ВЯЧЕСЛАВ ОВСЯННИКОВ. О Владимире Алексееве
О писателе Владимире Алексееве
Владимир Алексеев – писатель трудной литературной судьбы, до сих пор неоцененный по достоинству, невостребованный и несправедливо замалчиваемый. Так получилось, что он не был принят и воспринят должным образом ни в коммунистическую эпоху, ни в демократическую. Сын своей суровой страны и смутного времени, он, как и многие из его поколения, одаренные подлинным творческим талантом, писатели, поэты, художники, был по сути дела загнан в подполье литературы. Он оказался в положении человека, попавшего между молотом и наковальней, на смертельной черте двух равно жестоких эпох. Удары времени его не сломили, не раздавили, он остался в том же положении – на черте, на грани, на границе между быть и не быть. Да, так получилось, что писатель Владимир Алексеев обречен быть на этой рискованной грани. Это не только биография. Он родился, перед самой войной в 40 году и чудом остался жить; его мать с ним, грудным младенцем, едва спасла себя и своего сына, беженка среди других беженцев, от наступающих немцев. Возможно, это заложилось в младенческую душу Владимира Алексеева и сделалось определителем его судьбы, его как бы экзистенциальной сущностью – быть всегда на грани между да и нет, в этом вечно гамлетовском положении. Сам о себе Алексеев пишет так: «Ничего не поделаешь, очень уж человек ограничен – в судьбе, в таланте, в уме, во всем. Куда не повернешься – опять граница… Думаю иногда; стоит ли для этих людей писать, они не понимают, о чем я толкую? Может, им и не нужны мои рассказы, им и без моих рассказов интересно?.. Везде предел и ограничение. Если подумать, то я так и прожил всю свою сознательную жизнь, стоя на границе. Только начнешь делать что-то умное, доброе, талантливое – ан нет! опять граница!.. Если переступишь, не дай Бог, границу, все сразу закричат? «Преступил, преступил… Преступник! Негодяй!.. И тогда я кричу; «Совсем в подполье, загнали!… Куда от вас от всех деваться?»»
Владимир Алексеев, вне всяких сомнений, большой, самобытный писатель со своей особой музыкально-импульсивной манерой. Стихийный, в том творческом значении этого слова, как определяли его все наши великие поэты, Пушкин, Блок. Цветаева. Проза Владимира Алексеева – это проза, как правило, лирическая и, я бы назвал, волнообразная: идет, катится, накатывается речевыми, музыкально-смысловыми волнами, волна за волной, как широкое дыхание сердечной стихии, из произведения в произведение. Почти вся проза написана от первого лица, в его повестях и рассказах главный герой – он сам, в разных лицах. Эта проза болевая, исповедальная, честная, неподдельно искренняя, часто поднимающаяся до пронзительно звучащих нот. Его герои – изгои общества, отщепенцы, парии, юродивые, «нищие духом», доморощенные философы, мученики неразрешимых мировых вопросов, лишние, ненужные, выброшенные за борт жизни. «Прочие» – как назвал их Андрей Платонов в своем романе «Чевенгур». А Марина Цветаева писала, о них; «Есть в мире лишние, добавочные, не вписанные в окоем. /Не числящимся в ваших справочниках, им свалочная яма – дом /. Поэты мы – и в рифму с париями…»
Владимир Алексеев писатель, пользующийся древним приемом маски. Его творческая стихия умеет скрываться под маской юродства и ерничества, иногда очень едкого и даже, казалось бы, кощунственного. Но ото только маска. Под маской скрыто тонко чувствительное, ранимое, чуткое ко всем бедам человеческим, нежное, и я бы сказал, рыцарское сердце, Это пушкинский «рыцарь бедный» нашего времени, томимый мечтой о недоступной красоте и идеале. Черта романтическая, .в наш жестокий, жесткий век – чрезвычайная редкость.
Владимир Алексеев – писатель уникальный, вдохнувший новую жизнь в старую традицию писателей: будучи всегда на стороне отверженных, униженных и оскорбленных, говорить правду царям и миру. Уверен, что его творчество будет, наконец, оценено.
Вячеслав Овсянников.
