НАТАЛЬЯ РЕЗНИК. Стихи
***
Прошу посмертно занести в скрижали
Земного путешествия итог:
В Париже разноцветном парижане
Меня не взяли в уличный поток.
Я ездила к заносчивым и гордым,
Но зря клонилась долу голова:
Меня отверг, не глядя, белый Лондон,
И выкинула красная Москва.
И вы, невиноватые, простите
Красоты серых северных широт,
Но двадцать лет невыспавшийся Питер
Меня в лицо уже не узнает.
Прошу посмертно занести в скрижали
Одну из жалоб жителя земли:
Меня и так и этак наряжали,
Но места мне на карте не нашли.
Куриное
У кур сегодня праздник:
Петух явился пьян.
Он топчет их, проказник.
Гоняет их, смутьян.
Он ни с одною дважды
Не пляшет, ловелас.
Но как он стонет с каждой!
Да как в последний раз.
Что шепчет он на ушко
Тебе в момент любви,
Заучивай, несушка,
И этим век живи.
А ежели он молча,
Тебя сведет с ума,
Потом себе наквохчешь
Признания сама.
Затянутые раны
Под старость не болят.
Припоминай романы
В кругу своих цыплят,
Пока не опалила
Тебя сковорода.
Цыплята спросят: “Было?”
Ты скажешь: “Было, да!”
О, сколько было страсти,
Как ветра на Неве,
В твоей чернявой масти
Куриной голове.
Про комара
Я придавила комара,
Он умер горестно и тихо.
А дома у него с утра
Уже рыдает комариха.
Ей гости в трауре несут
Нектара — помянуть супруга
И вдвое чаще кровь сосут,
Мстя за потерянного друга.
Тоскливо сыну-комару,
Черно жилище комарово,
А я гуляю по двору,
Толста, румяна и здорова.
Пою: «Парам-парам-парам,
Нет справедливости на свете,
Своею кровью комарам
Другие за меня ответят.»
Другие отдадут долги,
Которые моими были.
А разве мы не мстим другим
За тех, что нас недолюбили?
Мы так, как комары сейчас
Кусают тех, чья ближе кожа,
Пьем кровь у тех, кто любит нас,
За тех, кто раньше уничтожил.
Про таракана
Таракан сказал таракану,
Проползая в дверной проем:
“Не принять ли нам по стакану
На полночной кухне вдвоем?
Расскажу я тебе, Иуда,
О единственной, об одной
Тараканихе черногрудой,
Что твоею стала женой,
Как ловил тараканьи вздохи
Я в предутренние часы,
Как носил я ей хлеба крохи,
Как дрожали ее усы,
Как отыскивал я невесте
Залежалого посвежей,
Как мы с ней поселились вместе
В теплом ящике для ножей…
Этот мир тараканьей лапкой
Ты разрушил, подлец и вор!..”
Тут Господь их прихлопнул тапкой,
И закончился разговор.
В завершение этой чуши
Я добавлю несколько слов.
Им казалось, что мир разрушен.
Оказалось – всего делов.
Про собак
Бежит собака одиноко,
За нею следует другая,
Бегут, как будто бы далёко,
Но далеко не убегая.
Она бежит, а сердце стонет
И тает в ожиданье знака,
Что, может быть, ее догонит
За ней бегущая собака.
За ней бегущая решает,
Что будет, если вдруг догонит,
И тайно встречу предвкушает,
И сердце в предвкушенье тонет.
И так бегут они неспешно,
Траву местами орошая,
В надежде встретиться, конечно,
Судьбу тихонько искушая,
Поскольку выяснить нельзя им,
Ни кобелю, ни бедной сучке,
Когда и с кем решит хозяин
Назначить будущие случки.
И поспешить бы им друг к другу,
Сбежать из-под хозяйской власти.
Но в этой беготне по кругу
И есть единственное счастье.
***
Л.В.
Была бы я навозной мухой,
Черна, проворна и легка,
Себе в товарищи по духу
Я избрала бы паука.
Нет, не мушиные собратья,
Паук бы счастье мне принес,
Его липучие объятья
Мне заменили бы навоз.
Была бы птицей по весне я,
Расправив мощные крыла,
Я паука бы покрупнее
Себе в товарищи нашла.
Другая птица птицу ищет,
А мне милей паучий друг.
Недолго, но служил бы пищей
Мне мой упитанный паук.
Мы облик свой не выбирали,
Но от судьбы не ускользнуть.
Я жду, чтобы меня сожрали.
