ВЛАДИМИР АЛЕЙНИКОВ. Петербургские стихи.

1

ПЕТЕРБУРГСКИЕ СТИХИ

Оттого-то и дружба ясна,
Что молчание – встречи короче, –
Не напрасно взрастила весна
Петербургские белые ночи.

Сколько песен ни пел я во тьме,
Никого не винил поневоле, –
Я скажу предстоящей зиме:
«Поищи-ка прощения в поле,

Не тревожь ты меня, не брани,
Не забрасывай снегом кромешным,
А наследную чашу верни,
Напои расставанием грешным».

Никогда я душой не кривил –
А когда распознал бы кривинку,
Сколько раз бы всерьёз норовил
Извести себя, всем не в новинку.

Да и женщинам страсти черта
Никогда не дается украдкой –
В уголке огорчённого рта
Залегает пригревшейся складкой.

Нет ни дня, ни минуты, ни сна,
Чтобы зову остыть круговому, –
Оттого благодарен сполна
Я вниманию их роковому.

Ни за что мне теперь не помочь –
Но светлее, чем ночи бездонность,
Пропадает, не сгинувши прочь,
Несусветная наша бездомность.

И склонившись к кому-то на грудь,
Покидая поспешно столицу,
Я пойму вашу тайную суть,
Петербургские светлые лица.

НАД НЕВОЙ

Моста, погруженного в дрему, пролёт
И вечно крутая Нева – –
Не львиный ли зев и не Зевса ли взлёт
Твои бережёт острова?
Не ливня ли облик окликнет тебя,
Колебля края голубые?
Фонарные вспышки зачем теребя,
Ты взоры сбираешь любые?
Наверно, былое да медное
Вконец убедит незаметное,
Неверья немалая доза
Простится подобьем наркоза.

Наверно, рабыней тебя нарекали,
Вовсю отвлекали, в бокале плескали
Напитков сомнительных суть, –
Но ты огорченья пажей узкоротых,
И фрейлины шлейфы в торчащих заботах,
И вечное нечто, как вешнее что-то,
И даже себя не забудь.

И чья одичалость встречалась с тобою,
Когда позволительно сделать любое
Хоть гранью кирпичной стены –
И, верности крепче, зовет восклицанье,
И тем удивительно где-то мерцанье,
Что нет ему просто ни лет, ни бряцанья
Для рыцарской меры цены.

Малейшая щедрость подобна отсрочке –
Уж как ни крути, не вмещается в строчку,
И Чёрная Речка свою оболочку
Теперь не отдаст никому, –
Кого кумовьями иль свахами числить?
Кого в молодые навечно зачислить?
Кого к небывалому прочно причислить? –
Я сам удивляюсь ему.

Сорви незабудкою вести безгранность –
Безветренно море и радует странность,
И грусть обрекает на гордость отныне,
И страсть отмыкает, и горстку гордыни, –
Не знаю, по всякому ль стонем, однако, –
Не все одинаковы, нет Зодиака
Без невского всплеска, – простите смелее –
Ему не откажут Стрелец с Водолеем.

Я в чашу ли воду себе наливаю,
Иль чаще свободу свою забываю,
Иль в землю талант зарываю – простите, –
Увы! – без досады глаза опустите.

Ничейная схватка не может быть равной –
Поэтому жить над Невой державной
Возможно, как с детства себя дожидаться, –
И надо порою в неволе рождаться.

Никчемная пуля тебя не догонит,
Гранит не убьёт и ограда не тронет,
А коль пригорюнишься, выручит ниша
И тишь не обманет – она ведь повыше –
И чем-то отверженным тянет такое,
Что гложет, как жизнь, над бессмертной рекою.

В КОНЦЕ ИЮЛЯ

I

Имя Божье вовек не обидев,
Я измаялся, горе увидев,
Я отведал и лжи, и сиротства,
Я проведал Его превосходство, –
Так прости же мне груду мучений,
Так пойми же познанье учений
О числе, о звезде, о немногом,
Что оставлено Господом Богом.

О немалом количестве лестниц,
О лесном, и степном, и зазорном,
И о том, что окажется вздорным,
Что докажут ряды провозвестниц, –
И на цепкой цене обречённых
Да неужто порой отразится
Незаметное зренье учёных?
Обручение с ними сразится!

