ЕФИМ ГАММЕР. Ностальгушки

Ностальгушки разных лет, №2

Баллада о киллерах

Русские киллеры подрядились убить главаря соседней банды.
Как водится, скинулись на троих, зарядили пистолет, тоже один на троих при двух ножах, и в мутном состоянии очень отважных и не менее пьяных людей вошли в подъезд указанного
в наводке здания. Здесь им повстречался мальчишка лет тринадцати, который по какой-то невыясненной причине — то ли в силу излишней интеллигентности, то ли чрезмерной образованности — чурался сквернословия.
В результате встречи этот, странный для недоразвитых джеков-потрошителей малолетка, попросил их поменьше матюгаться в его родном подъезде, где лет через пять он будет обниматься с любимой девушкой.
Но пьяные по случаю складчины во имя убийства русские киллеры тут же забыли о хладнокровно подготовляемом покушении на жизнь главаря соседней банды. И, потеряв голову от прилившей в капилляры мозгов крови, застрелили юного обидчика, противника матюков и прочих нецензурных выражений. А затем, лицезрея хладный труп, то бишь видя, что наследили круто, решили тут же скрыть все признаки своего преступления.
С этой целью они ворвались в квартиру, откуда вышел совсем не вовремя мальчик, и повтыкали ножи в его мать и семилетнюю сестричку. А уже потом, чтобы совсем скрыть следы киллерского своего преступления, вытащили из кармана бутылку питьевого спирта, облили стены и пол, подожгли и убежали подальше от греха, думая, что в огне упрятали все свои отпечатки пальцев и другие доступные милиции улики.
Но одно не учли.
Не учли, что в приливе своих кровожадных эмоций, не заглянули они по забывчивости в туалет. А там как раз по большой нужде находилась полупарализованная бабушка Мария.
В замочную скважину она рассмотрела убийц. И наняла других русских киллеров, из своего подъезда, чтобы основательно замочить этих.
И те таки замочили.
Но не этих.
А каких-то их накуренных малолеток, с которыми зацепились случайно в соседней подворотне, попросив курнуть травки.
С них, киллеров-недоучек, взять нечего.
А с бабушки?
И с бабушки взять нечего. Она всего-навсего просто русская престарелая женщина Мария. Потому и не учла, что и ее наемные киллеры тоже люди пьющие.
Велика Россия, а отыскать трезвого киллера негде.

Из песни слова не выкинешь

В прежние лета израильские интеллектуалы, знатоки Великого и Могучего, очень любили переводить на иврит Пушкина, Крылова, Исаковского, Симонова. Многие израильские песни тех времен слеплены из песен нашего послевоенного детства. Слова — народные, кибуцные. Язык — древнееврейский. Музыка истинно русская, оригинальная. Правда, загвоздка в том, что и музыка, быть может, еврейская.
Кто писал музыку? Дунаевский. Блантер. Баснер. Фрадкин. Фельцман. И примкнувший к ним Островский. А вышли все они из шинели братьев Покрасс, которые, по словам Михаила Светлова, умудрились из одного еврейского фрейлехса выкроить с десяток советских шлягеров, включая незабвенный буденовский марш: “Мы Красная кавалерия, и про нас былинники речистые ведут рассказ!”
Такие строки. Такая жизнь… песенная.
Поэтому, исходя из многолетних логических построений, я решил перевести, так сказать обратно, на Великий и Могучий некоторые песни, музыка которых прижилась в Израиле как родная — советские мелодии вернулись в лоно породившего их фрейлехса.
Итак, с песней:

песня первая

НЕХАМА

Выходила на берег Нехама
на высокий берег, на другой.
Перед ней — большая панорама,
экипаж машины боевой.
ПРИПЕВ: Ах, Нехама, честная девчонка,
никому ты берег не отдашь.
Хороша еврейская сторонка —
край медовый, молоко и дваш.*
Вот Нехама едет прямо в танке,
атакует вражескую цель.
А вокруг еврейские смуглянки
и родная Эрец Исраель.**
ПРИПЕВ: Ах, Нехама, честная девчонка,
никому ты берег не отдашь.
Хороша еврейская сторонка —
край медовый, молоко и дваш.
За Нехамой две репатриантки
без оглядки тоже рвутся в бой.
Три смуглянки едут прямо в танке —
экипаж машины боевой.
ПРИПЕВ: Ах, Нехама, честная девчонка,
никому ты берег не отдашь.
Хороша еврейская сторонка —
край медовый, молоко и дваш.
—————-
* дваш — в переводе с иврита — мед /для сомневающихся/.
** родная Эрец Исраель… на иврите Эрец Исраель — Страна Израиля — женского рода, как аидыше моме. Слова “аидыше моме”, полагаю, переводить не надо.

