СОФИЯ ПРИВИС-НИКИТИНА. Торопиться, чтобы опоздать…

В придорожном кафе у мутной лужицы, именуемой речкой, Виталий Степанович допивал третью по счёту чашку двойного кофе. Сидя за шатким пластмассовым столиком, он пытался свести баланс своей пятидесятилетней жизни.

Но как бы он ни перетасовывал даты, поступки и людей в сложившейся патовой ситуации, баланс не сходился. И Виталий Степанович, в свои цветущие пятьдесят с небольшим, оставался с жирным минусом в душе. Вроде бы именно сейчас можно жить и наслаждаться этой жизнью. Есть деньги и связи, опыт и здоровье, но всё шло не так.

Складывалось впечатление, что сценарий его жизни пишется не его рукой, а кем-то очень к нему, Виталию Степановичу предвзято и недружелюбно относящимся.
Этот недруг в своём навязанном Виталию сценарии постоянно сталкивает его на обочину жизни.Теперь, когда все глобальные жизненные коллизии остались позади. К пятидесяти с небольшим (точнее: к пятидесяти шести, но на это не делалось акцента). Пятьдесят с небольшим, и точка!

Когда уравновесились его сложные отношения с алкоголем, а ум был ясен и светел, жизнь выталкивала на задворки. Именно сейчас, когда полон карман и частично, но решена ещё и проблема тотальной страсти к чужим жёнам.

Живи и радуйся, поворачивай стопы в единственную настоящую семью к внукам, детям и достойной жене, но… Нет, нет и нет! Достойная жена умерла год назад, не простив непутёвого, гулящего мужа. Судьба толкает его из кювета в кювет, и ни роздыха, ни отдыха! На четвёртой чашке кофе, полный отвращения и к кофе, и к себе, Виталий Степанович решил сосредоточиться на главном: от него ушла очередная жена! Именно очередная.

Она долго ждала своей очереди в его душе и постели, пропустив впереди себя вторую жену. И переждав, и пережив этот брак, став, наконец, третьей женой, вдруг через три года плюнула на всё и ушла без объяснения причин. Оставив деньги под блюдцем, Виталий энергично встал, как бы прекращая внутренний спор, и двинулся к своему вишнёвому джипу. Легко бросил в него своё спортивное тело и покатил в центр. Надо было поесть и выпить в более уютной обстановке. Обдумать своё положение холостого, а вернее сказать, брошенного мужчины. И, опять же, подвести окончательный баланс. Минусы опустить и извлечь плюсы из своего сегодняшнего положения. Для обдумывания планов на дальнейшее нужна была тишина, но тишина настораживала и пугала. Её не мешало бы разбавить. Вставал вопрос: чем? Или кем?

Продолжая внутренний монолог, Виталий Степанович решил пригласить на ужин женщину простую и неброскую. Пригласить решено было Веру из универсама напротив дома Виталия. Это была уже старая история, которая ничем ему не грозила. Дорога легла ровной выглаженной лентой. Мысли в голове перестали бить крылышками, боль в душе улеглась. В конце концов: что произошло? А ничего! Ушла жена, жена нелюбимая, муторно-тягостная. Впору бы испытать облегчение. Но червячок тревожно зудил в сердце. Вспомнились глаза Полины полные обиды и мольбы. Хотя её можно понять. Первая беременность в тридцать шесть лет- это Божий подарок. А он сразу, наотмашь: « Оно мне не надо!»

Три недели Полька ходила как в воду опущенная. Чего-то ждала, и вскидывала по утрам на него свои карие щенячьи глаза. А он по утрам торопился, не замечал этих глаз, а главное не замечал в них вопроса и мольбы. А вчера пришел из конторы домой, а там ни Поли, ни щенячьих глаз её. Значит, всё решила сама. И ушла, оставив на плите наваристые щи и маниакальную чистоту в квартире. Щи и прощальная чистота убедили Виталия Степановича, что этот уход, как говаривала его маленькая дочурка «всамделишный».

Уход был « всамделишный», а маленькой дочурке было на тот момент полных тридцать пять лет. У неё уже был сын в возрасте ломки голоса. А Виталий Степанович не видел его уже год. С того дня, когда узнал, что Лили, его первой жены и, как оказалось, единственно любимой и нужной женщины уже нет. Совсем нет. Нигде.

Дома, готовясь к спасающему от одиночества вечеру с приятной дамой без глобальных претензий, Виталий снова и снова возвращался мыслями не к последней бросившей его жене, а к первой, недолюбленной и, вовремя не оценённой Лиле.

Любовь у них была мгновенная и решительная. Лиля училась в университете в соседнем городе. Виталий мотался к ней на короткие свидании, Они сходили с ума от любви, целовались в пахнущих кошками подъездах. В конце концов, поженились. К тому времени, когда Лиля окончила университет, Виталий Степанович успел окончить техникум, освоить бухгалтерский учёт и благополучно протирал штаны в хлебторге родного города.

Виталий Степанович считал себя главой семьи, Лилечка не возражала, хотя считала иначе. У неё хватало ума не вырывать мифическую пальму первенства из честолюбивых рук мужа. Пока муж просиживал уже пятые штаны в своей занюханной бухгалтерии, Лиля росла как педагог и уже давно получала гораздо больше, чем сто двадцать рэ главы семейства. Лиля работала, лелеяла мужа, которого в шутку называла «счетовод Вотруба», но только в шутку и только наедине. В обществе муж надувал щёки и не терпел разговоров о своём сомнительном вкладе в семейный бюджет. А Лилечка этих разговоров не заводила, поскольку была умна, да и мужа своего любила независимо от оклада.

На третьем году семейной жизни Лиля родила мужу сыночка, а через два года и дочурку. Казалось бы — вот оно счастье! Семья, двое чудесных просто по Споку рождённых детей, но не тут — то было! В Виталике сидел чёрт. Вернее, не в самом Виталике. А в его протёртых штанах. Этот чёрт не мог пропустить мимо себя ни одной ароматной юбки, ни одной смазливой рожицы, а что касаемо выпивки — то тоже был мастак! Компании предпочитал шумные, хмельные и где-то даже разнузданные. Лиля боролась с пристрастиями мужа, что называется методом кнута и пряника, но успеха эта борьба почти не имела. Лиля и не надеялась на полную победу, она прекрасно знала сатанинский темперамент своего мужа. Тут люби хоть до потери пульса, а его ещё на троих хватит. Прям бухгалтер- террорист какой-то! Конечно, сидит там в своей бухгалтерии среди баб, как сыч на болоте. Там и насмотришься и наслушаешься, чего надо и не надо! Но в принципе, жили дружно, можно даже сказать – весело. Была своя компания, собирались по молодости быстро, бестолково и молниеносно сервировали стол. Пили, танцевали до упаду и, конечно, пели. Лилька распускала по круглым плечам роскошные русые волосы и пела страстные и томные романсы.

В такие минуты Виталий Степанович её любил. Любил почти также, как в первые дни их страсти. Струна любви звучала в нём ровно столько, сколько длился романс. Но когда дома начинались разборки полётов, и Лиля уличала и ревновала, Виталий любил её уже гораздо меньше. А если случалось заночевать вне дома и утром гулящим котом прокрадываться в дом, где на стрёме уже стояла Лиля и поводила на него слегка косившим, неверным каре-жёлтым левым глазом, то в эти постыдные мгновения Виталий Степанович не любил её вовсе. Но прямых улик, к чести Виталия, у Лили никогда в рукаве не было. Были смутные подозрения порой переходящие в твёрдую уверенность, что муж пожинает плоды запретной страсти где-то там, куда Лиле входа нет. Но внешне всё выглядело благопристойно.

Дети росли, дом обрастал традициями, совсем уж налево муж голову не сворачивал, да и зависел от Лили материально чувствительно. Лиля уже не надрывала горло, сея разумное и вечное в средней школе, а преподавала взрослым людям, уже сама где-то там давая университетское образование вчерашним школьникам. Общественная значимость её росла, материальный статус был твёрдым, и не таким Виталий Степанович был дураком, чтобы менять плавно текущую семейную жизнь на сомнительные минутные слабости. Это не значит, что он отказывал себе в земных усладах. Нет! Ни в коем разе. Но был аккуратен и всегда настороже. Нос держал по ветру. А тут задули ветра перемен, и обшарпанная бухгалтерия волшебным образом стала называться офисом, и пыльный бухгалтер в сатиновых, протёртых до прозрачности нарукавниках, обернулся успешным аудитором, господином Пупкиным Виталием Степановичем, и импозантным мужчиной вдобавок.
Фамилия, конечно, подгуляла, но не в фамилии дело! Бухгалтером, действительно, Виталий был отличным. В условиях относительной свободы, он быстро освоился в мире товарно-денежных отношений. И пошло и поехало. Сначала отремонтировали двухэтажное здание бухгалтерии. Ей принадлежал второй этаж. Поскольку справедливость притязаний бывших государственных контор уже вовсю определялась весом и размером кошелька их владельцев, неожиданно контора Виталия Степановича заимела права на первый этаж ( их кошелёк весил больше).

