АНАТОЛИЙ ЕРШОВ. Стихи

 

 

 Предшественники

Мы медленно росли, вы быстро умирали.
Вы совершили то, чего мы не смогли.
От ваших слов сердца и разум замирали
И оттого мы недостаточно смелы.

Так и сосна у края поля и дороги
Не поднимается — не сохнет много лет.
И не теснят её ни ель, ни клён широкий,
И долго солнечный её питает свет.

Но кто же ей противоборствует упорно,
Что ей не вырасти, никак не стать собой?
Что, если высота не там? И корни,
Как ветви ночью, дышат звёздной глубиной.

***

Если бог – это время, ветер,
Для деревьев – вызов небес,
То на вызов ясень ответил
И под ним шевелится лес.

Быть на голову выше леса –
Это первым видеть рассвет,
Человеческого железа
Не расслышать, будто бы нет.

Быть возвышенным – не отрада,
Не презрение, сверху – вниз.
Это комлем быть в два охвата,
Чуть шуметь на бурю и свист.

Обречён, если ты инаков,
В одиночку стоять окрест.
Так боролся хромой Иаков –
И невидимого потряс.

 

Виолончель.

Б. Марчелло

 

Удержи, протяни звукоряд нутряной и шмелиный.
Протяни, удержу и назад не верну никогда…
Уползает змеёй, притворяясь лозою малины,
В жирный торф, в бурелом, где лежит без сознанья вода.

Исчезает в бору, растекается в ворсе еловом,
Чтобы, тяжко вздохнув, покачнулась огромная ель,
И неслись облака за душой и несказанным словом…
Да, любовница, страсть, невозможная виолончель!

Мужчина и женщина.

О, ради бога, только не молчи,
Но, говоря, умей остановиться…
Бросаешь взгляды – как в глухой ночи
Летят одушевлённые зарницы.

Молчать не можешь, тихо говори.
Не надо с громом в церковку ломиться.
Быть может, кто-то есть внутри,
Быть может, он пытается молиться.

Скажи немного и по существу,
Чтоб быть услышанной наверно.
Как чутко слышат жёлтую листву
Все существующие бренно.

 

Читая антологию русской поэзии

 

И Белый, и Чёрный, а Горький за Бедным впритык…
Все горькую пьют и отчизну то ласково гладят,
То вдруг оттолкнут, – если долго живёшь, то привык,
А время с любовью, пожалуй, не очень то ладят.

Всё крайности, узость, и белая правда в уме:
Народишко – дрянь, все лентяи, мошенники, урки.
Да что вы ему! Он с улыбкою шарит в суме,
Бухает и вскрикнет, что бедный и чёрный – придурки!

Ах, правда ума! И писатель себя не щадит:
Язык лицемерит, бежит окровавленный Данко*…
Но факел сердечный мерцает и слабо чадит, –
Читать невозможно, и всех положительно жалко.

* Данко – герой рассказа М.Горького

 

 Самосохранение

Есть женщины как сильное лекарство,

Необходимое, но в дозе небольшой.

В нём нет нисколько горечи коварства,

Его дают с открытою душой.

Когда же снадобье берёшь без меры,

Оно отравит или же убьёт, –

И тут инстинкт потребует измены.

…Так рану заживляет чёрный йод.

О мере и вкусе.

Как режет глаз: «…крупнейший в Петербурге».
Ну, ладно бы в Опочке, ну, в квартире.
А то встречаешь дядю в грязной куртке,
С лицом, раздавшимся как тесто на кефире,
Да вспомнишь зарифмованные байки
В полсотни строк, распятых на страничке, –

Так тракторист в лоснящейся фуфайке
Чужое поле пашет по привычке.

***

Когда сатанеешь от гнёта
Того, что в сердцах сотворил,
Подслушай у хаоса что-то
И долго считай не своим.

Признайся – с печалью и молча –
Себе самому, что не вдруг
Пришла настороженность волчья
К чужому движению рук
И к острому взгляду, и слову,
И к хитрости полулюдей.

…Не смоешь их липкую злобу,
как запах и пот лошадей.

 

 

Итальянские стихи №17

Петрарка

1
Есть плечи – песка шелковистей,
Речного предела белей.
Есть руки – ракиты, их листья
Изящнее гибких ветвей.

Есть голос подобный прохладе,
Подхваченной бризом дневным.
Горячую рощу взлохматив,
Он дышит блаженством одним.

…Воздушные замки, похоже.
И разве же в этом я весь?
Есть мел и рубашка из кожи.
Лаура? Лаура!.. Бог весть.