песня вторая

ГИБЕЛЬ МАТРОСА

Врагу не сдается еврейский моряк.
Пощады ему не желают.
И он подплывает, имея рюкзак,
к подлодке, и та не всплывает.

На камбуз не вышел бывалый матрос.
В семь сорок не ужинал дома.
Слезу уронил адмирал на погост,
а с ним и аидыше моме.

Зачем ты не вышел на камбуз, матрос?
Зачем ты поплыл на подлодку?
Но кто нам ответит? Прилив лишь принес
прибойной расцветки пилотку.

песня третья

ГИМН РАБОТНИКОВ СОХНУТА

Увезу тебя в Израиль,
увезу тебя в Израиль,
чтобы гои * не украли
твоей юности цветы.

Увезу тебя в Израиль,
увезу тебя в Израиль,
чтоб не жить, как на вокзале,
без надежды и мечты.

Увезу тебя в Израиль,
покажу родные дали,
апельсиновые рощи
и масличные сады.

Будешь жить ты с Иномаркой,
в аромате наших парков,
о годах забудешь тощих
от обилия еды.

Увезу тебя в Израиль,
увезу…
—————-
* гои — обыкновенные люди, но не евреи.

В мире животных

Пора и о кузнечике…
У кузнечика ножки. Он на них прыгает.
И что? А то, что большой бегемот не приметил маленького кузнечика. И наступил на него лапой, с плоскостопием в придачу.
У кузнечика ничего не случилось с ребрами. Он, маленький, пролез между костяных пальцев бегемота. И тут же — обидчивый — нанял киллера.
Тот разделал взрослое животное под орех. Из многозарядной убойной винтовки. Шкуру принес заказчику.
Теперь кузнечик не прыгает. Сидит на восточном рынке. Шкуру продает. А ее никто не покупает. Она — в дырках.

Русский бизнес в Израиле

В самом начале нового века в израильских газетах — на русском языке, иврите, идише и английском — появилось объявление, странноватое для людей, мыслящих по-еврейски, если они не одесситы. Но в Израиле все одесситы. И поэтому объявление привлекло к себе пристальное внимание людей. Скажем проще, всего Израиля.
Какое же это было объявление? Вы хотите знать? Пожалуйста. Вот оно.
«И за сто тысяч долларов я не выступлю на ринге против Мухамеда Али — он болен болезнью Паркинсона. И за двести пятьдесят тысяч не пойду против старого пастера Формена, бывшего победителя Олимпиады, как и против сокрушителя чемпионов Тайсона, вернувшегося из тюрьмы на профессиональный ринг после сексуальных притязаний на честь королевы негритянской красоты. Я и пальцем не пошевелю против него – обидчика молодых девушек! Нет!»
Странноватое объявление, не правда ли? Но в Израиле оно привлекло — подчеркиваю — пристальное внимание. На всех языках. На иврите. На русском. На английском. Но больше всего — на идише. Казалось бы, этот моме лошен – язык, впитанный с молоком матери, ничего не может сказать о боксе. Чаще он говорит о том, что у Ицика сегодня случилась температура, а Аврумкеле сделал копейку на черный день, хотя папа его — агройсе шлемазл – большой придурок и изображает из себя, как будто он аклейнеле ингеле – маленький мальчик.
Да, идиш говорит всякое. Но идиш и думает тоже всякое такое. Идиш думает: на это объявление надо поставить деньги. Чтобы из тех денег сделать новые деньги. И разве Эйнштейн с его относительной вероятностью был не аидише коп – еврейская голова? На что еще ставить деньги, думал идиш, как не на еврейскую голову? И пусть она досталась личности жалкой, с кулаками вместо мозгов, разве это беда? Пусть он, этот недоумок с кулаками, один раз подставит свою дурацкую голову под столь же впечатляющие кулаки великого Тайсона. Пусть уже подставит. Не хочет за двести пятьдесят тысяч, хорошо, предложим цену покруче! Так пусть будет уже такой умный — и подставит ее за полмиллиона. Почему нет? А? Много о себе думает?
В израильских газетах появилось встречное объявление. На разных языках. В переводе с идиша оно звучало приблизительно так:
«Вы очень много думаете о себе, молодой человек. Ваша умная аидыше коп – еврейская голова хочет посоревноваться сехалом — смекалкой с Тайсоном, у которого в каждой руке по нокауту? Что ж, от нашего предложения вы вряд ли откажетесь. Полмиллиона долларов за бой!»
На следующий день все израильские газеты опять печатают объявление загадочного боксера. В нем вот такие слова:
«И за полмиллиона долларов я не выступлю против Тайсона, оскорбившего наглым сексуальным приставанием честь молодой королевы негритянской красоты».
Идиш разбушевался. Уже не только в Израиле, но и в Америке, в Бруклине.
Бушующее объявление выглядело в газетном море так:
«А за миллион долларов ты таки выступишь против Тайсона? Или ты совсем мишугине — сумасшедший?»
Боксер, вспомнив о Давиде, победителе Голиафа, скромно ответил:
«Да. Но деньги вперед. И наличными».
Деньги он получил. Но на ринг так и не вышел. Тайсон… представляете… Тайсон отказался от схватки с ним. Вернее, его менеджер. Ведь в классификационном рейтинге наш фанфарон занимал настолько низкое место, что боксерский профсоюз не имел права дать «добро» на бой с ним никому, кроме дворовых хулиганов. А они, кстати, в боксерском профсоюзе не состоят и дерутся бесплатно, на халяву, как говорится, просто ради житейского удовольствия.
Однако наш боксер проглотил эту горькую пилюлю без всякого душевного содрогания. Ему и не с такими надругательствами над его порывами приходилось прежде встречаться в родной Одессе, когда он занимался русским бизнесом.
Что ему преподнес Тайсон своим отказом?
Душевную боль?
Нет!
Квартиру, машину и миллион на домашние расходы.
Можно жить… Разве нельзя?
Можно, можно жить в Израиле и раскручивать дальше рулетку русского бизнеса!