Сам Виталий Степанович занял должность и.о. директора аудиторской конторы « Вендетта». Говорить Виталий умел. Он умел говорить красиво, обтекаемыми фразами. Они звучали убедительно, но ничего конкретного слушателю не сулили и никак его перед этим слушателем не обязывали. И чуйка у него была ещё та! В своей мелкой подлючести до номенклатуры он не дотягивал, но дела вёл более чем успешно. И вскорости из и.о. плавно перетёк в директора мстительной аудиторской фирмы. Много приятных сюрпризов преподнесла Виталию Степановичу новая жизнь при капитализме с человеческим лицом. Лицо это для многих обернулось просто рылом, пожирающим всех и вся.

Но Виталий попал в разряд счастливчиков, которые в силу обстоятельств или благодаря каким-то выдающимся талантам уютно устроились в этой новой жизни. Была куплена большая квартира, очень большая. Квартиру поменьше, но тоже не слабую купили дочери, вошедшей в замужество и материнство почти одновременно. Про дачу и машину и говорить нечего. Катайся-не хочу! Валяйся-не желаю! А бесконечные поездки по открывшемуся народу белу свету! Сказка! Сказка, да и только!
Со случайными связями пришлось почти покончить. Но судьба и тут вовремя расстаралась и подсунула Виталию Степановичу очаровательную не обременяющую его и главное, не беременеющую по каким-то загадочным медицинским показаниям, молодую любовницу. Подкинула ему её судьба, когда он производил аудит в парфюмерном магазине, начинённом контрафактной продукцией и левыми документами под завязку. Дело грозилось вылиться из просто неприятного в уголовное.

Виталий Степанович лично магазинчиком не занимался. Это директору аудит –копании не пристало. Но поскольку нарушения происходили серьёзные, то пришлось ему поднять свой лёгкий спортивный зад, провести щёткой по роскошным чёрным волосам с благородной проседью и направить свои стопы в сторону злосчастного магазина. Было неловко потому, что магазинчик этот не скупясь, одаривал изредка его проверяющих аудиторов, подчинённых Виталия. Виталию же Степановичу через младших коллег передавались просто чрезвычайные презенты. Он, ничтоже сумняшеся, презенты брал и успешно раздаривал своим женщинам, благо их было немало. А тут иди и губи девок не за понюх табаку. Ревизия предъявила Виталию весьма грустные результаты. Результаты тянули на конкретный срок. Погашением недостачи и увольнением обойтись было трудно, почти невозможно. Три грации стояли перед ним навытяжку и щёлкали накладными ресницами.

-Это ты во всём виновата! Ты ! Ты!- верещала очень неприятная и вызывающе накрашенная Нинка. Вороватая Нинка требовала для Ольки-воровки смертной казни, при этом сама крепко рискуя быть повешенной, если всё это дело копнуть глубоко.

Самая младшая из подельниц — Поля была поумнее. Она, конечно, Ольгу тоже обличала, но милость к падшим призывала. Поля хорошо помнила поговорку покойной бабушки: « Коготок завяз — всей птичке пропасть!» И что в данной ситуации это и про неё, тоже хорошо понимала. Ей немало перепало от Олькиных щедрот. Только за одно то, чтобы не замечать некоторые нестыковки в цифрах и документах. А она и не замечала. Да и незаметны они были на фоне тугих аккуратных белых конвертов. Она морщила хорошенький носик, как будто здесь плохо пахло и поёживалась, как бы замерзая в обстановке враждебности и зловония. Узенькие плечики совсем потерялись в чертогах модного огромного свитера. Эти плечики и сморщенный носик сразу разбудили сумасшедшую потенцию Виталия Степановича, и он взялся за спасение заблудших овечек.
Рядом стояла виновница всех лихо закрученных сделок, миловидная Ольга. Этакая русская красавица. Румянец во всю щеку, коса до пояса и грудь, которая при надобности, способна вскормить небольшой дом ребёнка. Виталий Степанович нагнал страха и тумана, запугал подружек напрочь, завинтил карательные гайки до предела и вот уже, когда должна была от натуги слететь резьба, изобразил на лице сочувствие и предложил подумать вместе о том, как выбираться из этого, мягко говоря, затруднительного положения.

Совещались в ресторане « Кавказский», где, естественно, у Виталлия всё было схвачено. Просовещались до астрономического счёта, который ни в коем разе Виталию Степановичу оплачивать не грозило. Вечер катился к завершению, Оленька быстро скумекала причину своего помилования и нашёптывала захмелевшей Поленьке:

— Ты посмотри, какой мужик! У него же полгорода в кармане! Жрать и пить будешь с золота, если не будешь дурой!

-Он, по-моему, Оленька, пожилой! Да и что ты хочешь, чтобы я сама ему себя предложила? Он симпатичный, не спорю! Но не до такой же степени!- уже явно кокетничала Поля.

Пожилой занимался изучением счёта ( якобы намереваясь его оплатить) и в разговоре девушек не участвовал. Вывалились весёлой гурьбой из ресторана, впихнули в такси совершенно невменяемую Нинку, а на втором укатили на квартиру к Ольге. Там продолжили дебаты о честности и понимании долга, упоили частично спасённую Ольгу, которая взяла всю вину на себя. Вина уже была и не стыдная почти. Халатность, это тебе не воровство и подделка накладных. Оля уснула пьяная и сравнительно счастливая. А Виталий Степанович, как добрый самаритянин, обогрел, напоил, накормил и уложил в постель Полечку. А как же? Напилась, будь добра, веди себя доступно! И она всю ночь золотой рыбкой билась в умелых и ненасытных его тенетах.

На утро Виталий с молодой своей любовницей расставался с некоторым сожалением, для него ранее не характерным. Не давали покоя маленькая каменная грудь Поленьки и совершенно плоский смуглый живот. И, изменив своей привычке прерывать связи на самом излёте, в ближайшую пятницу он, волнуясь, позвонил Поленьке и пригласил поужинать в популярном и уважаемом ресторане. Он ждал Полю на центральной площади города. Ждал, волновался, а когда увидел- ужаснулся и шарахнулся.
Полина стояла на центральной площади города разрисованная под Хохлому. Она нацепила на себя всё, купленное на честно наворованные деньги, золото. В ресторане, принимая с Поленьки плащ, Виталий обнаружил, что платье на ней было цвета раздавленной земляники. « Да! Девочку надо воспитывать! И со вкусом проблемы, и с умом! Куда ни кинь – всюду клин!» И Виталий с удовольствием взялся за воспитанницу, перекраивая и дрессируя её под себя. Никаких не санкционированных волеизъявлений он ей не позволял. И постепенно Поленька была им совершенно подмята, и из женщины перешла в разряд вещей домашнего обихода. Но не роптала. То ли полюбила сильно всё ещё красивого Виталия Степановича, то ли задалась целью любым способом занять в его жизни более значимую роль, чем просто любовница.

К тридцати годам она выглядела просто изумительно. Точеная фигурка, минимум косметики и почти безупречный вкус. Умела в уютной, купленной ей Виташенькой квартирке, изысканно принять немногих, посвящённых в их тайную связь друзей.  Но по выходным и праздникам оставалась одна. Лилечка же просекла насчёт своего благоверного ещё раньше, чем он начал вить своё гнёздышко отдохновения от трудов праведных, наблюдая в просвете между дверными петельками ванной комнаты его двустороннее бритьё. Так он брился только в первые страстные годы их супружеской жизни.

По вечерам, именно перед тем как залечь в постель, он брился по шерсти и против шерсти. У Лили вызывала раздражение его грубая щетина, причём в самых неожиданных зонах. Лиля капризничала, могла не допустить до самых нежных и чувствительных мест, а потому страстный любовник и пламенный развратник,
Виталий Степанович неутомимо брился на все четыре стороны. Точку в сомнениях поставили его претензии к её пахнущим кухней рукам. Она по старой привычке, вбежав за чем-то в комнату, всколыхнула руками его шикарную шевелюру. Виталий остался недоволен. Его касаются пахнущими кухней руками. А раньше он хватал губами эти желанные руки, не давая их ополоснуть, пардоньте, даже после туалета! А тут запахли! Как же! Всё стало ясно, как Божий день.

Бритьё и руки привели первично их отношения к полному душевному отлучению. Лиля отлучила его от души, как еретика отлучают от церкви. Сексуальных услуг Лиля ему тоже не предлагала, но он и не рвался. Видать знала кошка, чьё мясо съела. Да и соперница, вероятно, была покруче, чем Лиля, замотанная работой и детьми. Но Лиля молчала, стиснув зубы. Она ничего не знает наверняка, в дом в её отсутствие он никого не водил, иначе она бы заметила. В лицо и даже на ухо ей никто из общих знакомых ничего не говорит. Относится он тепло и уважительно к ней и к детям. Отказа она не знает ни в чём. А любовь? Ну что любовь? Была и, нету. Так, наверное, у всех. Но, тем ни менее, было больно, очень больно.

А жизнь между тем стелилась красной ковровой дорожкой перед Виталием Степановичем. По два раза в год он вывозил на отдых свои две семьи и ещё умудрялся срываться в одиночное плавание на какие-нибудь экзотические острова. Тайны тайского массажа давно им были познаны и разочаровали его не мало. Технически выверенные движения рук и губ очаровательных таитянок сильно уступали в своей искренности ласкам даже самых дешёвых отечественных проституток. Таитянки не умели так жарко шептать, как русские женщины и рассыпаться дробным счастливым коротким смехом тоже не умели. Больше интересоваться платной заморской любовью Виталию не приходило на ум. Зачем? Когда полно вокруг красивых и здоровых женщин. После весело проведённого времени и фимиама, которым весь вечер кадил им Виталий Степанович, они дарили ему волшебные ночи, и никуда не надо ехать. А то получалось: за тысячу километров щей похлебать!