2
За чтением о древности, возможно,
Июльским утром, в кресле и с пером,
И с мыслию, отважною и ложной,
С которой рифмы мчатся напролом.

Конечно, летом, как и ты в Арк?а,
Когда босая девушка стремглав
Скрывалась в винограднике, тоскуя
О запахах любви, цветов и трав.

С холма, вдоль рощи, юная Франческа
Сбегала… Убегает до сих пор
От каждого, и, мягко или резко,
Вдруг обрывает сложный разговор.

3

…венок поэта…навлёк на меня
зависть многих.
Петрарка. «Письмо к потомкам».

Завидовать? Но вымысел ничтожен
В глазах людей, уставших от забот.
Он ложен, непонятен и тревожен.
В полёт воображение зовёт.

Кругами поэтических иллюзий
Бескрылые не могут закружить,
И, бытия развязывая узел,
Они предпочитают просто жить.

Угасший свет – канцоны и эклоги.
Немеркнущая зависть! И чему?!
Вы знали б, к?к Предшественники строги
К блуждающему сердцу и уму!

4 Manus*

Кто заказал над мёртвым надругаться –
Отрезать кисть создателю «Бесед…»?
Кто бормотал: Guarda. Bene, grazie. –
Поэт, епископ, брат-анахорет?

Свой капитал в усохшую десницу
Кто – дальновидный – тайно поместил?
Сонетам, песням стоит ли дивиться,
Коль ценно имя, а не суть и стиль.

Иль этот акт – злодейство оборванца,
Который знатной даме услужил:
На грудь истлевшей Лоры из Прованса
Он кисть Петрарки дерзко положил?

 Комментарий в Фейсбуке

А.Кабанову.

По фотографии, усевшись на полу
Вокзала, он был явно озабочен.
И бедный взор его был взглядом полоум-
Ного лица, измученного очень.

Что о себе не знал, то выдали глаза –
Запечатлен затравленный волчонок,
Забитый мальчик… Он, услышав голоса,
Х.. начертал на двери закопчённой.

И мокрый сор собрал, жёг жертвенный костёр
У ног бухой и гепатитной музы.
Кто плюнул на него и думал, что растёр?
У двери Х.. все слабаки и трусы?

Войдя в наш мир, где изгнанный обрёл
И зрение, и свет, который он прочёл,
Венец – вокзальный пол и стёршийся обол?

…Ты слышишь вздох воды? Ты видишь вечный чёлн?

 

Дорожная жалоба

А.С.П.

Я не раз просил пощады,
Отрываясь от земли,
Чтобы боги-ретрограды
Самолётик сберегли.

Покачали, потолкали,
И, ослабив мощный жим,
Из воздушной мёртвой длани
Отпустили бы живым.

Ведь когда-то дар случайный,
Мимолётный, неземной,
Прилетел неясной тайной,
Чтобы стать тобой и мной.

Оттого мы городские
Сумасшедшие, и нас –
Точно грязи по России,
Непрогляд и непролаз.

Слыша парки бабий лепет,
Мы потерянны слегка –
Тут и в темя льдиной влепит
Непроворный ЖКХ.

 

Монтрё

В.Набокову

Ты правильно сидишь, точнее, так посажен,
Что не спиной ко всем, а боком – к тем и тем.
Ты – златоуст письма – был мазан русской сажей,
И вот сидишь молчком, воображая тень.

А солнце жарит сквер, дома, автомобили,
И чудом кажется, что памятник не взмок.
Слова, а не тебя, все женщины любили,
Они тебя прочли, но как-то между строк.

Вот и гулял с женой по набережной узкой,
И баб…очек искал на склонах de Naye –
Любовь переводил с французского на русский,
Но дамы путались в склонениях,.. в белье,..

Поэзия страстней любой жены ревнивой,
В её словах течёт бессмертный аромат.
…Дымы отечества над белою равниной
клубятся – о сынах задумчиво молчат.

***

К славе целого мира
не протяну и мизинца.
Пусть её делят при всех
тенор, спортсмен и актёр.
Ждать одобренья людей?
Пусть оно с теми змеится.
Тащит поленья похвал
в дымный тщеславья костёр.

Верно сочтёте меня
вы лицемером притворным –
Дурно о людях судить,
видно, навек суждено.
Я – не подпольный поэт,
не истопник и не дворник.
И сочиненье – не жизнь,
также как жизнь – не вино.

Бегство – восторг или плач –
из бытового Египта,
Полуголодные дни
с грёзами наедине, –
Это не выбор судьбы.
Это дешёвая скрипка
Тихо фальшивит, игрец
дни растворяет в вине.