываривают с лавром. Триумфатор
Фонетики – смурней, вникая в текст,
И Рим Транквилла не поймет Нерона,
Пока не хрустнут позвонки под тек –
тоническою точностью тевтона…

2007

* * *

Бессонница… В плену иносказаний,
под крики чаек, прячущих испод,
Выстрадываясь из чужих страданий,
угрюм рапсод – парадоксальный плод

Растерянной любви. Из-под панамы –
навстречу взгляд. Оглядываясь на
Пролог, не объяснить природой драмы
ловушек бытия. Оглушена

Луной, спит занавеска.., спят в зловещем
молчании часы.., на кухне злей
Ворчанье в кране… Мудрость жизни – в вещем,
живом непослушании вещей,

Помалу обретающих ухватки
могучих мойр, играющих судьбой,
Чтоб имяреку, чьи устои шатки,
не оказаться, всхлипнув, под собой,

А – разрешиться комариным писком..,
так с отрицаньем сводят счеты, ведь
В постель наверняка ложатся с риском
наутро не проснуться, дабы впредь

Не засыпать. Из твоего же теста,
с горизонтальной немочью на «ты»,
Протягивает муза из контекста
бессонницы скандальные плоды,

Что, по исходу, то сладки, то терпки.
Рапсод, лелея комплексы свои,
Пленен плакучей пластикой Евтерпы,
подсвеченной дыханьем флейты… И

Полуночью, чьи призраки зловещи,
лицом уткнувшись в жесткий сгиб руки,
Он, слившись с ним, неотличим от вещи,
прочитанному выше вопреки…

2008

* * *

Урбино Фолли

За Генуей, в барашках волн, едва ль
Приветлива об эту пору, снова –
Осенняя, вам отвечает даль
Пустым, прозрачным взглядом птицелова,

Поддразнивая желчь… И неспроста,
Промозгла, не предмет парадной оды,
Окрест ее сиротства, пустота
Соцветья вымывает из природы,

Чьи, в изложенье жизни сей, глаза
Обращены в себя. И, сбив дыханье,
Ч т о, обрекая ностальгии, за
Студеным оседаньем в подсознанье

Ненастной сини, прячущей свои
Фантазии от взора щелкопера?
Ч е м, отраженный тишиной в крови,
Настойчивее приворот простора,

По сути, соглядатая в душе,
Тем всё мрачней, к язвительности Гафта,
Пролившись в мелководные клише,
Залив – цезура плотного ландшафта.

При аскетизме черт, его окрас,
Простреливаем чайками, – бледнее,
Как смерть… Но «то, что убивает нас
(По Ницше), нас же делает сильнее…»,

Чтоб внять в краю задумчивых снегов,
О чем (смеясь иль плача, всё едино…),
За дли-инной анфиладой холодов
Поет урбанистический Урбино…

2007

* * *

Артельный листобой… И, ко всему,
В сыром юродстве северной столицы
Отрады нет ни сердцу, ни уму
В жестоком целомудрии юницы,

Погрязшей в безразличной красоте…
Но, в постном постоянстве ей – годами,
Не вызволиться, в лютой тесноте,
Из прошлого, сорящего сердцами

Пленительных распутниц… Есть в ночах
Томленье подступающего часа,
Хоть память, построжав, на мелочах,

В лихом былом – и лиц круговорот,
И девочка-батут, напор искуса,
Так горяча, что заплывает рот
Языческою свежестью укуса,

Что вечно юн… Но, видно, перезрев,
Как плод пикантный, здесь, в бедламе этом,
Мир бессердечней к ним, перегорев
В усыновленном осенью. Дуэтом
То бишь обмолвках, ловит ловеласа

Помешанным – не вытянуть… Виват! –
Во времени, от мира отрешенном,
Недостоверней человек, подмят,
В забвенье, сокрушительным крюшоном,

Хотя уместней, что скрывать, боржом…
Порой, в уюте кухонного глянца
И бодрых литографий, под ножом
Звенит фарфор – инфляция фаянса

Неприхотливой юности. Окно
Отворено, зазывное, в ненастье..,
Тем пасмурней, несбыточным полно,
Влюбленного страдальческое счастье…

2008

* * *

Пригревшийся под сердцем, не с руки
Судьбе, как в неизбежную дорогу,
Я вышел в мир, строптивец, вопреки
Предназначенью, а вернее – року,

Злокозненному в прихотях… Шагрень
Надсадной жизни, горше к сердцу жмется
Полярный день, отбрасывая тень
На будущее в перевертнях. Рвется

Вновь связь времен, ведь, к завтрему – зола,
Учитывая каждую подробность,
Чужая, счет оплошностям вела,
В злорадной любознательности, подлость

Присяжных «доброхотов»… Что ж я знал?! –
Наглядно прям – из готов или скифов? –
Протравлен травлей, не осознавал,
Как страшен мир, законодатель мифов

О равенстве и братстве. Дерзок был,
Всей жизнью – в замордованной тетради,
Я имени, «нацмен», не изменил
Успеха и дешевой славы ради,

Как именно ее ни назови,
Ведь как, хрестоматиен, ни злословил
Зоил, – я, прям, для гнева и любви
Души, густых кровей, не экономил.

С отточенными кознями в судьбе,
Веди я счет назойливым обидам,
Тогда непостижимый путь к себе
Забило б безысходностью и бытом.

Грех сокрушаться, ибо не секрет
И, в оборотнях жанра, справедливо,
Что в мире, унижая этим, нет
Банальной справедливости… Учтива

Измена, обнаженной боль держа,
И память длит пожизненную пытку,
Ведь, к ужасу, мучительно свежа
Жизнь, сметанная на живую нитку…

2008

* * *
Кашель, Этна в висках – одним словом, простуда…
На безлюдной веранде, с одической скукой,
Наблюдая закат, человек ниоткуда
Закрывает глаза, вразумленный разлукой
С ma sherie. Откровенно зевая, сивилла
Учит сути наглядной бессмыслицы, ибо,
Сокрушительно в мерности, время есть сила,
Неуклонно влекущее в прошлое либо

Обращающая в воркуна… По морщинам –
Далеко не руина, он держится честным
С временем, человек, по известным причинам
Оставаясь, грешно говорить, неизвестным
Извиняемым массам… В дегенеративных
Нравах, опровергающих бред о высоком,
(не глумясь ли?) носителя декоративных
Добродетелей – жизнь отсылает к порокам,

Ведь, при титлах и всех именах, совершенна
В своих несовершенствах… В транзитной клетушке,
С червоточиною, заточенной в душе, но –
Не навек же,
себя поверяют подушке,
Ей перепосвятив опоздавшую нежность
К ускользающей. Время мордует сквернавца,
За стихийностью Хроноса пряча прилежность
Скрупулезного в частностях заимодавца.

Безразлично, ведь, скуке сродни, как обычно,
Кто кому, в примирённости с будущим, должен:
Время вам либо вы ему,
ибо, безлична,
Жизнь давно безучастна к тому, что он дожил
До внезапных седин.., отрицаемый, выжил
В равнодушии масс да и, здравия ради,
Из холодной, прокуренной комнаты вышел
Подышать, провожая закат, на веранде…

2008