С Лилей было трудновато. Она закрылась от него, как улитка в раковине — не выковыряешь. Это не совсем устраивало Виталия. Дома надо отдыхать, а он дома находился под напряжением в двести двадцать вольт. Многозначительные вздохи, недомолвки нарушали мирное течение жизни, которую с таким трудом придумал для себя востребованный директор процветающего аудиторского агентства « Вендетта».

Новый год он встречал с семьёй. Щедро одарив подарками жену, детей и внука, расслабленный сытной Лилиной стряпнёй, он решил не срываться по заведённому им же самим правилу в два часа ночи, чтобы лететь к Полине. Туда, где его ждала не, как дома, чудо-ёлка, с холодцом, оливье и мясом в горшочках. У Поли ждала его маленькая синтетическая ёлочка, салат из морепродуктов и разнообразное множество маленьких суши. Это тоже было неплохо. Но сегодня не хотелось уходить из дома. Да и Лиля сегодня светилась глазами и пела удивительно хорошо. Весь вечер как- будто только для него.

Поздней ночью они с Лилей мыли и перетирали посуду, потягивая коньяк, как в хорошие давние времена. Мобильный в начале третьего жалобно пискнул, Но Виталий быстренько скрутил ему шею, и вроде бы и не было звонка. Долго стоял под горячим душем, а из душа рыбкой прыгнул в постель к законной жене. Ночь прошла на удивление жарко и продуктивно. Поздним утром Лиля подавала ему горячий завтрак в смелом пеньюаре претендующим на продолжение таких вот жарких ночей.

К Поле он попал только через долгих три дня. Квартира встретила его тишиной и неправдоподобно чистыми полами. Чистые полы — это был Полин пунктик. Она вполне равнодушно могла несколько дней проходить мимо стопки не выглаженного белья, но полы… Полы были такими чистыми, что с них можно было есть! « Отраду очей своих», как он иногда называл Полю, он нашел в спальне в состоянии почти : delirium tremens-белой горячки. Пьяна была отрада до невозможности. И запахи источала печальные. Долго приводить в чувство Поленьку, у Виталия Степановича не было времени. Он ушёл, коротко приказав к вечеру быть в форме и никаких МДП (маниакально депрессивных состояний) впредь себе не позволять! К вечеру Поля была трезва и тиха как весеннее облачко. Но с тех самых пор зазноба его частенько уходила в состояние МДП, что сопровождалось тремя –четырьмя днями жесточайшей пьянки в одиночестве и тяжелейшими отходами с муками души и плоти.

— Ты пойми, -вышагивал по пушистому ковру Виталий Степанович, — у меня семья, дети, внук. Это нерушимо!

— А я?- икала горем Полюшка.

— Ты — моё отдохновение, моя премия за труды. А что ты творишь? Смотри: зуб передний надломился, волосы посечены, пахнет от тебя грузчиком. Какое ж это выходит отдохновение? И зачем мне на старости лет такие проблемы? Я за свои деньги таких отдохновений могу иметь по пучку на метр площади! Тебя же, дуру, жалко! Пропадёшь ты с такими закидонами!

Поленька плакала и клялась больше не прикасаться к спиртному. Виталий Степанович слушал и не верил. Он сам когда-то каждую неделю давал такие обещания своей Лильке. Хватало его ровно до конца недели, а по пятницам он снова пускался в загул аж до самого понедельника. То было время первых потрясений от свалившихся на него шальных денег, и он бы благополучно мог спиться, если бы Бог не послал ему в жёны такую изумительную женщину, как Лиля. Вот кто умел и попить и попеть, но никогда не терял головы из-за водки! А Полька-та похлипче будет! Сожрёт водка и грудь её распрекрасную, и живот плоский. Всё падёт на алтарь пьянки! Но Полька не спилась, паче чаяния. Занялась ещё плотнее домом и собой, открыла небольшой бутик, конечно, с помощью Виташеньки, и после тридцати имела уже не очень большой, но независимый капитал.

Поскольку в светской жизни города Виталий Степанович активно участвовал, настал момент, когда он, сам того не ожидая, засветился на страницах гламурной прессы под руку с миловидной и изящной своей Полечкой. Надпись под фотографией сообщала читателям, что перед ними знаменитый и уважаемый в городе человек и меценат под руку с женой — верной соратницей. Доброжелательные коллеги тут же подкинули Лиле журнал, открытый на нужной роковой странице. Удар был под рёбра, да ещё и с догонкой по башке. Такого позора Лиля даже представить себе не могла. Дома Виталия Степановича ждала неприятная сцена. Отношения выясняли долго и мучительно. Лиля согласилась оставить всё, как есть, но уже без исполнения супружеских обязанностей. Но только взамен на то, что завтра же(!), завтра, любыми правдами и неправдами в центральной газете будет напечатано грамотное опровержение комментария к фото. А в ближайшем же выпуске журнала будут опубликованы нижайшие извинения за неграмотно и некорректно поданные комментарии к материалу.

Потянулась прежняя семейная унылая полужизнь. Виталий редко бывал дома, а Лиля хандрила. Особенно вечерами, когда Виталия дома не было. А теперь она знала уже точно, где он, когда его нет. Всё-таки было легче, когда любовница существовала, но гипотетически, теперь же, когда она приобрела чёткие очертания, да ещё и имя, стало совсем муторно! Ну почему она не ушла от этого идиота раньше? Что она вцепилась в него, как в последнего мужчину на этом свете? И Лиля ненавидела себя и считала насквозь лживой и трусливой размазнёй! Ведь уходят же женщины от нерадивых мужей и ничего — живут! А она побоялась… А ведь мужчина редко проводит свою жизнь рядом с недостойной женщиной. Такое, конечно, случается, но считается чаще всего » нонсенсом», а вот женщины сплошь и рядом волокут за собой по жизни инфантильных и недостойных мужчин.  И это никого не удивляет, а считается нормой, выраженной в короткой фразе: «попалась порядочная жена.» Но она не хочет больше никого волочь за собой и мучиться только за счастье называться мужниной женой!

И вот, когда она думала про себя критически, то представлялась себе большой матрёшкой, в чреве которой ещё было упрятано множество разных матрёшек-матрёшечек. Все они разбирались на две половинки и являли собой тщеславие, суетность и глупость. Только самая маленькая, последняя уже не разбирающаяся матрёшка ей в себе нравилась потому, что только она была смелой, правдивой и справедливой.

Но как же долго надо было до неё добираться! И у кого хватит терпения на это? У Виталика не хватило, ему недосуг, ему блуд чесать надо, чтоб его там вырвало, где он есть! Но что делать? Надо жить, растить внука, помогать детям. А всё сломать, опозорить и его и себя? Будет гудеть весь город. Да и кому нужен их развод? Да никому, кроме этой лахудры с фотографии. Так вот же ей! Вот! И Лиля энергично выбрасывала в воздух лихо скрученные фиги! Постепенно улеглась и эта, с точки зрения среднего обывателя не правильная треугольная семейная жизнь.

В своих владениях Лиля оставалась полновластной хозяйкой, муж большей частью бывал всё же в этой, главной семье. Пресса после диких извинений поутихла, и в объектив папарацци Виталий Степанович в нежелательном окружении больше не попадал. Всё бы так и текло, если бы не угораздило аудитора всех времён и народов влюбиться. Влюбиться отчаянно и взахлёб. Как в последний раз.
Девица попалась просто класс! Таким вот редким девушкам был самой жизнью выдан бонус на успех у мужчин. А тут появился этот засаленный ухажёр, распугивающий очередь поклонников у её стройных ног.

Людочка, так звали роковую красавицу, уже хотела было дать от ворот по- ворот стареющему плейбою, но, спасибо подругам, вовремя нашептали о богатстве и могуществе претендента. И покатилась любовь пикниковая, ресторанная, театральная и всякая. При всёй обеспеченности ухажёра притулиться им было первое время негде. Все плацдармы были заняты. И первые плоды страсти они вкусили на съёмной квартире, которую в каком-то забытом Богом спальном районе снимала Людочка.
Страсть скрутила Виталия в бараний рог: « Рояль был весь раскрыт, и струны в нём дрожали…»
Он срочно занялся покупкой квартиры для своей новой любви. Поленьке он дал полную свободу, в смысле отставку, но поступил благородно. Квартиру как подарил, так и оставил навеки во владении безутешной брошенной любовницы. Поля страдала неимоверно. Быть обманутой женой — это дело обычное, а вот сначала обманутой, а потом ещё и брошенной любовницей — это антиреклама ещё та! Поля, было, опять взялась за рюмку, но жизнь пересилила недуг.

Было дело, в которое втянуты были люди и средства, большая уютная квартира, какой-никакой капитал, короче — было что терять! И у Поли хватило ума наступить на горло собственной песне и вовремя завязать с пагубным пристрастием. Лиля же про изменения в личной жизни мужа не знала. Спокойно упорхнула на симпозиум преподавателей в Москву, и тут-то и произошло неожиданное и быстрое крушение их с Виталием семейной жизни.

Узнав, что жена уезжает в Москву, пока ещё неприкаянный в своей новой любви, Виталий решил что называется, сразить Людочку наповал роскошью и размерами своей квартиры, уже как бы давая ей понять, на что она может рассчитывать при правильном отношении к объекту.