Чудеса не приемлемы всуе –
Я незрячими их нарисую,
Принесу на твое обозренье
Ослепительно новое зренье, –
Небеса повторялись бы чаще
Не такими, как лик уходящих,
А такою струною воскресшей,
Чтоб взойти над страною не евшей.

Я чужбину ещё не усвою –
Я хочу, чтобы стало нас двое,
Не идущих да проще галдящих,
А грядущих, живых, настоящих,
Потому что повёрнуты к свету –
И всегда замечаю примету, –
Замечтался – а часть мирозданья
Забывает основы вниманья.

Виновата ли тень расстоянья,
Что призвание бренною ранью
Не отравит, не ртутью толкает,
А подругу вперёд увлекает –
И отринута даже в народе,
И она проживает в природе,
И она, где светила восходят,
Всё зовёт да по улице ходит.

И от светлой ли цельности стало
Всё желать, чтоб скорей рассветало, –
И как вздрагивать надо, наверно,
Всё ж признать, что вполне правомерно
И мириться, и ратовать, значит, –
И всегда то, что радует, плачет
И ликует, как реки неровно
Омывают, что слишком огромно.

II

Цветы балконные висят,
И радиолы голосят,
И что-то кажется счастливым, –
Исаакий сгорбленный царит,
И город утру говорит,
Что день растает над заливом.

И столкновение дворов
Не обозлит ни свет, ни кров,
Но бормотанье различает, –
И ты учён дай Боже как,
Бог знает чем стеснён, как птах,
А это крепость отличает.

Зато в отличие от тех,
В ком зов потух и зыбок грех,
Ты кровью полон – и успех
Грозит её переливаньем
Не просто горестям в борьбе,
А благодарностью Судьбе –
Ну вот и ей не по себе,
Особе с лишним расставаньем.

Сомненье ревности не ждёт –
Не тем отправлено вперёд,
Что вечно злит наоборот
И прочит дальнюю дорогу, –
Почтим умение постичь,
Почти во сне читаем клич,
И сыч молчит, как старый хрыч,
Нечаянно, ей-Богу.

Богатым будучи подчас,
Кочуя с чем-то, чем владеют,
Постигнешь – ближние редеют –
И чей, скажи, уж близок час? –
И сердце, тёплое всегда,
Совсем отчаянно тогда
Взывает к радости труда,
Спасёт, согреет.

И время за руки берёт –
И дождь листву свою не рвёт,
Не рвёт, не врёт, не произносит
Ни полумнений, ни похвал, –
И лес откидывает шквал
И благодарности не просит.

III

Асфальт потемнел и намок –
Я молча собрался в комок,
Уехал к чертям на кулички,
А им не нужны ни кавычки,
Ни качество чуткости, – там
Я пробыл – но, жив и упрям,
Я выбрался, так же тревожен,
Как миг продолженья возможен.

Желания вскинув свои,
Как груз разночтений, на плечи,
Спросил я совета у речи,
И речь изрекла: Человече!
Тебе ли причины калечить,
Выискивать хвост колеи?

И дерево вздрогнуло, зная, где ад, –
И поднял я веки, и обнял я сад,
И райскою птицей сосна закричала,
И дрогнула чаша, и чаща трещала,
И это начало прельщало, как честность, –
И час запрещал предавать повсеместность.

СКВОЗЬ ГОД

Как будто впрямь огни горят
И растекается прохлада –
Так убедительно горбат
Коварный камень Петрограда, –
И разбежавшись, словно сжавшись,
Совсем уйду, напровожавшись, –
Шныряет самое смешное,
Зато останется со мною
И уверенье, и враньё,
И вера в грамоту квартала, –
И я скажу себе устало,
Что сердца нет уж у неё.

В округе бодрствуют иль спят,
А остального и не надо –
Неблагодарная волна
Не признаёт себя до дна,
Не достаёт до пят отрада,
А ты минувшему не рад, –
В квартирах шум застолья слышен,
А всё ж ни слухов нет, ни вишен,
Ни послушаний нашумевших,
А значит, вовсе не умевших
Спасти и ягод дать взаймы, –
Засим оскомину возьми
Судить о прелести иль воле –
Не подобает в чистом поле
Иль пропадать, иль поневоле
Казаться белыми костьми.

