РОМАН ФАЙЗУЛЛИН. Солнце в помойном ведре (стихи)

маленький бультерьер

мне снился маленький бультерьер
и я его очень боялся
пустыня попойка и сквер
и жизнь сквозь немытые пальцы

и снег что похож на тюрьму
в которой все люди ослепли
ведущий их компас ко дну
и голубь оставленный в клетке

и был разговор обо всём
но мало кто знал что ответить
и ночью и утром и днем
ломались кленовые ветки

всё тоже самое…
всё тоже самое, но только по-другому.
художник, как и прежде, глух и нем.
и не дойти сегодня мне до дома,
а завтра дома не останется совсем.

твердеет ночь под снежным покрывалом.
уходит прошлое, как люди — в никуда.
и ты находишь ясность в самом малом —
в дворце из грязного, но искреннего льда.

и давит вакуум. холодное пространство
уводит мысли, поедая жадным ртом,
как люди, от которых отказался,
как смерть оставленная на потом.

жизнь(похороны мира)
всё проходит и ты пройдёшь
как тревога как свет как ясность
но за все мои крики и ложь
мне позволь ненадолго остаться

ты прости за слепую слезу
и за алые подлые брызги

я на похороны мира ползу
разрываемый собственной жизнью

солнце в помойном ведре
как мастурбирующие друг друга тела
ходят и ползают по талому снегу,
так на ковре моём кровь да зола…
запах цветов исчезает бесследно.

контур лица расплывается. не разобрать
солнце в помойном ведре или благостный якорь
чёрной росой мои открывает глаза
и хочется мне веселиться, смеяться и плакать.

блеклый рисунок, наивный и детский засох.
в дом твой пришёл измождённый и старый каратель.
Ты, как всесильный и развращающий Бог
примешь не всех, а того, кто больше заплатит.

и рухнул дом (М.М.)

конкретный мир, в конкретной голове
вполне обыденно и низко падал.
засохла кровь на неживой траве
и клевер затоптало стадо.

и рухнул дом, а жизнь себе текла
невероятно быстро и уныло кротко.
тупой ублюдок с сердцем из стекла
хотел увидеть море в чашке с водкой.

дорога вверх, то тоже, что и вниз.
так хочется обнять и быть невинным,
но в этот раз, а то есть, в эту жизнь
мы навсегда с тобою не едины.

затравленная оса

затравленная оса
уже никого не ужалит
птица ползёт в небеса
чудовище принца ранит

и падает грязь на подол
девушки иллюзорной
но я оттуда ушёл
умчался на сломанной «скорой»

и похоть моя улеглась
и замолчали стены
чудовищна эта связь
божественного с наземным

бескрылый

бойтесь клоунов и скоморохов
бойтесь ангелов и бескрылых
я исследовал эти потоки
и говно со временем всплыло

не во всех а во мне самом
страшным вирусом неизлечимым
и лежу я теперь под кустом
исковерканный и бескрылый

больше никто не умрёт…
больше никто не умрёт,
потому что никто не родится.
камни, похлёбка и сброд —
эти картонные лица.

тянется жизнь, как смола.
бедствуют чистые капли.
Ты не тому дала
дяде в кожаной шляпе.

бесится рвота внутри,
танцует. в кого ты метишь
юноша, не смотри
в упор, иначе ослепнешь.

сквозь смех и камни стонущих пород…

сквозь смех и камни стонущих пород,
на переправе, где все люди тонут,
стоит упрямо истощённый взвод,
желая света или просто комы.

и воздух спёрт, а тина давит сверху.
глухие дети выпали из рук.
и огонёк далекий, ясный меркнет,
и доедает жизнь свою пастух.

он разменял надежду холостую
на потроха и иллюзорный дом.
слепой художник в сотый раз рисует
отвесную скалу на дне морском

способ выживания

ещё один цветок
в ладони моей скомкан.
ты мой продажный Бог
в мои плюёшься окна.

затем, чтоб я и впредь
к тебе не прикасался.
чтоб жить и умереть,
минуя твоё царство.

пусть вечность подождёт,
как счастье в женском роде.
заплёван синий лёд.
загажены дороги.

единственный цветок
разжёван до прощания.
ведь блядство не порок,
а способ выживания.

опасно то что есть Вы

вирусы мне не опасны
опасно то что есть Вы
я в перчатках и каске
посреди зимы

ваши вдыхаю улыбки
фальшью рождённый смех
съеденный и зарытый
проклятый человек

за грехи за надежды
за мысль о счастье пустом
вытянет и разрежет
тело ржавым крестом

но с оргией вашей не в связке
я
посреди зимы
вирусы мне не опасны
опасно то что есть Вы

в воздухе смертью пахнет
мир на ладони мал
дяденька девочку трахнет
чтобы Иисус восстал

Сгоревшие

Не верь поэту.
Не верь врагу.
Не верь тому, кого ты любишь.

Я не приду. Не помогу.
Я презираю потому лишь

тебя, что ты живёшь, как все.
Как все плодишься безмятежно.
Не воспевая тонкий свет,
таящийся во тьме кромешной.

И это повод для вражды.
Для ненависти бесподобной.
Мои сгоревшие сады –
Любовь продажная до гроба.

Моя больная кровь горит,
хоть образ твой во мне всё глуше.
Мой мир из тонких нитей сшит,
из душ в болотах утонувших,

погрязших в похоти личин
и мёртвых, жаждущих покоя.
Да, нас когда-то Бог любил
и нас когда-то было двое.

Теперь же давят холода
сердец, которые растлились.
И нету жизни после дна,
которому
мы покорились.

безучастно ходили в морг
безучастно ходили в морг
посещали его дни и ночи
только личность свою не сберёг
потому что слаб и порочен

потому что глаза в темноте
видят только огонь голодный
и на белом белого нет
только язвы одни и тромбы

дно колодца

тихо падает мёртвый камень
дно колодца привычно к смертям
проклинающий небо и пламя
я иду по затёртым следам

и во мгле беспощадны морозы
не согреться с Тобой у костра
небо нынче мертво и беззвёздно
мир из проклятого серебра
я как Каин в одном и Авель
я как серый оплёванный лёд
даже музыка не спасает
и поэзия не бережёт

без редактуры и без фальши

без редактуры и без фальши
среди прокисших чёрных вод
мы не пойдём с тобою дальше
поскольку нас никто не ждёт

с обрыва прыгать слишком поздно
мы миновали свой рубеж
лежат растоптанные звёзды
оставив в небе мёртвом брешь

колодец совести отравлен
у рук нет больше чистоты
и сверху кто-то сыпет гравий
взрывая шаткие мосты