Субботним вечером он привёл Людочку в свой дом, накормил ужином, спроворенным уехавшей женой, и завалился с ней в супружескую кровать. И в то время, когда та усердно отрабатывала ужин, обязательный завтрак и обещанную квартирку, ключ в двери со скрежетом сделал полный трагический поворот. И в квартиру вошла усталая Лиля, расстроенная нелётной погодой и несостоявшейся поездкой. Стянула с себя плащ, ткнула в бок тяжёлый, набитый не пригодившимися нарядами чемодан, и сразу прошла в спальню. А в спальне стонал в изнеможении последней истомы её ослепший от наслаждения муж, над которым трудилась молодая яркая бабочка. Бабочка собирала нектар со вставшего во весь свой прекрасный рост цветка Виталия Степановича.
Лиля наблюдала эту сцену пару секунд, и уже предчувствуя скорый конец сладостной пытки вероломного мужа, тихо и внятно произнесла:

— Мрассь, и гряссь! — повернулась и вышла. Вот так прямо и сказала: « Мрассь и гряссь!» и никак иначе.

Через несколько минут по коридору прохлопали босые ножки, за ними прошелестели тапочки, кто-то возился в коридоре, что-то падало, но ни звука, ни словечка. Всё как в модном романе про супружескую измену. Что-то ещё пошелестело, прохрустело, раздался « вжиг!» застёгиваемых сапог, клацнула дверь, и всё стихло. Лиля бережно донесла себя на лоджию, до замызганного в пестроту кресла, плюхнулась в него бесформенной массой и стала думать. В постели была не та с обложки, а какая-то другая. Другая: моложе и наглей, с гибкой спиной и рассыпанными по ней волосами. Господи! Что делать? Как пережить эти унижения? Как поступить? Мысли бились в голове, как шальные.

Ещё одно унижение, но какое? Привести в дом, уложить в её, Лилину постель! Куда уж дальше ехать? Надо разрубить к чёрту этот гордиев узел, проставить точки в неудавшейся семейной жизни и развернуть судьбу в обратку. Научиться жить без него. Это не сложно. Лиля закурила тоненькую сигаретку и стала мыслить от противного. При условии, что он и не пил бы и не гулял, принципиально, он ей нужен или нет? Нет! Нет! Нет! И ещё раз нет!

Они давно уже играли в семейную жизнь. Она держалась на гнилой ниточке взаимного уважения, которое тоже можно считать условным. Да и что такое это взаимное уважение?

Много лет назад граф Лев Николаевич Толстой открыл ей устами своей героини Анны Карениной, что уважение придумали люди, чтобы прикрыть пустое место, где должна была бы жить любовь! Материально она независима, дети взрослые и довольно успешные, но детям всегда что-то нужно, им надо постоянно помогать. Но она не против того, чтобы он встречался с детьми и внуком, главное, чтобы он исчез из её жизни. Она проживёт остаток своих дней в спокойствии, не вздрагивая по ночам и не ворочая в бессоннице тяжёлые ревнивые думы в голове. С неё хватит! Пусть убирается к той или к этой новой. Денег у него хватит на всех. А она больше не может существовать в одном пространстве с этим старым развратником!

В двери провернулся ключ. Виталий Степанович долго и виновато сопел в коридоре, громыхал сапогами, ронял вешалку, короче — вызывал огонь на себя. Лиля не реагировала. Тогда Виталий направил стопы свои к ней, на кухню.

— Лиля! Я сволочь и козёл! Ну, убей меня! Убей, но не гони! Мне никто кроме тебя не нужен! Давай всё начнём сначала! Я поломаю всё! Одно твоё слово!

Но Лиля, как забрало опустила и только: « Мрассь и гряссь!» Разговор не состоялся, и Виталий Степанович пропутешествовал в кабинет. В кабинете он налился водкой под завязку с методичностью бывалого алкоголика. На кухне под завязку наливалась коньяком Лиля. Когда Виталий уже в пятый раз вышел на кухню и прислонился к холодильнику, чтобы в очередной раз утолить пьяный нервический голод, Лиля неожиданно чётко и трезво произнесла:

— Иди спать, урод тряпочный! А завтра уходи, чтобы духу твоего здесь не было! С детьми объясняйся сам! А с меня довольно! Казанова долбанный!

И Виталий протрусил в кабинет. С пьяного размаха бросил на диван уставшее тело, закрыл глаза, а под веками продолжала проистекать его несчастная жизнь с пугающим приговором: «Уходи!»

Он не хотел уходить от Лили, он, действительно её любил, но тот, который жил в штанах, не давал покоя, ни днём, ни ночью! Он уже так устал от своих метаний и любовных потрясений, что мечтал об импотенции как о манне небесной. Как стареющая балерина мечтает сбросить с себя, ставшие ненавистными, пуанты, так он мечтал сбросить с себя свою сумасшедшую потенцию.

Уходил он долго и нудно. Не уходил, а отслаивался, как ненужная порода. Двадцать раз возвращался за рубашками, бумагами, документами, но уйти пришлось. Конечно, соломки он себе подстелить успел. Квартирка была в полном ажуре, в тихом центре. Уютный дворик, тишина и покой. Домик маленький чистенький, почти деревенский, а войдёшь в квартиру ахнешь! Какой метраж может скрыть скромный фасад!
Людочка была в восторге. Хорошо сделала, что послушала подруг и не дала отставку этому сладострастному старичку! А чего не потерпеть и не поработать на благо своего будущего, это ж не кирпичи ворочать!
Пройдя Крым и рым, она вдруг наткнулась на материальный Клондайк, с лёгкостью вздёрнула ухажёра на шнурок страсти и завертела им, как марионеткой.
Виталий Степанович каждый день с замиранием стареющего сердца встречал Людочку из института. И её выход всегда был для него эмоциональным потрясением. Она шла на него чеканным милитаристским шагом, полы плаща и волосы разметаны ветром, а в глазах вожделение, угроза и страсть! Это тебе не Полька-Хохлома! Класс! Стиль! Всё присутствует. Через два месяца Виталий получил развод, которого не хотел. Настояла Лиля. Получил, поплакал и женился на Людочке. Полгода побезумствовал в страсти и тратах. Он, стреляный воробей, и не подозревал о том, что в настоящем серьёзном сексе он, оказывается, всего лишь подмастерье. Молодая жена водила его по таким извилистым тропкам любви, что кровь стыла в жилах.

Через полгода Люда, каким-то непостижимым образом, узнала, что происходит частичный отток денег из семейного бюджета. Отток вливается в брошенную, как ей внушил Виталий Степанович, старую семью. Понравиться Людочке это не могло ни при каких условиях. И пыл ночных свиданий стих. Отдавалась Людочка неохотно, скучала и никаких новомодных штучек уже Виталию не являла.
Параллельно пошли разговоры и воспоминания о старой мамочке под Киевом. И крыша-то у неё прохудилась! И огород вспахать некому! Да что огород? Воды из колодца принести некому. Виталий долго крепился, но, всё, же поддался на уговоры и отпустил Людочку к маме на Украину, или в Украину, как говорили его продвинутые по жизни молодые коллеги.

Из Киева молодая жена вернулась загорелой беззаботной пташкой. Вернулись безумные ночи. Всё шло, как намечталось Виталию, пока однажды не дернула его нелёгкая заглянуть в компьютер, оставленный Людочкой на своей страничке по чистейшей безалаберности. Виталий встретил Людочку из института, а дома подвёл к компьютеру и потребовал отчёта.

— Ты же в Киеве была? Или даже под Киевом, насколько я осведомлён. Где там ты нашла кипарисы, там же вроде больше каштаны произрастают?

— Та это я в ботаническом саду!

— А лестница мраморная, что делает в саду?- он крепко расстроился и засомневался.

Людочка шлёпала розовыми губами, но вразумительного ответа дать не могла. Виталий Степанович со всего размаху залепил любимой в ухо! Главное, как говаривал Михаил Сергеич, с ударением на первом слоге «начать», а потом и «углубить», тоже с тем же ударением. И Виталий «нАчал» и «углУбил».

Теперь часто по утрам, бывая не в духе и мрачности, он давал за нерасторопность молодой жене в ухо, ещё не остывшее от жарких ночных шептаний. К бутылочке тоже припадал всё чаще. В состоянии подпития неизменно разворачивал стопы в строну старой семьи, а вернее сказать, к Лиле.
Там уже бурлила своя жизнь, совершенно не учитывающая его сожалений и позднего раскаяния. Лиля открывала дверь с выражением сфинкса на лице. По коридору шарашился внук, сбивая в своём огромном детском горе все попадающиеся ему на пути углы:

— Что вы хочите от меня? Я почти отличник! А вы мне устраиваете летние занятия по русскому языку! Я не понимаю, что вы хо-чи-те?

— Мы хотим,- отвечала бабуля — чтобы ты к институту мог хотя бы грамотно разговаривать с людьми, не говоря уже о большем. Для начала вспомним спряжение глаголов: Я-хочу, ты -хочешь, вы- хочи…, тьфу, зараза, вы- хотите, они -хотят! Это-то ты можешь вдолбить в свою дурную башку?

Смекалистый внук призадумался. И вдруг его осенило:

— Тогда почему: вы- хохочите, они -хохочут? Объясни мне, Лиля, почему? Бабуля в растерянности сморгнула левым непокорным глазом:

— Ну вот эти вещи ты и должен понять!

— Лилечка, золотко, если надо денег на репетитора или что…- начал заупокойную Виталий Степанович.