Восток – дело тонкое

Мужик продает женщину в парандже.
Покупатель интересуется:
— А она красивая?
— Красивая. Посмотрит — рублем одарит.
— А ум на месте?
— Поди, не сбег. Конечно, не дура. Считает до десяти и обратно.
— А как насчет здоровья?
— Чай, не болезная. Коня на скаку остановит.
— А точно, что невинная?
— Ну, даешь, мужик. Девственница! Сам три раза проверял.

НедоБродскаий

Сразу у двух героев моих произведений — Хаима Бродскиса и Фони Непутево-Русского — появился благодарный последователь. Пока еще в одном-единственном экземпляре. Наум Бродский.
17 мая 2001 года последователь моих героев Наум Бродский напечатал под грифом «Всерьез и в шутку» в приложении к израильской газете “Новости недели” достойное употребления вслух и внутрь стихотворение, скромно названное «Кстати, о фамилии». В стихах он назойливо и доказательно втолковывает читателю, подражая моему герою Фоне Непутево-Русскому, доступные рифме понятия:
Нет, я не Иосиф, я другой,
Я даже не гожусь для тени.
Не слышен слабый голос мой,
И не дойдет до поколений.
Действительно, этот голос, если он настолько слабый, не будет услышан последующими поколениями, пока автор не раскроет свой паспорт на нужной странице, где хоть и значится под фамилией Бродский, но все же поодаль от нобелевского имени. Так что для выявления истины достаточно предъявить удостоверение, а стихи писать совсем необязательно. Тем более, что Фоня Непутево-Русский, герой моего романа «Засланцы, или Тайна последнего СКАДа», оповестил уже весь мир о том, что он не Тот, и не Этот, причем, на все случаи жизни. Например:
Нет, я не Пушкин, не Твардовский,
Не Лермонтов, не Маяковский,
А рядовой поэт страны.
Надо отметить, что Фоня Непутево-Русский — таки да! — убедил сомневающегося читателя, что он не Пушкин и не Лермонтов. Думаю, и наш уважаемый автор рубрики «Всерьез и в шутку» преуспеет в этом благородном деле. А то, читатель невзначай признает в нем Иосифа. Вот будет скандал в Нобелевском комитете — не тому дали! Желаю ему удачи, как и другому герою моих произведений Хаиму Бродскису, защищающему докторскую диссертацию на тему хождения с Иосифом Бродским в ясли, к одному ночному горшку.
Полагаю, и эту ностальгушку можно печатать под грифом «Всерьез и в шутку».

ПереБродский

Аккурат в минувшую пятницу, сразу после выхода в эфир моего радиожурнала о русскоязычной литературе Израиля, позвонил мне неизвестный миру поэт. И сказал, что всю жизнь пишет стихи под псевдонимом. А почему? Потому что и у него фамилия Бродский. Более того, он был Бродским еще до того, как родился настоящий Бродский, и остается Бродским вплоть до сегодняшнего дня, когда настоящий Бродский уже умер.
— Так вы не настоящий Бродский?
— По рождению и я настоящий, — ответил он.
— Выходит, по творчеству вы не настоящий?
— Тут ваша правда, — согласился он. – Маяковский призывал поэтов: делайте под себя! Вот я и делаю под себя, а не под него — не под настоящего Бродского.
— Так в чем же дело? Продолжайте делать под себя.
— Дело в том, что у него имя, а у меня псевдоним. Мне хотелось бы, чтобы вы в своей передаче, в случае, если обнародуете мой псевдоним, упомянули еще и о том, что я тоже Бродский, и стихи начал писать раньше настоящего Бродского, и теперь, когда настоящего Бродского уже нет, я продолжаю писать стихи.
— И по-прежнему делаете только под себя?
— Только!
— Что ж, это мы и обнародуем. Продолжайте делать под себя, а не под него. Дело это хорошее.

