ДМИТРИЙ СЕВЕРЮХИН. Пустое гнездо.
Литературные фантазии часто раздражают своей неправдоподобностью, тогда как правдивые истории, как правило, лишены внутреннего смысла. Я обычно склонен к сочинительству, но сейчас хочу поведать совершенно правдивую историю, притом со смыслом.
Когда-то мне довелось жить в съемной квартире на окраине города. Прямо перед окнами – рукой подать – маячила узловатая развилка тонкой берёзы, достающей двумя вершинами чуть ли не до крыши девятиэтажного дома.
В этой-то развилке весной две вороны затеяли вить гнездо. Собственно строителем выступала только одна из них, тогда как другая (полагаю, что самец) демонстрировала характер прораба – сев на ветку немного выше, она только присматривала за работой да иногда выразительно кивала головой. Материалом для птиц служили в основном тонкие прутья да клочья распушённой шерсти или пакли, а ещё кусок проволоки в синей изоляции – дань техническому прогрессу.
Постройка долго не ладилась. Нелегко, согласитесь, делать что-либо путное только одной лапой да клювом. Попробуйте, хотя бы, крепко уложить таким образом первый прутик да приладить к нему второй. Однако день ото дня сооружение увеличивалось в размерах, всё надежнее закреплялось в развилке ствола и постепенно приобретало классически ясную форму.
Возня двух ворон за окном скоро стала для меня настолько привычной, что я перестал их замечать и надолго отвлёкся от своих орнитологических наблюдений. Отвлёкся до тех пор, пока в одну из майских ночей не случилась редкая в наших краях буря. Ветряной шторм сопровождался тогда сильной грозой и мощным ливнем, молодые деревья во дворе клонились к земле, теряя ветви и рискуя больше не распрямиться. Моя берёза подвергалась тому же испытанию, моталась из стороны в сторону и отчаянно стучала ветвями в окно, грозя с каждым порывом ветра вторгнуться в моё жилище. Тоскливый треск её ствола я принял было за очередной удар грома, но внезапно открывшийся за окном непривычно пустой пейзаж не оставлял сомнений в случившемся: дерево было повержено – переломлено почти у самого основания.
Утром, выйдя во двор, тихо светившийся в лучах всепрощающего солнца, я созерцал последствия ночного урагана, и, переступая через бурелом ветвей, перемешанных с разлетевшимся повсюду мусором, подошел к убитой берёзе. Воронье гнездо, строительство которого велось на моих глазах, оставалось крепко притороченным к её недвижимому телу. Теперь я мог детально рассмотреть это странное сооружение и с удивлением отметил для себя некоторые необычные детали, например, кусочки цветной бумаги и фольги, которыми было устлано его днище. Главное же, однако, состояло в том, что гнездо было пустым – в нём не было никаких следов пребывания птенцов, не было скорлупы или, хотя бы, просто перьев. Вдумайтесь: гнездо, построенное птичьей парой со столь завидной основательностью и творческим подходом, было совершенно пустым!
Той давней весной я в очередной раз пытался переписать свою судьбу набело. Жизнь хронического неудачника была на переломе, и будущее тревожило своей неопределенностью. Притча о пустом гнезде, явленная мне с назидательностью банальной мелодрамы, казалась дурным предзнаменованием и долго ещё меня угнетала.
Однако воронье предсказание не сбылось.
Позже я вычитал где-то, что вороны имеют привычку делать пустые гнёзда, да не одно, а сразу несколько, размещая их поблизости от основного, в котором и будут высиживаться птенцы. Похожий прием иногда используют военные, создавая ложные цели, с тем, чтобы отвести внимание противника от реальных объектов.
Моё же гнездо тогда, наконец, не оказалось ложным и не осталось пустым.