— Или что! Ты опять пьяный пришёл? Ну чего ты таскаешься к нам, как нажрёшься? Надоел, без тебя тошно!

— Лилечка! Я вот что хотел тебе сказать. Может мне с ректором политеха переговорить? Ты ж знаешь, я с ним на короткой ноге!

— Да переговорено уже со всеми! Думаешь ты один со всеми на короткой ноге? Ты всю жизнь пытался подменить любые понятия и подмять под себя. Со всеми ты на короткой ноге, в любые компании вхож, в постели влёж! И что, ты счастлив? Нет! Так не выглядят счастливые люди!

-К нам шляешься после ста грамм. Чего ты у нас хочешь для себя? Индульгенцию за грехи свои, за блуд?

— Я Лилечка, к тебе хочу вернуться. Я ведь тебя-то одну и любил всю жизнь. Остальное — так…Игры на лужайке.

— И не говори, и не начинай! Иди к своей молодухе! А у нас с тобой всё в прошлом. Пришёл к внуку, с ним и общайся, хотя в следующий раз не пущу в таком виде. А меня от твоих речей покаянных уволь. Скучно мне их слушать. Ступай!

— Ты ещё об этом пожалеешь! – неуверенно бросал Виталий, но юридической силы такие угрозы не имели никакой.

И Виталий Степанович ступал. Только не домой, а к Полюшке на чаёк. Полюшка ждала, сверкая операционной чистотой. Выслушивала подозрения Виташеньки в отношении молодой жены. Та и приходить поздно стала, и какие-то кружки по интересам у неё самообразовывались, короче, страдал Виташа.

В одну из таких пьяных исповедей Полина предложила Виталию Степановичу не умирать от мук ревности, а подойти к проблеме с взрослой точки зрения. То есть, нанять специального человека и поручить тому, проследить за молодой женой.
И Виталий Степанович нанял. И проследил бы, да следить не пришлось. Судьбе было угодно распорядиться иначе.
Соблюдая конспирацию, он сел в автомобиль к частному детективу и извлёк из бокового кармана куртки фотографию своей жены. Протянул сыщику, тот принял, внимательно вгляделся в снимок и вскинул на Виталия Степановича разбавленные спиртом глаза:

— Ты что тоже Люську-минетчицу ищешь? И чё она вам всем такое творит, что вы её чуть не с собаками отлавливаете?

— Минуточку! Молодой человек! Какую Люську-минетчицу? Это моя жена, я хочу знать, как она проводит свободное время, где бывает? А вы мне такие фразы говорите. Не солидно, молодой человек, очень не солидно!

-Ну как знаешь! Хозяин-барин. Только эту Люську в прошлом году хозяин заведения искал. С неё должок причитался, она вольную оплатить должна была, но бегала, пока не поймали и паяльник в рожу не предъявили. Но вроде уладилось, откупилась.
Она же два года плечевой была, на трассе стояла. А потом Гарик её в свой бордель взял. Сейчас вроде даже замуж вышла за какого-то старого распи… Ой, чёрт! Да не за тебя ли часом? Прости, мужик! Но…

— Нет, это уж Вы простите. И разрешите откланяться.

Виталий на ватных ногах вывалил из машины и пошёл прочь, продуваемый жестоким ветром. Ветер гнал в спину, бил по рёбрам, а к горлу подкатывали тошнота и горечь. Как он мог? Лилю, Лилечку на эту … Боже мой! Какой же он гад! Всё своими руками сломал, опоганил. И что теперь? Дети ненавидят, жена презирает, Полька жалеет, а ему при трёх
квартирах и даче некуда идти! Просрана жизнь! Счастье разбито! Разве об этом они мечтали с Лилькой, когда рожали детей, строили дом? Почему деньги не только не принесли счастья, а разметали семью и радость в дым? Ведь он же был счастлив, хранимый Лилькой. С её пирогами, романсами и детьми от неё.

Нет! Искал! Всю жизнь искал. Кого? Ту, у которой там всё из золота? Ну, считай, нашёл. По обороту конвертируемой и неконвертируемой валюты за время послужного списка у его молодой жены там всё уже должно быть из золота!

Жизнь всё же сука ещё та! Закружит, закрутит горе в верёвочку и подаст тебе: хочешь, скачи, хочешь, вешайся! Ноги сами принесли к единственно родному дому. Он долго топтался у двери. Приходить сюда в совершенно трезвом состоянии ему давно не доводилось. Виталий Степанович элементарно трусил. Протянул дрожащую руку к звонку, слегка прикоснулся и отпрянул, сдерживая рукой вырывающееся из груди сердце. Дверь открыла Лиля. Тяжело вздохнула и молча, пропустила его в прихожую. Но это же была бы не Лиля, если бы не подпустила яду:

— А ты чего это трезвый, как скальпель? Торнадо что ли над Северной Каролиной прокатился? Или Путин запил?

Виталий быстро просочился в кухню, плюхнулся в любимое кресло жены, у окна. И голосом трагическим и грозным пропел почти фальцетом:

-Лиля! Надо что-то делать с нашей жизнью! Я не могу и не хочу больше метаться и страдать! Мы должны быть вместе!

Лиля взглянула в осунувшееся, крепко постаревшее лицо, когда-то любимого мужа. Жалость ошпарила незащищённое сердце. Захотелось прижать к груди эту шальную голову, пройтись рукой по непокорным вихрам, обнять ладонями небритые щёки, но — нельзя! Нельзя! Она уже всё решила, да и дочь не поймёт её.

Сын жил своими проблемами, по нему так расходитесь и сходитесь хоть по сто раз на дню. А дочь не принимала никаких компромиссов. Она хотела, чтобы мама, её мама забыла свою почти сорокалетнюю жизнь с мужем, как страшный сон. Чтобы она устроила свою личную жизнь, пока ещё прекрасны её русые волосы, лебедины руки и горит жёлтый неверный ведьмачий глаз.

— Мама! Если ты будешь идти у него на поводу, он снимет с тебя голову и подаст тебе её в руки! Что ты слушаешь посулы его пустые?! Очнись!

И Лиля очнулась, приучила себя думать о своей супружеской жизни только в прошедшем времени. И отсекла Виталия Степановича от себя, как отсекают руку или ногу поражённую гангреной. А «гангрена» сидела рядом и молила о возврате былого.

— Выпить хочешь?- индифферентно спросила Лиля.

— Хочу, Лилечка! С тобой хочу! Всё хочу: и выпить, и быть!

Лиля по-быстрому собрала на стол, как умела делать только она одна. Скатёрка, графинчик, тонкими ломтиками рыбка, сыр, его любимые маслины в хрустальном корытце. Как будто ждала его каждый день и час. А может, и вправду, ждала?

Боже! Как хорошо ему было здесь, на Лилькиной кухне, с её салфеточками, разномастными вилочками, ложечками. Было так хорошо, как нигде в целом мире. Чего же он искал, старый мудак?

Между тем, разговор не особо клеился, единственное, что пообещала Лиля, так это крепко подумать. Просила не торопить и не таскаться к ним каждую неделю. Она сама его найдёт, когда что-то решит для себя. Позвонит, и они встретятся.

Поздним вечером Виталий Степанович брёл по тёмным улицам. Брёл к Поле. Домой он не мог заставить себя пойти. Там живёт плечевая Люська- минетчица, которая по какому-то недоразумению считается его женой! Что с этим делать, он ещё не решил для себя. Ему нужен был совет Поли. Ей можно было доверить эту позорную тайну. Но не Лиле! Ни в коем случае Лиле!

Поля приняла, научила, выписала из хорошенькой квартиры непутёвую жену, действуя жёстко и наверняка. В благодарность за толковые и мудрые действия, за спасение и келейность развода Виталий Степанович срочно женился на Поленьке.

А там, в родном доме ломались копья, рвались струны души. Лиля отвоёвывала своё право на возврат к непутёвому мужу. Дочь уговаривала, доказывала, злилась. Но Лиля с упрямством камикадзе выбирала полную погибель для себя. Выбирала Виталия. И когда уже почти утихли каждодневные перепалки, и Лиля готовила себя к решающему свиданию с непутёвым мужем, позвонила приятельница с кафедры и сообщила, что приглашена на процедуру бракосочетания Виталия Степановича с его пассией – Полиной. Ну, той, которая была давно, ещё раньше молодой жены.
Как видно, старая любовь не ржавеет! Пощечина была сильной. За одно благодарила Лиля Бога: за то, что не успела позвонить этому злодею и объявить, мол, вернись, я всё прощу! Вот было бы позорище! Какой же козёл этот её Виталик!

Полгода Виталий Степанович зализывал раны на Полиной, всё ещё прекрасной груди. Жизнь текла однообразная, пресная, не приправленная ни Люськиным утончённым развратом, ни Лилиными талантливыми в своей непревзойдённой режиссуре, скандалами. Когда скука подошла к самому горлу, он набрал телефон единственно родного дома. Трубку взяла дочь. Голос у дочери был чужой, простуженный и неприятельский. Холодно ответив на вопросы о здоровье и о внуке, дочь грозно замолчала.

— Доця! А мама дома? Позови её, пожалуйста!

— Мамы нет. Она умерла.

— Как, умерла?! Доця, да что ты такое говоришь? Как? Как, умерла?!

— Как умирают преданные и обиженные женщины! А ты думал, вечно может длиться для неё этот ад? Ты, папа, нам не звони пока. Пусть всё уляжется.