Один из тьмы посланцев

/Рассуждения героя моих произведений —
любителя пофилософствовать на досуге/

Пьяница и бабник — литературный герой нашего времени. Пусть он не совсем человек внешне, однако располагает всеми теми человеческими чертами, какие привлекают наше внимание, когда мы погружаемся в книгу. Подчеркиваю, в книгу, а не в жизнь. Не будем касаться различий между книгой и жизнью, они очевидны. Коснемся другого: только книга дает нам ощущение жизни, и значит, книга превосходит жизнь по всем показателям жизненной правды. Небезызвестно, что правды как таковой не существует в природе. Существует только правда книжная или, если угодно, литературная. Есть еще и правда журналистская, но о ней надо говорить отдельно. Правда книжная готовит нас к жизни и учит нас жить. Когда же наша жизнь не согласуется с этой правдой, мы склонны считать неправдой не придуманное для нас в книжке, а действительность, окружающую нас. Действительность, как правило, не похожа на то, что мы себе представляем, учась жить по книжке. И тем хуже для нее. Не похожа? Так мы ее отбросим. И получается, мы выучиваемся жить как бы во сне, где реалии жизни — суть сон, предназначенный для нас родителями, вынудившими нас родиться. Может быть, лучше всего было и не родиться.
Но в этом случае мы должны восстать против уготовленного нам жребия: из тьмы сперматозоидов лишь один прорывается к жизни, и этот «один» — ты. Какое везенье! К слову, жизненное везенье на этом и заканчивается. И в остальном приходится полагаться на самого себя и мозговое планирование будущего. Без будущего нет человека. А Человек и Будущее — это совершенно разные категории. Человек рожден, чтобы жить ежечасно, сию секунду, а не в утомительном для его воображения будущем. Откинь понятия времени, не смотри в будущее, и увидишь — ты человек. Станет тебе на сердце легко, в жизни проще. И сам не заметишь, как обретешь самого себя в себе, обретешь главное, для чего и выиграл в лотерее. Но чаще человек не обретает себя самого. Чаще он прислуживает своей мысли, планирующей будущее, и потому не видит счастье, не знает смысла своей жизни. А весь смысл в том, чтобы жить — ежесекундно, ежечасно, изо дня в день. Жить. И не планировать. В этом Божий промысел. В этом «образ и подобие». С кого ты скопирован, человек? Живи собой, но не подражай себе — придуманному. Тогда и обретешь свое “я”, а в нем и растворишь жизнь.

Литературные страсти

I

Писатель N. отрастил длинную бороду и двинулся в Ясную поляну — вступать во Львы Толстые. А дворовые бабки говорят ему: «Окстись! Герцен ты, Герцен, а не уметнешься с Поляны нашей ясной — окличем и Герцензовичем! А? Круто?»
И уметнулся. И назвал эту негостеприимную поляну Боборышкиной, нехристевой. И повез ее под видом рукописи в Израиль, заодно получил и гражданство в обетованной для писателей стране. Но тут навстречу его произведению вышел поэт P. и оттяпал писателю N. бороду, ибо борода у того произрастала на Ясной — не иудейской — поляне. В результате изуверской правки писатель N. стал короче на один свой литературный орган и вступил в синагогу вместо союза писателей Израиля. Из произведения «Боборышкина нехристева палата» совершил прыжок в новое произведение «Иудейские горы». Сейчас он вновь отращивает бороду по советам поэта P. и пишет на деньги минздрава — на работе он врач-психиатр — роман «Голанские высоты». На здоровье! Хотя в сумасшедшем доме все уже опсихели от его рукописи.

II

Драматург X. отметил премьеру своей пьесы повешением всех исполнителей главных ролей на артистической люстре, со свечами по два шекеля десять агорот за штуку. Сегодня он набирает новую артистическую команду для следующего спектакля. Исходя из того, что его театр находится в бомбоубежище, нетрудно предположить, что на премьере новой пьесы и зрителям предстоит столкнуться в финале лицедейского действа с таким драматургическим эффектом, после которого рецензии уже не пишут. Некому на этом свете.