Нет — я сожру кого-нибудь.
***
Я тебе неверна, но ты без нужды не плачь.
Мой избранник — не повезло — городской палач.
Провожали меня на свидание всем двором.
Поджидает он избранницу с топором.
Если жаждешь мне возмездия — не грусти.
Говорят, меня не станет часам к шести.
Говорят, что он ласкает невинных дев
И топор заносит, девою овладев.
Кровяная река из-под дома его течет.
Так он девам невинным, верно, ведет учет.
…
Провела я в его объятиях эту ночь,
Он наутро меня спокойно отправил прочь.
Убивать не стал. Не слушай, что люди врут.
Отчего — он не знает — невинные девы мрут.
На пороге я стояла белым-бела.
И потом сама на топор головой легла.
Сказочка
Нашла лесная фея малютку в корнях осины,
А та выросла и суженого себе вытащила из болотной трясины.
«Я ли, — говорит фея, — тебя не лелеяла, не прочила тебе волшебное будущее?
Зачем же ты домой тащишь это бесперспективное чудище?»
А девчонка: «Люблю, — говорит. — Я бы хотела
Слизывать болотную тину с его зеленого тела.
Не надо мне принца и эльфа никакого другого,
И это, тетя фея, мое последнее слово.»
Кикиморы фее нашептывают в лесной чаще:
«Мучиться с ним девчонке. Урод-то совсем пропащий.
У него ноги — лопаты, руки — обрубки,
А он не пропустит в лесу ни единой колдуньей юбки.»
Фея вздыхает, слушая про мучения девичьи,
Ищет на смену чудищу обычного приличного королевича.
Но верно кикиморы чудищу не доверяли:
Видели водяные, как влюбленные в болото ныряли.
Пришла фея, глядит, только надпись пузырится на болоте:
«Это счастливый конец. Больше не ищи меня, тетя.»
И не наколдовали еще в лесу эхолота —
Измерить всю глубину губительного болота.
2014
Лето заканчивается грозой и громом.
Кто-то маленький плачет.
Новая жизнь начнется погромом.
А как иначе?
Мы еще не добили, нас еще не разбили
C грохотом на кусочки.
Не плачь, маленький, о тебе не забыли.
Мы еще не дошли до точки.
Мы еще недостаточно озверели
В походе против фашизма.
Мы пока окончательно не созрели
Для оптимизма.
Лето заканчивается грозой и громом,
Полуразрушенным зданьем.
Новая жизнь начнется погромом.
Продолжится ожиданьем.
***
Из меня вырываются сотни кошмарных зверушек
И рыдают и просятся вон в окружающий мир.
Это значит: я выросла,кончилось время игрушек,
Пионерии, школы, дворов, коммунальных квартир.
Это значит, закончилась прошлая жизнь понарошку,
Та, где мама и папа, с которыми все нипочем.
Да, я взрослая: чищу на собственной кухне картошку,
Двери в собственный дом открываю своим же ключом.
И чудовища эти, которых не сыщешь капризней,
Бьются, мечутся, просят чего-то, исходят слюной.
Как я выросла поздно из детской игрушечной жизни!
И чудовища странные выросли вместе со мной.
Их незрячи глаза, а их зубы огромны и остры.
Слишком тесно во мне. Слишком громко рычат и ревут.
Выпускаю наружу безумных некормленных монстров.
Если рядом стоишь, не взыщи — и тебя разорвут.
***
Я останусь каждой фразой,
Фотографией, штрихом.
Забывай меня не сразу
И не думай о плохом.
Думай, что союз непрочный
Было год не разорвать.
Забывай меня построчно —
Так труднее забывать.
Забывай меня, но долго.
А во мне на сотню лет
Ты останешься осколком
Справа, там, где сердца нет.
Красавица и чудовище
Пишет красавица чудовищу письмо
Про хозяйство, детей, завтраки и обеды,
Мол, ты уж расколдуйся как-нибудь пока само,
В этот раз, к сожалению, не приеду.
Отвечает чудовище красавице,
С трудом заставляя писать свою мохнатую руку:
“Рад наконец от тебя избавиться,
Видеть тебя не могу, проклятую суку!
Не приезжай, ненавижу тебя все равно
За то что, устал столько лет без толку дожидаться,
За то, что понял давным-давно,
Что не в силах самостоятельно расколдоваться”.
Пишет красавица чудовищу: “Не хочу тебя больше знать,
Гад, мерзавец, подлец! (и всякие другие ругательства).
Ты же обещал, что всю жизнь меня будешь ждать.