— Но где она похоронена? Я хочу всё знать! Доця! Как же так? Похоронили без меня! Почему без меня?!- кричал обманутый в своих радужных ожиданиях Виталий Степанович.

— Тебе, папа, не до того было. Ты в очередных любовных корчах бился. Потом… Всё потом, папа! Сейчас не до тебя. Я тебе позвоню!

Разговор был окончен. А о чём говорить? Лили нет! Нет Лили!!!

Известие здорово подкосило Виталия Степановича. Полная чарка в руке и тоска в душе стали его обычным состоянием. Ноги несли к дому, к Лилиному дому, но зайти он почему-то не решался. Он боялся осуждающих глаз дочери, да и выглядел он, мягко говоря, не представительно. Теперь была Полина очередь вырывать его из объятий зелёного змия!
Как выяснилось, дело запущено, без шкалика день не начинался и не заканчивался. Поля плакала, просила. А Виташе надо было, чтобы его просила и умоляла Лиля и только Лиля. Но Лили не было, а жить надо было дальше, пусть не с Лилей, но жить. За сумасшедшие деньги гонялись по бывшему пространству просраной страны за модным экстрасенсом, и змия зелёного поприжали.

Жизнь вошла в привычное скучное русло с наваристыми щами и чистыми полами. Можно было бы так и состариться, большего чем спокойная старость, жизнь не предлагала. Но и на том «спасибо!»
А тут Поля со своими бредовыми восторгами позднего материнства. Эту блажь Виталий Степанович решил придушить в зародыше, всем своим поведением показывая, что это всё не про него, и ему ни к чему. У него внук на выданье, что называется! Куда ему детей рожать? Но Поля заглядывала в глаза, плакала ночами. « Пройдёт! Всё пройдёт! Сделает аборт и всё забудется! Тоже, чай, не молодица!»

Но ничего не прошло, не забылось, и молодица ушла из своего — его дома в неизвестность. И где её теперь искать? Виталий, моментально развязавший с запретом на алкоголь, собирался в ресторан с неяркой женщиной без глобальных претензий. Оставаться в этот вечер в пустом доме и думать о бросившей его Поле не было сил.

Вечер в ресторане удачным назвать было нельзя. К концу вечера не возникло желания тащить даму к себе для более тесного общения. Скомкав прощание, и втолкнув разочарованную Верочку в такси, Виталий Степанович поплёлся к своему настоящему дому. Давил пьяным указательным пальцем на кнопку звонка, но никто не открыл — как вымерли! А почему «Как вымерли?» Лили то нет, а без Лили ему и дети — не дети. И Виталий поплёлся в свою свободную от надоевшей беременной Поли квартиру. Телевизор включать не хотелось: кругом одни маньяки и педофилы. Говорилось об этом так много, что в душе Виталия родилось подозрение, переходящее в убеждение, что где-то там, наверху, сидит главный по телеинформативным передачам, сам оконченный извращенец и педофил, и через все эти перепевки узаконенно наслаждается развратом и садизмом.
Каждодневно возвращаясь к просмотру своих любимых опасных игр, попутно вовлекая в круг негласных сообщников всё пространство вынужденных вместе с ним смотреть и пересматривать весь этот сатанинский коктейль из изнасилованных и растерзанных жертв. Оставалось только заглянуть в домашний бар, чтобы «уснуть и видеть сны». Изящный бар не открывался никак, Виталий Степанович мучился сомнениями недолго. Подошёл и обыкновенным ломиком свернул к чертям собачьим кокетливый замочек. На него пыхнуло из бара светом, великолепием и Лепсом с его рюмкой водки на столе. « О,це дило!»- почему-то по хохляцки подумал Виталий и торжественно открыл запой, а заодно, и сезон одиночного плавания.

Из запоя выходил медленно, как бы нехотя, но сам. Сразу кинулся искать Полю, чтобы была у дурочки хоть крыша над головой. О ребёнке не задумывался, на этот счёт, оставаясь совершенно равнодушным. Приспичило бабе, счастье подкатило, пусть рожает, но это уже без него. Он уйдёт в свою квартиру в тихом центре. Она, правда, требует ремонта. Поля долгое время её сдавала богатым заезжим деловым ребятам, с оттопыренными от баксов карманами. Ребята съехали недавно, оставив после себя горьковатый запах молодых горячих тел и перегара.

Когда заблудшая Полька была водворена в свою квартиру, Виталий, оставшийся в друзьях дома, убрался на свою, когда-то осквернённую заплечной Людкой территорию, всё улеглось. В душе стали произрастать мечты о новом нехитром счастье с новой совершенно неизведанной какой-нибудь ошеломительной женщиной.
Постепенно, когда несколько утих шайтан в его штанах, Виталий Степанович стал понимать, что чтобы быть счастливым рядом с женщиной совсем не обязательно унижать её в постели и вертеть как барана на вертеле. Надо просто её сильно любить и хотеть, как кода-то он любил свою Лильку. До полной потери ориентации в пространстве. Виталий Степанович работал, не щадя живота своего, богател и мечтал. Мечтал о новом счастье с новой женщиной. В мечтах своих человек редко бывает безосновательным. Есть нечто в самом человеке, от чего он в своих желаниях и мечтаниях отталкивается. Например, лишённый музыкального слуха, вряд ли станет мечтать о славе Моцарта. Человеку, равнодушному к балету, не будут сниться пуанты. И непокорённая высота не будет мелькать под веками непослушным шестом, если эту высоту ты не собираешься брать. И намечтанная женщина незамедлила предстать пред светлые очи Виталия Степановича в образе аспирантки экономического вуза. Была она милой и домашней девушкой. Не самой, конечно, юной, но для пожилого аудитора всё же, слишком молодой. Ровно в два раза моложе. С этим надо было что-то делать. Начинать осаду с дребезжащим желированным подбородком для Виталия Степановича было унизительно, и он решился обратиться в клинику пластической хирургии.

Пластическая хирургия победоносно устраняла дефекты, наносимые внешности старостью, но одновременно и обнищала людскую красоту, особенно женскую!
Желаете изумрудные глаза — нате вам, пожалуйста! Грудь шестого размера? Платите в кассу, пожалуйста! А о волшебных превращениях с губами даже и говорить нечего! Все эти хитрости для настоящих, природою созданных красавиц были обидны, досадны и унизительны! И заодно со всем, взбесившимся бомондом, их свои, личные Богом данные прелести безоговорочно принимались за удачную пластику! Но ничего этого Виталию Степановичу не надо было. Он хотел только подкорректировать подбородок, убрать мешки, забытые пьяной жизнью под его глазами. Ну и разве, что немного подтянуть веки, что-то даже монголоидное, южное изобразить на своём затухающем лице.

В результате всех этих удивительных превращений получился из Виталия Степановича изумительный красавец, этакий «наш ответ Бандеросу». Причём, всё было проделано так виртуозно, что аудитор сам на себя наглядеться не мог. Вернулись даже безумные всполохи потенции, что было очень кстати. Завязь романа прошла без сучка и задоринки. Конечно, это была не Лиля, не та женщина, которую он пропил и прогулял, но девочка хорошая, воспитанная. От неё хоть не исходила угроза позора. Девочка из приличной семьи.
Два года назад она потеряла маму. Жила с папой, который её любил неистово. Папа, ещё не старый, пожалуй, такого возраста, как Виталий Степанович, или слегка моложе, недавно женился вторично. В жене души не чаял, и это немного оскорбляло дочь и гнало из дома в замужество. Хотя, справедливости ради, надо сказать, что жена отца оказалась, действительно, изумительной женщиной, как характеризовала её Светочка (так звали избранницу Виталия), но это уже была другая семья. А Светочке надо строить вою семью.

Женихались не долго, подали заявление, и Светочка переехала к Виталию. В субботу предстояло знакомство с роднёй невесты. Виталий Степанович волновался. Возраст, конечно, он с лица убрал, но факт-то остаётся фактом. Отец его невесты был его сверстником. Академик каких-то там наук, умница и всё такое. Как сложится знакомство? В ночь перед визитом к будущему тестю Виталий не сомкнул глаз. Нарядился с утра до неприличия. Побрился на все четыре стороны, и под руку с симпатичной невестой отправился в дом к её отцу. Шли пешком, через тихие дворики, будущий тесть жил в тихом центре, в десяти минутах ходьбы от дома Виталия.

Квартира у тестя была очень не слабая, шикарная, можно сказать, была квартира. Прошли в большую гостиную. Там был сервирован талантливый стол. На крахмальной скатерти искрились хрустальные фужеры, и отбрасывало причудливые блики серебро. Тесть вызывал симпатию. Академик, умница — всё это читалось на его энергичном тонком лице. Он извинился за заминку, что-то там необыкновенное доходит в духовом шкафу, вот-вот будет готово, они пока пусть рассаживаются поудобнее. Загремели стульями, захрустели салфетками, и в гостиную буквально вплыла с блюдом в руках крупная фигуристая, яркая, какая-то победительная вся в своём счастливом состоянии, с неверным левым каре-жёлтым глазом, Лиля. Виталий Степанович буквально обмяк на своём царском стуле. Кровь била в виски жарким фонтаном, руки предательски ходили ходуном. Он не мог понять, что происходит? Здесь, в чужом доме, в доме его предполагаемого тестя командует и искрится неведомой ему доселе красотой, его Лиля! Лиля, которая умерла два года назад, сломленная его вероломством. Он бросал в себя спасительные рюмки, забывая отвечать на вопросы тестя. Тесть слегка недоумевал. Виталий же недоумевал того пуще — рядом с этим старым прокисшим академиком сидела его Лиля, в пышном цветении женской красоты и спокойного достоинства. Казалось, что именно здесь, в этом доме она обрела, наконец, своё женское счастье.