Лишь, опершись на коромысла,
Проходят женщины порой,
Но эта весть превыше смысла,
А остальное перерой –
Уж мы попали в переплёт
Вполне, как некогда заложник,
Как самозванец иль острожник,
Как в море белый пароход
Иль сеть одесских прибауток, –
Немало есть на свете шуток,
Чтоб улетали, торопясь, –
Неуловима всё же связь
Меж пониманием и делом, –
Но в целом – всё-таки ведь в целом
Нельзя играть хотя бы телом –
Ему, поверь, известна вязь,
На деле кажущая кружево
Иль возглавлявшая содружество,
Когда ни ветра нет, ни осыпи,
Как друг когда-то рассказал, –
Всё это будущий вокзал
И подобающие проседи, –
Прости, милейший, – я устал,
Но ни за что не перестал, –
Кривляйся в судорогах ночью,
Я погляжу на все воочью,
Я стану тем, что предсказал
Мне незабвенный этот зал,
Где даром музыка давалась, –
Тогда ничто не расставалось –
Никто ни с кем – такая малость!
Я так же прям, как росчерк мал,
Как мяту рву я и пьянею, –
Тогда-то равным пламенею –
А ты попался и пропал!

Заметки летние мои,
Застава верности предвестий, –
Да я бывал ли с вами вместе,
Красавцев слуги, соловьи?
Не понадёжнее ль расплаты
Нужны ума ему палаты
И руки верные нужны,
А значит, все ему должны, –
Затем ли бродим мы, крылаты,
Чтоб не узреть в скорлупке латы?
Клянусь, недаром мы нежны!
Настанет время для жены,
Непоказное, волевое,
За что ручаюсь головою –
Мы так же родственно дружны.

На бражной росписи событий
Блаженней быть среди наитий,
Неоткровенней и сердитей, –
Друг друга всё-таки любите,
Другие россказни смешны,
Хотя грешны, пушком пристанут
И так, наверно, воспитают,
Что нет вины моей, – витают
Лишь мановенья тишины –
Весны пустыннее, слетают
Предубежденья для страны
И осень тихо воспитают,
И спишь себе – и тают сны.

Покуда спешный перевод
Звучит вольготнее вчерашних,
Покуда краше предстоящих,
Неизмеримее щедрот,
Дрожа ли, вечно я кружу,
Но не себе принадлежу,
Кружась ли, прячась ли в потёмках,
В такую рань так злостно ёмких,
Снижаясь, зова не прошу,
Вовсю заведомо решу
Необычайное приветить –
Но что, скажите, мне отметить,
Покуда голову ношу?
Перестают во мне любить,
Что невозможно погубить,
Что невозможно не приметить –
А как ничтожному ответить?

Очарованиям осенним
Теперь не в пору воскресеньям
И не в угоду разногласьям
Былое вывести согласьем
Невероятий и сердец –
И я стою, как жрец иль жнец,
И вижу я не слишком много,
Чтоб забываться навсегда,
Где тянет талая вода
Незаменимую подмогу.

Люблю за то, что мне пришлось
Пойти на то, к чему нашлось –
Хотя бы горсточка приправы
Иль злость – наверно, это горсть
Незаменяемой забавы –
Что гость! – да мне не привелось!
Иль привелось? – вы слишком правы!

Так пусть же год уйдёт, как есть!
Так пусть же ёлок в нем не счесть!
Ещё и нам по временам
Поверить можно колдунам –
Наветы смутные проснутся,
Ладони теплые всплеснутся
Иль прикоснутся? – я забыл,
Как в детстве сладости любил –
Пора бы к прошлому вернуться.

Бесповоротней и верней
Остаться с истиной корней,
Когда залив уж не расплещет,
Что в соснах длится и трепещет,
Что наклевещут в счётах чалых
Непроходимых пустырей
Для нечестивцев одичалых, –
По-человечески мудрей
Расстаться с истиной предвзято –
Утешься – ты не виновата.

Мусатовские водоёмы,
Когда мы просто неуёмны,
Не перестанут нам мешать –
Пора такое предрешать,
Где числа сплошь головоломны.

И неразменный этот год
Ещё для Бога не угодник –
И он пройдёт, совсем пройдёт,
Как летний ливень, как охотник.