Не ожидала от тебя подобного предательства.
Будь ты проклят, невменяемый зверь.
Ты же клялся, что будем непременно вместе.
Ну, держись, завтра же приеду теперь,
Выдерну остатки твоей свалявшейся шерсти”.
Пишет чудовище: “Прости за звериную бесчеловечность,
Я же чудовище, человечности не учился.
У меня впереди в самом деле целая вечность,
Не знаю, почему внезапно погорячился”.
А жена чудовища говорит: “Опять пишешь своей одной?
Хочешь со свету меня сжить, урод и скотина?”
И чудовище плачет рядом со своей женой,
А она чешет ему его горбатую спину.
А красавица читает ответ,
Меняет дату на затертом билете,
Как обычно, встает чуть свет,
Работает, готовит, улыбается детям.
И сходит, сходит, сходит, сходит с ума
До следующего письма.
Ане
Помнишь блики тротуаров
В самом первом сентябре?
В коммуналке – Аристаров,
В третьем, маленьком, дворе.
Во дворе газон неяркий,
Не украшенный травой.
Выбегает из-под арки
Женька Курочкин. Живой.
Вон ты: голые колени.
Без очков или в очках?
Солнцу радуется Ленин
С октябрятского значка.
Стану в сорок раз бездомней
Водку вылакав до дна,
Если ты не вспомнишь.
Вспомни! Я не выдержу одна.
* * *
Веселый мальчик пухлыми губами
Бормочет непонятное, смеясь,
Тряпичных кукол сталкивая лбами,
Солдатиков отбрасывая в грязь.
Когда шалун забудется в кровати,
Зажав конфету в маленькой руке,
Мы встретимся, измученный солдатик,
Среди игрушек в старом сундуке.
Синяя борода
В деревне у нас говорили, что я горда,
Независима, свободна и весела,
Пока не пришел Синяя Борода,
Сказал: “Пошли со мною”. И я пошла.
Он запер меня в своем огромном дому,
Приходил иногда ночами как муж к жене.
Он делал со мной такое, что никому
Я б не позволила в самом кошмарном сне.
А потом он себе другую найти решил,
Потому что был молод еще и вполне здоров,
И однажды ночью он меня задушил
И сбросил около дома в глубокий ров.
Нас тут много таких, мы частенько его честим:
Мол, маньяк и убийца без совести и стыда.
И сумел же вкруг пальца дурочек обвести,
Вот если б опять, так мы бы с ним никогда!
Я тоже в этом клянусь на чужой крови,
Которая с грязью смешалась в проклятом рву,
Но если придет и скажет он: “Оживи”, —
Клянусь, что в ту же минуту я оживу.
Невский
Невский состоит из шумов и обрывков слов,
Толпы, автобусов, машинных гудков.
Я лечу по нему над тысячами голов,
Над устойчивой враждебностью трех веков.
Я чужая здесь, быть не могу чужей,
Боюсь, что меня давно выдают уже
Голос, глаза, нос, форма ушей
И запись ужасная в паспорте — “ПМЖ”.
Я волос, как сказал поэт, не брала у ржи,
Я вообще легко приживаюсь в любой среде.
Мне все равно, все равно, все равно, все равно, где жить.
Но я не могу родиться больше нигде.
***
Стихотворение живет
В цепи мучительных беззвучий,
Освободиться ищет случай,
Никем не узнанное, рвет
Пространство, тянется тревожно,
Еще не воплотившись в речь.
И нужно только осторожно
Его из воздуха извлечь.
* * *
Мы за встречу сегодня пьем.
Я налью по двести,
Раз уж редко теперь вдвоем,
Слишком редко вместе.
Ну, давай еще по чуть-чуть,
А потом завяжем.
Расскажи мне хоть что-нибудь,
Если в сотый даже…
Кто в подземном царстве судья,
Что наврал Вергилий?
Вот и двое нас. Ты. И я
На твоей могиле.
***
Я всё равно упорно приезжаю
С той родины, которой не нужна.
Меня встречает странная, чужая,
Понятная, привычная страна.
И я, с какой-то неуместной дрожью
Ступая в неосвоенный простор,
Иду домой – к надежному подножью
Любимых кем-то колорадских гор.
***
Знаю: до последнего вздоха,
До последнего всхлипа мне,
Привередливой, будет плохо
В этой самой лучшей стране.
За дешёвый компотец в жилах
Неподъёмную дань плачу.
Эту я полюбить не в силах
И другой – уже не хочу.