Лиля изменилась до неузнаваемости, но это была всё — таки Лиля. Его Лиля! Она хохотала, закинув назад легкомысленную голову, обнажая в улыбке крепкие зубы, обрамлённые чётко очерченным ртом со слегка выпяченной пухлой нижней губой. Русые волосы её были частично мелированы, короткая стрижка обнажала красивую шею, на грудь шестого размера была натянута какая-то легкомысленная футболочка с вырезом почти до талии. Всё было очень не солидно, но безумно симпатично! Та, прошлая Лиля ни за что бы так не оделась и не накрасилась, а эта, новая, с французским маникюром и раскованными движениями, очень злила и раздражала Виталия Степановича. Виталий Степанович опрокидывал в себя рюмку за рюмкой и с нетерпением ждал благословенного момента, когда алкоголь ударит в голову. И водка таки торкнула по башке в нужном ему, агрессивном направлении.

В очередную Лилину отлучку на кухню, Виталий Степанович вспорхнул со стула и понесся за ней вдогонку.

— Куда вы, Виталлий Степанович?- растерянно спросил тесть.

— Я на минутку, покурить!

— Да курите здесь, сделайте милость, Виталий Степа…

Но Степанович уже ворвался в Лилины владения. Плотно прикрыл за собой дверь. Лиля обернулась в недоумении. Изогнула бровь дугой и спросила:

— Что-нибудь не так, Виталий? Уж можно я Вас по-простому, по — родственному, без отчества?

— Лиля! Ты мне голову не морочь! Ты объясни мне, что происходит?- звенел негодованием Виталий.

— А ничего не происходит. Ты пришёл свататься к моей падчерице, так будь любезен, веди себя прилично!

— Лиля! Не уходи от ответа. Я два года думал, что потерял тебя навсегда, а ты здесь с этим старым хлыщём свалялась! Я же поверил! Зачем ты так со мной?

— Ты поверил, потому что тебе это было удобно. Это избавляло тебя от мук совести, открывало новые горизонты. Ты же не пришёл, не проверил. Ты же не искал!

— Как я мог предположить такую чудовищную ложь? Как я мог даже допустить
мысль, что моя родная дочь способна на такое вероломство! Лиля! Я страдал. Зачем вы это сделали?

— А затем, чтобы ты не разжалобил меня в очередной раз! Чтобы обрубить все эти твои уходы-приходы и вздохнуть спокойно! Пожить вне лжи и унижений!

— Так! Сейчас мы уйдём отсюда вдвоём, мы спокойно обо всём поговорим, ты мне всё расскажешь, я всё пойму! Мы начнём жизнь сначала! Лиля!

— Не заводи шарманку! Пошли в комнату, это уже становится неприличным!

— Никуда, ни в какую комнату мы не пойдём. Я сказал тебе русским языком, что мы вдвоём уходим из этого дома раз и навсегда!

— Он сказал! Ой, держите меня, сказалец сраный! А ну отойди от двери! И не кандыбачь мне здесь! А то быстро вылетишь отсюда сизым голубем без невесты и с порваным клювом!

Лиля надвигалась на него своим роскошным бюстом шестого размера и теснила, теснила его к дверям. Но на пути попался стол. Виталий Степанович потерял равновесие, пошатнулся и заехал локтем прямо в блюдо с малюсенькими канапе.

Блюдо треснуло пополам и съехало на пол. Виталий поскользнулся уже на маленьком бутербродике с красной икрой, стул отъехал от стола и с грохотом вписался в дверь. На шум прилетели академик с дочкой.

— Лиля! Лильчонок! Что тут происходит? Что за шум?- Академик прыгал глазами по их разгорячённым лицам.

Лиля тяжело вздохнула :

-Сергей! – она повела рукой в сторону Виталия Степановича- Это мой бывший муж. Но поскольку я и сама не знала, что увижу его сегодня в качестве жениха твоей дочери, то познакомьтесь ещё раз.

— Я ничего не понимаю… Это твой муж? Который пьяница и бабник?
Но пьяница и бабник был ещё отличным провокатором. Чистый поп Гапон!

— А ты как думал, академик задрипанный? Ты думал, что я за дочкой твоей малохольной пришёл? Да на фига мне нужен этот сухой лист? Я за женой пришёл и без неё не уйду! Лильчонок! Блин! Размечтался! А вот это ты видел?- и Виталий показал академику некрасивый, но доходчивый жест, согнув руку и ударив ребром ладони по внутреннему сгибу локтя.

Академик на мгновение вошёл в ступор. Его породистое интеллигентное лицо, обтянутое молочно-белой кожей, быстро наливалось ярко-свекольным соком.

— Вон! Немедленно вон из моего дома! – он тряс длинным указательным пальцем в направлении входной двери — Незамедлительно вон!

Виталий Степанович подобрался, как пловец перед прыжком, и заехал в нос академику. Академик, продемонстрировав дедовские гены, моментально съездил со всего крестьянского замаха в ухо Виталию Степановичу. Тот на мгновение оглох, а когда разгулявшийся в академике дед двинул аудитору в глаз, то ещё и ослеп.
Лиля кричала, Светочка плакала. На кухне образовалась куча-мала. Летали стулья, звенела разбитая посуда, постепенно драка просочилась в огромный коридор. Там крестьянский внук колотил совершенно опьяневшего аудитора уже совершенно призрев свой академический статус. Лиля огромным усилием оторвала озверевшего академика от своего бедоносного экс-мужа, как-то вытолкала Виталия за дверь, вдогонку выбросила его плащ и сверкающий никелированными замками аудиторский всемогущий портфель.
Виталий Степанович утирал кровавую юшку рукавом фирменного пиджака и не совсем ещё понимал всю степень своего унижения. На лестницу выскочила рыдающая невеста. Она пыталась остановить кровь из разбитой брови жениха, Вовлечь его в обхват своих трепещущих рук, но Виталий вырывался, отталкивал эту чужую не вкусную и ненужную ему женщину.

Света плакала, заламывала в отчаянии руки. Но всё тщетно. Виталий взвыл раненым зверем, оторвал от себя несостоявшуюся суженую и ушёл, пошатываясь и подвывая в ночь. Он брёл к своему дому и пьяную голову сверлил один вопрос: как он мог влюбиться в такую уродину? У неё же зубы в два ряда, как у глубоководной акулы! Что он в ней нашёл? Люблю! Куплю! Улетим! Вот идиот старый! Чуть не попал в историю.

А Лилька? Что Лилька? Дура! Полная дура! У него таких Лилек, только помоложе, ещё вагон и маленькая тележка наберётся. А теперь домой. Спать! И, конечно, выпить. Выпить продолжалось два безумных дня. Глаз заплыл, голова гудела, бровь распухла и кровоточила. Надо было бы наложить швы, но Виталий Степанович утопал в глубокой депрессии.

Когда безумные посиделки в компании с самим собой закончились, Виталий с трудом принял душ, переоделся во всё свежее и глянул в зеркало трезвым не заплывшим глазом. То, что он там увидел, его категорически не устраивало! В таком виде не только в офис, за водкой не выйдешь!

Последствия разборок с несостоявшимся тестем были плачевными. Веко после удара крестьянского потомка съехало вниз. Когда спала опухоль и прошли синяки, стало ясно, что Бандерос окривел на один глаз.

Создавалось впечатление, что Виталий Степанович постоянно кому-то хитро, а может быть, даже просто издевательски подмигивает. Это обстоятельство не входило ни в какие рамки при серьёзной должности Виталия. Надо было что-то с этим делать, причём, срочно. И Виталий опять поплёлся в клинику пластической хирургии. Но там его ждало не просто разочарование, а большое человеческое потрясение. Сделать практически нельзя было ничего. Можно, конечно попробовать слегка подтянуть съехавшую вниз монголоидность облика, но гарантий никаких. В любом случае, надо ждать полного заживления травмированной брови, но за результат никто не поручится.

В полном горе и безысходности Виталий поплёлся домой. Конечно, он мог координировать действия своих подчинённых с помощью интернета. Но не вечно же!

Пришлось выходить в жизнь с лицом отставного пирата. На работе шушукались, но довольно быстро привыкли к новому Виталию Степановичу. Но в люди он не выходил.

Как-то в банке с ним произошёл неприятнейший случай. По какой-то неведомой причине он показался подозрительным одному из секьюрити. Тот подошёл для выяснения личности Виталия Степановича, Аудитор улыбнулся ему в лицо с видом человека с чистой незапятнанной совестью. Но охранник не понял улыбки, или был не в духе:

— И что ты мне подмигиваешь здесь, придурок? А ну-ка пройдём для выяснения!

Прошли. Выяснили. Секьюрити извинился, но больше в людные места Виталий старался не попадать.

Иногда поздно вечером выходил на улицу подышать свежим воздухом. Проходил дворами до дома, где жила его Лиля с крестьянским внуком, академиком. Садился во дворе и долго смотрел на окна одетые в весёлые занавески. Во двор выходили только кухня и кабинет академика. Кабинет не интересовал Виталия вовсе. А вот в кухонном окне часто проплывал родной силуэт, и летали лёгкие Лилины руки.
Балкон кухни открывался на большую лоджию и иногда, в тёплые вечера там собирались гости. Что-то такое там выпивали и закусывали. Играли в любимый Лилей дамский преферанс. Академик склонялся к Лиле, давал советы по игре.

Когда-то он сам склонялся так к своей утраченной супруге. Как он любил эти посиделки! Но он был здесь, на одинокой скамейке, а они были там. И там, на этой лоджии текла уже их, а не его, счастливая жизнь.

Виталий просиживал до самого угасания белой ночи, и плёлся в свою большую сиротскую квартиру. Садился у телевизора, осушал ночную порцию алкоголя и ложился в холодную, не согретую женским телом, постель. Ночь наплывала на него кошмарными видениями одинокой старости. В этих видениях Виталию нагло подмигивала его Фудзияма. Наступало утро, и гора кошмаров, воздвигнутая ночной мышью, отступала. День захватывал работой целиком.

Виталию трудно и тяжело стало жить бирюком и никому ненужным человеком. Он долго вёл диалог с собой и, в конце концов, решил вернуться к Поле. Поля примет его любым. Опять же, там растёт сын. Захотелось увидеть наследника просто до одури! И в ближайший выходной Виталий Степанович отправился на свидание с прошлым, а, если повезёт, то и с будущим. Позвонил в знакомую дверь. Поля открыла почти сразу, испуганно взглянула в его лицо, быстро вышла в общий коридор, закрыла дверь и легла на неё спиной.

-Ты зачем пришёл? Что тебе надо?- в её голосе досада перекликалась со страхом.

— Вот пришёл посмотреть на тебя, увидеть сына… Имею я право увидеть сына? – повысил голос Виталий.

— А не поздновато ли ты хватился? Виташа!- вдруг взмолилась Поленька — я прошу тебя, уходи! У меня своя жизнь, ты сам от нас отказался! Не приходи больше, прошу тебя!- Полин голос срывался от отчаяния и страха.

-А почему это не приходи? У тебя что, мужик завёлся? Так я не претендую. Но мужик-то знает, что у тебя есть сын. И, я надеюсь, понимает, что у сына есть отец. И этот отец не он! Кто может меня лишить права видеться с собственным сыном?

Поля судорожно вздохнула и заплакала. Заплакала просто навзрыд. Сквозь эти рыдания до Виталия Степановича дошло, что Поля вышла замуж с младенцем на руках.

Мужа боготворит и больше всего на свете боится его потерять. Она стала, наконец, замужней женщиной, муж дал её ребёнку отчество, усыновил его. А для чего пришёл Виташа? Чтобы отнять у ребёнка отца и семью?

-Уходи, ради Бога уходи!- шептала она на одном дыхании. — Скоро Андрей с работы придёт! Он не должен тебя видеть! Я просто умоляю тебя: уходи!

Виталий не торопился. Он вытребовал свидание, на котором всё можно будет спокойно обсудить.

— Что обсуждать — то?- взвилась Поля.

Но на встречу согласилась на ближайшую пятницу и подальше от дома.

И потянулась череда взаимного недовольства и тягостных встреч. Поля долго не хотела показывать ему ребёнка. На редкие встречи приходила одна, торопилась, суетилась и твердила одно и то же:

— Оставь нас в покое ради всего святого!

Но не тот человек был Виталий Степанович, чтобы отступиться. Чем больше противилась Поля его свиданию с сыном, тем больше он распалялся. Он просил, уговаривал, ультимативно настаивал, обещая жаловаться вплоть до…

Сына, всё-таки, на очередное выпрошенное свидание она привезла. Он заглянул в яркие синие глаза своего мальчика и пропал навсегда. Пропал для женщин, для гулянок и даже для водки пропал! Раз и навсегда.

Всё отныне было подчинено поздно проснувшемуся в нём отцовскому инстинкту. Он не помнил, чтобы становился таким ранимым и беззащитным, глядя в глаза своим детям от любимой Лильки. Он, конечно, по-своему любил своих старших детей, но вот этот мальчик с чужим отчеством заслонил собою весь мир. Виталий Степанович требовал гарантированных и обязательных встреч, шантажировал, заявляя права на мальчика. Поля кричала, плакала, но не сдавалась. Впустить его в свою жизнь она не могла, так как мужу была ею рассказана красивая легенда о погибшем в авиакатастрофе женихе. А тут объявится этот стареющий бонвиван с косым глазом, и что? Вся легенда по боку? Пашка-врушка?

Виталий просто поражался, как ловко эти бабы хоронят всех, кто им мешает в достижении желаемого. Дочь запросто заколотила в гроб мамашу, для её же блага, как она считала! Эта фря бывшего любовника, отца её родного сына запросто с самолётом взорвала и, тоже, отправила на тот свет. И живут же себе, сучки! И ничего с ними не делается!

После очередного разговора Виталий Степанович провёл бессонную ночь. И нашёл выход из создавшейся ситуации. По разрозненным скупым фразам Виталий понял, что заместитель его звёзд с неба не хватает. Живут достойно, но скромно, и никаких улучшений жизненных условий даже не предвидится. Не было бы хуже! Жизнь дорожает! Ребёнок растёт.

Квартира, которая была роскошной для одной Поли, для троих уже и небольшая вовсе. А думать о пополнении в семье, и об родить ещё одного общего ребёнка даже не моги! И Виталий предложил Поле вариант. Он покупает им большую четырёхкомнатную квартиру, полностью обеспечивает своего сына, берёт на себя заботу о его образовании и кладёт на Полин счёт кругленькую сумму.

Поля задумалась. Надолго. Они с мужем давно мечтали о трёхкомнатной квартире. Даже подыскивали банк, чтобы взять кредит. Частных банков рассыпано было по стране, как звёзд в небе. А вот честных банков не было вообще. А, как известно, между банком частным и честным провал длиной в жизнь. Те, что были, брали просто бальзаковские проценты. И мечта Поли и мужа Андрея о большой квартире и общем ребёнке тормозила юзом об эти проценты. Бескорыстная Поля молчала, вздыхала и нервно теребила рюш кофточки. Вкусы Поли вернулись к ней во всём своём хохломском великолепии.

«Действительно, из дерьма конфетку не сварганишь!» подумал Виталий Степанович.

Вздохнув, Поля согласилась на квартиру, но пятикомнатную, и на круглую суму, при условии её ещё большего закругления. Виталий согласился моментально. Встал вопрос: как внедрять его в семью? После жарких дебатов постановили объявить Виташу братом рано ушедшего, по причине пьянства, отца Поли.

Неделя прошла на обработку мужа и доводку его до нужной кондиции. И через субботу Виталий Степанович уже восседал за Полиным столом этаким дядюшкой, свалившимся им на голову, как манна небесная. Инсинуаций в голове простого, как стакан Андрея не возникало никаких. Дядя был старый, побитый молью с ассиметрично расположенными на старом лице глазами.
Каждую пятницу он заезжал за сыном (он же внучатый племянник) и получал его в полное своё распоряжение до вечера воскресенья. И все были счастливы. Андрей отдыхал от чужого неинтересного ему мальчика, Поля усиленно готовилась к новому материнству и с удовольствием тратила деньги на строящуюся квартиру. А Виталий Степанович и маленький Юра наслаждались обществом друг друга. Виталий постоянно что-нибудь поправлял на мальчике, то воротничок, то пуговки. Он постоянно нуждался в тактильных ощущениях. Вот он здесь, его сын, рядом! Его можно потрогать руками, Помять в своих ладонях его маленькую шёлковую ладошку. Вот оно-счастье!

Вечерами они ходили гулять, дворами доходили до дворика с заветной скамеечкой. Сидели на ней минут пять-десять. Больше Юра не выдерживал без движения, и направлялись обратно к своему дому.
А в будни Виталий оставался один. Он маялся и тосковал без Юры. Ждал пятницы.
В одну из таких пятниц Юрочка заболел. Поля наотрез отказалась отдавать больного сына на уикенд. Виталий канючил, качал права, но ребёнок температурил. И нет! Нет! Нет! Так и отчалил — ни с чем.

Вечер тянулся бесполезный и холостой.
Виталий Степанович накинул плащ и побрёл на вечернюю прогулку, прогулку без Юрочки.

Он снова и снова, как киноленту, пересматривал свою прошлую жизнь.
Куда он спешил всю свою жизнь? Что он хотел такое необыкновенное урвать для себя в этой жизни? Почему хватал всё подряд, без разбора? А того, что рядом и само шло в руки, не замечал. Как и не было!

Какую роль он сыграл в этом жизненном спектакле? Роль ничьей бабушки? Вернее, ничьего дедушки? И кто он теперь? Внучатый дядя своего собственного сына? Почему столько лжи накручено в его жизни? Тоска давила горло.

На скамейке сидел сильно пожилой и усталый человек. Он уже не был похож на пирата в отставке. Скорее, он смахивал на брошенного, забытого тряпичного клоуна со съехавшей вниз пуговкой глаза.

А на знакомой лоджии уже вовсю разыгрывался пятничный дамский преферанс.

-Иду на сто!- объявлял ставку чей-то незнакомый голос.

— Втёмную! Двести двадцать!- звенела Лиля.- Черви — сто, бубны -восемьдесят, крести — шестьдесят!

Таллинн. 16.11.2012. 18.49. София Никитина.mask96@ mail. ru